CC BY
22
УДК 82.31(571.6)
ОБРАЗЫ ИНОПЛЕМЕННИКОВ В РОМАНЕ Г. Г. ХОДЖЕРА «КОНЕЦ БОЛЬШОГО ДОМА»: СИМБИОЗ ТРАДИЦИОННЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ НАНАЙЦЕВ И ЦЕННОСТЕЙ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
Статья посвящена изучению образов иноплеменников в романе Г. Г. Ходжера «Конец большого дома». Доказывается, что в романе находит отражение традиционная система взглядов нанайцев на представителей других коренных народов Дальнего Востока и китайцев. Обосновывается близость традиционной системы и советской идеологии в аспекте взаимоотношений народов.
Ключевые слова: Г. Г. Ходжер, нанайцы, иноплеменники, традиционные представления, советская эпоха.
Г. Г. Ходжер - один из талантливейших представителей своего народа. Традиционное нанайское воспитание (будущий писатель родился в 1929 г. и рос в Нанайском районе Хабаровского края) в совокупности с советским образованием (обучался в Педагогическом институте им. Герцена в Ленинграде) и стали той почвой, на которой Г. Г. Ходжер сформировался как писатель. Его дочь позже скажет об отце: «В своих произведениях он описал историю родного народа за почти столетие - начиная с конца XIX века и заканчивая девяностыми годами XX века» [1, с. 95]. Е. Г. Ходжер приводит слова писателя В. М. Ефименко, назвавшего роман «Конец большого дома» «энциклопедией нанайского народа» [1, с. 100], и развивает его мысль: «Мне кажется, все написанное отцом можно по праву назвать энциклопедией: его романы, повести, очерки, рассказы, статьи поднимают большой пласт в жизни нанайского народа» [1, с. 100].
Специфике творчества Г. Г. Ходжера уделяет внимание Л. Я. Иващенко: «Четкая направленность характеризовала прозу Г. Ходжера. Его книги показывали преобразования в Приамурье, прослеживали истоки дружбы нанайцев и русских. Роман «Конец большого дома» - первая книга трилогии «о путях нанайского народа от патриархально-родового общества...» - стал новой ступенью творчества писателя» [2, с. 184]. С. Д.-Н. Малзурова, затрагивая проблему национальной картины мира в романе Г. Г. Ходжера, отмечает следующую особенность: писатель «подробно изображает традиционный образ жизни нанайцев и процесс начала перемены жизненного уклада нанайской народности <...>» [3, с. 64]. Исследовательница вслед за Л. Я. Иващенко выделяет как одну из значимых проблем, которые Г. Г. Ходжер поднимает в романе «Конец большого дома», проблему становления дружбы нанайского и русского народов. «Знакомство и дружба с русскими, постепенно населяющими Приамурье, вносят в жизнь нанайцев разнообразие <...> С новыми русскими их начинает связывать взаимопонимание, от них нанайцы видят поддержку» [3, с. 68-69].
T. B. KparnwKUHa T. V. Krayushkina
IMAGES OF FOREIGNERS IN THE ROMAN OF G. KHODZHER "THE END
OF THE BIG HOUSE": THE SYMBIOSIS OF THE TRADITIONAL REPRESENTATIONS OF NANAYS AND THE VALUES OF THE SOVIET EPOCH
The article is devoted to the study of the images of foreigners in G. G. Khodzher's novel «The End of the Big House». It is proved that the novel reflects the traditional system of views of the Nanays on representatives of other indigenous peoples of the Far East and on the Chinese. The proximity of the traditional system and Soviet ideology in the aspect of the mutual relations of the peoples is substantiated.
Keywords: G.G. Khodzher, Nanays, foreigners, traditional ideas, the Soviet epoch.
Н. А. Непомнящих, анализируя сюжет «поединок медведя с человеком» в творчестве писателей Дальнего Востока, обращается к образу русского доктора В. Е. Храпая, зашившего рану у нанайского охотника и тем самым заслужившего доверие у нанайцев [4, с. 201].
К сожалению, за рамками исследования литературоведов остался еще один, не менее важный, как нам думается, аспект - взаимоотношения нанайцев с другими этносами, ведь и они значимы для традиционной картины мира нанайцев, развернутой в романе Г. Г. Ходжера. Именно изучению образов представителей коренных народов Дальнего Востока (не нанайцев) и китайцев и посвящена эта статья.
В романе Г. Г. Ходжера представители других коренных народов Дальнего Востока России упоминаются нечасто. Их образы лишь обозначены - у них нет ни пола, ни возраста, ни имен, единственная их характеристика - национальная принадлежность. Очевидно, что одна из их функций сводится к изображению упорядоченного - до прихода русских - мира, который никогда прежде не нарушался. Бао-са впервые сталкивается с нарушением этого мира, когда без его разрешения русские начинают охотиться на принадлежащем ему участке: «Все верховские, низовские нанай, орочи за Сихотэ-Алиньским хребтом, эвенки за Северным хребтом - все знают свои участки» [5].
В ограниченном пространстве, интересуясь лишь соседскими новостями, живут нанайцы в Полокане: «Любая мелочь из фанзы в фанзу передается женщинами, но что происходит в соседнем стойбище или на Амуре, об этом никто не знает, а о существовании других рек, земель, других народов даже не задумываются, потому что и не подозревают об этом» [5]. Молодых нанайцев (показательно, что только мужчин!) интересует, есть ли еще на земле другие народы. Пиапон, сын Баосы, вспоминает легенду, которую слышал от бабушки, где говорилось о храбром нанае, дошедшем до края земли. «В легенде рассказывалось, как шел он в сторону заката солнца, встречался с тунгуса-
ми, якутами...» [5]. Токто интересует полное знание об окружающем мире, он перечисляет известные ему народы, обращаясь к Поте: «Как ты думаешь, кроме русских, китайцев, удэге, орочей, тунгусов, якутов, маньчжуров, гиляков, солонов, негидальцев и нас, еще есть на земле... народы?» [5]. Но Токто одновременно волнует и другое: знают ли все эти народы о существовании их, нанайцев. Он приходит к очевидному выводу; «Мы о них ничего не знаем, и они о нас ничего не знают» [5]. Показательно, что маньчжуров (народ, проживавший на территории Китая) молодой нанаец включает в середину своего перечня коренных народов Дальнего Востока, тем самым разграничивая китайцев и маньчжуров. Среди народов, знающих о существовании нанайцев и в частности тех, что живут на реке Харпи в По-локане, Пота упоминает маньчжурских торговцев, которые приезжают в землю гольдов. О маньчжурских землях, куда ездят нанай, говорит представитель старшего поколения-Холгитон, именно он сообщает и о приезде маньчжуров в нанайские земли, причем как о явлении нечастом. Именно Холгитону принадлежит воспоминание «об отце - хала-де, о том, как его обхаживали маньчжурские чиновники, высшее начальство, как его жаловали всякими подарками...» [5]. Так маньчжуры будто оказываются за рамками реального мира молодых нанайцев.
В случаях крайней необходимости нанайцы применяют опыт других народов, например, на охоте, когда нет времени построить жилище. Ганга решает переночевать на снегу: «Вон орочи возле костра на хвойной подстилке ночуют» [5]. Без осуждения - лишь на уровне констатации - упоминает о тунгусах умирающий Иэсу, он гонит своих сыновей и Токто прочь: «Брат ваш умер... Здесь больные тунгусы были, умирали... от них мы...» [5].
Неоднозначно в романе Г. Г. Ходжера оцениваются китайцы. Осуждается - отчасти - их образ жизни, не соответствующий нанайскому, и поведение, которое наносит урон нанайцам, но только в сфере брачных отношений. Так, в рассказе Гэйе, возлюбленной Полокто, о своем будущем новом муже, который утверждает, что «китайские торговцы всех женщин закупают, а молодые нанай не находят женского тепла» [5], представлено разное восприятие нанайками и нанайцами поведения китайцев. Этой же позиции придерживается и Полокто: он уже высватал своим малолетним сыновьям невест, чтобы они не остались без жен. Молодая нанайка считает иначе, она отвечает Полокто: «У нас невесты есть, не ври, в каждом стойбище есть невесты, вдовушки есть...» [5]. Налицо столкновение взглядов женщин и мужчин: нанайки думают только о настоящем, нанайцы же заглядывают и в будущее.
Но реальность романа показывает обоснованность точки зрения мужчин. В романе говорится о двух женах-нанайках китайца У - он прижил от них трех детей. Их принадлежность китайскому народу подчеркивается автором сильным внешним сходством с отцом: дети, рожденные в браке китайца и нанаек, нанайцами воспринимаются как китайцы.
Столкновение мнения героев и реальности наблюдаем и в других бытовых ситуациях, например, в истории с замками. Так, из разговора Ганги и Холгитона читатель узнает о неприятии Гангой необходимости запирать имущество на
замок, Холгитон же приводит ему в пример представителей других национальностей:
«- Вон все русские свои амбары на замок закрывают. Китайские торговцы тоже закрывают.
- Русские, китайские, не о них разговор! Когда нанай амбары запирали? Ты имеешь замки?
- Имею.
- Как? На амбаре замок?
- Я сундук с охотничьим снаряжением на замок закрываю, так спокойнее, любопытная женщина не заглянет» [5]. Модель поведения китайцев постепенно перенимается и нанайцами, становится нормой жизни.
Реальность романа рисует совсем иную картину. Г. Г. Ходжер показывает, как китайский торговец У в свою очередь перенимает модель поведения нанайцев - не запирать имущество на замок: «У никогда не закрывал свою лавку на замок, достаточно было подпереть дверь палкой, как делали все нанай, и уходи спокойно домой; ничего не исчезнет из лавки» [5].
По-разному воспринимается нанайцами и финансовая состоятельность китайских торговцев. Для Холгитона, отвечающего на вопрос нищего Ганги, не могущего заплатить тори за невест для своих сыновей, о возможности дать ему денег, богатство китайца У предстает неким пределом желаний, который он в своих мечтах хочет превзойти: «А что? И дал бы, у меня деньги лежали бы в медных котлах, их было бы больше, чем у болоньского китайца - торговца У...» [5]. Представитель же младшего поколения - нанаец Американ - раскрывает Токто глаза на происхождение богатства китайских торговцев: «Я всю жизнь к ним приглядываюсь, язык их выучил, могу разговаривать ... по-китайски, всю их жизнь знаю. < . . .> Ты задумывался, как они живут, где достают еду, когда сами ни рыбу не ловят, ни на охоту не ходят? Скажешь - они торговцы, у них все свое. А где они достали это все? <...> ...Китайских торговцев всегда остаются излишки, а откуда они?» [5].
Показательно, что в восприятии представителей и старшего, и младшего поколений нанайцев китайские торговцы стоят с русскими купцами в одном понятийном ряду: торговая сфера деятельности объединяет их больше, чем разъединяет принадлежность к разным национальностям.
Сложнее другой аспект восприятия нанайцами китайских торговцев, а именно их взаимоотношения в сфере покупателя - продавца. Американ - практически единственный в романе нанаец, понявший причину появления богатства у китайских торговцев. Все остальные нанайцы не китайского торговца, а самих себя винят за образовавшиеся долги. Манипуляции китайца У Баоса воспринимает исключительно как заботу о нем и о его семье: «Баосе приходится вновь влезать в долги; не оставишь же семью голодной. Китаец - сердечный человек, он всегда припомнит про невесток, внуков и пошлет им гостинец. Это старому охотнику нравится» [5]. А вот предшественник У, другой китайский торговец, оценивается Баосой исключительно негативно. В его взаимоотношениях с нанайцами вред, который он им причинял, преобладает над обменными отношениями, нанайцы забыли о пользе, что принес им китаец, торгуя с ними: «Баоса помнит и другого торговца, который был раньше У, тогда, когда русские на Амуре входили только
в силу. Тот был злой человек, он избивал охотников, отбирал жен, дочерей-подростков и насиловал их. Вредный был человек, про него и вспоминаешь-то, как про вчерашнюю бурю. Хорошо, что его русские выгнали» [5].
Не в пользу китайца У оказывается сравнение его с русским купцом: Пиапон обменивает добытые им панты у Сало-ва, способности к торговле которого нанаец оценивает так: «... русский... тоже, оказывается, понимает толк в пантах, материи и продуктов отпустил не меньше китайца. Если русский и за соболя, выдру, белку, лису будет так же щедро отпускать продукты, то Пиапону нечего больше иметь дело с болоньским торговцем, он будет отдавать всю добычу только русскому торговцу» [5].
Во второй части романа появляется образ еще одного китайского торговца. Он приезжает в стойбище, где укрылся беглец Пота с женой. Чонгиаки, которого уже щедро напоил китаец, зазывает всех нанайцев к себе в жилище. Для наивных нанайцев китайский торговец - гость, его поведение одобряется. Так, Чонгиаки хвалится перед Токто: «Купец мой угощает всех водкой, ничего не просит, говорит, мы ему понравились, и потому угощает» [5]. На следующий день именно этому китайцу Токто уносит двенадцать соболей: «Мог он зайти и к Дарако и к Пэсу и предложить своих соболей другим торговцам, но вчера пил он в доме Чонгиаки, угощал его длиннолицый китаец, и он обязан вернуться к нему. Если бы он зашел к другим, то его поступок сочли бы непристойным для нанай, он стал бы презираемым человеком» [5]. Токто оценивает китайца значительно выше, чем тот собой представляет на самом деле, сравнивает его с нанайцами («душа у тебя широкая, как у нанай» [5]). Китайский торговец вновь опаивает Токто и других нанайцев. Через несколько дней протрезвевшие нанайцы понимают, что их обокрали, Токто и Чонгиаки пытаются выяснить друг у друга, что же произошло:
«- Выходит, он обманул меня?
- Не знаю, я сам плохо помню. Он оставил свой товар.
- У нас много было пушнины, он обманул нас.
Чонгиаки вышел из фанзы на свежий воздух и сам не
заметил, как очутился возле фанзы Токто. Он вошел.
- Токто, неправ был я, я думал, на свете нет человека хуже Дарако, а теперь знаю - есть люди намного хуже его. Торговцы - это самый плохой народ! Ну, обожди, длиннолицая росомаха, встретишься ты мне!» [5].
Довольно любопытный персонаж - русский урядник, приезжавший к нанайцам, - лишь внешне исполняет свои обязанности, якобы интересуясь жизнью нанайцев. В его речи, обращенной к гольдам, упоминаются и китайцы: урядник «спрашивал, не обманывает ли китайский торговец при отоваривании пушнины...» [5]. Показательно, что о русских торговцах урядник и не вспоминает. Изображая из себя большого друга гольдов [5], урядник с радостью принимает от нанайцев в подарок соболя, вновь при этом упоминая китайцев: «Вот так надо дружить, друг другу всегда хорошее делать, а не за столом с водкой, как китайские купцы поступают.
- Русские тоже так делают, - сказал Ганга.
- Я доберусь до них, я им покажу, как грабить честных моих друзей. Я докажу, что я вам большой друг!» [5].
Только намечено в романе Г. Г. Ходжера восприятие русскими китайцев (речь идет о восприятии русским куп-
цом китайского торговца). Показательно, что оно касается исключительно торговой сферы деятельности, а именно -общих покупателей. Терентий Салов играет на чувствах нанайцев, изображая перед ними обиду: «А-а, мои друзья прибыли? - обрадованно прохрипел Салов. - Заходьте, заходьте, милости просим. Давно вы у меня не были, все больше к китайцу У ездите. Обидно мне» [5].
Не оставляет без внимания Г. Г. Ходжер и восприятие китайцем У нанайцев. Писатель показывает У большим знатоком психологии нанай. «Из многолетних наблюдений он сделал немало полезных выводов и при разговоре с охотниками знал, с кем как обходиться, но чаще всего прибегал к своему излюбленному приему - льстил и тешил их самолюбие» [5]. В ответ он всегда привык получать охотничью добычу нанайцев. Но произошло то, чего никогда прежде не происходило - Пиапон отказывается продать У панты. И в мыслях (и только в мыслях) китайского торговца открывается его истинное отношение к нанайцам: «Впервые за долгие годы его пребывания на Амуре охот-ник-нанай - это низшее, достойное презрения существо - посмел его оскорбить, забрать с прилавка облюбованные им панты."Ну, нет, ты, Пиапон, еще узнаешь мою железную руку!"» [5].
При этом У осознает: он обязан внешне соблюдать обычаи нанай, чтобы не быть отвергнутым в их среде. Но дисбаланс в отношениях уже возникает, и нарушает равновесие именно китаец. Гаодага обижен тем, что У, раньше всегда останавливавшийся в его доме, на сей раз не следует этому обычаю. У объясняет свое поведение необходимостью уважить ханзу старшинки Холгитона. «Такими словами не извинишься - это знал торговец, он нарушил нанайский закон гостеприимства: если раньше останавливался в доме Гаодаги, то всегда должен останавливаться только у него» [5].
Автор-нанаец именно Ваньке Зайцеву - русскому -приписывает упоминание о хунхузах. Гольды оцениваются Ванькой через их взаимодействия с хунхузами, в большинстве своем принадлежавшими к китайскому народу: «Лихоимцы они, с хунхузами якшаются, людей убивают» [5] (это единственное в «Конце большого дома» упоминание о хунхузах: в картину мира нанайцев хунхузы не включены вообще - писатель будто игнорирует их существование).
В романе Г. Г. Ходжера восприятие одним народом представителей других народов раскрывается преимущественно в процессе взаимодействия героев. Незначительная его доля приходится на опосредованное восприятие прочих этносов - через упоминание земель соседних народов, куда ходят нанайцы, и предметов, которые были произведены другими этносами. Чонгиаки мгновенно узнает в чужаке сына своего товарища: «Мы с твоим отцом друзьями были в молодости, в китайский город Саньсин раз ездили» [5]. Этот же город - Саньсин - упоминается, и когда Холги-тон и Баоса договариваются о тори. Баоса хочет получить как часть тори за Идари «шубу с густой теплой кучерявой шерстью незнакомого зверя. Шубу эту можно достать в Саньсине» [5]. Холгитон сразу соглашается на его условие, демонстрируя свое знание чужих земель: «Достанем, не впервой нам в Китае бывать» [5]. В начале романа упоминается большой китайский котел, что использовался
в доме Баосы; китайскую дабу среди прочих товаров предлагает Пиапону купец Салов.
Итак, Г. Г. Ходжер в романе «Конец большого дома» транслирует традиционную для нанайцев систему представлений об иноплеменниках, при этом заостряя внимание на той ее части, что в полной мерее коррелируется с советской идеологией. В романе Г. Г. Ходжера другие народы Дальнего Востока - орочи, эвенки, тунгусы, якуты, удэге, гиляки, маньчжуры, солоны, негидальцы - живут в мире и согласии с нанайцами. Конфликты этих народностей с нанайцами не стали даже эпизодами романа, что опять-таки находится в рамках советской идеологии о дружбе народов, хотя, безусловно, в действительности имели место конфликты (в том числе и в форме многолетней кровной мести). На страницах романа не нашел отражения еще один важный аспект - брачные отношения нанайцев с представителями других коренных народов Дальнего Востока. В каких же аспектах происходит взаимодействие нанайцев с прочими коренными народами Дальневосточного региона? Их несколько. Это знание об иноплеменниках или его отсутствие, при этом Г. Г. Ходжер делает акцент на потребности молодых мужчин-нанайцев в знании и ожидании этой же группой гольдов знания иными этносами о существовании нанайцев. Это мирное сосуществование с другими народами, реже автор упоминает о взаимном посещении гольдами земель соседних народов и земель нанайцев иноплеменниками-соседями. В рамках этноцентричности находится следующее: жизненный опыт иноплеменников хорошо известен нанайцам, но не имеет большой ценности для них, он применяется лишь в случаях крайней необходимости. Формой взаимодействия являются и контакты с другими народами, относящиеся к физиологии (речь идет о бытовом общении, приводящем к передаче повальной болезни).
Если перед нами предстают только положительные образы иноплеменников - представителей коренных народов Дальнего Востока - и лишь позитивное восприятие их нанайцами, то совсем в другом ключе Г. Г. Ходжер изображает китайцев. Китайцы представляются неоднозначно, сложно, преимущественно отрицательно (мнения героев и автора не всегда совпадают: писатель видит в них больше негативного, чем его герои). Внимание писателя сосредоточено на конкретных образах китайцев, причем это образы нескольких торговцев. Показательно, что китайцам как группе (за исключением упоминания о хунхузах) внимание автора не уделено. Взаимоотношения нанайцев с китайцами касаются нескольких аспектов, при этом перечень их не совпадает с рядом аспектов взаимодействия нанайцев с коренными народами Дальнего Востока: это браки, жизненный уклад, благосостояние, сфера обмена/торговли, психология, физическое насилие.
Негативное восприятие китайцев нанайцами возникает тогда, когда появляются конфликтные ситуации (это имеет отношение к заключаемым между китайцами и нанайками бракам, неприятию образа жизни на бытовом уровне, их финансовому благополучию, которое достигнуто нечестным путем, а также физическому насилию). И в этом
случае Г. Г. Ходжер конфликтные ситуации вновь выносит за рамки национального поля: неприятие нанайцами китайцев обнаруживается тогда, когда возникает вопрос о собственности (в том числе и о женах) или соблюдении/ нарушении норм нанайского образа жизни. Китайцы противопоставляются нанайцам и на психологическом уровне: первые в изображении Г. Г. Ходжера двуличны (и это осуждается), а вторые наивны и честны (и это вызывает восхищение автора).
Стоит обратить внимание на то, что конфликтные ситуации с иноплеменниками возникают тогда, когда те постоянно проживают на землях нанайцев или же когда посещают их с целью получить выгоду (с торговыми целями). В этих ситуациях в романе Г. Г. Ходжера оказываются только китайские торговцы, никогда - представители коренных этносов Дальнего Востока. Это еще одна реализация симбиоза традиционных представлений нанайцев об иноплеменниках с системой ценностей советской эпохи: конфликт (в романе это пока не классовая борьба, а лишь ее зарождение) возникает между представителями разных классов (бедняками-нанайцами и богатыми китайскими торговцами). Автор, воспитанный и писавший роман в советскую эпоху, причину конфликтов видел именно в столкновении интересов разных социальных классов, а не в различной национальной принадлежности героев. Для Г. Г. Ходжера образы иноплеменников - представителей коренных народов Дальнего Востока - интересны в их совокупности, китайцы же, часто взаимодействующие с нанайцами, привлекают внимание автора своими конкретными образами. Так, в разных плоскостях общего и частного в национальную картину мира нанайской народности, отображенную в романе талантливого нанайского писателя Г. Г. Ходжера «Конец большого дома», и вписываются образы иноплеменников.
1. Ходжер Е. Г. Время уходит, с нами остается только память. К 85-летию со дня рождения писателя Г. Г. Ходжера // Вестник Дальневосточной государственной научной библиотеки. 2013. № 3 (60). С. 92-100.
2. Иващенко Л. Я. Исторические аспекты создания и развития многонациональной художественной литературы на Дальнем Востоке России. 1917 - середина 1980-х годов (Очерки). Владивосток : Дальнаука, 1995. 222 с.
3. Малзурова С. Д.-Н. Национальная картина мира в романе Григория Ходжера «Конец большого дома» // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2011. Т. 1. № 4-1. С. 64-70.
4. Непомнящих Н. А. Варианты сюжета «Поединок человека с медведем» в произведениях В. Санги, А. Немтушкина, Г. Кэптукэ и других писателей // Сюжетология и сюжетогра-фия. 2015. № 2. С. 194-205.
5. Ходжер Г. Г. Конец большого дома // Книгосайт - бесплатная библиотека для всех. URL: http://knigosite.org/library/ read/95704 (дата обращения: 06.10.2017).
© Краюшкина Т. В., 2018
