CC BY
100
УДК 82-94
«ОДИН ИЗ ЗНАЧИТЕЛЬНЕЙШИХ И ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЕЙШИХ РУССКИХ ЛЮДЕЙ»: РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ 1920-1930-х гг. О Г.Р. ДЕРЖАВИНЕ
© Наталия Владимировна СОРОКИНА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, e-mail: sorok_tam@rambler.ru
Рассматриваются особенности восприятия и оценки творчества классика русской литературы XVIII в. Г.Р. Державина представителями русской эмиграции первой волны. В круг анализируемых вошли труды В.Ф. Ходасевича, И.А. Ильина, Д.П. Святополк-Мирского и ряда других деятелей русского зарубежья.
Ключевые слова: Г.Р. Державин в литературно-философской мысли русского зарубежья; личность поэта и администратора; культурное наследие русской эмиграции 1920-1930-х гг.
Деятельность представителей русской эмиграции, особенно первой ее волны, характеризуется постоянным вниманием к классическому литературному наследию, к творчеству поэтов и прозаиков минувших столетий. Непременными объектами рассмотрения были личности и творчество
А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и др.
Имеющиеся на сегодняшний день сведения позволяют говорить о постоянном внимании русской эмиграции к Г.Р. Державину, причем обращение обусловлено не только параметрами его поэтического мастерства, но и масштабом его административно-государственной деятельности. Сам факт неоднократного обращения к Державину, деятелю XVIII - начала XIX в., тех, кто жил спустя больше столетия в совершенно иных условиях, вдали от России, говорит о бездонности державинской мысли, продолжающей питать культуру последующих столетий.
Величие, многогранность личности гражданина и, конечно, поэта привлекали к его наследию и критиков, и писателей, и философов, видевших особую значимость деятельности Державина. Следует сразу оговориться: в статье речь пойдет о работах 19201930-х гг. В круг анализируемых не вошли труды русских эмигрантов, написанные еще в дореволюционной России. Богатым на статьи о Державине, например, оказался 1916 г., год 100-летия со дня смерти Державина. Ему тогда посвятили свои статьи те, кто в 1920-е гг. оказался за рубежами России: Ю. Айхенвальд «Памяти Державина», В. Хо-
дасевич «Державин (К столетию со дня смерти)» и др.
Работ, «персонально» посвященных Державину, в литературно-критическом, художественном, философско-публицистическом
наследии русского зарубежья не так много. Его имя часто возникает не только при анализе творчества Пушкина как поэта, получившего «благословение» «старика Державина». Г. Адамович, к примеру, традиционно ставит в один ряд Пушкина и Державина: «Вместе с Державиным он (Пушкин. - Н. С.) один из немногих русских писателей, чувствовавший единый строй России - страны и государства, еще не разделенных, еще не окончательно враждебных друг другу» [1, с. 217]. Г. Адамович отмечает государственный масштаб мысли и мудрости Пушкина, его приятие существующего государственного строя, отсутствие революционных замыслов по изменению общественного строя России. Это, видимо, подразумевается и в личности, и деятельности Державина: «Пушкин мог критиковать окружающее, но он не сомневался в принципах и не был разрушителем, как лучшие из его преемников» [1, с. 217].
Отголоски державинской гражданской и литературной позиции русский философ И.А. Ильин находит, в частности, в поэтическом мире М.Ю. Лермонтова. Обращение к «надменным потомкам» в стихотворении «Смерть поэта» возрождает «державинский дух» [2, с. 196] оды «Властителям и судиям».
Не раз отмечалось влияние Державина на последующие периоды развития русской
литературы и европейской культуры в целом. Так, В. А. Францевым в Русском институте в Праге были прочитаны лекции, раскрывающие историю знакомства славянских народов с творчеством Державина [3, с. 396].
Как правило, если речь заходит о восприятии Державина эмигрантами, в первую очередь возникает разговор о романе В.Ф. Ходасевича «Державин», изданном в 1931 г. в парижском издательстве «Современные записки» [4-6]. Однако державинская тема в творчестве русской литературной эмиграции вовсе не ограничивается этим произведением. Но оно, безусловно, во многом стимулировало интерес к личности Державина и побудило к разносторонней оценке его деятельности поколением ХХ в.
Современные исследователи изучают и обобщают достаточно богатый спектр критических взглядов на биографический роман Ходасевича о Державине: от восторженного отзыва как об «одной из самых содержательных, полезных и нужных книг по русской литературе, какие только были изданы за последнее время», в которой «с необыкновенной правдивостью, проникновенностью и наглядностью» воссоздан «образ одного из значительнейших и привлекательнейших русских людей» [7, с. 371] до несколько прямолинейно-игривого утверждения о том, что Ходасевич «веселыми ногами» пошел в державинский «музей», извлек оттуда восковую фигуру старика и вдунул в нее жизнь для современного читателя» [8, с. 115]; от восприятия первых глав как части «прекрасного, интересного и чрезвычайно искусного труда» [1, с. 358] до полного молчания Г. Адамовича после окончательного завершения публикации романа.
Написанию романа предшествовала большая работа по изучению исторических, мемуарных, эпистолярных источников. В преамбуле к роману В. Ходасевич сразу четко обозначил свою задачу как автора произведения, посвященного жизнеописанию великого человека. Он признается, что не стремился «сообщить какие-либо новые, неопубликованные данные», ставя перед собой цель «лишь по-новому рассказать о Державине и попытаться приблизить к сознанию современного читателя образ великого русского поэта» [9, с. 30].
Главным источником сведений о Державине В.Ф. Ходасевич называет известный фундаментальный труд Я.К. Грота, который в 1864-1883 гг. издал монументальное девятитомное собрание сочинений Г.Р. Державина и сопроводил его биографией поэта. Стоит отметить, что труд Я.К. Грота и в момент своей первой публикации, и на рубеже XIX-XX вв., и сейчас остается самым авторитетным, самым полным и научно обоснованным изданием сочинений Державина с приложением писем, а также подробнейшей биографии, именно на него ориентируются все современные исследователи.
Приведем один небольшой, и не столь уж значительный факт, но он в целом показателен. После выхода собрания сочинений Брюсова (1913), составленного самим поэтом, Д. Философов с иронией заметил, что Брюсов выступил и в роли автора, и в роли издателя собственных трудов: «Словом,
Державин должен быть собственным Гротом. Не следовало ждать столетия со дня рождения Державина, чтобы получить большое его издание. Державин мог издать его при своей жизни... Брюсов-Державин перерабатывает свои сочинения, а Брюсов-Грот стремится собрать все брюсовские крохи и напечатать все варианты» [10, с. 446]. Эти слова утверждают в мысли о том, что и Державин, и все, что касалось исследований его жизни и творчества, находилось в поле постоянного внимания деятелей литературы, служило во многом образцом и ориентиром спустя и сто лет после смерти поэта.
Для того чтобы точнее понять, как перерабатывал известные факты Ходасевич, проведем небольшой сравнительный анализ двух фрагментов книг Ходасевича «Державин» и Грота «Жизнь Державина», повествующих о тамбовском периоде жизни Г.Р. Державина. Думается, будет продуктивно сопоставить взгляды на Тамбовский период Державина, изложенные поэтом и критиком Ходасевичем и исследователем Гротом соответственно в художественном произведении и научном труде.
Правомерным поводом сравнения именно этих фрагментов является, во-первых, то, что тамбовский период не раз признавался одним из самых насыщенных и плодотворных в жизни Г. Р. Державина. Известный краевед И.И. Дубасов, например, не без ос-
нования заявлял, что «лучшая эпоха жизни Г.Р. Державина - это его тамбовское губернаторство» [11, с. 35]. Во-вторых, внимание именно к периоду тамбовского наместничества оправдано в преддверии 270-летнего юбилея Г.Р. Державина.
Анализ романа В.Ф. Ходасевича «Державин» в сравнении с другими книгами может выявить, в какой степени биограф-литератор использует известные факты из работы историка-биографа, как способен их интерпретировать, каким образом происходит адаптация материала (в т. ч. и языковая) к уровню современной читательской аудитории.
Повествование о тамбовском периоде губернаторства в книге В. Ходасевича, как и в книге Я. Грота, соединено в одной части с рассказом о губернаторстве Державина в Олонецкой губернии: этому посвящены несколько частей пятой главы в романе, а в «Жизни Державина» - это глава XI, имеющая, как и все главы, название, в данном случае - «Губернатор в Петрозаводске и Тамбове (1784-1788)».
При первом же знакомстве с фрагментами бросается в глаза их разный объем. Я. Грот более ста страниц посвящает описанию деятельности Державина в Тамбове, в то время как В. Ходасевичу хватило и шести, чтобы рассказать о том, чем занимался Державин в 1786-1788 гг.
Свое повествование о тамбовской жизни Державина В. Ходасевич начинает с цитирования нескольких строк из поэмы М.Ю. Лермонтова «Тамбовская казначейша», не называя, однако, напрямую имени автора, лишь вскользь упоминает о том, что пятьдесят лет спустя после Державина Тамбов посетил другой поэт. Ходасевич-поэт не мог упустить случая прибегнуть к стихам, и лермонтовское произведение давало такую возможность. Кроме того, строки емко обрисовывали городскую жизнь, что позволяло зримо увидеть основные отличия в до- и последер-жавинский периоды жизни Тамбовской губернии. Напомним: именно при Державине появились «и фонари, и мостовые», и «зданье лучшее» острог.
В. Ходасевич выделяет первые полтора года наместничества Державина как ознаменованные трудами, разносторонними и успешными. Среди прочего отмечены привлечение опытных чиновников, открытие типо-
графии для ускорения делопроизводства, строительство кирпичных зданий.
Изложение мероприятий по благоустройству города и совершенствованию различных сторон его жизни не сопровождается у В. Ходасевича точными цифрами, как у Я. Грота. Это понятно: книга предназначена для массового читателя, а загромождение цифрами не только затрудняет чтение, но и переводит произведение художественное в разряд официально-делового. Например, Я. К. Грот так писал о состоянии Тамбовской губернии: «Тамбовское наместничество было открыто уже в 1779 г. Тамбовская губерния по своему пространству (1200 кв. км.) составляла менее половины Олонецкой, а по числу жителей (887 тыс.) превосходила ее более чем вчетверо. Город Тамбов. не имел ни торгового, ни промышленного значения. <...> Самую значительную его часть составляли однодворцы. .за неимением архитекторов дома были построены кое-как, без планов, и разрушались; казенные строения, не исправленные много лет, просто походили на развалины. По улицам в дождливое время местами не было проезда, так что и люди, и скот утопали в грязи» [12, с. 267]. Ходасевичу же было достаточно в общих чертах описать географическую и социально-демографическую ситуацию: «Город, расположенный в котловине и окруженный болотами, утопал в грязи. Строения были самые жалкие, сплошь деревянные. Большую часть жителей составляли однодворцы. В отношении торговом Тамбов, хоть и губернский город, стоял ниже окружающих его уездных. Но все же население его было втрое больше, чем в Петрозаводске, карелы да чудь не бродили по его улицам. В окрестностях были недурные поместия» [9, с. 122]. Открытию малых училищ в уездных городах Грот посвятил отдельную, хотя и небольшую часть главы. А Ходасевич ограничился всего одним предложением: «Наконец, кроме губернского училища, были открыты еще и уездные - в Козлове, Лебедяни, Шацке, Елатьме и Моршанске» [9, с. 123].
Повествование об административно-служебной деятельности Державина Я. Грот постоянно сопровождает сведениями об общем уровне развития тех или иных отраслей промышленности, образования, строительства, культуры в России. Это позволяет лучше по-
нять степень «запущения» дел в Тамбове и масштаб развернувшегося созидательного труда Державина.
Я. Грот в большом количестве описывает случаи, характеризующие Державина с точки зрения его личностных качеств. Например, рассказывается о защите мальчика Петрова от самодурства его барина Дулова, выпоровшего и посадившего ребенка на цепь за недосмотр за свиньями [12, с. 347]. Такого нет в книге В. Ходасевича. Остались вне зоны пристального внимания романиста и взаимоотношения Державина с местными высшими чиновниками, которых исправить или заменить оказалось невозможно из-за сильных покровителей в Петербурге. Опущен эпизод с речью Захарьина, подготовленной самим Державиным, а ведь это интересное событие для Тамбовского края.
Как писатель, В. Ходасевич прибегал к образным сравнениям. Например: «Высшее общество тамбовское не чуждалось просвещения, хотя, разумеется, Простаковы и в нем преобладали над Стародумами» [9, с. 123]. Я. Грот не допускал подобных сопоставлений.
В двух анализируемых фрагментах книг Я. Грота и В. Ходасевича много места отведено описанию непростых взаимоотношений Державина с местными купцами, подробно дается история отставки Державина. Биографы непременно подчеркивают безусловную честность, неподкупность, справедливость и высокую ответственность Державина, его стремление поддержать достойных людей, навести порядок в законодательных, административных делах Тамбовской губернии, что вызывало опасения и недовольства определенных кругов.
Вызывает удивление, что Ходасевич не обращается к поэтическому творчеству Державина. Ведь в Тамбове Державиным написаны «Пролог на открытие в Тамбове благородного театра и народного училища», оды «Осень во время осады Очакова» («Осень в селе Зубриловке»), «На смерть графини Румянцевой», один из последних вариантов оды «Властителям и судиям», стихотворение «Желание зимы», «Речь, говоренная Захарьиным.» и другие произведения. Ходасевич же называет лишь с цитированием четырех строк оду «На смерть графини Румянцевой». Ее последними словами - «А я пиит - и не
умру» - Ходасевич подчеркивает бессмертие Державина-поэта. Правда, такой подход характерен и для всей книги В. Ходасевича в целом. На это неоднократно было обращено внимание литературоведов: «Ходасевич
сколько-нибудь подробно разбирает всего пять-шесть произведений своего героя и. не показывает его в работе» [13, с. 19]. Мы можем лишь предположить, что Ходасевич -тонкий интерпретатор современной ему поэзии - мог бы выразить свой взгляд на место державинской лирики в истории нашей поэзии, но это противоречит его общей концепции книги, в которой биография напрямую не соотносится с поэтическими творениями.
Одним из безусловно значительных событий для Тамбовского края явилось издание губернской газеты, что стало первым подобным опытом в России. Об этом В. Ходасевич даже не упоминает. Сегодняшний читатель лишь недавно, благодаря усилиям тамбовских историков, получил возможность полностью познакомиться с «газетой, опередившей время» [14]. И прозорливость Держави-на-администратора, Державина-культурного деятеля предстала с еще большей очевидностью. Современные исследователи находят новые повороты, полагая, что в организации газетного дела несомненную роль сыграло и державинское чувство «соревновательности»: «Дело в том, что по инициативе ярославского и вологодского генерал-губернатора А.П. Мельгунова в Ярославле выходил журнал «Ежемесячное сочинение, уединенный пошехонец», печатавший стихи и нравоучительные «анекдоты» местных авторов, статьи на богословские, исторические темы и прочие материалы, могущие вызвать интерес у публики. <.> Но «повторяться» с журналом Г. Р. Державин не собирался, для него, снедаемого честолюбием, важным считалось быть первым хоть в какой-то сфере. Создание газеты, - чего до сих пор никогда не было в провинции, - без сомнения, пошло бы поэту в актив, укрепив за ним славу «просвещенного администратора» [15, с. 7].
Державинская тема в творчестве русской литературно-критической, философской, писательской эмиграции вовсе не ограничивается романом В. Ходасевича «Державин». Диапазон литературных, политических параллелей достаточно широк. Даже при оценке про-
изведений писателей рубежа Х1Х-ХХ вв. возникают параллели с творчеством Г.Р. Державина. Интересен, например, факт сопоставления Державина и Чехова в статье В. Ходасевича «О Чехове». Работа создавалась в момент написания книги «Державин», что отчасти объясняет причины возникновения именно такой, по признанию самого критика, странной параллели между «двумя писателями, двумя людьми, столь несхожими, столь чуждыми друг другу» [16, с. 192]. Статья-эссе построена на антитезе: два художника противопоставляются друг другу по нескольким признакам. Если в творчестве «здорового, кряжистого, долговечного, мускулистого» Державина «все - парение, порывание, взлет», то Чехов «весь обычаен... любовно и прочно привязан к земле, ко всему простейшему»: «Чеховская чайка не стремится
ввысь, как державинский лебедь; она стелется над водой и льнет к берегу» [16, с. 192]. Противоречиво не только прямое соотношение «Державин - Чехов», но и некоторые особенности творческой манеры каждого из двух писателей: «Державин - лирик, Чехов -эпик. Но державинская лирика мужественна и все время стремится стать эпосом, в то время как эпос Чехова - лиричен и женственен» [16, с. 192-193]. Некоторые различия обусловлены историческим временем, в котором жили эти люди: «Эпоха Державина -созидательная. Чеховская пора - пора кризисов. Державин строит, Чехов созерцает распад» [16, с. 193].
Державинская лира выступает как мерило развития русской поэзии 1920-х гг. и в восприятии одного из ведущих и ярких представителей русско-зарубежной критики
Д.П. Святополк-Мирского, высоко ценившего поэтическую деятельность Державина. В рецензиях на выходившие в 1920-е гг. антологии русской поэзии он указывал на неполноту собрания стихотворений, если стихи Державина не были достойно представлены как неотъемлемая, значительная часть истории русской поэзии: «В подборку не включены ни «Бог», ни «На смерть Мещерского», что равносильно составлению антологии английской поэзии без “St. Cecilia's Feast”» [17, с. 100]. В обстоятельной «Истории русской литературы с древнейших времен по 1925 год», написанной и изданной в Англии на английском языке и лишь в 1990-е гг. пе-
реведенной на русский язык, Святополк-Мирский называет Державина «величайшим поэтом столетия и одним из величайших и оригинальнейших русских поэтов». Среди явных достоинств его поэзии критик отмечает, например, тот факт, что Державин «первый из длинной череды русских писателей -Пушкин, Григорьев, Толстой, Лесков, Блок -отдал должное увлечению цыганской музыкой и пляской» [18, с. 102]. Глава о Державине не всецело комплиментарная, недостаток поэзии Святополк-Мирский видит в том, «что великий поэт не был ни примером, ни учителем мастерства. Он не сделал ничего для поднятия уровня литературного вкуса или для улучшения литературного языка; что же касается его поэтических взлетов, то было совершенно ясно, что сопровождать его в эти головокружительные высоты невозможно» [18, с. 103].
«Поэты и Россия» (1926) - одна из программных статей Святополк-Мирского. Не случайно ее название послужило заглавием целому сборнику работ о поэзии. В ней содержится наиболее пространное высказывание критика о Державине, с развернутой системой сопоставлений его поэтики и мировоззрения с послереволюционной поэзией России.
Определяя основные тенденции поэзии начала 1920-х гг., критик подчеркивает, что после 1917 г. поэзия играет значительно более важную роль, чем в предшествующий период, что связано с повышением ее гражданской направленности: «Флаг поэзии взвивается ветром истории прежде, чем приходит в движение поверхность народного моря» [17, с. 109]. При анализе возникают два имени - Н.А. Некрасов и Г.Р. Державин. Основанием для постановки в один ряд двух поэтов является их активная общественная позиция и гражданственность лирики: «Начало державинское и некрасовское - начало восторга и со-страдания, начало современной нам Русской поэзии. . их творчество устанавливает некоторый знак равенства между общим и частным. ими жизнь общая переживается как неотдельная от своей» [17, с. 107]. Однако «победный, восходящий, мажорный строй Державина» противопоставлен «мученическому, нисходящему, минорному у Некрасова» [17, с. 107]. Дореволюционная и отчасти новая поэзия по преимуще-
ству питалась некрасовским началом, это, например, «некрасовски сочувственная настроенность» лучших гражданских стихов
А. Ахматовой и поэмы А. Блока «Двенадцать». Державинские ноты величия и ломоносовский восторг проявились «после больше чем столетнего сна»: «Державинское начало воскресло в поэзии Гумилева, Маяковского, Пастернака, Марины Цветаевой. Северное сияние Ломоносова перекликается с Солнцем Маяковского, и золотые стерляди Державина с красными быками Гумилева» [17, с. 109].
В более ранней работе возникает параллель и с творчеством В.Я. Брюсова, к которому, как считает критик, наиболее применимо гоголевское определение Державина как «певца величия» [19, с. 146]: «Величие -главная тема его поэзии» [17, с. 100]. Даже поэтическая лексика Брюсова изобилует «царственными» словами, словами, обозначающими яркие цвета, эпитетами со значением чего-то большого, «безмерного» и т. п.
Смелое, аргументированное утверждение Д.П. Святополк-Мирским связи литературы нового времени с классическим периодом, проведение конкретных литературноисторических параллелей особенно значимо в период 1920-х гг., когда шли активные споры о путях взаимодействия классики и современности, вообще о вопросах сохранения, принятия или отрицания классического наследия.
Обращаясь к прошлому отечественной словесности, Святополк-Мирский и все деятели русского зарубежья сохраняли тем самым преданность русской культуре, демонстрировали верность традициям, выстраивали прочную цепь развития русской литературы, звеном которой, пусть несколько выпадавшим в силу географической оторванности, были они сами. Русская эмиграция не просто стремилась соединить две ветви русской литературы, но и показывала нерушимую связь культурно-общественной жизни ХХ в. с предшествующей историей России.
Проведенный и представленный обзорный анализ некоторых работ с совершенной очевидностью дает основание говорить о том, что размышления представителей русской эмиграции первой волны расширяют традиционные представления читателей о Державине, раскрывают новые грани его
деятельности, показывают иные возможности в трактовке привычных жанрово-тематических особенностей его творчества, вводя державинское наследие в круг современности и актуальных культурных и гражданских вопросов. Так, раздумывая о национальной составляющей русской литературы, о судьбе русского государства и культуры, И.А. Ильин находит фундаментальную опору в художественном и административном опыте Г.Р. Державина. В поиске ответа на вопрос: «Когда же возродится великая русская поэзия?», философ ориентируется на творчество и государственный масштаб деятельности Державина, призывавшего к духовному очищению России. И ответ напрашивается сам собой: «Тогда мы спросим себя, вместе с Державиным - как нам постигнуть Бога и к чему Он призывает государственных правителей?» [2, с. 228]. Он же, говоря о «пророческом призвании Пушкина», утверждал, что «никто из наших великих, - ни Ломоносов, ни Державин, ни Пушкин, ни сам Достоевский - практически никогда не жили иностранными, инородными отображениями, тенями чужих созданий, никогда сами не ходили и нас не водили побираться под европейскими окнами, выпрашивая себе на духовную бедность крохи со стола богатых» [2, с. 47]. Именно к Г.Р. Державину, сочетавшему в своей деятельности активную гражданскую позицию и поэтическое творчество, обладавшему государственным мышлением и тонким лирическим даром, обращаются в поисках общественно-политических и литературных перспектив эмигранты, попавшие в сложную творческую, общественную ситуацию: «Если России дано воскреснуть, то пафос ее ближайшей эпохи, нашего завтра, будет созидательный, а не созерцательный, эпический, а не лирический, мужественный, а не женственный, - державинский, а не чеховский» [9, с. 194].
Такой триединый взгляд поэта (В.Ф. Ходасевича), критика (Д.П. Святополк-Мирского), философа (И.А. Ильина) позволяет увидеть в синтезе, неразрывном единстве глубину и красоту поэтической, историко-государственной мысли, значение личности Г.Р. Державина.
Постоянное внимание деятелей русской эмиграции первой волны к творчеству классика литературы XVIII в. Г.Р. Державину
утверждает преемственность, святость традиций и современность державинской поэзии. Поэты двадцатого столетия, по словам Святополк-Мирского, «через голову XIX в. подают руку Державину» [17, с. 109]. Таким образом устанавливается связь поколений в безграничной «реке времен», в которой Г.Р. Державин продолжает оставаться художественным, культурным, государственнопатриотическим ориентиром.
1. Адамович Г.В. Собрание сочинений. Литературные заметки. Кн. 1. Последние новости 1928-1931 / предисл., подг. текста, сост. и примеч. О.А. Коростелева. СПб., 2002.
2. Ильин И.А. Одинокий художник. Статьи. Речи. Лекции / сост., предисл. и примеч. В.И. Белов. М., 1993.
3. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Т. 2. Периодика и литературные центры / гл. ред. А.Н. Николюкин. М., 2000.
4. Черкасов В.А. Державин и его современники глазами Ходасевича: монография. Белгород, 2009.
5. Голубков М.М. Два поэта: Державин в романе Ходасевича // Духовные традиции русской культуры: история и современность (к 265-летию со дня рождения Г.Р. Державина): коллективная монография / науч. ред. Н. Л. Потанина. Тамбов, 2008.
6. Горелова М.А. Творчество В.Ф. Ходасевича в культурной парадигме Серебряного века: «державинский текст»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самара, 2006.
7. Бицилли П.М. Державин // Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.
8. Философов Д.В. Как надо писать биографии? // Критика русского зарубежья: в 2 ч. / сост.,
предисл., преамбулы, примеч. О. А. Коростелев, Н.Г. Мельников. М., 2002. Ч. 1.
9. Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.
10. Философов Д.В. Расточительность // Философов Д.В. Критические статьи и заметки. 1899-1916 / сост., предисл. и примеч. О. А. Коростелева. М., 2010.
11. Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Тамбов, 2006.
12. Грот Я.К. Жизнь Державина. М., 1997.
13. Зорин А.Л. Начало // Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.
14. Иванов А.И. Газета, опередившая время. «Тамбовские известия» как первая провинциальная газета // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. Тамбов, 2013. Вып. 1 (117). С. 15-19.
15. Тамбовские известия / авт.-сост., вступ. ст., коммент.: В.В. Канищев, Ю.В. Мещеряков, Ю.А. Мизис. Тамбов, 2012.
16. Ходасевич В.Ф. О Чехове // Классика отечественной словесности в литературной критике русской эмиграции 1920-1930-х годов / сост. А.И. Горбунова; науч. ред. О.Е. Осов-ский. Саранск, 2009.
17. Святополк-Мирский Д.П. Поэты и Россия. Статьи. Рецензии. Портреты. Некрологи / сост., подг. текстов, прим. и вступ. ст.
В.В. Перхина. СПб., 2002.
18. Святополк-Мирский Д.П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Новосибирск, 2009.
19. Гоголь Н.В. В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность // Гоголь Н.В. Собрание сочинений: в 6 т. М., 1953. Т. 6.
Поступила в редакцию 5.12.2012 г.
UDC 82-94
“ONE OF IMPORTANT AND ATTRACTIVE RUSSIAN PEOPLE”: RUSSIAN ABROAD OF 1920-1930S ABOUT G.R. DERZHAVIN
Natalia Vladimirovna SOROKINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Professor of Russian and Foreign Literature Department, e-mail: sorok_tam@rambler.ru
The perception features and assessment of 18th century Russian literature work of G.R. Derzhavin by representatives of Russian emigration of first wave is considered. The works of V.F. Khodasevich, I.A. Ilyin, D.P. Svyatopolk-Mirskiy and others representatives of Russian abroad are analyzed.
Key words: G.R. Derzhavin in literal and philosophical idea of Russian abroad; personality of poet and administrator; cultural heritage of Russian emigration of 1920-1930.
