CC BY
97
Е. В. Шатько (Москва)
Образы Кирилла и Мефодия в романе М. Павича «Хазарский словарь»
Статья содержит анализ образов Кирилла и Мефодия на материале романа сербского писателя Милорада Павича. Не являясь центральными образами книги, они дают возможность понять художественную структуру романа «Хазарский словарь», отношение автора к истории, многозначную функциональность образов.
Ключевые слова: М. Павич, Хазарский словарь, Кирилл, Мефо-дий, хазарская полемика.
Милорад Павич (1929-2009) — сербский писатель-постмодернист, историк сербской литературы барокко, классицизма и романтизма. В 1953 г. окончил философский факультет Белградского университета, впоследствии получил степень доктора наук в Загреб-ском университете. Первые десять лет после университета он посвятил научной деятельности, результатом которой стала монография «История сербской литературы периода Барокко», основанная на докторской диссертации (1970). Преподавал в университетах Белграда, Парижа, Вены, Фрайбурга и Регенсбурга. На протяжении всей жизни он писал критические статьи, монографии по истории древней сербской литературы и поэзии символизма, переводил стихи с европейских языков — владел русским, немецким и французским, — в том числе поэзию Байрона и Пушкина. В 1991 г. Павич был избран в Сербскую академию наук и искусств. В 2004 г. был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
Первый поэтический сборник Павича «Палимпсесты» был издан в 1967 г. За ним последовали многие другие поэтические и прозаические произведения. Широкую известность, и не только на родине, писателю принес роман «Хазарский словарь» (1984). Затем были написаны романы «Пейзаж, нарисованный чаем» (1988), «Внутренняя сторона ветра» (1991), «Последняя любовь в Константинополе» (1994), сборники рассказов «Вывернутая перчатка» (1989), «Страшные любовные истории» (2001). На первый взгляд, романы Павича не являются единым целым, а состоят из отдельных набросков. Однако именно соеди-
нение этих фрагментов создает объемное изображение. В то же время некоторые его рассказы связаны между собой сквозными метафорами, мотивами и образами. Определенные темы (развития личности, выбора пути, взаимовлияния культур и др.) проявляются практически во всем творчестве писателя. Это дает возможность воспринимать все произведения автора в их единстве как гипертекст.
На творчество Павича несомненно повлияли и его научные интересы. Действие многих его произведений происходит в XVII и XVIII вв. — так зодчие в новелле «Дамаскин» строят монастыри в Сербии в конце XVIII в., в романе «Внутренняя сторона ветра» действие происходит еще раньше — в XV или XVI вв., в романе «Другое тело» (2006) главным героем является сербский писатель XVIII в. Захария Орфелин. Речь персонажей, даже в тех произведениях, действие которых происходит в конце XX или начале XXI в., часто достаточно витиевата и архаична, изобилует ссылками на древних мыслителей и теологов. Устаревшие названия предметов быта, профессий, притчевая манера повествования автоматически отправляют читателя в неопределенное прошлое, иногда нереальное и сказочное. Персонажи романов Павича часто обращаются к действительно имевшим место событиям или легендам как к источнику мудрости. Почти все положительные персонажи его произведений хорошо знакомы с античным наследием, с историей и литературой своей страны, таким образом, знание исторических корней для автора является абсолютно позитивной оценкой героя. Знание это может быть или энциклопедическим, или основанным на легендах и чувственном осознании связи прошлого и настоящего. Книга, тем более древняя рукопись, у Павича может выступать не только как источник информации, но и как артефакт. При этом в его творчестве невозможно найти ни одного произведения, которое можно было бы назвать полностью историческим, хотя автор напрямую не нарушает исторической достоверности. Обилие придуманных, мистических, сказочных сюжетных ходов настолько преобразует исторические события, что они становятся менее значимыми и отходят на задний план, подчеркивая роль случая, сна, легенды, мифа. Факты являются отправной точкой для создания произведения, но не более. История для Павича — это катализатор для построения своего сюжета, своей картины мира. Реальные события влияют скорее на внешнюю сторону жизни павичевских персонажей, заставляя их, например, отправляться в путь. Более важные для автора изменения — изменения в душе героя — происходят чаще всего под влиянием незначитель-
ных для истинной истории эпизодов, таких как сны или случайные встречи. Павич наполняет скудные сведения о прошлом мелкими, зачастую избыточными подробностями, создавая тем самым более целостную и живую картину. Он превращает темное и далекое время в сказочный мир, в котором иначе расставлены приоритеты и действуют особые законы.
Структурная организация романов Павича при этом отнюдь не архаична. Он играет с традиционными формами, как, впрочем, большинство авторов-постмодернистов. Роман «Хазарский словарь» написан как специфическая энциклопедия, состоящая из трех книг. Реальные и вымышленные данные о хазарах поданы в виде статей, расположенных в алфавитном порядке. В первой, «красной», книге представлены данные из христианских источников, во второй, «зеленой», — из исламских источников и в третьей, «желтой», книге — из иудейских. Такая структура произведения, а она присуща и другим его романам, позволяет говорить о нелинейности прозы Павича. Благодаря этой форме автору удается постоянно менять время и место действия, стиль повествования и языковую манеру. Более того, читатель может сам выбирать способ прочтения книги, то есть он оказывается вовлечен в создание произведения. Можно сказать, что каждая «словарная» статья предлагает несколько путей дальнейшего прочтения романа, и знакомство с историей хазарского народа у каждого читателя складывается по-своему. Однако элементы романа объединены не только на формальном уровне, но и на содержательном.
В «красной» книге романа «Хазарский словарь» есть две отдельные статьи — «Кирилл (Константин Солунский)» и «Мефодий Со-лунский», где речь идет о славянских первоучителях. Известно, что Кирилл около 860 г. совершил дипломатическую поездку к хазарам, а Мефодий был хронистом хазарской полемики1. Хазарский каган2 должен был выслушать доводы представителей христианства, иудаизма и ислама и выбрать веру для своего народа. Образы солунских братьев в романе расходятся с традицией их стереотипного видения, сложившегося у большинства славянских народов. В житиях братья представлены как единое целое, они служат своей вере, вся их жизнь будто подчинена идее распространения христианства и просвещения языческих народов, сама жизнь братьев является примером для подражания. Павича же помимо религиозного аспекта жизни просветителей интересуют живые личности, их мысли, суждения, малые дела Кирилла и Мефодия. Братья изображены не как религиозные деятели, а как светские образованные люди. Так, например, Кирилл срав-
нивает себя с Александром Македонским, Рамзесом III и другими светскими деятелями, а Мефодий, будучи в заточении, обращается в своих размышлениях не к Богу, а к Гомеру.
В процессе решения поставленных задач братьям свойственно прибегать к развернутым метафорам, которые можно воспринимать и как притчи. Так, когда они столкнулись с необходимостью создания славянского алфавита, язык славянских подданных с «бородатыми душами» («.. .svojih slovenskih podanika, koji su таН bradate duse.. ,»3) будто не желал быть «пойманным». Тогда Мефодий сказал, что для того, чтобы пронести кувшин через решетку окна, его нужно разбить, и перенести каждый черепок отдельно, затем — склеить черепки глиной. Именно так братья и поступили — склеили бессистемный и дикий язык славян с помощью греческих букв. Притчевость мировоззрения, однако, не является характерной чертой именно Кирилла и Мефодия. Способность к образному мышлению для героев Павича является признаком ума вообще.
Кирилла и Мефодия часто называют «солунскими братьями», «славянскими первоучителями», объединяя их в единое целое. Павич же создает принципиально разные образы. Кирилл — более мудрый и гибкий. Родившись и воспитываясь во время борьбы с культом икон, Кирилл позже выступает в их защиту. Консервативный Мефо-дий не изменяет своим наставникам. С этической точки зрения прав Мефодий, но Кирилл по-настоящему дальновиден. В связи с этим автор подчеркивает, что в определенный момент младший брат, Кирилл, становится духовным отцом своего старшего брата, Мефодия. При этом в описании Кирилла эту мысль выражает автор, а в описании Мефодия он осознает это самостоятельно и решает сопровождать брата и учителя. В жизнеописании Кирилла Павич уделяет большое внимание его учителям: Льву Математику, «преподававшему Гомера, геометрию, арифметику, астрономию и музыку», Иоану Грамматику, который поддерживал связь с сарацинами, патриарху Фотию, «который преподавал ему грамматику, риторику, диалектику и философию и которого прозвали христианским Аристотелем. начал гуманистическое возрождение византийского мира»4. В описании жизненного пути Мефодия учителем выступает в первую очередь сам Кирилл. Именно поэтому жизнь Кирилла освещена более полно, чем жизнь его старшего брата, который показан как его сподвижник.
Образ Кирилла — скорее образ художника, увлеченного своим делом, образ философа, ищущего ответы. Герой находится в постоянном развитии, изучает языки — славянский, еврейский, хазарский,
самаритянский, русскую письменность (в житийной интерпретации «готскую»). Мефодий — человек более приземленный и рациональный. Так, например, Кирилл воспринимает греческий алфавит для создания славянского языка богослужения как графическую основу. Мефодий же оценивает это как усиление греческого влияния. Автора больше интересует Кирилл, но представить его вне отношений с братом невозможно. Рациональность и некоторая мировоззренческая замкнутость Мефодия подталкивают Кирилла к размышлениям и поиску наиболее универсальных идей.
Успех деятельности братьев, по мнению Павича, основывается на единстве противоположностей. Иначе, по его мнению, союз со-лунских братьев не смог бы быть столь продуктивным. В романе более подробно описаны именно те события, которые как-то меняли жизнь или воззрения братьев, причем всегда во взаимодействии друг с другом. Кирилл совместно с Мефодием создал славянскую азбуку, победил в хазарской полемике (по версии христианских источников), отправился с миссией в Моравию, отстоял в Риме право вести богослужение на славянском языке. При этом главным действующим лицом является скорее Кирилл, однако поддержка и помощь Мефодия незаменимы. Согласно Павичу, братья влияют друг на друга, взаи-модополняя внутренний мир каждого. Даже «словарные статьи» о них не изолированы друг от друга. Так, глава «Кирилл» содержит подробную информацию не только о Кирилле, но и о Мефодии, и наоборот, в главе «Мефодий Солунский» есть данные о Кирилле. Биографические данные и то, что происходило с братьями после совместных миссий, то есть те события, которые братья переживали поодиночке, важны, но менее интересны для автора. Эти события изложены практически энциклопедическим языком, без дополнений, так как в эти моменты братья действовали не так успешно.
Кирилл постоянно читает книги и без них будто чувствует себя нагим, однако, по-настоящему понять смысл книги он может только обсудив ее с братом. Братья органично дополняют друг друга, например, при чтении книг: один читает четные строки, другой — нечетные, только будучи вместе они могут охватить и понять написанное. Книга же для Павича — метафора мира. Мир един по своей сути, но каждый волен выбирать свой путь. Язык, образование и мировоззрение, с одной стороны, держат человека на плаву, дают ему опору, с другой — ограничивают его кругозор и формируют отчасти предсказуемое мировоззрение. Так и книга — в зависимости от того языка, на котором она написана, от той цели, которую преследовал
автор, от того, кто ее читает, и складывается бесконечное множество проекций книги. Хотя фактически содержание книги не видоизменятся, оно едино.
Будучи хорошо знакомым с историей и литературой, Павич опирается на свои знания для создания художественных произведений, он пользуется всеми возможностями современной литературоведческой науки и по-новому трактует архетипические образы, переписывает античные мифы, конструирует свои произведения по внели-тературным моделям (кроссворд, архитектурное сооружение, карты Таро, словарь). Сами описания жизни каждого из братьев построены по единому художественному принципу — все, что исторически достоверно, написано ясным энциклопедическим языком: «КИРИЛЛ (Константин Солунский, или Константин Философ, 826 или 827-869) — православный святой, греческий участник хазарской полемики, один из основателей славянской письменности»5, «МЕФОДИЙ СОЛУНСКИЙ (около 815-885) — греческий хронист хазарской полемики, один из славянских апостолов и святителей восточного христианства, старший брат Константина Солунского — Кирилла»6. Все, что предполагает автор, что он надстраивает над общеизвестными фактами, излагается типичным для Павича языком — с обилием метафор, развернутых сравнений, употреблением архаичных слов, с недосказанностями, которые должны заставить читателя остановиться и задуматься: «В Паннонии, на Балатоне — озере, где зимой смерзаются волосы, а глаза от ветра становятся похожи на столовую и чайную ложку, — Мефодий остановился вместе с братом в столице тамошнего славянского князя Коцеля»7, «.если к иконе Богородицы он (Кирилл. — Е. Ш) смог привыкнуть, то к самой богородице — нет. Когда много лет спустя он в хазарской полемике сравнил ее с прислугой из свиты кагана, он сравнил ее с мужчиной, а не с женщиной»8. Речь автора в «Хазарском словаре» может быть сухой, информативной, энциклопедичной или образной, полной метафор. Это связано не только с соотношением достоверных фактов и вымысла. В речи автора четко разделены объективное и субъективное начала. Отношение героев к событию может быть выражено как словами самого персонажа, так и словами автора. В последнем случае речь автора становится более яркой и образной. Таким образом, объективность выражается сухим энциклопедическим языком и обозначает, что данные достоверны, но ни для развития действия, ни для личностного роста персонажа не являются ключевыми. Субъективность же выражается через образную речь автора или персонажа и обозначает,
что описываемые события дают персонажу или действию импульс к развитию, и поэтому они интересны автору.
Говоря о славянских народах, Павич часто использует яркие запоминающиеся сравнения: подданные с «бородатыми душами»; воины, которые «могут ударом кнута заставить змею сбросить кожу»; женщины, «рожающие в воздухе». Автор прибегает к подобным сравнениям, говоря только о некой общности людей или предметов, которые характеризуют быт того или иного народа. В создании образа отдельной личности Павич не дает подобных сравнений.
Так, он не создает портретов солунских братьев, не описывает их жизнь достаточно подробно. При создании их образов он расставляет определенные акценты — на обучении (в особенности в образе наставника Кирилла Фотия9), на создании славянской азбуки, на путешествии в Моравию и, естественно, на хазарской полемике. Таким образом, создается впечатление, что автор читает энциклопедическую статью и по наитию дополняет ее той информацией, которая кажется ему важной и с точки зрения развития сюжета, и с точки зрения создания особой образной картины мира. Если читатель примет правила игры Павича, он также сможет дополнить образы Кирилла и Мефодия.
Автор не отступает от известных исторических фактов, но при этом рассматривает их под своим углом зрения. Солунские братья в его интерпретации кажутся живыми, их образы — объемными, эволюционирующими. Они не просто христианские миссионеры, которые несут знание неразумным народам, они у этих народов учатся: в Моравии — терпению, у хазар — мудрости. Образ Кирилла также является необходимым для обеспечения «христианского» представления о хазарах и хазарской полемике. Не являясь центральными персонажами романа, Кирилл и Мефодий, однако, помогают раскрыть центральный образ произведения — образ загадочного хазарского народа.
Хазарская полемика в романе является одной из точек пересечения всех трех конфессий по хазарскому вопросу. Она является возможностью для не только еще более полного раскрытия образа Кирилла, но и показа его противников и их взаимодействие. В па-вичевской версии полемики каган приглашает представителей трех основных религий — ислама, иудаизма и христианства, чтобы те растолковали его сон. Ему снится, что он идет по колено в речной воде и держит в руках книгу, вода волнами подступает, и книгу приходится поднимать над головой. Открыв глаза, каган понимает, что сон все
еще продолжается, и он снова идет по реке с книгой в руках, а, закрывая глаза, он продолжает читать книгу. Он не может отделить реальность от сна, ложь от истины. Согласно трактовке этого сна, каган должен выбрать для своего народа правильную религию. В житиях Кирилла говорится, что хазарский правитель действительно пригласил представителей трех религий, чтобы выбрать вероисповедание для своих подданных, однако ни о каком сне данных нет10.
В хазарской полемике Кирилл говорит о христианской религии, однако он не излагает суть христианского вероучения, а лишь приводит доводы в его пользу и отвечает на вопросы хазарского кагана. Кирилл здесь — лишь одна из спорящих сторон. Сама полемика скорее похожа на сражение ораторов, каждый из которых строит выступление в русле своей религии и с помощью специфических речевых фигур, которые в настоящее время считаются характерными и даже стереотипными для представителя соответствующей религии и культуры. Иудейский «оратор» отталкивается от слов противников, резко противопоставляя себя им, подчеркивая исключительность иудейского пути. Кирилл же прибегает к притчевой манере изложения, характерной для христианской духовной литературы. Фараби Ибн Кора, исламский «оратор», толкует сон хазарского кагана, опираясь на Коран. Складывается впечатление, что в самый ответственный момент спора все его участники утрачивают часть себя, теряют мудрость, которая и привела их к исполнению столь важной миссии (в отдельных главах, посвященных непосредственно каждому из «ораторов», они представлены как выдающие мыслители). Верх берет менталитет, сформированный в них культурой и религией: Кирилл начинает чаще обращаться к книгам и ссылаться на авторитет книжного слова; раввин говорит, будто и мусульмане, и христиане принесут вместе со своей верой оружие, которое в итоге направят против хазарского народа; мусульманин сулит богатство и процветание, которые невозможно получить, не приняв Ислам. Интересен тот факт, что некоторые реплики Кирилла в романе совпадают с его же высказываниями в паннонских житиях Кирилла и Мефодия, только место действия может не совпадать. Например, реплика Кирилла из жития, сказанная сарацинам в Самаре11: «Вижу демонский образ, — отвечал философ, — и думаю, что здесь живут христиане. Демоны не могут жить вместе с христианами и бегут от них (находятся вне дверей). Где же нет этого изображения на внешней стороне дверей, там, очевидно, демоны живут внутри здания», — встречается в романе в главе «Хазарская полемика»: «Я вижу лицо демона и думаю, что здесь, в этом
доме, живут христиане, а так как демоны вместе с ними жить не могут, они бегут от них наружу. А там, где таких изображений на стенах и дверях нет, они находятся внутри, вместе с людьми.»12.
В павичевской версии хазарской полемики Кирилл, с одной стороны, рассуждает в русле христианского видения мира, с другой — излагает свои личные взгляды. Он не опирается на конкретные догматы, как, впрочем, и другие стороны, принимающие участие в полемике. Именно поэтому автор симпатизирует Кириллу, но не отрицает возможности того, что именно из-за открытости и свободомыслия Кирилла хазарские проповеди впоследствии были изъяты из широкого обращения. В «желтой» книге словаря есть статья «Д-р Шульц До-рота» о профессоре университета в Иерусалиме. Дорота рассуждает о сохранности различных документов прошлого и негодует, почему же не сохранились записи о хазарской полемике, сделанные Кириллом или Мефодием, ведь большинство других проповедей Кирилла дошли до современного читателя в переложениях или списках. Дорота Шульц предполагает, что, возможно, в хазарской полемике были изложены мысли, неугодные христианской церкви, даже еретические: «Не было ли в них (хазарских проповедях. — Е. Ш.) иконоборческой окраски, что было полезно в полемике, но не соответствовало догматам, из-за чего потом их изъяли из употребления?»13. Все размышления братьев о языке, о человеческом мышлении, о мире вообще мало соотносятся с религиозным видением мира — Павич изображает и Кирилла, и Мефодия скорее как агностиков.
Связь братьев с хазарами в романе не ограничивается только хазарской полемикой. Учитель Кирилла и Мефодия Фотий, по словам византийского императора, носит «хазарское лицо». Мефодий, более сведущий в политике, убежден, что Фотий поддерживал связь с хазарами, и именно благодаря ему состоялась хазарская полемика. Получается, что учитель, который занимался «таинственными, запрещенными науками — астрологией и магией»14, который имел контакты с сильным и развитым хазарским народом, учил братьев и повлиял на становление личности Кирилла, а затем «помог» тому пойти по пути, на котором и должна была состояться встреча с хазарами. Та самая встреча, о которой нет достоверных исторических данных, а описание, предложенное в словаре, в каждой из «книг» подано субъективно. Читатель волен додумать ее сам, ведь по прочтении книги образ хазарского народа у него уже начинает складываться.
Павич предлагает читателю несколько вариантов трактовок одних и тех же событий и оставляет место для создания его собствен-
ной версии и на уровне содержания, и на уровне формы, подчеркивая многовариантность истории. Прошлое, как и настоящее, не является чем-то застывшим и неизменным. Одно и то же событие, в зависимости от трактовки, может изображаться по-разному. Так и хазарская полемика в романе: в христианской трактовке каган предпочитает христианство, в иудейской — иудаизм, а в исламской — ислам. Па-вич педантичен в изложении достоверных фактов — он приводит точные даты, цитаты из различных письменных источников, не меняет исторические факты, но выражает свое видение истории, приглушая очевидное, подсвечивая малоизвестное. Так он создает новые, насыщенные и неожиданные образы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Религиозная полемика (ок. 861 н. э.) при дворе хазарского правителя, который пригласил представителей иудаизма, ислама и христианства для религиозных споров, желая выбрать лучшую религию.
2 Правитель Хазарского каганата.
3 PaviC М. Hazarski гесшк. Roman-leksikon и 100.000 геа. Androgino izdanje. Beograd, 2006. S. 112.
4 Павич М. Хазарский словарь. Азбука-классика. СПб., 2007. С. 71.
5 Там же. С. 71.
6 Там же. С. 80.
7 Там же. С. 83-84.
8 Там же. С. 73.
9 Патриарх Фотий (около 820-896) — византийский богослов, Константинопольский патриарх с 857 по 867 г. и с 877 по 886 г.
10 http://zhitiya.pravoslavie-online.ru/may/73 -odinnadcatoe-maya/213 -kirill-i-mefodiy.
11 По данным житий Самара — столица сарацинского княжества, расположенная на берегу реки Ефрат.
12 Павич М. Хазарский словарь. С. 119.
13 Там же. С. 297.
14 Там же. С. 72.
Shat'ko E. V.
The Images of Stt Cyril and Methodius in the Novel
The Dictionary of the Khazars by M. Pavic
The article covers the analysis of images of Stt Cyril and Methodius on the base of the novel by Serbian writer Milorad Pavic. They are not the central images of the book but they provide a possibility to understand an artistic structure of the novel The Dictionary of the Khazars, an approach of the author to history and polysemantic functionality of images.
Key words: M. Pavic, The Dictionary of the Khazars, Stt Cyril and Methodius, Khazar polemic.
