Национальная картина мира в романе Григория Ходжера «Конец большого дома» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 398 (=Б 12.31)

С. Д-Н. Малзурова

Национальная картина мира в романе Г ригория Ходжера «Конец большого дома»

Статья раскрывает особенности изображения национальной картины мира в романе Григория Ходжера «Конец большого дома». Показывается, как автор с помощью детального воспроизведения охотничьего и рыболовного промысла, подробного описания быта нанайцев добивается создания картины традиционного уклада жизни, родовых устоев.

The article describes the peculiarities of the national picture of the world in Gregory Khodzher‘s novel «The End of the big house». With the help of a detailed reproduction of hunting and fishing, a detailed description of Nanai people’s life the author manages to establish patterns of traditional life.

Ключевые слова: Г. Ходжер, роман «Конец большого дома», национальная картина мира, нанайская литература, традиционный уклад жизни.

Key words: G. Khodzher, novel «The End of the big house», national picture of the world, literature of Nanai, patterns of traditional life.

Первая книга трилогии Г ригория Ходжера «Амур широкий» носит название «Конец большого дома» (1964) - это первый нанайский роман. В нем автор обратился к событиям конца XIX - начала XX веков на примере жизни нанайской семьи, показав вековой родовой уклад жизни нанайцев. Роман примечателен тем, что подробно изображает традиционный образ жизни нанайцев и процесс начала перемены жизненного уклада нанайской народности, разбросанной по всему Амуру широкому. Название книги говорит за себя: в романе показан процесс ломки старого уклада жизни на примере одной большой семьи, одного «большого» дома, главой которого является старый нанайский охотник и рыбак Баоса Заксор, дому которого приходит конец.

История начинается с картины отчаянного смятения хозяина большого дома Баосы, который не может себе представить, что некогда дружный, сплоченный вокруг главы большого семейства, дом теряет былую мощь и равновесие. Вначале он еще верит, что может удержать сыновей и их семьи от отделения, внушает себе, надеется на вековую приверженность, преданность их родовым традициям и беспрекословное повиновение отцу. По Баосу, ценность «большого» дома заключается в общем труде во благо всей семьи - каждый из семейства, будь то мужчина, женщина или младенец, выполняет свои функции в жизнедеятельности дома, каждому определена своя роль. Мужчина - добытчик: рыболов, охотник; женщина -хранительница очага: ей доверено обрабатывать добычу, варить из нее еду,

обшивать сородичей. Старый Баоса, да и все охотники-нанайцы, были крепко убеждены в том, что природа является матерью-кормилицей для всех людей земли, ведь нанай так и переводится на русский - человек земли, и потому законы природы, соблюдение их - это непреложная истина, которая прививается каждому нанайцу с самого рождения. Баоса последовательно передавал эту истину своим внукам. Он считал, что для охотника главным является выдержка, закалка. Баоса внушал внукам, что те должны научиться понимать язык ветра, звезд, листьев и травы, всяких зверей, птиц и букашек. Все это потребуется для жизни, удачной охоты и рыбной ловли, безопасной поездки и хорошего сна.

Григорий Ходжер красочно и живо описывает различные моменты быта, промысла нанайцев. Знание жизни и быта собственного народа не понаслышке, не извне, а изнутри помогли писателю в создании ярких образов: представителей старого и молодого поколений нанайцев. Старое поколение представляют Баос Заксор, Ганга Киле, Холгитон, молодое поколение - Полокто, Пиапон, Дяпа, Калпе, Пота и другие.

Василий Ефименко, исследователь творчества Г. Ходжера, уверен, что нельзя не обратить внимания на образный, сочный язык романа. Он считал, что так, как пишет Григорий Ходжер, мог написать о нанайцах только сын этого народа [1, с. 351]. Действительно, автор проникновенно и с глубоким пониманием, вникая во все тонкости и подробности жизни своего народа, передает нам картину нелегкого ежедневного промысла, связанного с Амуром. На Амуре нанайцы ловили рыбу, которая являлась для них основным пропитанием. У каждого рода имелось негласно закрепленное за ним место ловли рыбы: Баоса с сыновьями, снохами и внучатами каждый год приезжал на свою тонь - длинную песчаную косу на Амуре, где и промышляла семья. Также за родом были закреплены охотничьи угодья - участки в лесах Приамурья, где каждый таежник как свои пять пальцев знал границы своего участка. Ошибки в тайге не могли случаться, в тайге ошибались однажды. «Все верховские, низовские нанай, орочи за Сихотэ-Алинским хребтом, эвенки за Северным хребтом - все знают свои участки» [2, с. 58]. Жизнь их полностью зависела от природных условий и времени года. Подготовка к промыслу, охота и рыбная ловля продолжались круглый год. Весной, после таяния снегов, проходила заготовка липовой коры для веревок, летом добывали рыбу острогой, сетью, неводом, заготовляли бересту. Из бересты готовили туески для ягод, матаху для разделанной рыбы и для отсеивания от ягод мусора, туески для хранения круп, соли и других продуктов, шкатулочки, коробки для белья, для тканей и различную посуду для еды, делали летние юрты хомараны. Также нанайцы охотились на пантачей - изюбров, лосей, жили в берестяных летних юртах - хомаранах, женщины обрабатывали, сушили рыбу, готовили таксу - любимое блюдо нанайцев из рыбьего паштета, готовили сухой тальник, параллельно шла подготовка к кетовой путине, которая приходилась на

осень. В августе проходила охота на уток, в сентябре - на селезня, в сентябре же происходила ловля кеты, заготовка юколы, рыбьего жира из кеты. В октябре нанайцы ловили неводами сазанов, толстолобов, верхоглядов, ремонтировали охотничье снаряжение: лыжи, нарты, самострелы, в ноябре наступали холода, шла шуга, а как станет Амур, начиналась настоящая охота на соболя, белку, енота, лису, колонка. И так круглый год. Большой дом, в котором раньше дружно жили сам Баоса с тихой и бесправной женой, старший их сын Полокто с женой Майдой и детьми, средний Пиапон с женой Дяриктой и детьми, младшие сыновья, неженатые Дяпа и Калпе, начал распадаться с уходом-побегом Идари, младшей дочери Баосы. Она ушла с Потой - младшим сыном бедного соседа Г анги.

Григорию Ходжеру удалось передать внутреннее состояние главного героя Баосы Заксора после того, как тот понимает, что младшая его дочь Идари уже не вернется в большой дом. Ярость от позора, навалившегося на него, ревниво оберегающего старинные обычаи, род, кидает старого Баосу в погоню за беглецами. Баоса руководствуется единственным чувством, владевшим им на тот момент, - местью. Он опозорен - украли дочь, похитили ее из дома без тори - калыма. Немыслимое дело: фанзы и амбары открыты, богатая лавка китайца никогда не запирается, но не было случая, чтобы пропала какая вещь из фанзы, амбара или лавки. Для нанайцев украсть - это страшное дело, этот издревле, почти врожденный устный закон со временем почти утрачен. А тут у него среди бела дня украли такую ценность - дочь. «Идари должна была без тори уйти в дом Гаодаги, обмен не получается. Г аодага будет у меня требовать тори за свою дочь Исоаку. Да, выходит, я ограблен Потой. Ну, нет, Пота, я тебя разыщу, я тебя, вора, на дне Амура разыщу» [2, с. 92]. Баосу мучает эгоистичное чувство собственности - у нанайцев женщина в доме считалась товаром. При этом отец Идари с глубоким сожалением подсчитывает, сколько нужного товара он мог бы купить, если бы Пота заплатил тори за его дочь, - порох, ружье, табак, материю для нового халата, чай, огненную воду - все, что необходимо для таежного человека, охотника.

В своем романе автор откровенно и правдиво раскрывает истинное положение женщины у нанайцев, двоякое отношение к ней: женщина вызывает чувство уважения как хранительница очага, продолжательница рода, вместе с тем никто не скрывает неприязни к женщине, потому что она исконно считалась «грязной», «оскверненной». Для мужчины-охотника ничего хуже и страшнее нет, чем впустить женщину в свою часть амбара, где хранятся охотничьи принадлежности, перед предстоящей охотой: тогда по поверьям нанайцев удача могла запросто покинуть добытчика. А самой плохой приметой называли старики, когда «грязная» женщина поднимается в амбар, а под ним оказывается охотник, тогда его всю зиму будут преследовать неудачи, и звери даже не допустят его близко. Через весь роман проходит мысль о подневольном положении женщины-нанайки: по нанай-

ским законам, купил жену, заплатил за нее тори (калым), хочешь - живи с ней, хочешь - перепродай, а хочешь - убей, так понимали участь женщины большинство нанайцев. Она не смела садиться за один стол с мужем: только после него женщине полагалось принимать пищу, ей с детства была уготована участь быть проданной за того, кто выкупит ее за тори (калым); мужчина мог запросто накричать, избить женщину, что воспринималось домочадцами как должное. Такое отношение к женщине было принято не только у нанайцев, но и у многих народов Севера (нивхов, юкагиров, эвенков). С течением времени оно стало меняться: в настоящее время нанайская женщина имеет равные права с мужчиной и как хозяйка дома, и как полноправный член общества. В сознании нанайцев все же сохраняются пережитки прошлого, связанные с древнейшим языческим верованием и мышлением народа, ведь исконным занятием нанайца считается охота, рыболовство. А какой настоящий охотник не пожелает, чтобы удача ему сопутствовала на охоте или рыбалке. Некоторые традиции все же чтутся нанайцами и сейчас.

Тихо умирает жена Баосы, всю свою жизнь посвятившая дому, детям, не видевшая ласки от мужа, не слышавшая доброго слова от него: «Баоса рыдал, опустив голову между колен. Пиапон стоял возле него, и ему казалось, что отец раскаивается за свое буйство, за свое несправедливое отношение к жене - сколько раз он ее избивал без всякой на то причины, сколько раз обвинял в несуществующих грехах» [2, с. 146]. Вместе с тем Григорий Ходжер вывел другие образы нанайских женщин, не чурающихся никакой работы, искусниц-вышивальщиц, мастериц по пошиву одежды и обуви, умеющих обрабатывать рыбу и мясо, готовить разную еду из них. Таковы главные героини Идари, Кэкэчэ и Майды: «Кэкэчэ вышивала узоры на халатах, она была мастерица и выдумывала много новых забавных орнаментов. Она сперва выводила их на черной материи мучным раствором, если не нравились какие завитки, она смывала рисунок и выводила новый. К ней приходили соседки с полосками бересты и чуруэном, переводили придуманный узор. Идари с малых лет умела выполнять все женские работы, она плела корзины, циновки, делала всякую посуду из бересты, обрабатывала шкуры зверей и рыбью кожу, шила халаты, обувь, варила еду и обрабатывала рыбу. Во всяком деле она могла бы поспорить с любой женщиной, но в вышивании узоров не могла сравниться с другими и теперь с прилежностью училась этому мастерству у Кэкэчэ» [2, с. 262]. Женщинам в большом доме всегда находилось много дел, они не могли присесть отдохнуть, посплетничать. Хозяйке дома приходилось особенно тяжко - она была загружена работой вдвое больше остальных женщин, потому, что на ее плечах держалось все хозяйство. Она была привычна ко всякой работе, пристегнув к поясу свою толстую, длинную, почти до пят, косу, прибирая дом и в амбаре, успевала обработать рыбьи кожи и накормить многочисленных собак. Поэтому у нанайцев, как и у большинства се-

верных народов (чукчей, нивхов, удэгейцев, эскимосов и др.), был обычай, скорее,. необходимость в том, чтобы приводить в дом вторую жену, даже третью (кто способен был их прокормить), чтобы одна за очагом смотрела, другая рожала, третья шила, штопала, обрабатывала.

Первым после Идари покидает большой дом старший сын Баосы Пиа-пон, отличный охотник, со спокойным нравом, всегда рассудительный, немногословный, совет с которым держат все в стойбище. В отличие от других ему присуще чувство жалости к женщинам, истоком чего была сопровождавшая с детства любовь и жалость к своей матери. В Пиапоне автор отмечает неподдельный интерес ко всему новому, стремление самому все испытать, его терпеливый и добродушный нрав. Твердая позиция в спорных ситуациях всегда притягивала и располагала к себе его сородичей. Верный родовым традициям, Пиапон долго не решался выйти из большого дома, но властность Баосы, не прощающего любых отклонений, нарушений заведенного порядка, заставили его восстать. При этом он объясняет младшему брату Калпе: «Я ругался не с отцом, а с главой большого дома, который держал нас связанными по рукам и ногам» [2, с. 224]. Здесь мы видим разложение и крушение не просто «большого» дома и «большой» семьи, но и древнего культа нанайцев - уважение и почитание старших семьи и рода: никто из молодых мужчин не смел ни спорить, ни противоречить и тем более повышать голос на старших и стариков, слова и приказы которых звучали как закон и неукоснительно соблюдались, потому что только они могли обучить и воспитать детей и внуков в суровых условиях выживания.

Слепое подчинение старым предрассудкам заставляло няргинцев безоговорочно принимать доводы шаманов, молиться, просить избавления от разных недугов. Соседнее стойбище Хулусэн и его священный жбан - сосуд для молений известны были всем нанайцам Амура, Уссури, Сунгари, и люди приезжали сюда издалека помолиться эндури - богу Неба и Земли, от которого зависит счастье в жизни, удача на охоте, зачатие бесплодной жены, излечение от болезней и пр. Случалось, что приходилось устанавливать очередь к жбану счастья: один день молилась одна семья и устраивала угощения, на следующий день - другая, потом третья. Моления всегда сопровождались беспробудной пьянкой. Так продолжалось изо дня в день вплоть до кетовой путины, а по окончании ее начинались другие родовые моления. Постоянная зависимость от погодных условий, как следствие, неудачи в рыбной ловле и охоте постепенно зарождали в душах нанайцев сомнение, недоверие к вредным обычаям, постепенно на смену отмирающих суеверий приходила трезвость размышлений, попытки аналитического оценивания различных человеческих поступков.

Знакомство и дружба с русскими, постепенно населяющими Приамурье, вносят в жизнь нанайцев разнообразие. Они и раньше общались с русскими торговцами, которые старались обманом выменять у них пушнину,

рыбу. С новыми русскими их начинает связывать взаимопонимание, от них нанайцы видят поддержку, такими русскими выступают в романе Митрофан, доктор Харапай Василий Ерофеич. Общение с ними углубляет противодействие Пиапона старым родовым установкам, таким, как запрет трогать снаряжение, инструменты без согласия главы большого дома. Он решается без спроса взять невод из амбара для спасения от голода жителей стойбища - прямой вызов старым обычаям, нарушение устоявшихся норм - так происходит разрыв между оправданными, но противоречащими взглядам представителей родоплеменной общности действиями. До этого случая нанаец, рискуя жизнью даже, не посмел бы забрать то, что собственно не принадлежит ему, без позволения на это хозяина.

Совместная жизнь в большом доме для Пиапона становится невозможной. С уходом Пиапона, Полокто Баоса Заксор теряет свое верховенство в доме, для него унизителен процесс дележа общей добычи после коллективного улова. Долго старый нанаец тешил себя надеждой восстановить размеренное течение жизни в большом доме, некогда объединенном общим промыслом, общим бытом, общим законом, что помогало сохранять жизнь в большом доме, но процесс этот оказался необратимым. Мужчины, старшие сыновья Баосы со своими женами и детьми, начали обустройство своих собственных жилищ, начали отдельную от большой семьи жизнь. С этого момента уже становится ясно, что с разложением самого крепкого и уважаемого в Нярги «большого» дома начинается постепенное разложение старого уклада жизни всего нанайского стойбища.

Согласно замечанию исследователя литературы народов Севера О. К. Лагуновой, «сознание мастеров слова младописьменных литератур Севера ориентировано на традиционную культуру» [3, с. 16], Григорий Ходжер, опираясь на знание истории и традиций своего народа, смог раскрыть и представить нам национальный мир, этническую картину его жизни.

Творчество прозаиков Севера, как отметила Ю. Г. Хазанкович: «...стало поистине новой вехой в истории становления прозы коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири: они обогатили и усовершенствовали ее поэтику через проникновение в суть национального характера, национальной психологии и национального менталитета в реальном историческом контексте» [4, с. 60]. По нашему убеждению, данное высказывание по праву можно отнести и к творчеству Григория Ходжера. Изображая жизнь собственного народа, его психологический склад, суровую жизнь в прошлом, писатель показывает, как казавшиеся устойчивыми древние родовые обычаи и традиции нанайцев на поверку оказываются хрупкими во время больших перемен в России. Вместе с изменением древнего уклада жизни нанайцев меняются и мышление их, и сознание, а вместе с этим и нормы морали и законы нравственности, помогавшие им в условиях сурового выживания на Дальнем Востоке.

Список литературы

1. Ефименко В. Первый нанайский роман и его автор // Ходжер Г. Амур широкий: Роман. Кн.1: Конец большого дома. - Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1979. -С. 345 - 351.

2. Ходжер Г. Г. Амур широкий. Книга первая. Конец большого дома. - Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1979.

3. Лагунова О. К. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети XX века (Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги): автореф. дис. ... д-ра фи-лол. наук. - СПб., 2008.

4. Хазанкович Ю. М. Проза коренных малочисленных народов Севера, Дальнего Востока и Сибири в критике 1970-1990-х годов // Вестник ЯГУ. - 2007. - № 3. - Т. 4. -С. 58 - 61.