CC BY
59
УДК 947:940.3
А.Н. Мичурин
«ОБЩЕСТВЕННЫЙ КАБИНЕТ» МИНИСТРОВ ЛЕТОМ 1915 ГОДА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ
Важнейшим вопросом в исследовании создания и деятельности Прогрессивного блока является вопрос о судьбе «ответственного министерства» и «министерства доверия». Это понятие появилось в российской политической жизни летом 1915 года и стало знаменем оппозиции в борьбе с правительственной бюрократией.
Все крупнейшие исследователи русского государственного права отрицали такое понятие, как «ответственность», а С.А. Котлярев-ский прямо указывал, что помимо отрицания основными законами судебной ответственности министров еще более исключена всякая ответственность политическая. Да и сама дискуссия между членами блока подтвердила точку зрения, что ответственность — дело будущего. Представитель фракции центра Государственной думы В.П. Львов отстаивал мнение, что обсуждаемая программа хороша только при «общественном» министерстве, в противном случае необходимо стремиться к компромиссу с нынешним кабинетом.
Таким образом, к 22 августа 1915 года были выяснены ключевые моменты декларации Прогрессивного блока. Это прежде всего цели, преследуемые блоком; условия предоставления декларации правительству; степень координации между представителями Государственного совета и Государственной думы; возможность внепарламентских действий для поддержки складывающегося блока.
Прояснение отношения к новой формуле «министерства доверия» произошло на московском совещании 16 августа 1915 года у А.И. Коновалова. Несмотря на крайний скептицизм членов Государственного совета по поводу этого собрания, П.Н. Милюков отмечал его важное значение для определения отношения общественности к сложившемуся положению. Это, по-видимому, относится к той части заявлений на совещании 16 августа, что бесполезно поддерживать учреждение «неспособное выпрямиться
во весь рост...». Но в целом совещание, на котором присутствовали московские депутаты, представители союза городов, общеземского союза, биржевого и купеческого обществ, а также представители московской губернской управы, высказалось за необходимость создания кабинета народной обороны. Деятельность его должна была осуществляться в тесном единении с Государственной думой.
В конце лета 1915 года Прогрессивный блок продолжал предпринимать дальнейшие шаги в борьбе за «министерство доверия», в то время как в правительстве сложился взгляд, что блок нежизнеспособен.
Например, князь А.Д. Голицын из группы центра о создании блока ничего не пишет и себя с ним не отождествляет, хотя его группа причисляется к составу блока и он сам выступал осенью 1916 года в Государственном совете с оппозиционными речами: «Поэтому виновниками случившегося я считаю Прогрессивный блок, в который по явной аберрации ума вошли даже монархисты чистой воды, самого правого направления» [1, с. 374]. Правое крыло блока всячески противилось любому упоминанию об «ответственном министерстве» на заседании 29 августа 1915 года. В.А. Бобринский заявил, что их фракция всегда выступала против парламентаризма, а С.И. Шидловский призывал остановиться на «визирате». Левое крыло призывало начать работу над списком лиц, могущих возглавить новый кабинет, причем активно выступивший член Государственного совета М.М. Ковалевский (левый) призывал блок склониться в сторону общественных деятелей: «Кн. Львов (Челноков), Гучков — ввести его в комбинацию» [2, с. 152]. Против этого выступали представители правого крыла Думы и центра Государственного совета (В.В. Меллер-Закомельский). Лидер кадетов П.Н. Милюков кардинально изменил свою позицию по сравнению с той, которую отстаивал с начала сессии 19 июля, и уже 25 августа в Государственной
думе не сомневался в том, что власть не имеет доверия народа.
В этой связи вызывает возражение позиция Н.Г. Думовой, которая считает, что в период образования блока существовала «группа политических деятелей, являющихся общепризнанными авторитетами для буржуазно-либерального лагеря в целом» [3, с. 223]. Прогрессистская газета «Утро России» 4 августа 1915 года поместила передовую статью «Министерство "настоящих людей"». В ней отмечалось: «Общество, действительно, очень часто выдвигает людей, которым "верит", но нередко это доверие носит чисто платонический характер, не заходя дальше оваций» [4], а октябрист Н.В. Савич по поводу «министерства доверия» замечал о кадетах: «Правда, эта формула имела для них то удобство, что под нее можно было подвести министерство, возглавляемое кн. Львовым, который уже тогда ими лансировался и который никогда в Думе не получил бы необходимого большинства» [5, с. 164]. На те же затруднения указывал в Совете министров А.Д. Самарин, «ибо анкеты не было и никто истинных стремлений не ведает» [6, с. 125]. Скорее можно говорить о кратковременном выдвижении того или иного оппозиционного лидера, речи и действия которого наиболее соответствовали политическому моменту.
Списки, постоянно циркулировавшие в думских и общественных кругах, говорят именно об этом. Н.Г. Думова пишет о шести известных списках, существовавших в оппозиционных думских и общественных кругах [3, с. 55—56]. Но количество таких списков было намного больше, по крайней мере, имена, которые выдвигались в августе 1915 года, были различными. Помимо двух списков, опубликованных 13 и 14 августа в газете «Утро России» и представлявших, по мнению этой газеты, кадетский и октябристский «кабинет обороны», существуют три списка, обнаруженные Е.Д. Черменским среди бумаг Николая II, с кандидатами в министерство доверия [7, с. 98]. Существует и список, выработанный в собрании представителей левых партий на квартире С.Н. и Е.Д. Прокоповичей 6 апреля 1916 года [8, с. 234], но он составлялся позднее и не может быть отнесен к событиям, развернувшимся в августе 1915 года.
Помимо этих шести списков существовал проект о назначении бывшего председателя Государственной думы Н.А. Хомякова премьер-министром [9]. Скорее всего этот «проект» вышел из прогрессистских кругов, как и «якобы» кадетский список в газете «Утро России» от 13 августа 1915 года, который был «составлен в квартире крупного промышленника П. Ря-бушинского» [8, с. 234]. Существовал и собственный проект М.В. Родзянко о привлечении в новый кабинет Гучкова и Львова, причем Родзянко отводил себе должность председателя Совета министров и министра внутренних дел, о чем писал 8 августа 1915 года Д. Щепкин [10, л. 604]. Существовали два списка, рассматривавшихся на заседании Прогрессивного блока 22 августа, причем «председателем Совета министров в обоих списках значился князь Н.Б. Щербатов» [11], кандидатура которого и после встречи с министрами у П.А. Харитонова 27 августа 1915 года продолжала поддерживаться октябристами. Так, С.И. Шидловский заявил 29 августа: «Кн. Н.Б. Щербатов почти единственный министр, которому наша речь понятна. Он другой среды, другого воспитания, да и частое его пребывание в думских комиссиях научило его понимать Думу» [12]. Необходимо отметить и выступление М.М. Ковалевского о проведении списка общественных деятелей (кн. Львов, Челноков, Гучков) на заседании блока 29 августа 1915 года. Наконец, лидер правых в Государственном совете А.А. Бобринский предлагал кандидатуру С.Е. Крыжановского в председатели Совета министров и министра внутренних дел как условие возможного компромисса с Прогрессивным блоком [13].
В напряженной обстановке августа 1915 года появился слух о назначении А.А. Поливанова председателем Совета министров. Уже то, что два видных члена Государственного совета, граф В.Н. Коковцов (кружок внепартийного объединения) и А.Н. Куломзин (председатель Государственного совета), полагали, что этот слух вполне правдоподобен, и 20 августа 1915 года уточняли этот вопрос у самого Поливанова [14, с. 231—232], показывает, что кандидатура Поливанова рассматривалась в верхней палате как вполне реальная альтернатива И.Л. Горе-мыкину накануне открытия 22 августа 1915 года Особых совещаний по обороне.
Активно обсуждалась в середине августа 1915 года и идея о привлечении в состав существующего кабинета министров без портфелей. «Речь» 17 августа 1915 года писала о 10 министрах без портфелей: 5 — от Думы и 5 — от Государственного совета. В думском списке были представлены М.М. Алексеенко, Н.А. Хомяков, В.В. Шульгин, В.А. Маклаков. Пятое место в списке отдано А.И. Гучкову. Список лиц от Государственного совета был не составлен в связи с тем, что возник вопрос, можно ли включать в него лиц, проходивших бюрократическую школу, т. е. занимавших в то или иное время видные административные посты. Видимо, такой список и не мог быть составлен, так как один из тех, кто должен был его составить, — М.М. Ковалевский (левый) 15 августа 1915 года в «Биржевых ведомостях» решительно выступал против этого предложения [15], показав тем самым отношение левой группы Государственного совета к идее провести в Совет министров представителей оппозиции, не наделенных реальной властью.
Сам факт активного обсуждения списков «министерства доверия», различных альтернативных предложений по проведению в Совет министров общественных представителей показывал серьезность претензий парламентской оппозиции на власть и демонстрировал желание Прогрессивного блока добиваться «министерства доверия» за счет длительности сессии. Совет министров первоначально оптимистически рассматривал возможность роспуска законодательных палат. Щербатов считал, что требование длительности сессии выставляется «только для вывески». С.Д. Сазонов уверенно заявлял: «Большинство Думы определенно против длительной сессии» [6, с. 107]. Позиция министров изменилась после встречи представителей блока с министрами 27 августа у П.А. Харитонова. Все беседовавшие с представителями блока министры считали, что Дума не допускает возможности роспуска после начала переговоров. Начиная с 19 июля 1915 года, т. е. с момента открытия сессий Государственной думы и Государственного совета, вопрос о длительности стоял на первом месте. 19 июля один из лидеров правых, Марков 2-й, выступил за длительную сессию и призывал разъехаться только тогда, когда депутаты будут вполне спокойны, что все
до последнего сделано для обеспечения победы. В этом вопросе он полностью солидаризировался с лидером кадетов П.Н. Милюковым. Принятие Советом старейшин Государственной думы 17 августа 1915 года плана предстоящих работ также указывало на длительный характер сессии. А.И. Шингарев сообщил следующий порядок работы: 1) закон о цензуре, 2) о почтовых служащих, 3) о кооперативах, 4) о праздничном отдыхе служащих, 5) об изменении земского положения 1890 года, 6) о введении земских учреждений на окраинах, 7) устав о ревизиях, 8) о введении трезвости навсегда, 9) закон о волостном земстве, 10) о земских и городских съездах и союзах [16]. Рассмотреть такой большой пакет законопроектов в короткой сессии не представлялось возможным.
Николай II уже 25 августа считал иначе, что и было отмечено в его письме из Ставки к императрице Александре Федоровне: «Я в восторге, что ты говорила со старым Гор[емыкиным] и утешила его. Пожалуйста, в следующий раз передай ему, что как только Гос. Совет и Дума закончат свои работы, их надо прикрыть, все равно, вернусь ли я к тому времени или еще буду находиться здесь!» [17, с. 267]. Николай II 23 августа вступит официально в должность Верховного главнокомандующего: «С твердой верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской» [18]. Однако на торжественном открытии Особых совещаний в Зимнем дворце царь удивил присутствовавших членов Государственного совета и Государственной думы своим заявлением о бесцельности дальнейших заседаний законодательных палат [19, л. 3].
Кадеты моментально отреагировали на это заявление Николая II тем, что Милюков в заседании Думы 25 августа 1915 года предостерегал императора и правительство против поспешных действий: «Г.г., я думаю, вы ясно понимаете, что при таком настроении страны роспуск Государственной Думы был бы политическим безумием» [20]. В.А. Маклаков даже начал пугать Государственную думу выступлениями рабочих, на что правые, в лице депутата Сафонова, заявили, что они улицы не боятся.
Зато в Совете министров выступления улицы серьезно опасались. Сазонов и Поливанов
предлагали 28 августа 1915 года распустить законодательные палаты по-хорошему, т. е. предлагали Н.Л. Горемыкину выступить перед Государственной думой и Государственным советом с разъяснением позиции Совета министров. При этом Поливанов рассматривал сам факт роспуска законодательных палат как повод обратиться к императору Николаю II с просьбой назначить «новых правителей, отвечающих ожиданиям страны» [6, с. 124]. Горемыкин был непоколебим и отмечал, что «рабочие беспорядки разовьются помимо, если вожаки готовы к действиям. Но я уверен, что все обойдется благополучно и что страхи преувеличены» [Там же. С. 120]. Об этом же говорит записка директора канцелярии министра путей сообщения, в которой он докладывал С.В. Рухлову 31 августа 1915 года: «По имеющимся у меня агентурным данным, я думаю, что выступления рабочих, в сколько-нибудь значительных размерах, ожидать нельзя, почему и бывшие опасения такового выступления являются преувеличенными» [21, л. 4—4об]. Забастовочное движение сентября 1915 года (114 тыс. бастующих) не приблизилось даже к своим показателям за июнь 1914 года (200 тыс. бастующих) [22, л. 7], что не давало повода говорить о его особой активности.
Общественные круги на гребне беспрецедентного успеха уже настаивали на полной смене Совета министров и замене его кабинета, во главе которого стоял бы представитель общественности. Это наиболее ярко проявилось 28 августа 1915 года в собрании общественных деятелей в Москве в квартире московского городского головы М.В. Челнокова. А.И. Коновалов считал, что, пойдя на переговоры с правительством, представители блока сделали ошибку и попали в тупик. П.П. Рябушинский находил, что работать с данным составом правительства невозможно. Ефремов и Коновалов в Петрограде договорились до того, что предлагали в случае разгона Думы не расходиться, а продолжать заседания явочным порядком. Более осторожный подход демонстрировал П.Н. Милюков, сомневавшийся в роспуске законодательных палат, но в любом случае остававшийся в рамках чисто парламентской борьбы [23, с. 31].
В Государственном совете политическая борьба до такого накала не поднималась.
Большинство рядовых участников Прогрессивного блока ограничивались информационными совещаниями, происходившими 29 августа 1915 года. На этих совещаниях левой группы и группы центра рассматривался ход совещаний представителей блока с Советом министров, и в целом обе группы поддержали своих представителей. Появившееся в «Новом времени» 28 августа 1915 года сообщение о наметившемся расколе в группе центра из-за подписания В.В. Меллер-Закомельским декларации Прогрессивного блока без одобрения этого вопроса со стороны членов по назначению [24] было моментально опровергнуто в кадетской «Речи» [25] и прогрессистском «Утро России» [26]. Прогрессивный блок тем самым через средства массовой информации выражал свою жизнеспособность и подавлял в зародыше все слухи о возможном расколе и потере влияния в верхней палате. Но скрыть полностью следы двойственного отношения Государственного совета к длительной сессии не удалось. Частным образом Е.Д. Куломзина писала председателю верхней палаты А.Н. Куломзину 9 августа 1915 года: «Если допустить Думу до... прений по всевозможным посторонним вопросам, то Ты знаешь, до чего они дойдут, и пустой болтовне не будет конца» [27, л. 43об].
Наглядным подтверждением желательности краткой сессии со стороны Государственного совета стал массовый исход членов верхней палаты из Петрограда. С 19 июля по 3 сентября 1915 года число присутствующих на заседаниях Государственного совета членов уменьшилось со 152 до 96 членов [28, л. 21—112]. При этом, если при обсуждении закона об Особых совещаниях 17 августа присутствовало 127 членов верхней палаты, то при выборах членов Особых совещаний 19 августа только 104 члена. Например, член Государственного совета А.Ф. Редигер считал, что самым важным в этой сессии является одобрение Государственным советом закона об особых совещаниях и их образовании, и не видел ничего страшного в закрытии Государственного совета и Думы: «Эта сессия, с 19 июля по 3 сентября, была вначале крайне тяжела вследствие стоявшей в городе жары, кроме того, она была крайне неудобна для большинства членов обеих палат, так как была созвана неожиданно и в необычное время. Я уже говорил, что не предполагал, чтобы она могла
быть продолжительной, поэтому мы переехали в город без прислуги; но когда выяснилось, что сессия затягивается, пришлось выписать с дачи кухарку» [29, с. 400—401]. Поэтому не было ничего неожиданного в том, что 2 сентября «Утро России» заявляло, что члены верхней палаты в своем большинстве ничего «трагического во временном перерыве занятий Гос. Думы не усматривают» [30].
Таким образом, сложилась обстановка неопределенности и ожидания у руководителей Прогрессивного блока разрешения кризиса в выгодном для них русле, т. е. в виде «создания "министерства доверия"». Казалось, что власть охвачена хаосом. В Совете министров
2 сентября 1915 года рассматривался вопрос об эвакуации Киева, а министр Внутренних дел Н.Б. Щербатов рисовал безотрадную картину хаоса на железных дорогах и начала забастовок. Щербатов говорил даже о возможности нового Выборга в Москве. Его поддерживал С.Д. Сазонов, угрожавший рабочими волнениями в случае роспуска законодательных палат и московских совещаний представителей общественных организаций. Один председатель Совета министров И.Л. Горемыкин оставался спокоен среди разброда и шатания представителей власти и в соответствии с данными ему Николаем II поручениями намеревался распустить Государственную думу и Государственный совет
3 сентября 1915 года.
Этот момент фактического поражения Прогрессивного блока не уловили даже правые члены законодательных палат. Рупор правых — «Земщина» сокрушалась по поводу бездеятельности правительства, которое не преследует членов Государственного совета по назначению, вступивших в Прогрессивный блок. В правых группах верхней палаты ситуация продолжала оставаться сложной. На состоявшемся 2 сентября в Государственном совете собрании членов правой группы совместно с представителями группы правого центра была предпринята попытка склонить группу правого центра к подписанию ответной декларации правых на декларацию Прогрессивного блока. Правый центр, руководимый А.Б. Нейдгартом, отказался дать свои подписи и присоединиться к планируемой правыми обеих законодательных палат демонстрации [31, л. 4].
В Государственной думе 3 сентября сложилась взрывоопасная обстановка. На собравшемся утром сеньорен-конвенте раздавались голоса, в духе предложений Ефремова и Коновалова, объявить себя Учредительным собранием. И хотя к началу заседания Государственной думы 3 сентября 1915 года голоса радикалов остались в меньшинстве, неприятный осадок в Государственном совете от этих предложений остался. Е.Д. Куломзина отвечала 6 сентября 1915 года А.Н.Куломзину на его описание обстановки в законодательных палатах во время закрытия сессии: «С удовольствием прочли мы с Ольгой описание Заседания Государственного Совета 3-го числа, о котором ты пишешь, что оно прошло у тебя спокойно. Но зато описание Заседания в Думе произвело на меня ужасное впечатление! Боже мой! Да куда же мы идем?» [32, л. 96].
Государственная дума и Государственный совет разошлись без шума. Разочарованию представителей Прогрессивного блока не было границ. С таким трудом организованное большинство Государственной думы и присоединившаяся к этому большинству часть членов Государственного совета не смогли выполнить главного — того, ради чего и создавался Прогрессивный блок. Ситуация, сложившаяся 3 сентября 1915 года, показала, с одной стороны, возможность широкого патриотического объединения в Государственной думе и Государственном совете, а с другой — явственно обозначила проблемы, стоящие перед парламентским блоком.
Обстановка острого политического кризиса, завершившегося 3 сентября 1915 года роспуском Государственной думы и Государственного совета, перешла в затяжную борьбу за голоса избирателей и подготовку общественного мнения к новым требованиям Прогрессивного блока. Осуществить главное из этих требований — «министерство доверия» с ходу не удалось. Власть продемонстрировала, что обладает возможностями для маневра против патриотических лозунгов оппозиции. Создание Особых совещаний, в которые вошли представители законодательных палат, и одновременное прекращение парламентской сессии поставили оппозицию в безвыходное положение. Прогрессивному блоку необходимо было смириться с неизбежным и начать конструктивную работу в Особых совещаниях, одновременно консолидируя свои ряды.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Голицын, А.Д. Воспоминания [Текст] / А.Д. Голицын; сост., подгот. текста, послесл., указатель имен А.К. Голицына. — М.: Русский путь, 2008.
2. Красный архив. 1932. Т. 50-51/1-2/.
3. Думова, Н.Г. Кадетская партия в период Первой мировой войны и Февральской революции [Текст] / Н.Г. Думова. - М.: Наука, 1988.
4. Утро России [Текст]. — 1915, 4 августа.
5. Савич, Н.В. Воспоминания [Текст] / Н.В. Са-вич. — СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993.
6. Яхонтов, А.Н. Тяжелые дни [Текст]: секретные заседания Совета министров 16 июля — 2 сентября 1915 года / А.Н. Яхонтов // Архив русской революции. — Т. 18. — М.: Изд.центр «Терра»: Политиздат, 1993.
7. Черменский, Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России [Текст] / Е.Д. Черменский. — М.: Мысль, 1976.
8. Милюков, П.Н. Воспоминания [Текст] / П.Н. Милюков. —Т. 2. — М.: Современник, 1990.
9. Утро России [Текст]. — 1915, 13 августа.
10. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1031.
11. Утро России [Текст]. — 1915, 26 августа.
12. Там же [Текст]. — 29 августа.
13. Новое время [Текст]. —1915, 29 августа.
14. Поливанов, А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника.
1907-1916 гг. [Текст] / А.А. Поливанов. - Т. 1. - М.: Высш. воен. ред. сов., 1924.
15. Биржевые ведомости [Текст]. — 1915, 15 августа.
16. Новое время [Текст]. —1915, 18 августа.
17. Переписка Николая и Александры Романовых. - Т. III. - М.; Пг., 1923.
18. Правительственный вестник [Текст]. - 1915, 26 августа.
19. ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 918.
20. Государственная дума. 4-й созыв, сессия 4. -Стб. 1073.
21. РГИА. Ф. 1576. Оп. 1. Д. 235.
22. Там же. Ф. 23. Оп. 17. Д. 688.
23. Буржуазия накануне Февральской революции [Текст]. -М.; Л., 1927.
24. Новое время [Текст]. -1 915, 28 августа.
25. Речь [Текст]. - 1915, 30 августа.
26. Утро России [Текст]. - 1915, 30 августа.
27. РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 344.
28. Там же. Ф. 1148. Оп. 10. 1915 г. Д. 2.
29. Редигер, А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра [Текст]. В 2 т. / А.Ф. Редигер. - Т. 2. - М.: Канон-пресс; Кучково поле, 1999.
30. Утро России [Текст]. - 1915, 2 сентября.
31. РГИА. Ф. 1576. Оп. 1. Д. 235.
32. Там же. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 344.
УДК 63.3(2)
А.А. Лепшеев
ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА АННЫ ИОАННОВНЫ В ОТНОШЕНИИ БЕГЛЫХ КРЕСТЬЯН И ДВОРЯНЕ
В исторической литературе, посвященной времени правления Анны Иоанновны в 30-е годы XVIII века, зачастую используются определенные клише, такие как «бироновщина», «засилье иностранцев в государственных учреждениях», «безвременье», «мрачное десятилетие Анны Иоанновны», «продворянская политика». Ряд подобных клише можно продолжить, они еще с конца XVIII века настолько прочно вошли в практику исторических исследований, что к
нашему времени стали устоявшимся фактом и продолжают тиражироваться в изданиях, включая все типы учебников.
Однако насколько справедливы приведенные стереотипы в отношении правления Анны Иоанновны? Осторожное их взламывание началось, по-видимому, в статье Е.П. Карновича «Значение бироновщины в русской истории» [1], в которой автор попытался по-новому осмыслить внутреннюю политику России
