CC BY
38
УДК 94(470)"1914/1918"
Белов Андрей Михайлович
доктор исторических наук, профессор Костромской государственный университет
Гулин Александр Олегович
Костромской государственный университет
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ВЕРХНЕВОЛЖСКИХ ГУБЕРНИЯХ НАКАНУНЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
В статье рассматриваются вопросы ухудшения отношения населения Владимирской, Костромской и Ярославской губерний к Первой мировой войне и связанным с нею ростом материальных, финансовых и бытовых трудностей. Затянувшаяся война отрицательно влияла на уровень жизни основной массы населения провинциального общества, в первую очередь, многодетных семей промышленных рабочих и мелких служащих, оставшихся без кормильцев и не имевших иных средств к существованию, кроме низкого жалования, государственных пособий и помощи общественных организаций. Основные сведения, характеризующие социально-политическую обстановку в Верхневолжском регионе, содержатся в отчетах и рапортах администрации и жандармских управлений губернского и уездного уровней в адрес Министерства внутренних дел. Губернаторы, начальники губернских жандармских управлений на основании рапортов уездных исправников докладывали различным департаментам Министерства об отношении населения губерний к войне в целом, принимаемым правительством мерам по стабилизации продовольственной и транспортной ситуации, состоянию забастовочного движения на заводах и фабриках и политическим перспективам дальнейшей деятельности политических партий. В статье делается вывод об отсутствии признаков готовности населения к активным революционным действиям.
Ключевые слова: Первая мировая война, провинция, губернатор, администрация, снабжение продовольствием, забастовочное движение.
Оценивая события, имевшие место в Верхневолжском регионе сто лет назад, нельзя не упомянуть о таком историческом источнике, каким являются документы административных и правоохранительных органов губернского и уездного уровней в виде ежемесячных отчетов и рапортов об общественно-политической ситуации на местах и настроениях всех слоев населения. Согласно этим документам, глубокой осенью 1916 года во всех слоях провинциального общества заметно сократился интерес к событиям на фронтах мировой войны и внутриполитической жизни страны. В донесениях уездных исправников все чаще отмечалось, что у населения «замечается отсутствие или притупление интереса не только к вопросам внутренней жизни государства... но даже и к вопросам внешней политики. Так, например, выступление Румынии, события в Греции проходят как-то малозамеченными публикой» [6, д. 870, л. 125 об.]. Также «начальники уездов» сообщали, что население охотнее верило слухам, которые распространяли ехавшие с фронта раненые, отпускники и дезертиры, чем официальной информации военных и гражданских властей.
В обществе все больше нарастало озлобление той части населения, которая проживала в сельской местности, против проживавших в городах «привилегированных» классов. По мнению крестьян, «горожанам» приходилось нести гораздо меньшую мобилизационную нагрузку, у них было больше возможностей уклониться от призыва, поступив в учебное заведение или на оборонное предприятие. Так, например, официальный печатный орган Владимирской губернии сообщал о том, что в течение двух последних лет количество мо-
лодых людей призывного возраста, поступивших только в музыкальные учебные заведения, увеличилось с 426 до 1333 человек [2]. Отсрочку от призыва давали и предприятия, работавшие на нужды обороны при условии выпуска на них оборонной продукции не менее 75% от общего объема производства [5, д. 35, л. 31].
Еще одним фактором роста социальной напряженности в верхневолжских городах и населенных пунктах к концу 1916 года стало размещение в них запасных батальонов. В недрах этих скоплений «человеческого материала» возникало глухое брожение, недовольство и ропот по поводу отсутствия элементарных условий существования, всевозможных недостатков и недочетов. Так, начальник Владимирского жандармского управления сообщал в Департамент полиции о том, что в г. Гороховце в ночь на 1 декабря 1916 года рота 253 запасного полка не вышла на ночные учения и практические стрельбы по причине невыдачи солдатам зимнего обмундирования, а вследствие плохого качества пищи «того же дня 12-я рота отказалась есть ужин и не хотела идти на словесные занятия». В том же рапорте содержалась информация об имевших место случаях отказа выходить на занятия среди личного состава 82 запасного полка в г. Владимире, 21 и 197 полков в городах Покрове и Александрове. Основной причиной беспорядков стало уменьшение нормы выдачи хлеба с 3-х до 2-х фунтов в день [3, д. 1454, л. 417 об.]. Согласно рапорту начальника Ярославского ГЖУ от 20 ноября 1916 года и отчету губернатора в Департамент полиции, в губернском центре имели место беспорядки среди нижних чинов 209 и 254 запасных пехотных полков, вызванные неудовлетворительными
60
Вестник КГУ ^ № 1. 2017
© Белов А.М., Гулин А.О., 2017
условиями размещения, недостатками продуктов питания и обмундирования [13, д. 802, л. 20].
Заметное влияние на общественно-политические настроения в регионе осенью 1916 года оказало возобновление деятельности Государственной Думы и выступление на ее первом заседании депутата П.Н. Милюкова. Рыбинский полицмейстер рапортом от 19 ноября 1916 года доносил, что среди всех слоев населения к разговорам на обычные темы «присоединились различные рассказы содержания речей Членов Государственной Думы Милюкова и Шульгина». Характеризуя уровень напряженности в городе и уезде, полицмейстер называл ситуацию «спокойной» и докладывал, что «речи обсуждаются... с видимым доверием к ним и сочувствием» [13, д. 802, л. 13]. В эти же дни Кинешемский уездный исправник информировал Костромского губернатора о повышении в обществе интереса к текущим событиям в связи с «открытием Государственной Думы» и сообщал, что «речь Милюкова стала тут же известна в интеллигентских кругах и получила распространение способами, с которыми не может бороться полиция». «В настроении как среди крестьянского, так рабочего и интеллигентского классов населения, следует отметить интерес к событиям и речам членов Государственной Думы и Государственного Совета», которыми «изобличается деятельность некоторых членов Правительства», - писал в отчете о положении дел в г. Ростове начальник уездной полиции и добавлял, что «речи весьма ценятся населением» [13, д. 802, л. 20].
На фоне подобных сообщений о недовольстве и беспорядках среди гражданского населения и в армейских частях особняком стояли, например, рапорты из Любимского, Пошехонского и Романо-во-Борисоглебского уездов Ярославской губернии, в которых отмечалось, что «настроение населения было совершенно спокойно, попыток к какой-либо преступной агитации, к распространению среди населения ложных и возбуждающих слухов, с целью вызвать в народных массах недоброжелательства к правительству и нарушения порядка не возникало» [13, д. 802, л. 23-23 об.]. Отчасти подобная информация подтверждалась и в докладе начальника Костромского ГЖУ, в котором анализировалась обстановка в губернии осенью 1916 года. По вопросу об отношении провинциального общества к войне глава жандармского управления сообщал, что затягивание сроков военных действий заставило все слои населения «от самых верхов до самых низов» выработать определенный взгляд на проблемы войны и мира: несмотря на то, что все тяготились войной и желали ее скорейшего окончания, также все «.сознательно выработали в себе и затаили упорное желание вести войну, не считаясь ни с какими тяготами и жертвами, до окончательного достижения поставленной зада-
чи - полной победы над врагом». Перечисляя все категории населения губернии, придерживавшиеся приведенной точки зрения, полковник в рапорте подчеркивал, что такие взгляды высказывались в «разговорах лиц, шедших по призыву на военную службу, а также и лицами, которые известны. как участники партийных кружков» [7, д. 528, л. 4].
Характеризуя обстановку с обеспечением Костромской губернии продовольственными товарами и реакцию населения на «безудержное взвинчивание цен», начальник управления отмечал затруднительное положение той части населения, которая жила на определенные доходы, главным образом - «людей двадцатого числа», но выражал уверенность, что в силу их лояльности, дисциплинированности, воспитанного в себе чувства патриотизма «этот элемент. для государства не будет опасен» [7, д. 528, л. 4 об.]. Давая оценку взаимоотношениям органов власти между собой и обществом, глава управления отмечал, что местная администрация, не имея возможности принять действенные меры к окончательному решению продовольственного вопроса, на свои «обращения к центральному Правительству. совсем не получает ответа», и что «неспособность лиц, на обязанности которых лежит организация тыла, справиться со своей задачей особого возмущения населения пока не вызывает». Главный же вывод заключался в следующем: «Народных возмущений в связи с продовольственным вопросом следует опасаться только тогда, когда для данной местности не хватит чего-либо совсем - зерна, дров и т. п.» [7, д. 528, л. 5]. Аналогичной точки зрения придерживался и начальник Владимирского ГЖУ, донося в столицу, что на продовольственном вопросе фиксировалась вся внутренняя обстановка в стране, и что «будет хлеб - все останется в состоянии покоя и ожидании демобилизации.», [9, д. 167, ч. 13, л. 29] несмотря на то, что за 2,5 года войны во Владимирской губернии средние цены на муку выросли с 13 до 17 рублей за мешок или в 1,3 раза, мука ржаная подорожала на 5 рублей или в 1,9 раза, масло подсолнечное поднялось в цене на 3 рубля и продавалось по 8 руб. 60 коп. за пуд, цена мешка гороха поднялась с 9 до 14 рублей [17].
В эти же дни ярославский губернатор отмечал спокойное настроение крестьянского населения, находя причиной этого следующее: «Экономический кризис менее всего коснулся деревни, а пайки за призванных на военную службу, хороший заработок на отхожих промыслах, высокая расценка продуктов, сбываемых на городских рынках, и прекращение продажи питий сильно подняли материальное положение крестьян» [13, д. 802, л. 28]. Тот факт, что стабилизацию внутренней обстановки в стране представители местной власти увязывали с продовольственными вопросами, убедительно доказывали, например, содержавшиеся в отчете
за декабрь 1916 года выводы любимского уездного исправника. Он доносил в Ярославль о том, что главная забота населения состоит «не в том, что то или иное дорого, а в том - будет ли все необходимое в достаточном количестве и впредь». Исправник уверенно заявлял, что жизнь уездного населения успокоится, если все необходимые товары будут иметься в полном объеме. В рапорте также содержались выводы о том, что материальные средства «особенно крестьянской части очень хороши ввиду дороговизны как на рабочие руки, на предметы сельского хозяйства, на лесные материалы и проч., так и ввиду дорогих заработков и тех казенных пособий, которые получают семьи мобилизованных» [14, д. 1315, л. 15].
С осени 1916 года в России начался новый подъем стачечного движения рабочих. Его характер в Верхневолжском регионе в этот период определялся выдвижением чисто экономических требований роста заработной платы, снижения цен и устойчивого снабжения товарами повседневного спроса. Заработная плата рабочих на промышленных предприятиях Верхневолжья была значительно ниже, чем, например, в столичных, Прибалтийских или Южных губерниях империи. В 1916 году она составляла во Владимирской губернии 358, Костромской - 371 и в Ярославской - 398 рублей в год при среднероссийской - 478 рублей и, по сравнению с 1915 годом, выросла на 150, 151 и 141 рубль соответственно [1, с. 55]. Следует, однако, отметить, что заметное увеличение номинальной зарплаты еще не гарантировало роста материального благополучия работников заводов и фабрик, потому что их уровень жизни зависел, главным образом, от происходивших в годы войны скачкообразных изменений цен на продукты питания и товары первой необходимости. По наиболее значимым для повседневной жизни позициям «рабочего» бюджета расходы к концу 1916 года возросли: на продукты питания в 2,5-6 раз, оплату жилья - в 3 раза, одежду - 3,5-5 раз. В целом затраты на предметы первой необходимости к декабрю 1916 года выросли в 3,2 раза, а индекс цен составил 323%. С учетом этого показателя нетрудно подсчитать, что реальная заработная плата владимирского рабочего к концу 1916 года равнялась 110,8, костромского - 114,8, ярославского - 123,2 рубля в год [1, с. 57-58]. Если вспомнить, что и до войны уровень жизни рабочих России был низким - средняя реальная оплата труда в регионе составляла в год 197 рублей, - то нельзя отрицать, основываясь на приведенных нами данных, что падение уровня реальной заработной платы являлось более чем существенным, что и становилось поводом проведения забастовок.
Характеризуя обстановку в городе за декабрь 1916 года, ярославский полицмейстер сообщал губернатору, что «население гор. Ярославля с преоб-
ладающим элементом фабричных рабочих с самого начала вздорожания продуктов и предметов первой необходимости стало предъявлять к администрациям фабрик и заводов требования об увеличении заработной платы и так как администрации, входя в положение рабочих, шли им навстречу путем увеличения заработной платы, которая до настоящего времени увеличена до 115%, все подобные требования рабочих носили характер исключительно экономический». В рапорте содержались также выводы о необходимости органам власти «быть постоянно готовым к выступлениям как рабочих, так и недовольной части населения» [14, д. 1315, л. 37-37 об.].
Следует отметить, что в этот период времени полицейскими управлениями губерний предпринимались активные меры по пресечению деятельности социалистических групп, о чем главы Ярославского и Костромского жандармских управлений информировали губернаторов: «.высылка означенных лиц подействовала на единомышленников самым отрезвляющим образом, ближайшим показателем чего является отсутствие каких-либо признаков планомерной партийной работы», «партийной работы нет, оставшиеся бывшие партийные работники ввиду отсутствия организации влияния на рабочих не имеют и не стараются его приобрести» [10, д. 341, ч. 35, л. 6-7].
Оценивая ситуацию в начале 1917 года во Владимирском, Покровском, Александровском уездах Владимирской губернии, помощник начальника ГЖУ сообщал в Департамент полиции о том, что ввиду «.недостатка необходимых продуктов недовольство растет во всех слоях населения, причем приходится со всех сторон слышать, что виною этому - многовластие в продовольственном деле, вражда между министерством земледелия и путей сообщения и страшное взяточничество». О недостатках продовольствия на местах говорилось, практически, в каждом рапорте сотрудников жандармерии на имя начальника ГЖУ: «19 января 1917 года на почве недоедания среди рабочих морозовских фабрик увеличилось число заболевших, что вызывает ропот и побуждает их к огульным требованиям об увеличении выдачи им крупы, муки и др. продуктов.», «20 января во всей Арефинской волости Вязниковского уезда нет хлебных продуктов совершенно. По адресу правительственной власти высказывается большое негодование. Большой ропот идет в г.Вязники ввиду недостатка муки, а также печеного белого хлеба и ржаного хлеба» [4, д. 1135, лл. 2, 4-4 об., 7]. Нарастание недовольства среди населения губернии отмечалось и в очередном докладе начальника управления губернатору 24 января: «В Муромском и Меленковском уездах ощущается большой недостаток муки, а крупы нет вовсе. Настроение населения сильно приподнятое, идет глухой ропот,
усугубляющийся отсутствием сведений о времени доставки продовольствия» [4, д. 1135, л. 10-10 об.]. На заседании Костромского Губернского собрания 27 января 1917 года в докладе его председателя Б.Н. Зузина отмечалось наступление продовольственного кризиса в целом ряде волостей и уездов губернии, срыв планов снабжения, которые «оказались лишь бумажными рапортами. Путь обращения к правительству, по-видимому, исчерпан и ни к чему не привел». В эти же дни Солигаличское Уездное продовольственное Совещание отмечало практически полное отсутствие в уезде запаса пшеничной муки и констатировало, что «на февраль месяц население ее не получит. С ржаной мукой дела еще хуже» [8, д. 26-а, л. 29-32].
В начале 1917 года в городах Верхневолжья распространялись слухи об «ожидающихся, будто бы, в день возобновления занятий Государственной Думы, открытых массовых выступлениях столичных рабочих и нижних воинских чинов с требованиями об окончании войны» [13, д. 893, л. 16]. В частности, об этом сообщало Ярославское ГЖУ в докладе губернатору в январе 1917 года, отмечая при этом же, что «самое внимательное наблюдение за настроением различных слоев населения местностей Ярославской губернии и, главным образом, фабрично-заводских рабочих и нижних чинов воинских частей, никаких указаний на признаки подготовления к каким-либо выступлениям до настоящего времени не дало» [13, д. 893, л. 16]. Ситуация, также характеризуемая определенного рода безразличием населения к имевшим место в период смены года событиям в стране и несоответствием действительности имевших место слухов, отмечалась и в других сообщениях уездных начальников: «Крестьянские массы.совершенно безразлично относятся ко всему их окружающему. Среди интеллигентных классов населения каких-либо признаков брожения не замечалось», «за отчетное время партий в уезде не обнаружено, равно не замечалось и пропаганды их среди населения.» [13, д. 893, л. 21, 25]. Начальник Костромского жандармского управления сообщал в Департамент полиции, что население Костромы и уездов политикой интересовалось мало, настроения и деятельность высших чиновников обсуждала лишь интеллигенция, «но ее так мало, что рассуждения засыпают за карточным столом», в народе «прежняя вера в царя несколько подорвана, подрывают ее солдаты, приходящие с фронта». Также делался вывод о том, что «одни ждут, чтобы война скорее кончилась, другие, кроме благ от войны ничего не получают, только благодаря войне люди зарабатывают деньги» [11, д. 30, ч. 9, л. 1-2].
3 февраля начальник Владимирского ГЖУ докладывал, что «во Владимирской губернии. надвигается катастрофа ввиду недостатка хлебных припасов... тревога и жалобы населения прини-
мают угрожающий характер» [4, д. 1135, л. 1313 об.]. В 20-х числах февраля он же сообщал, что «настроение Иваново-Вознесенских рабочих внушает опасение» и что ввиду «исключительного озлобления» недостатком хлеба «следует ожидать общей политической забастовки» и разгрома продовольственных лавок, «на некоторых фабриках единичные рабочие обращаются к хозяевам с просьбой дать хлеба, так как от голода они не могут работать». [4, д. 1135, л. 27]. Выводы начальника жандармерии основывались, в том числе, и на докладах иваново-вознесенского полицмейстера, который 18 февраля сообщал о полном отсутствии в городе муки, крупы, пшена и других «продуктов продовольствия». Рост недовольства населения жизненными тяготами вызывал в губерниях отдельные случаи выступлений, как против существовавших порядков в целом, так и против конкретных распоряжений властных органов. Так 13 февраля 1917 года владимирский губернатор доносил в Департамент полиции о том, что «в 21 запасном пехотном полку. нижние чины постоянно нарушают дисциплину, совершают побеги и подговаривают прочих к неподчинению начальству» [12, д. 11, ч. 7, л. 14-15]. На сельских сходах в деревнях Нерехтского уезда Костромской губернии «крестьянин Е.А. Мартьянов. призывал крестьян не подчиняться распоряжениям царских властей, не давать лошадей и овса» [16, с. 124]. Ростовский уездный исправник рапортом от 19 февраля доносил, что на сходе крестьяне Приимковской волости Ростовского уезда постановили «отказать земству в реквизиции скота с волости» [14, д. 1450, л. 10].
Приведенные нами примеры, конечно, не доказывают, что в провинциальных губерниях в последние дни февраля 1917 года создалась революционная ситуация: подавляющее большинство донесений с мест, по существу, копировали рапорт Романово-Борисоглебского уездного исправника от 1 марта 1917 года, доносившего ярославскому губернатору о спокойном настроении населения, желающего «скорейшего окончания войны» и относящего причины испытываемых населением трудностей к «нераспорядительности правительственных властей» [14, д. 1450, л. 16]. О настроении, например, в Костромской губернии говорилось: «Это - одна из тех губерний империи, где династический лоялизм наиболее живуч, где сохраняются в наибольшей неприкосновенности наследственные наклонности, общественные привычки и национальные чувства русского народа» [15, с. 193].
Таким образом, в губерниях Верхнего Поволжья в конце 1916 - начале 1917 года вызванные затянувшейся войной бытовые трудности отрицательно сказывались на настроениях значительной части населения, к которой относились, прежде всего, многодетные семьи рабочих и мелких слу-
жащих, оставшиеся без кормильцев. Однако общая ситуация в губерниях не давала поводов к активным революционным действиям, связанным с силовым принуждением органов власти к сложению полномочий.
Характерной особенностью настроений населения в губерниях Верхней Волги было практически полное отсутствие требований прекращения войны как необходимого условия стабилизации обстановки в стране. В губерниях не наблюдалось признаков готовности населения к революционным действиям. Крушение Российской империи в марте 1917 года не было определено степенью революционной настроенности провинциального общества и уровнем негативных эмоций, вызванных ростом бытовых трудностей повседневной жизни населения. Тот уровень напряженности, который мог перерасти в вооруженное противостояние власти и общества в провинции по состоянию на 1 марта 1917 года достигнут не был.
Библиографический список
1. Белова Т.В. Стачечное движение в губерниях Верхнего Поволжья в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.): дис. ... канд. ист. наук. - Ярославль, 1993. - 300 с.
2. Владимирские губернские ведомости. -
1916 год. - 2 сентября.
3. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). - Ф. 14. - Оп. 6.
4. ГАВО. - Ф. 704. - Оп. 1.
5. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). - Ф. 28. - Оп. 1.
6. Государственный архив Костромской области (ГАКО). - Ф. 133. - Оп. 31.
7. ГАКО. - Ф. 749. - Оп. 1.
8. Государственный архив Новейшей истории Костромской области (ГАНИКО). - Ф. Р-383. - Оп. 1.
9. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). - Ф. 102. ОО. - Оп. 245. 1915 год.
10. ГАРФ. - Ф. 102. ОО. - Оп. 246. 1916 год.
11. ГАРФ. - Ф. 102. 4 д-во. - Оп. 126. 1917 год.
12. ГАРФ. - Ф. 102. 4 д-во. - Оп. 125. 1916 год.
13. Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). - Ф. 73. - Оп. 9.
14. ГАЯО. - Ф. 73. - Оп. 7.
15. ПалеологМ. Царская Россия накануне революции / пер. с фр. - М.: ТЕРРА, 1996. - 288 с.
16. Синяжников М.И. Десять лет борьбы. Из истории революционного движения в Костромской губернии (1907-1916 годы). - Кострома: Костромское книжное издательство, 1958. - 128 с.
17. Старый Владимирец. - 1916 год. - 7 ноября.
