УДК 39.572.9
ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ И ЭТНОСПЕЦИФИЧЕСКОЕ В ОПИСАНИИ ВНЕШНОСТИ ПЕРСОНАЖЕЙ ПРОЗЫ А.П.ЧЕХОВА
О.С.Клишина
Московская финансово-юридическая академия, [email protected]
В статье анализируется внешность персонажей в творчестве А.П.Чехова как представителей различных российских этносов и выделяются их индивидуальные и этноспецифические характеристики. Телесно-символическая компонента героя раскрывается через портрет. Внешность персонажа литературного произведения содержит в себе гендерные идеалы, стереотипы и предпочтения описываемой эпохи. При описании антропологических особенностей иноэтничных персонажей отмечаются их уникальные, отличительные черты.
Ключевые слова: внешность персонажа художественной литературы, этническое сознание и самосознание
The article analyzes the characters' appearance in the fiction by Anton Chekhov as the representatives of various ethnic groups and highlights their individual characteristics and ethnical specifics. The body-symbolic component of the hero is revealed through a portrait. The appearance of a literary work character contains gender ideals, attitudes and preferences of the era described. When describing the anthropological features of foreign ethnic groups' characters their unique characteristics are marked.
Keywords: the appearance of a character in fiction; the ethnic consciousness
Художественная литература один из немногих источников, для которого характерно полноценное совмещение описания и анализа. Художественная литература один из самых интересных и неоднозначно оцениваемых источников по культуре и быту изучаемой эпохи. Традиционно историки предъявляют к этому источнику источниковедческие критерии, которые делают его применение в исторических исследованиях спорным. Однако несмотря на заведомую субъективность, заданность и «тенденциозность» такого источника для культуролога и этнолога он представляет значительный интерес — в первую очередь как отражающий обычаи, нравы, стереотипы восприятия, ментальные характеристики описываемого этноса. Ниже представлен опыт компаративного исследования внешности персонажей художественной классической литературы как носителей этничности на материале творчества А.П.Чехова.
Литературный персонаж — это в первую очередь обобщенный тип, а не конкретный человек. В то же время в произведении он изображен именно как конкретный, якобы реальный человек или, точнее, как его образ. Важно рассмотреть, из каких компонентов состоит этот образ.
Сам человек, его индивидуальность определяется не только его внутренними качествами — психическими и духовными. У человека есть также тело, голос, походка, жесты, словом — внешность. Изображение внешнего вида человека для раскрытия его духовного облика — устойчивый и традиционный литературный прием, через который раскрывается телесно-символическая составляющая образа героя.
Хотя восприятие внешности человека включает в себя оценку морфологических и физиологических особенностей тела, манеры поведения, стиля одежды [1], но в данном случае мы ограничимся рассмотрением только телесного выражения внешности, т. е. портрета.
Чехов был не только писателем, но и врачом, и имел достаточно полное понятие не только о душевном, но и о телесном в человеке. Трактовка телесности таким специалистом представляется интересной для этнологии и социальной антропологии главным образом тем, что художественная мысль, образ у Чехова представлены в хорошо знакомой ученому рационалистической традиции. В огромном чеховском наследии этнолог может выделить круг интересных ему тем: понимание телесности писателем в целом, проблемы восприятия пола у Чехова, соотношение духовного и физического в человеческом облике, восприятие возрастных и национальных различий и др.
Обратимся к восприятию тела в художественной прозе Чехова в целом. Как врач и как писатель Чехов воспринимал тело человека как важнейшую составляющую его личности, тем не менее, портретные характеристики его прозы весьма своеобразны.
Внешность может говорить о социальном статусе. Например, физические параметры человека — указывать на степень его дохода и характер занятий. Показательный пример в пом отношении — известный всем со школьной скамьи чеховский рассказ «Толстый и гонкий». Социальный статус подчеркива-
ется и в описании внешности доктора Топоркова из повести «Цветы запоздалые». В его образе соединяются одновременно «плебейские» черты его происхождения из прислуги и характерные особенности его нынешнего положения доктора, человека обеспеченного и интеллигентного.
Тип разночинного интеллигента выражен наиболее ясно в образах Ярцева и Киша из повести «Три года»: если в Ярцеве подчеркнута простота, физическая сила и здоровье, то в Кише явно виден обедневший дворянин — тонкий, манерный, с выраженной «породой». В характеристике внешности провинциального интеллигента Чехов уделяет наибольшее внимание своеобразной эффектной небрежности, сочетающейся одновременно со стремлением к «народности». Так описан помещик Алехин, герой цикла рассказов в «Крыжовнике».
Внешность купца в произведениях Чехова представляется стереотипной. Так, описывая отца купцов Лаптевых в повести «Три года», писатель останавливает свое внимание на тех внешних чертах, которые показывают его происхождение «из народа».
Изображая подводчиков в «Степи» увиденными глазами девятилетнего ребенка, мальчика Егорушки, Чехов представляет читателю все разнообразие типов крестьян, мещан и другого разночинного люда, кочующего в степи. Среди этих фигур трудно выделить типические, да Чехов и не стремится к этому, для автора повести степь — это калейдоскоп событий и впечатлений, чувств и эмоций, не имеющих между собой причинно-следственной связи.
В рассказе «День за городом» Чехов описывает сапожника Терентия, подчеркивая в его облике те черты, которые одновременно выдают в нем представителя как деревенской, так и городской культуры, причем этот переход не дается человеку из народа даром. Он предстает перед читателем типичным маргиналом.
Во внешности человека отражается как характер и темперамент, так и занятия человека. Обращаясь к образу поденщицы Липы, Чехов первым делом обращает внимание на ее рабочие, натруженные руки.
Бывает, что внешность передается одной характерной чертой, деталью внешнего облика. Например, в рассказе «Размазня» упоминаются только «длинный хорошенький носик», покрывшийся потом, и «плачущий глаз» Юлии Васильевны, а из деталей одежды — ее оборочки, которые она нервно теребит, но перед нами предстает живой образ молоденькой гувернантки — робкой, смущенной, нерешительной, небогато одетой и симпатичной.
Иногда телесность в рассказах Чехова сродни предметности. Предмет, играющий в жизни человека важную роль, напоминает его и внешне. Например, в рассказе «Контрабас и флейта» герои уподобляются инструментам, на которых играют. Квинтэссенцией этой тенденции «опредмечивания» героев служит чеховский рассказ «Человек в футляре».
Своеобразно воспринимал Чехов соотношение душевного и телесного в человеке. «В новоевропейской классической традиции закрепилась трактовка тела как машины, т. е. чего-то отличного от субъекта и
имеющего сугубо инструментальное значение» [2].Основоположник европейского материализма Рене Декарт полагал, что все, что не может быть описано исчерпывающим образом и недоступно рациональному наблюдению, может уже считаться нетелесным. В итоге развития этой мысли рационалисты и позитивисты фактически изгнали из тела всякий элемент тайны, загадки. Писавший на рубеже веков, Чехов рассматривал телесное в духе экзистенциализма. У него, «писателя сумерек», другой взгляд на соотношение телесного и духовного в облике человека. Он полагал, что душа и тело взаимосвязаны, что тело не инструмент души и имеет свою собственную ценность, что телесное в облике человека может прямо влиять на нравственное. Он не отождествлял красоту и добро, считая привлекательным в человеке здоровое начало в противовес больному. Христианская традиция рассматривает тело как вместилище души. Для Чехова, писателя и врача, тело и душа равноценны.
Отражение деловых качеств во внешнем облике также свойственно прозе Чехова. Изображая степного короля, предпринимателя и купца Варламова, Чехов концентрирует внимание одновременно и на внешних и на внутренних качествах этого дельца. Варламов стар, и здесь между физическим обликом и опытом явно установлен знак равенства. Старость Варламова — синоним его опытности. Варламов русский человек и внешняя «русскость» делает его своим среди «разношерстного степного люда» и представителем самой большой этнической группы одновременно. Лицо Варламова сухощаво и выражает деловую хватку, деловой фанатизм. Но этот деловой фанатизм особого рода — в нем чувствуется достоинство обеспеченного и властного человека. Это отсутствие зависимости и раболепия производит должное впечатление и на других персонажей произведения.
Внешность, отражаясь во взгляде другого человека, психологизируется, и тогда внешне непривлекательный человек становиться привлекательным, а красавец — отталкивающим. Привлекательным Чехов находит ухоженного, следящего за собой, пускай и некрасивого человека.
Что касается полового диморфизма и восприятия женской и мужской телесности, то она у Чехова связана, в частности, со специфической физиологией пола, что не характерно для русской литературы XIX в.
Чехов описывает мужчин достаточно подробно и внешность их амбивалентна: например, в рассказе «Который из трех?» описаны три «воздыхателя» юной особы, Наденьки: Иван Гаврилович, купеческий сынок, неумный, косноязычный и некрасивый, при этом, судя по всему, совсем неплохой и искренний человек; Владимир Штраль, университетский студент, наглый, отталкивающий внешне и внутренне, и вместе с тем достаточно умный и оборотистый; Митя Гусев, бедный студент, симпатичный и чистосердечный. Как видим, мужская красота у Чехова не связана с духовностью.
Представления же писателя о девичьей красоте связано с невинностью как особой стадией душевного
развития девушки, еще не сознающей своей привлекательности. В этом отношении наиболее знаменателен рассказ «Красавицы», где писатель показывает двух молоденьких девушек — девочку-подростка, армянку Машу и русскую провинциалочку с дальней Богом забытой станции. При всем различии между ними есть и нечто общее — обе они еще не осознали своей красоты, не научались ей «пользоваться» — в этом секрет их прелести, так притягивающей восхищенные мужские взгляды. Практически всегда у Чехова «мыслящая» женщина оказывается непривлекательной. Такова Лидия Волчанинова в «Доме с мезонином», жена Гурова в «Даме с собачкой» и некоторые другие. У этих женщин «идейность» ведет к черствости, утрате женственности. Такая женщина властолюбива, ограниченна, подавляет мужчину, знает ответы на все вопросы, ни в ком не нуждается. Из «умных» женщин вызывает симпатии, как представляется, только Полина Рассудина из повести «Три года».
В чеховских рассказах внешняя женская привлекательность может иметь оборотную сторону — душу «молодой, хорошенькой и развратной гадины» («Который из трех?»). Своеобразным «сигналом» в описании женской внешности служит ее «шаблонность», предрекающая, по мнению автора, так отталкивающие его мещанские, тривиальные черты характера. Так описана «душечка» Оленька, очень органично приспосабливающаяся к каждому из своих последующих мужей.
Лизу в рассказе «Живой товар» Чехов уподобляет животному для выражения ее чувственной натуры. В соответствии с некоторыми наблюдениями люди выбирают себе животных, походящих на них внешним видом. Так описаны Чеховым лошадь и собака мещанина Михаила Зотова в рассказе «Нахлебники».
В изображении иностранцев присутствуют характерные национальные черты, но используются они по-разному. В рассказе «Дочь Альбиона» стереотипное телесное представление об англичанах противопоставлено тоже стереотипному духовному представлению о них русских. Согласно данному представлению, женщины-англичанки — особы внешне малопривлекательные, костлявые, худые, белобрысые, по складу характера они холодны, флегматичны и надменны. Этот внешний рисунок и воспроизводен в рассказе. Но в данном случае отрицательный стереотип работает не во вред, а на пользу англичанке: Чехов показывает, что он вызывает совсем другие чувства при сравнении с поведением русских дворян, которые теряют человеческий облик, тогда как их «прислуга», «дурища» и «кикимора», не знающая ни слова по-русски, его сохраняет.
В «Дяде Ване» дается стереотипное, бытовавшее в русских интеллигентских кругах представление об испанцах и вообще южноевропейских народах: «...там мягче и нежнее человек; там люди красивы, гибки, легко возбудимы, речь их изящна, движения грациозны. У них процветают науки и искусства, философия их не мрачна, отношения к женщине полны изящного благородства...» [3].
Особенным представляется описание внешности евреев у Чехова. Среди определенного круга литературоведов распространено мнение, что писателя можно считать антисемитом, хотя об этом никак нельзя судить по его текстам. Действительно, в личной переписке имеются упоминания о евреях в негативном свете, но описание внешности в произведениях, предназначенных для публикации, имеет выраженный позитивистский оттенок. Евреи в них, как и русские, разные — красивые и безобразные, опрятные и не очень, умные и глупые, крикливые и молчаливые и т. д. Например, Моисей Моисеевич, владелец постоялого двора в южнорусской степи, описан как красивый мужчина типично семитской внешности, а его брат Соломон представляет собой полную противоположность: «. невысокий молодой еврей, рыжий, с большим птичьим носом и с плешью среди жестких кудрявых волос...» (5,10).
Изображая армянина в рассказе «Красавицы», писатель обращает внимание на его карикатурную внешность, однако это не этнический стереотип, а портрет конкретного человека, а вот в поведенческих характеристиках отмечаются национальные черты: «. держал себя с чисто армянским достоинством: не улыбаясь, не пуча глаза и стараясь обращать на своих гостей как можно меньше внимания.» (2,44).
Телесный облик некоторых иноэтничных персонажей Чехов изображает при помощи какой-нибудь одной черты. Характерным примером этого является рассказ «Аптека», где немец-провизор описан следующим образом: «Начиная с маленькой плеши на голове и кончая длинными розовыми ногтями, всё на этом человеке было старательно выутюжено, вычищено и словно вылизано, хоть под венец ступай.» (1,2).
Наряду со стереотипизацией писатель не избегает и индивидуализованных портретов. Например, зоолог фон Корен, немец по национальной принадлежности, описан у него вовсе не как типичный «русский немец»: «. смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, волоса.» (1,48).
Не всегда, описывая представителей других этносов, Чехов прибегает к характеристике внешности. Например, говоря о татарине Кербалае и армянине Ачмианове, персонажах повести «Дуэль», писатель у первого из них отмечает только один внешний признак — белые зубы, а о другом говорит, что он был недурен собой и одевался по моде. Это, понятно, совсем никак не передает их этнической принадлежности. Описание украинца в «Степи» также лишено этнических характеристик: «.Незнакомец, когда его разглядели, оказался человеком лет тридцати, некрасивым собой и ничем не замечательным. Это был высокий хохол, длинноносый, длиннорукий и длинноногий; вообще все у него казалось длинным и
только одна шея была так коротка, что делала его сутуловатым...» (5,10).
Есть в чеховской прозе и типажи русского народа. Например, пастух из южнорусских степей описан им как представитель не только традиционной культуры, но и исторический тип: «Старик-чебан, оборванный и босой, в теплой шапке, с грязным мешком у бедра и с крючком на длинной палке — совсем ветхозаветная фигура (курсив мой. — О.К.) — унял собак и, снявши шапку, подошел к бричке.» (5,10).
Таким образом, подводя итог, можно констатировать, что персонаж художественного произведения — личность, вымышленная писателем, однако и вымысел, чтобы быть правдоподобным, опирается на систему социокультурных координат, фактов и реалий описываемого времени. Как личность он реализуется с помощью речи и внешнего облика.
Телесно-символическая компонента героя раскрывается через портрет. Внешность персонажа литературного произведения описана в первую очередь как внешность мужчины или женщины и содержит в себе гендерные идеалы, стереотипы и предпочтения описываемой эпохи. Общество не только подтверждает, но и закрепляет природную дихотомию социально-культурными символами. При описании антропологических особенностей иноэтничных персонажей отмечаются их уникальные, отличительные черты. Оценка и интерпретация этих черт в связи с духовным обликом часто выражает не только действительные свойства взаимодействующих групп, но и отношения между ними.
1. Чеснов Я.В. Этнический образ // Этнознаковые функции культуры. М., 1991. С.60-61.
2. Якимова Е.В. Г.Марсель: критика инструменталистской интерпретации тела // Философия и будущее цивилизации: Тез. докл. и выступлений 4-го Российского философского конгресса (Москва, 24 — 28 мая 2005 г.): В 5 т. М.: Современные тетради, 2005. Т.2 С. 141.
3. Чехов А.П. Полное энциклопедическое собрание сочинений. Электронная книга. 2005. 1,49. (Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием номера издания в списке литературы (первая цифра) и номера произведения в корневом каталоге CD).
Bibliography (Translitirated)
1. Chesnov Ja.V. Ehtnicheskijj obraz // Ehtnoznakovye funkcii kul’tury. M., 1991. S.60-61.
2. Jakimova E.V. G. Marsel’: kritika instrumentalistskojj inter-pretacii tela // Filosofija i budushhee civilizacii: Tez. dokl. i vystuplenijj 4-go Rossijjskogo filosofskogo kongressa (Moskva, 24 — 28 maja 2005 g.): V 5 t. M.: Sovremennye tetradi, 2005. T.2 S.141.
3. Chekhov A.P. Polnoe ehnciklopedicheskoe sobranie sochine-nijj. Ehlektronnaja kniga. 2005. 1,49. (Dalee ssylki na ehto izdanie privodjatsja v tekste s ukazaniem nomera izdanija v spiske literatury (pervaja cifra) i nomera proizvedenija v kornevom kataloge CD).