CC BY
59
DOI: https://doi.org/10.23670/IRJ.2020.102.12.109
ОБРАЗОТВОРЧЕСКАЯ РОЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ДЕТАЛИ В РАССКАЗЕ А.П. ЧЕХОВА «ВРАГИ»
Научная статья
Ткачёва Р.А.1' *, Михайлова Н.Д.2, Витлинская Л.Г.3
1, 2, 3 Тверской государственный медицинский университет Минздрава России, Тверь, Россия
* Корреспондирующий автор (tkacheva_r.a.2019[at]mail.ru)
Аннотация
Статья посвящена исследованию роли художественной детали в создании образа героя в рассказе А.П. Чехова «Враги». Анализ продемонстрировал, что символическая деталь способна выявлять сущностные черты в герое, как например, стремление к внешнему эффекту одного и самоотверженное служение своему делу другого. Детали интерьера могут характеризовать как увлечения героя, так и очерчивать круг его утрат. В статье рассмотрена система анималистических деталей (зоонимы), участвующая в характеристике персонажей и образующая мотив сравнения в рассказе. С помощью зоонимов разоблачается фальшь в поведении персонажа, намечается перспектива его перерождения и деградации. В статье раскрыта функция цветовой детали: доказано, что тема красного цвета символизирует гибельную страсть героя к женщине. Детали пейзажа позволяют его трактовать как пространственную метафору, в которой заключены особые значения и смыслы, которые никакими другим средствами не выражены. В статье доказано, что художественная деталь не только усиливает определённые значения, но также передаёт смыслы, выраженные исключительно только этими средствами.
Ключевые слова: Чехов, образотворческая функция, художественная деталь, цветовая деталь, анималистическая деталь, зооним, пространственная метафора.
THE ROLE OF ARTISTIC DETAIL IN THE CREATION OF AN IMAGE IN THE A. P. CHEKHOV'S SHORT STORY "ENEMIES"
Research article
Tkacheva R.A.1 *, Mikhailova N.D.2, Vitlinskaya L.G.3
1 2 3 Tver State Medical University of the Ministry of Health of Russian Federation, Tver, Russia.
* Corresponding author (tkacheva_r.a.2019[at]mail.ru)
Abstract
The article explores the role of artistic detail in creating the image of the characters in the story "Enemies" (Vragi) by A. P. Chekhov. The analysis demonstrates that a symbolic detail can reveal essential features in the characters, such as the desire for the external effect of one and the selfless service of the other. The details of the interior can be characterized as the characters' hobbies as well as outline the scope of their loss. The study examines the system of animalistic details (zoonyms) involved in the characterization of the heroes of the story that forms the motif of comparison in the story. Zoonyms help expose the dishonesty in the behavior of one the main characters as well as outlines the prospect of his rebirth and degradation. The article reveals the function of the color details, proving that the theme of the color red symbolizes the character's fatal passion for a woman. The details of the landscape allow for the interpretation of it as a spatial metaphor, which contains special meanings that are not expressed by any other means. The study substantiates that artistic details not only reinforce certain meanings but also convey the meanings expressed exclusively by these means.
Keywords: Chekhov, image-making function, artistic detail, color detail, animalistic detail, zoonym, spatial metaphor.
При сжатости и скупости чеховского повествования художественная деталь всегда играет важную роль в формировании многообразных смыслов, заложенных в образе героя. При этом некоторые сравнения, метафоры, предметы, «расселённые в пространстве произведения» (Чудаков) и приобретающие символические значения, могут брать на себя едва ли не главную смысловую нагрузку в характеристике героя. «Каждое явление художественного мира существует в нём не потому, что существует, а потому, что нечто провозглашает, выражает, потому что содержит в себе идею» [8, С.7]. В этом смысле показательна роль художественной детали в художественном мире рассказа А.П. Чехова «Враги».
В рассказе фактически два действующих лица: Кирилов, земский врач, и Абогин, местный помещик-аристократ. Их встреча происходит в сложной для обоих ситуации. К Кирилову, у которого «только что умер его единственный ребёнок, обращается за помощью некий Абогин и настоятельно требует от него исполнения профессионального долга - ехать к его «очень больной», как он уверен, жене: другого врача, к которому он мог бы обратиться, нет» [5, С.286]. То, что он аристократ и помещик, сейчас неважно. Важно уговорить доктора поехать с ним к больной. И Абогин всячески заискивает перед доктором, «мелко семенит возле него и шаркает ногами». Но для дальнейшего развития конфликта различие героев имеет большое значение, поэтому на первых страницах рассказа высвечены художественные детали, имеющие в характеристике героев принципиальное значение. Это белое кашне Абогина, как воплощение его аристократизма, и «обожжённые карболкой руки» врача-труженика. «Кирилов, как был, без сюртука, в расстёгнутой жилетке, не вытирая мокрого лица и рук, обожжённых карболкой, пошел отворять дверь. В передней было темно, и в человеке, который вошёл, можно было различить только средний рост, белое кашне и большое, чрезвычайно бледное лицо, такое бледное, что, казалось, с появлением этого лица в передней стало светлее...» [1, С. 71]. С точки зрения ситуативной логики, упоминание кашне вошедшего человека объяснимо: оно белое и потому, как и очень бледное лицо, хорошо заметно. Но замечание об обожжённых карболкой руках доктора внешне не мотивировано: какие руки у хозяина дома в тёмной передней не видно. Но эти детали дают им сущностную характеристику: один щёголь-аристократ, для которого важна демонстрация внешней формы, и другой - труженик, не
жалеющий себя и своих рук на избранном им поприще. За этой деталью - обожжёнными карболкой руками - стоит жизнь, наполненная служением делу, требующему от человека «самоотвержения, подвига, искренней любви и сострадания к больным» [3, С. 942-944].
Важность обеих деталей подчеркивается их повторяемостью, что позволяет считать их символическими. Кашне, упомянутое с первым появлением героя, долго остается во внимании автора: когда доктор вторично появляется в своей передней, и «Тут он опять увидел белое кашне и бледное лицо»; Абогин умоляет доктора поехать к его жене, «прикладывая к своему кашне руку»; во дворе, когда доктор и проситель собираются уезжать, автор опять отмечает, что «Кашне белело только спереди, позади же оно пряталось за длинными волосами» [1, С. 71-76]. То есть в то время, пока Абогин находится рядом с Кириловым вне своего дома, кашне остаётся на нём, как бы напоминая о неравенстве героев. Когда же Абогин приезжает домой, отмечен момент, как он его снимает: «в манерах, с каким он снимал своё кашне <... > сквозило тонкое, почти женское изящество» [1, С. 78]. Теперь, когда он на своей территории, знак аристократизма ему не нужен.
Кирилов же, приехавший в дом Абогина, находясь в его гостиной, разглядывает свои «обожжённые карболкой руки»: «он сидел в кресле и разглядывал свои обожжённые карболкой руки» [1, С. 78]; «Подождав минут пять, Кирилов перестал разглядывать свои руки» [1, С. 79]. Точно так же, как Абогин на территории Кирилова имел свой маркер аристократизма и изящества, противостоящие Кирилову, так и Кирилов пребывает в доме Абогина с указанием на свою сущность. Здесь его руки выступают как антитеза изяществу и «сытости» дома Абогина, как знак чужеродности героя всему, что его сейчас окружает.
Заложенные в рассмотренных художественных деталях смыслы находят продолжение и дальнейшее развитие в портретных характеристиках и интерьере жилищ героев. И здесь художественная деталь представлена в многообразии функций, помогая через малое сказать многое.
Портрет Кирилова продолжает идею самоотверженного труженика-врача. Он «высок, сутуловат, одет неряшливо и лицо имел некрасивое. Что-то неприятно резкое, неласковое и суровое выражали его толстые, как у негра, губы, орлиный нос <... > впалые виски, преждевременные седины на длинной узкой бороде, сквозь которую просвечивал подбородок, бледно-серый цвет кожи и небрежные, угловатые манеры - всё это своею черствостью наводило на мысль о пережитой нужде, бездолье, об утомлении жизнью и людьми» [1, С. 78]. Воплощением «бездолья, пережитой нужды, утомления жизнью и людьми» в портрете выступает его длинная узкая борода, сквозь которую просвечивает подбородок. А рядом с ней - орлиный нос, который при высоком росте заявит о себе как знак того чувства собственного достоинства и гордости, которые ярко прозвучат в последних сценах рассказа, в поединке с Абогиным. Символичность этих деталей подтверждается их повторяемостью: Кирилов выходит из дома, и автор замечает: «В темноте уже ясно вырисовывалась высокая сутуловатая фигура доктора с длинной, узкой бородой и с орлиным носом» [1, С. 76]; в портретной характеристике отмечены «седины на длинной, узкой бороде» [1, С. 78]. Борода «принимает участие» в выражении эмоциональных состояний героя: растерянности и обиды: «Его глаза замигали, налились слезами, узкая борода задвигалась направо и налево вместе с челюстью» [1, С. 80]; негодования и гнева: «доктор вдруг вскочил, сверкнул глазами и сказал, грубо отчеканивая каждое слово: «Зачем вы всё это говорите мне? Не желаю я слушать! <... > Зачем вы меня сюда привезли? - продолжал доктор, тряся бородой» [1, С. 81].
Сказать об образованности доктора, его начитанности и широком кругозоре помогает такая значимая деталь интерьера его дома, как книга. Это единственный предмет, которому в доме Кирилова уделено достойное внимание. «Шкапами с книгами» полностью занята одна стена его кабинета, и именно на книги, выделяя их, падает полоса света через отворённую в спальню дверь; на столе в зале лежит книга и, проходя через залу, Кирилов «машинально заглянул в толстую книгу», очевидно, по привычке работать с нею. Всё остальное в доме - необходимые в обиходе предметы: кровать, комод, табуретка, большой широкий диван в маленькой комнате рядом с кухней - свидетели всё той же нужды и бездолья [1, С.74-75].
Зато «вся фигура» Абогина, возвратившегося к себе домой, «дышала» «сытостью, здоровьем и апломбом» [1, С. 78]. В его портретной характеристике ведущим является сравнение его со львом, причём это развёрнутое сравнение, складывающееся из многих деталей. Он блондин (у льва светлая грива), с «большой головой и крупными, но мягкими чертами лица», его длинные волосы названы «гривой», «ходил он, держа прямо голову и выпятив вперёд грудь», «В его осанке <... > и в лице чувствовалось что-то благородное, львиное» [1, С. 78]. Сходство со львом - не минутное впечатление, которое он произвёл при первом разглядывании его в ярко освещённом доме Абогина (они только что туда приехали). С большой долей иронии сравнение повторилось в ситуации, когда, разгневанный подлым обманом жены, Абогин мечется по гостиной: «Слёзы брызнули у него из глаз. Он повернулся на одной ноге и зашагал по гостиной. Теперь в своём коротком сюртуке, в модных узких брюках, в которых ноги казались не по корпусу тонкими, со своей большой головой и гривой он чрезвычайно походил на льва» [1, С. 79]. Брызжущий слезами лев, выделывающий повороты «на одной ноге», вызывает большие сомнения в своей подлинности. Да и часто повторяющиеся в характеристике замечания о его тонком, «почти женском изяществе» мало подходят к этому сильному, благородному животному. Сходство Абогина со львом - такая же внешняя, рассчитанная на эффект, временная деталь, как и белое кашне. В отличие от Кирилова, в котором орёл («орлиный нос») - настоящий.
Стремление Абогина быть модным, молодым (носит маленькую студенческую шапочку), походить на льва продиктовано его страстью к женщине, его жене, которую он любил «набожно, как раб! Для неё пожертвовал всем: поссорился с роднёй, бросил службу и музыку, прощал ей то, чего не сумел бы простить матери или сестре...» [1, С. 80]. Под знаком этой страсти даны многие детали и мотивы в его дискурсе.
Немало их в доме Абогина. Увиден дом главным образом глазами Кирилова, которому не до разглядывания чужой обстановки. Это позволило автору остановиться только на тех предметах, которые имеют в образе героя символическое значение. Вот свидетели «брошенной» Абогиным музыки: в большой гостиной под зачехлённой люстрой «темнел чёрный рояль» (свет не зажигали, на рояле не играли?), в маленькой «очень уютной и красивой
гостиной» Кирилов мельком увидел футляр от виолончели (почему футляр, а не сам инструмент?) Где-то на стене тикали часы - знак времени, важного для обоих героев. Там же «он заметил чучело волка, такого же солидного и сытого, как сам Абогин» [1, С. 79]. Волк уже второй, вместе со львом, зооним в образе Абогина, только теперь не его сравнивают с волком, а волка с ним. Зоонимы давно и широко используются «для метафорической характеристики кого-либо или чего-либо», «они придают сравнению «яркую метафорическую образность, стилистическую разносторонность» [7, С. 65].
Присмотримся к этому волку повнимательнее. Определение «сытый и солидный» типично для Абогина, но не для волка, потому что ему надлежит быть злым и голодным. Сытость и появившаяся в связи с этим солидность изменили его природу, а поскольку волк-перерожденец уподоблен Абогину, то закономерно предположить, не ждет ли подобное перерождение и его самого. Тем более, что восприятие чучела волка погружено в мотив времени: «покосившись в ту сторону, где тикали часы, он заметил чучело волка, такого же солидного и сытого, как сам Абогин». Что же со временем может статься с Абогиным? Ответ нам даёт ещё один зооним, связанный с образом этого героя, - каплун, и мотив жира. Кирилов, обличая паразитический, легковесный образ жизни тех, кто живёт «в розовом полумраке», бросает в лицо Абогину: «<... > с жиру женитесь, с жиру беситесь и разыгрываете мелодрамы», «...жирейте, как каплуны» [1, С. 81], «Каплун, которого давит лишний жир, тоже несчастлив. Ничтожные люди!» [1, С. 82]. Напомним, что каплун - это жирный кастрированный петух, специально откормленный на мясо.
Появление такого сравнения в характеристике Абогина ставит его в один ряд с теми чеховскими персонажами, чьи тела и души заплыли жиром, как, например, Дмитрий Старцев, превратившийся в Ионыча («Ионыч»), или Николай Иванович Чимша-Гималайский, который «постарел, располнел, обрюзг; щёки, нос и губы тянутся вперёд, -того и гляди, хрюкнет в одеяло» («Крыжовник») [1, С. 513]. «Подобный приём позволяет усилить обличительное начало в характеристике героя» [10, С. 31].
Таким образом, очевидно, что предметы в доме Абогина говорят не о том, чем живет герой, как это было с книгой в доме Кирилова, а о том, что он утратил (бросил музыку) или утратит (из льва превратится в каплуна). И причина этих утрат - страсть Абогина - также представлена в художественной детали, в мотиве красного света (цвета), огня, всегда ассоциировавшегося с чувством любви. Эта цветовая деталь обеспечивает «четкую прорисовку тематических линий» в произведении, их «целенаправленную <...> организацию» [2, С. 215].
В его уютной гостиной висит «ярко-красный абажур», изливая красный свет на все предметы вокруг, окрашивая их в единый цвет - цвет гибельной страсти. Этот тревожный оттенок огонь любви получает в самом начале текста рассказа, когда Абогин приехал за доктором для своей «больной» жены. Его возбуждённое состояние, продиктованное страхом за жизнь любимой, получает знаковое сравнение с испугом от пожара: «Точно испуганный пожаром или бешеной собакой, он едва сдерживал своё частое дыхание и говорил быстро, дрожащим голосом» [1, С. 71]. Пожар, знак беды, разрушения, гибели, и любовь автор объединяет в герое в одно чувство. И поскольку такое объединение появляется в начале текста рассказа, то в образе героя всю тему огня следует рассматривать как символ гибельного любовного пожара. Отблески этого пожара красным цветом неотступно сопровождают героя. Под этим светом он живёт в своей гостиной, «с пожаром» в душе приехал к доктору, на обратной дороге его сопровождает «большой полумесяц, красный, слегка подёрнутый туманом» [1, С. 77]. Когда Абогин уезжает за женой из своего дома, автор не преминул сказать о красном полумесяце, хотя на небосклоне его уже нет: «Красный полумесяц уже ушёл за холм, и сторожившие его тучи тёмными пятнами лежали около звёзд». Зато карета, в которой он едет «протестовать и делать глупости», - «с красными огнями» [1, С. 83].
То, какой будет конец у этой страсти, автор расскажет в картинах пейзажа, сопровождающего коляску с героями к дому Абогина. В художественном произведении пейзаж всегда находится в тесной связи с сюжетом, чувствами и состоянием героев. «Пространственные реалии могут являть собою определённые нравственные и мировоззренческие нормы и представления» [4, С. 38-39].
Поздний, «тёмный сентябрьский вечер». Направо от дороги «лежала равнина», а «Налево, параллельно дороге, тянулся холм, кудрявый от мелкого кустарника, а над холмом неподвижно стоял большой полумесяц, красный, слегка подёрнутый туманом и окружённый мелкими облачками, которые, казалось, оглядывали его со всех сторон и стерегли, чтобы он не ушёл». Кудрявый от мелкого кустарника холм задаёт лёгкое, игривое настроение, которое продолжается в том, что происходит над холмом, где мелкие облачка оглядывают полумесяц со всех сторон и стерегут его. Эта пейзажная зарисовка метафорична и отсылает к семейной ситуации Абогина. Легко и беззаботно предавался он своей любви, с лёгкостью «прощал» жене «то, чего не сумел бы простить матери или сестре». «И я не видел... не понимал! <... > Я не замечал, что он ездит каждый день, не заметил, что он сегодня приехал в карете! Зачем в карете? И я не видел! Колпак!» [1, С. 80]. Да, не устерег свою любовь.
И дальше игривое настроение покидает пейзаж и сменяется тяжёлым размышлением о будущем героев. В картины природы входит сравнение земли с падшей женщиной, обреченной на одиночество, и это, конечно, судьба легкомысленной возлюбленной Абогина: «Во всей природе чувствовалось что-то безнадёжное, больное; земля, как падшая женщина, которая одна сидит в тёмной комнате и старается не думать о прошлом, томилась воспоминаниями о весне и лете и апатично ожидала неизбежной зимы». В этом же дискурсе «зашифрован» и конец срасти Абогина: «Куда ни взглянешь, всюду природа представлялась тёмной, безгранично глубокой и холодной ямой, откуда не выбраться ни Кирилову, ни Абогину, ни красному полумесяцу» [1, С. 77].
И облачка, оглядывающие полумесяц, и томящаяся воспоминаниями о весне земля, и красный полумесяц в холодной яме - всё это части единой пространственной метафоры, «наделенной способностью вбирать в себя сущностные черты всего художественного мира произведения, отсылать к важнейшим чертам в характеристике персонажа» [6, С. 34]. В ней обнаруживаются такие значения и смыслы, которые ничем другим, кроме этой метафоры, не переданы. Безусловно, наличие «функционально-эстетического «слоя» пейзажей» [2, С. 216] позволяет автору решить определенные художественные задачи.
Таким образом, художественная деталь представлена в рассказе А.П. Чехова «Враги» очень богато. Это и разнообразные сравнения, и символические предметы, и многочисленные зоонимы, и мотив красного цвета, и пространственная метафора. Все они не только оттеняют, усиливают определённые значения, но часто формируют смыслы, выраженные исключительно только этими средствами. Поэтому, читая произведения А.П. Чехова, следует быть внимательным к изобразительным средствам художественного текста, «прочитывать», расшифровывать их, чтобы открылось всё богатство произведений этого великого художника слова.
Конфликт интересов Conflict of Interest
Не указан. None declared.
Список литературы / References
1. Чехов А.П. Малое собрание сочинений / Антон Чехов. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. - 800 с.
2. Михайлова Н.Д. К вопросу о циклизации малой прозы в русской литературе второй половины ХIX века / Н.Д. Михайлова, В.М. Мирзоева, Р.А. Ткачева // Вестник Тверского государственного университета. Серия Филология. -2012. - №3. - С. 213-218.
3. Ткачёва Р.А. Он никогда не чувствовал призвания к медицине (по рассказу А.П. Чехова «Палата №6») / Р.А. Ткачева и др. // Молодёжь, наука, медицина: материалы 65 Всерос.межвуз. студенческой науч. конф. с международным участием / Тверской государственный медицинский университет. - Тверь, 2019. - с. 375-379.
4. Ткачёва Р.А. «Там нас полюбили бы»: храмы города повествователя в романе Л. Добычина «Город Эн» / Р.А. Ткачева, В.М. Мирзоева и др. // Общие вопросы мировой науки. Сб. науч. трудов по материалам международной научно-практической конференции. 30 марта 2019. «Наука России». - 2019. - 112 с.
5. Ткачева Р.А. О роли художественного текста в формировании личности врача у иностранных обучающихся медицинского вуза / Р.А. Ткачева, Н.Д. Михайлова, Л.Г. Витлинская // «Общественные науки». Всероссийский научный журнал. - 2016. - № 3. - С. 284-289.
6. Ткачёва Р. А. «Диалоги» пространств в художественном мире романа Л. Добычина «Город Эн» / Р.А. Ткачева, Н.Д. Михайлова и др. // Проблемы и приоритеты развития науки в XXI веке. Сб. науч. статей по материалам Международной науч.-практич. конференции от 30 декабря 2017 года. В 2-х частях. Часть 2 / Международный научно-информационный центр «Наукосфера». Смоленск: ООО «Новаленсо». - 2018. - 165 с.
7. Ткачёва Р.А. Фразеологизмы, содержащие зоонимы, в языковой картине мира / Р.А. Ткачева, Н.Д. Михайлова и др. // General question of world science. Collection of scientific papers, on materials of the international scientific-practical conference 31.07.2020. - c.65-68.
8. Фёдоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время / Ф.П. Фёдоров. - Рига: Знание, 1988. - 456 с.
9. Чудаков А.П. Мир Чехова. Возникновение и утверждение / А.П. Чудаков. - М.: Сов. писатель, 1986. - 379 с.
10. Mikhailova N.D. The imaginative function of the name in prose of I.S. Turgenev and writers populists / N.D. Mikhailova, V.M. Mirzoeva, R.A. Tkachova, L.G. Vitlinskaja // International journal of advanced studies in language and communication. - 2019. - №1. - P. 29-33.
Список литературы на английском языке / References in English
1. Chekhov A. P. Maloe sobranie sochinenij [A Collection of Works] / Anton Chekhov. - SPb.: Azbuka, Azbuka-Atticus, 2018. - 800 p. [in Russian]
2. Mikhailova N. D. K voprosu o ciklizacii maloj prozy v russkoj literature vtoroj poloviny HIH veka [On the Issue of Cyclization of Small Prose in Russian Literature of the Second Half of the XIX Century] / N. D. Mikhailova, V. M. Mirzoeva, R. A. Tkacheva //Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija Filologija [Bulletin of Tver State University. Philology Series]. - 2012. - No. 3. - pp. 213-218 [in Russian]
3. Tkacheva R. A. On nikogda ne chuvstvoval prizvanija k medicine (po rasskazu A.P. Chehova «Palata №6») [He Never Felt a Vocation to Medicine] (Based on the Story of a. P. Chekhov "Ward No. 6")] / R. A. Tkacheva et al. // Molodjozh', nauka, medicina: materialy 65 Vseros.mezhvuz. studencheskoj nauch. konf. s mezhdunarodnym uchastiem [Youth, Science, Medicine: Proceedings of the 65 vseros.inter-University. Student Scientific Conference With International Participation] / Tverskoj gosudarstvennyj medicinskij universitet [Tver State Medical University]. Tver, 2019, pp. 375-379 [in Russian]
4. Tkacheva R. A. «Tam nas poljubili by»: hramy goroda povestvovatelja v romane L. Dobychina «Gorod Jen» ["They would love us there": the temples of the city of the narrator in the novel by L. Dobychin "The Town of N"] / R. A. Tkacheva, V. M. Mirzoeva et al. // Obshhie voprosy mirovoj nauki. Sb. nauch. trudov po materialam mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii [World Science. Proceedings of the International Scientific and Practical Conference. March 30, 2019]. «Nauka Rossii». - 2019. - 112 p. [in Russian]
5. Tkacheva R. A. "O roli hudozhestvennogo teksta v formirovanii lichnosti vracha u inostrannyh obuchajushhihsja medicinskogo vuza" [On the Role of a Literary Text in the Formation of a Doctor's Personality in Foreign Students of a Medical University] / R. A. Tkacheva, N. D. Mikhailova, L. G. Vitlinskaya // «Obshhestvennye nauki». Vserossijskij nauchnyj zhurnal ["Social Science". An All-Russian Scientific jJournal], 2016, no. 3, pp. 284-289 [in Russian]
6. Tkacheva R. A. «Dialogi» prostranstv v hudozhestvennom mire romana L. Dobychina «Gorod Jen» [Dialogues" of Spaces in the Artistic World of Roman L. Dobychin "The Town of N"] / R. A. Tkacheva, N. D. Mikhailova et al. // Problemy i prioritety razvitija nauki v XXI veke. Sb. nauch. statej po materialam Mezhdunarodnoj nauch.-praktich. konferencii ot 30 dekabija 2017 goda. [Problems and Priorities of Science Development in the XXI Century. Proceedings of the International Scientific and Practical Conference, December 30, 2017, In 2 parts. Part 2] / Mezhdunarodnyj nauchno-informacionnyj centr «Naukosfera». [International Scientific-Informational Center "Naukosfera"]. Smolensk: "Novalenso" LLC. - 2018. - 165 p. [in Russian]
7. Tkacheva R. A. Frazeologizmy, soderzhashhie zoonimy, v jazykovoj kartine mira [Phraseological Units Containing Zoonyms in the Language Picture of the World] / R. A. Tkacheva, N. D. Mikhailova et al. // [General question of world science]. Collection of scientific papers, on materials of the international scientific-practical conference 31.07.2020. - c.65-68 [in Russian]
8. Fedorov F. P. Romanticheskij hudozhestvennyj mir: prostranstvo i vremja [Romantic art world: space and time] / F. P. Fedorov. - Riga: Znanie, 1988. - 456 p. [in Russian]
9. Chudakov A. P. Mir Chehova. Vozniknovenie i utverzhdenie [Chekhov's World. Occurrence and Assertion] / A. P. Chudakov. - M.: Sovetsky pisatel', 1986. - 379 p. [in Russian]
10. Mikhailova N.D. The imaginative function of the name in prose of I.S. Turgenev and writers populists / N.D. Mikhailova, V.M. Mirzoeva, R.A. Tkachova, L.G. Vitlinskaja // International journal of advanced studies in language and communication. - 2019. - №1. - P. 29-33.
