CC BY
63
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
ОБРАЗНО-СИМВОЛИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И МЕТОДЫ РЕШЕНИЯ НЕПАРАДИГМАЛЬНЫХ НАУЧНЫХ ПРОБЛЕМ
И.Г. БЕЛОКОПЫТОВА, доц. каф. философии МГУЛ, канд. филос. наук
Американский историк и философ науки Томас Кун отмечал, что любая научная теория может достаточно долго существовать в качестве основы научных исследований - до тех пор, пока не подвергается сомнению основная парадигма научного исследования в данной области. Несмотря на достаточно нечеткое определение, данное Куном термину «парадигма» (от греч.Парабегуца - «пример», «модель», «образец»), понятно, что имеется в виду его понимание как совокупности концептуальных рамок науки, ее общепринятых ценностей и фундаментальных научных установок, представлений и терминов, общепринятых научных традиций и т.п., принимаемых и разделяемых научным сообществом. Парадигма служит, во-первых, консолидации ученых в рамках каждого научного сообщества, а, во-вторых, обеспечению преемственности развития науки и научного творчества. Смена парадигмы знаменует собой научную революцию, ибо новая парадигма, согласно мысли Куна, принципиально не может быть совместима со старой.
Необходимость в смене парадигмы возникает тогда, когда накапливаются так называемые аномалии, то есть проблемы, не получающие разрешения в рамках так называемой «нормальной» науки, опирающейся на общепринятую парадигму. Эти проблемы и относятся к непарадигмальным. Так, например, современные попытки составить себе представление об инопланетном разуме и дать определенные прогнозы на основе этого представления могут быть отнесены к числу таких проблем.
Возникновение достаточно большого числа непарадигмальных проблем можно расценивать как признак назревшего качественного скачка в научном познании, который невозможно совершить в русле парадигмы в силу ее ориентированности в прошлое, - постольку поскольку для любой парадигмы ос-
virgoalta@mail.ru
новой ее существования во времени является традиция. Следует отметить также, что социально-культурные реалии, в пространстве которых ведутся научные исследования, оказывают существенное влияние на формирование подходов и методов исследований.
Нахождение в пространстве парадигмы сопряжено с тем, что исследователю приходится испытывать давление накладываемых ею ограничений. Но и работая в рамках этих ограничений, ученый сохраняет как способность, так и возможность выявления не-парадигмальной проблемы. Формирование у него при определенном сознательном усилии нестандартного взгляда на такую проблему открывает пути к созданию не укладывающихся в рамки парадигмы методологий и методов, применяя которые он может разрешить проблему и выйти на новый уровень знания [1].
Здесь предлагается сделать небольшое отступление и обратиться к понятию реальности познаваемых объектов. Произнося слово «реальность», мы далеко не всегда отдаем себе отчет в полисемантичности этого понятия, однако в философии науки ощущается необходимость в различении его разнообразных смыслов, что отражается в недавних публикациях. Например, В.В. Казютинский анализирует различные смыслы понятия «реальность», выделяя, в частности, физическую реальность как действительность и как существование [2]; А.Д. Панов вводит понятие модельной реальности, применимой в рамках научных теорий к объектам, не доступным наблюдению в настоящий момент [3]. Последнее означает, что научные исследования в русле определенной парадигмы подводят нас к мысли, что объект с такими-то параметрами должен существовать, иначе рушится вся мысленная конструкция.
Тем не менее, представляется, что некоторые объекты исследований мы не имеем
42
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
права отнести ни к одному из перечисленных типов реальностей, поскольку они: а) не даны налично; б) мы не располагаем фактами для построения их идеальной модели; в) отсутствуют научные теории и методы, позволяющие дать адекватное объяснение таким объектам (в частности, уже упомянутый здесь гипотетический инопланетный разум принадлежит к таким объектам). По этой причине имеет смысл предположить, что этому объекту присуща особая реальность.
Что это за особая реальность? Само ее существование вызвано особенностями человеческого познания мира вообще (познания в широком смысле слова, а не только научного). Для тех объектов, которые не обладают на данный момент ни действительной реальностью, ни реальностью существования, и для которых мы пока не можем создать модельную реальность, но которые тем не менее находятся в поле нашей познавательной деятельности, возможна только образно-символическая, или мифическая реальность.
Несмотря на то, что эти два термина - синонимы, здесь и далее будет использоваться термин «образно-символическая реальность» в связи с тем, что термин «мифическая реальность», так же, как и термин «миф», наделен многообразием трактовок. Поэтому здесь необходимо пояснить, какой именно смысл этого понятия актуален в связи с рассматриваемой проблемой. В обыденном понимании миф ассоциируется с вымыслом, который если и можно соотносить с реальной действительностью, то лишь аллегорически. Еще одно толкование относится к околонаучному мифотворчеству, содержание которого представляет собой не что иное, как искаженные неграмотной популяризацией научные теории. И массовое отношение к мифу в социуме как к сказке или даже несерьезному в сравнении с наукой явлению строится, к сожалению, в основном исходя из этих смыслов данного понятия, с чем автор статьи согласиться не может.
Здесь сказываются достаточно давние традиции. Например, Г.В.Ф. Гегель считал, что в основе мифологии лежит «фантазирующий разум», когда мысль еще не умеет
выразить разумно объективное содержание в разумных (т.е., по Гегелю, понятийных) формах. Поэтому разум использует на этом этапе образы и представления. Однако, если невозможно не согласиться с этим описанием процесса познающего мышления, то сложно согласиться с той его оценкой, которую дает Гегель. Он считает образы и представления только несовершенными вспомогательными средствами, эрзацами понятий, полагая, что происходит подмена разума воображением, так как интеллект без понятий подчиняется стихии эмоций. Поэтому получается, что он совершенно отвергает роль работы творческого воображения как неотъемлемой составляющей разума и создаваемых им образов, представлений и их систем в научном познании, которое между тем является творческим процессом. Очевидно, что Гегель при этом исходит из собственной аксиомы, что философия (логика) стоит выше искусства и имеет право называться вершиной самопознания абсолютного духа. Неудивительно поэтому, что он отдает предпочтение понятийному, а не образному мышлению.
Однако при всем уважении к великому немецкому философу приходится признать, что его подход не представляется эвристич-ным для выявления той роли, которую миф играет в познании, в том числе в поисках решений непарадигмальных научных проблем.
Для достижения этой цели в данной статье предлагается рассматривать процесс создания образно-символических реальностей в качестве необходимого метода познавательной деятельности разума, а сами эти реальности — в качестве результата такой деятельности.
Удобным примером в нашем исследовании послужит упомянутая неразрешенная на данный момент наукой проблема инопланетного разума. Эта явно непарадигмальная проблема не является надуманной, а востребована ходом развития науки и существует при полном отсутствии какой-либо достоверной информации по этой теме (хотя бы минимальных точных знаний об объекте и конкретных наблюдаемых фактов). Это создает почву для формулирования многообразных «гипотез»,
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
43
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
в настоящее время существующих в образносимволической форме. Гипотеза и миф определенно представляют собой родственные мысленные формы, призванные дать объяснение непознанным пока объектам, однако разница между ними состоит в том, что миф объединяет в систему образы, а научные гипотезы - понятия. Именно поэтому миф содержит в себе целостное отражение бытия и дает основу для построения не одной гипотезы, а многих. Это дает возможность наметить и многообразные пути к знанию, общим свойством которых является движение от мифа к научному объяснению свойств объекта.
Найденное решение какой-либо проблемы, послужившей источником создания мифа, эмпирическое обоснование этого решения и представление полученного знания в понятийно-логической форме обычно ведет к тому, что миф утрачивает значение источника творческой мысли и источника определения направлений поиска. При этом он может продолжать существовать в истории в качестве культурного объекта, в котором при желании можно отыскать еще и другие смыслы.
И в случае мифа, и в случае гипотезы, создаваемых при минимуме информации, мы используем метод аналогии. Для человеческого способа познания использование этого метода является естественным. Мы используем его как неосознанно - например в раннем периоде личностного становления человека, - так и вполне осознанно в научном познании. Неудивительно поэтому, что попытки составить себе представление об инопланетном разуме используют как необходимое условие аналогию с человеческим разумом. Примечательно, что этим методом пользуются не только сторонники распространенной ныне теории универсальной эволюции, несмотря на то, что за пределами этой теории метод аналогии в данном случае оказывается неприменимым.
Рассмотрим подробнее содержание представлений об инопланетном разуме, имеющееся на данный момент у сообщества землян:
1) существование инопланетного разума предполагается с большой долей вероятности;
2) инопланетный разум предположительно оценивается как более развитый, чем земной, по следующим параметрам:
а) высокий уровень развития науки и техники;
б) высокий уровень здоровья как телесного, так и душевного;
в) высокий уровень интеллекта, сверхразвитие способностей, имеющихся у каждого человека и обладание способностями, которые для человека считаются сверхъестественными, например, умение заглядывать в будущее или путешествовать в прошлое, телепатия и т.п.;
г) высокий уровень дисциплины, нередко оцениваемый как доведенный до автоматизма;
д) высокая степень осознанности своих целей и действий;
3) творческие способности предполагаемых инопланетян полагаются сходными со способностями землян;
4) социальные реалии также рассматриваются как сходные с земными, но при этом инопланетное общественное устройство предположительно функционирует более эффективно, чем земное;
5) инопланетный разум с теми или иными целями стремится к контакту с другими разумами;
6) инопланетный разум оценивается либо как предельно дружественный земному, либо как предельно враждебный, но никогда как индифферентный по отношению к Земле и ее обитателям;
7) этика инопланетян представляется либо высокоразвитой, т.е. атрибутивным свойством инопланетного разума - в случае его дружественности землянам, либо полное ее отсутствие также как атрибутивное свойство - в случае враждебности;
8) представления о фенотипе инопла-
нетян, как ни странно, обычно связываются с их воображаемой дружественностью или враждебностью: чем дружественнее, тем
больше похожи на людей, чем враждебнее - тем больше напоминают чудовищ.
Нетрудно видеть, что представления об атрибутивных свойствах инопланетного
44
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
разума и инопланетных цивилизаций включают гипертрофированные свойства земного разума и столь же гипертрофированные характеристики земной социальной жизни. Также очевидно и то, что данные представления целиком и полностью принадлежат образно-символической реальности. Несмотря на то, что происхождение их хорошо осознается научным сообществом, именно этот миф актуален в настоящее время, и именно он, за неимением иного знания, служит фундаментальной основой любых познавательных действий в этой области.
Как и почему это возможно?
Замечательный русский философ А.Ф. Лосев в известной работе «Диалектика мифа» проанализировал содержание понятия «миф» и его познавательные возможности. «Прежде всего миф... не есть выдумка или фикция, но диалектически необходимая категория сознания и бытия вообще. нефиктивность мифа для мифического субъекта есть condition sine qua non всего его, субъекта, существования. Это его непосредственное и наивно-жизненное воззрение. А где непосредственное и наивное касание жизни, там всегда диалектика.» [4]. Следовательно, утверждает он, «.миф не есть бытие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая вещественная реальность, .до жуткости веществен и физичен», «.миф не есть наука, но жизнь, таящая в себе свою собственную мифическую истинность и смысловую структуру», а истина мифа «.заключается в установлении степени соответствия текучей эмпирии личности с ее идеально-первозданной нетронутостью» [4]. Будучи вещественной действительностью, миф, тем не менее, согласно Лосеву, отрешен от обычного хода вещей и явлений, так как он - символ, поэтическая отрешенность, данная как вещь.
Природу мифа Лосев видит в нераз-деленности вещи и ее образа, в признании за всем, что существует, непрерывной взаимосвязи, а также убежденности в несомненной реальности как того, что мы наблюдаем, так и того, о чем говорит миф. Поэтому, пишет он, мифический символ представляет собой единство обозначаемого и обозначающего.
Диалектичность мифа важна для нас именно тем, что миф включает в себя знания, невключаемые, например, в классические научные теории потому, что рациональное познание мира есть по своей природе ограниченное познание. Внерациональные составляющие представления об объекте как о целом утрачиваются в процессе идеализации и построения модели для научного исследования. Поэтому модельная реальность в случаях, подобных рассматриваемому здесь примеру, не может быть достаточной для разрешения проблемы. К тому же абсолютная новизна познаваемого объекта и отсутствие аналогов для него в сфере ранее познанного делает риск отсечения в процессе построение модели тех черт объекта, которые могут оказаться сущностными, почти неизбежным.
Дело еще и в том, что, в отличие от мифа, наука имеет дело с фрагментами реальности. Соответственно, создавая идеальные модели соответствующих фрагментов, наука стремится избегать внутренних противоречий в системе. Однозначность результата научного познания, на протяжении всей истории развития науки, остается условием всеобщности этого результата. Поэтому наука по своей природе заключает в себе стремление к метафизичности, которое тем выраженнее, чем выше степень абстрагирования науки от реальности. Миф же, в силу своей природы, диалектичен, а не метафизичен.
Именно эти свойства мифа обусловливают ту важную роль, которую образносимволическая реальность играет в процессе познания. Миф создается творческим воображением в ситуации, когда нет возможности познания объекта при помощи логико-понятийной системы и имеющихся в распоряжении исследователя научных методов познания. Английский философ Фрэнсис Бэкон был, по-видимому, первым, кто выявил способность мифа придавать особую направленность процессу познания, обращать внимание исследователя на те структуры и элементы реальности, которые до этого оставались вне поля его зрения: «Для меня не является тайной, сколь податливую материю представляет миф, как легко его можно привлечь, а то и притянуть в
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
45
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
подтверждение разных точек зрения и какое большое содержание заложено в нем, так что прекрасно можно найти в нем и такой смысл, о котором никогда раньше и не помышляли»
[5].
При этом Бэкон пишет, что сам жанр «параболы», как называли тогда миф, заслуживает уважения, так как образными средствами в нем выражены «...удивительные и совершенно очевидные подобие и связь с обозначаемыми в них вещами как в самом сюжете мифа, так и в значении имен, которыми наделены действующие в них лица...» [5]. Аллегория мифа, понимаемая обычно лишь как художественный прием, работает на познание особым способом, позволяя создать образ, коренное отличие которого от определения понятия состоит в том, что сущность предмета, отраженного в образно-символической форме, не только не исключает, но даже требует признания теоретической возможности многообразия трактовок познаваемого объекта.
Обратимся опять к Бэкону - вот в чем видится ему роль мифа в познании: «Люди двояко пользуются параболами и, что более всего удивительно, в прямо противоположных целях. Параболы могут затемнять и скрывать смысл, но могут раскрывать и прояснять его. Если мы не будем говорить о первой цели (дабы не вступать в спор) и допустим, что древние мифы смутны и сочинены лишь ради развлечения, все же остается, вне всякого сомнения, вторая цель, и никакой произвол фантазии, ни одна ученая посредственность не смогут помешать тотчас же принять этот способ поучения, так как он основателен и трезв, свободен от пустых претензий, в высшей степени полезен, а иной раз и необходим науке. Ибо, когда речь идет о новых открытиях, далеких от представлений толпы и глубоко скрытых от нее, нужно искать более удобный и легкий доступ к человеческому пониманию через параболы. Поэтому в древности, когда открытия и заключения человеческого разума - даже те, которые теперь представляются банальными и общеизвестными, - были новыми и непривычными, всюду мы встречаем всевозможные мифы, загадки, параболы,
притчи, к которым прибегали для того, чтобы поучать, а не для того, чтобы искусно скрывать что-то, ибо в то время ум человеческий был еще груб и бессилен и почти неспособен воспринимать тонкости мысли, а видел лишь то, что непосредственно воспринимали чувства. Ведь как иероглифы старше букв, так и параболы старше логических доказательств. Да и теперь тот, кто хочет в какой-нибудь области осветить людям что-то новое и притом сделать это не грубо и труднодоступно, обязательно должен пойти по тому же самому пути и прибегнуть к помощи сравнений» [5].
Благодаря всем перечисленным свойствам образно-символическая реальность и оказывается тем видом реальности, который предоставляет возможности методологического творчества за пределами общепринятой парадигмы. Рассмотрим подробнее некоторые из этих возможностей.
Одной из основ любой мифологии в любое время является сумма знаний о мире, присущих человечеству в данную эпоху. Начиная с XVII века в европейской культуре эти знания обретают форму научных теорий, выстраиваемых в русле определенных парадигм. Например, среди современных пара-дигмальных оснований знания существенную роль играет теория универсальной эволюции. В основания своих выводов данная теория кладет положения об универсальности законов физики в наблюдаемой Вселенной. Однако существует и не всегда преодолевается соблазн распространить законы, верные для наблюдаемой части Вселенной, - на всю нашу Вселенную в целом, а также и иные Вселенные, если таковые существуют. Очевидно, что здесь допускается (возможно, что намеренно, в развитие метода) логическая ошибка, в формальной логике называемая «предвосхищением основания», так как не существует фактов, способных подтвердить, что в ненаблюдаемых Вселенных действуют те же законы. Поэтому приходится признать, что теория универсальной эволюции в настоящее время имеет статус гипотезы.
Тем не менее, на основе гипотетического предположения об универсальности Вселенной строятся разнообразные концепции и
46
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
новые гипотезы, так, что в конце концов недоказанность исходного положения отодвигается на задний план, и вся многоэтажная конструкция, воздвигнутая на этом фундаменте и имеющая весьма солидный вид, на деле оказывается «воздушным замком». Что, впрочем, не означает, что такие мысленные конструкции не имеют права на существование. Напротив, их построение представляется одним из этапов познания, при условии, что исследователь отдает себе отчет в статусе результатов такого построения.
Из признания гипотетичности теории универсальной эволюции следует, что совершенно не обязательно жизнь и, тем более, разумная жизнь существует и развивается одинаково везде в мире. Но еще в меньшей степени эту гипотезу можно применить к обоснованию единства разума. Ибо разум, рассматриваемый как средство адаптации к среде некоторых видов биологических существ, хотя и может быть определен как порождение природы и часть природного мира, но законам природы ни в своем функционировании, ни в своем развитии не подчиняется. Можно было бы сказать, что иной разум адаптируется к свойствам «своего» природного и социального окружения, в котором он существует. Но, не зная характеристик изменения той среды, в которой это происходит, невозможно делать выводы о свойствах инопланетного разума. Отсюда вытекает необязательность, а, может статься, и невозможность идентичности инопланетного разума с земным.
Все сказанное выше создает предпосылки к выдвигаемому ниже положению: образно-символическая реальность - единственная из всех типов реальности, создающая условия для осуществления взаимоперехода рационального и внерационального в психической деятельности человека, составляющего фундаментальную основу процесса познания вообще. Образно-символическая реальность снимает запреты на такой взаимопереход, идущие со стороны рассудка, и потому играет важную роль в процессе творческого познания, в том числе и научного. В свою очередь, значимость внерациональных
факторов для процесса познания в наши дни если не стала еще общепризнанной, то, по крайней мере, не отрицается.
Исследования К. Леви-Стросса и его сподвижников по французскому структурализму позволили взглянуть по-новому на роль мифа в познании и расценивать его как моделирование мира, причем построение его такой модели, которая включает в себя как пространственные, так и временные параметры: модель, которая представлена в мифе, включает в себя прошлое, настоящее и будущее. При этом именно принятая в образно-символической реальности метафорическая трактовка прошлого и настоящего открывает путь к прогнозированию такого будущего, очертания которого абсолютно скрыты. Миф, с одной стороны, как будто бы располагает к прямой экстраполяции законов прошлого на будущее. С другой же стороны, в отличие от парадигм «нормальной науки» (термин Т. Куна) эта экстраполяция в мифе не носит характера закона, а значит, опять-таки допускает множественность интерпретаций.
К. Леви-Строссом было также доказано, что конкретность и метафоричность мифологического мышления абсолютно не мешают процедурам обобщения, классификации и логического анализа. Здесь хотелось бы обратить внимание на точку зрения американского лингвиста Джорджа Лакоффа, показавшего, что метафора проявляется не только в языке, но в первую очередь в мышлении и действии, а понятийная система, при помощи которой мы мыслим, по своей сути метафорична. Отсюда следует, что логическим процедурам конкретность и метафоричность не только не мешают, но необходимы для их осуществления. А значит, философское и научное мышление вовсе не сменяют мифологическое мышление на определенном этапе развития культуры, как это часто преподносится. Эти типы мышления базируются на мифологическом мышлении, являются производными от него и не могут выполнять свою роль, если убрать этот фундамент.
Образно-символическая реальность, используя законы логики, но не придавая им статуса незыблемого канона, может сориен-
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
47
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
тировать исследователя в сторону использования им, по крайней мере на начальном этапе работы, методов, несовместимых с ги-потетико-дедуктивной структурой научной теории, но отвечающих сущности объекта. Это становится возможным благодаря тому, что в мифе вещь и ее образ нераздельны одно от другого.
А.Ф. Лосев отмечал, что эта нераздельность существует только для носителей данного мифа. Поэтому неудивительно, что сложно проследить ход чьих-то мыслей извне и поверить в них до тех пор, пока не будут представлены рациональные и эмпирические доказательства предлагаемых кем-либо положений.
Перечисленные свойства образносимволической реальности создают основу для сознательного формирования нестандартных научных методов. Примером может служить намеренное допущение логических ошибок в качестве основы поиска новых методологий и методов исследования, возможное только в пространстве указанной реальности. Такой подход компенсирует невозможность достижения познавательных целей исследования в рамках «разрешенных» формально-логических методов. Например, попытки объяснения свойств инопланетного разума возможны только потому, что описанным выше способом сделано предварительное допущение о существовании и некоторых свойствах этого объекта. С другой стороны, такого рода допущения сохраняются в образно-символической реальности до тех пор, пока не будет получено эмпирическое подтверждение истинности выводов. Тогда становится возможным формирование модельной реальности, для которой уже не требуются многообразие трактовок и вольных допущений.
Еще одним положительным моментом на этом пути оказывается возможность относительно несложной трансформации формирующейся концепции под требования к объяснению, диктуемые самим объектом познания. Эта легкость есть прямое следствие отсутствия у полученной концепции прочного, парадигмального теоретического
фундамента. Очевидно, что такого рода «теории-миражи» не относятся к официально признанному арсеналу классической науки, а, скорее, могут быть отнесены к арсеналу постмодерна. Однако следует признать, что исторически таким теориям всегда находилось место в человеческом познании.
Такого же рода теории возникают, например, в случае абсолютизации выводов, получаемых в результате применения методов математического моделирования, как, впрочем, и любого другого метода, основанного на исследовании свойств идеальной формализованной модели и дальнейшей экстраполяции выводов на живое непрерывное и диалектичное целое. Применение такой экстраполяции возможно лишь с оглядкой на то, что отмечал еще И. Кант: наше рассудочное мышление (дающее возможность строить формализованные модели и работать с ними - И.Б.) не способно оперировать целым и непрерывным, а только фрагментарным и дискретным.
К.А. Тимирязев выделял три этапа научных исследований, располагая их последовательно во времени: во-первых, интуитивная догадка; во-вторых, поиски доказательства и, в-третьих, эксперимент. И там, где человек, не имеющий отношения к науке, может просто сказать: «Мне это пришло в голову», там ученый обязан предъявить логически верный и обоснованный ход своих рассуждений в качестве доказательства. Но именно на этапе «интуитивной догадки», т.е. в стадии нахождения исследователя в пространстве образно-символической реальности, рефлексия по поводу собственных методов мышления оказывается невозможной. Кроме того, если, как в случае проблемы инопланетного разума, правильность любых мысленных построений в отношении описываемых объектов может быть подтверждена только эмпирически, то сама возможность такого подтверждения отодвигается на неопределенный срок в будущее.
Классическая научная теория благодаря выполнению требований доказанности знания как эмпирическими, так и логическими методами, дает нам уверенность в том, что
48
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
полученное в рамках данной парадигмы знание может иметь статус всеобщего, то есть отвечать критерию истинности на определенном этапе развития науки. Это не исключает возможности утраты им свойств всеобщности и истинности при получении новых данных, опровергающих или корректирующих имеющееся знание.
Непарадигмальные проблемы, стимулируя порождение и использование нестандартных методов для своего разрешения, апеллируя к внерациональным составляющим процесса познания, способствуют осмыслению современной кризисной ситуации в научной методологии. При этом внерациональные компоненты вовсе не противопоставляются разуму, так как разум человека не может быть сведен только лишь к рассудку. Поэтому представляется, что упорное стремление доказать свой окончательный и полный разрыв с образно-символической реальностью может оказаться фактором, тормозящим дальнейшее движение науки по пути познания неведомого.
В заключение хотелось бы сказать, что представленные в статье положения обладают свойством дискуссионности; автор счита-
ет их заслуживающими дальнейшей теоретической разработки и осмысления.
Библиографический список
1. Майданов, А.С. Интеллект решает неординарные проблемы / А.С. Майданов. - М.: ИФРАН, 1998.
2. Казютинский, В.В. Космология, теория, реальность / В.В. Казютинский //Современная космология: философские горизонты. - М.: КАНОН, 2011.
- С. 8-54.
3. Панов, А.Д. Методологические проблемы космологии и квантовой гравитации / А.Д. Панов. // Современная космология: философские горизонты.
- М.: КАНОН, 2011. - С. 185-215.
4. Лосев, А.Ф.Диалектика мифа // А.Ф. Лосев. Самое само. - М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 1999.
5. Бэкон, Ф. О мудрости древних // Ф. Бэкон. Сочинения в двух томах. Т. 2. - М.: Мысль, 1978.
6. Кассирер, Э. Философия символических форм /
Э. Кассирер. - М.; СПб.: Университетская книга, 2001.
7. Лакофф, Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. - М.: Издательство УРСС, 2004.
8. Левин, А.Е. Миф. Технология. Наука / А.Е. Левин // «Природа», № 3, 1977.
9. Леви-Стросс, К. Мифологики: сырое и приготовленное / К. Леви-Стросс. - М.:Флюид, 2006.
10. Лешкевич, Т.Г. Философия науки: традиции и новации / Т.Г. Лешкевич. - М.: «Издательство ПРИОР», 2001.
МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ КОРЖЕВ -САДОВО-ПАРКОВЫЙ АРХИТЕКТОР (ЭССЕ)
Э.П. ГОЛОВКО, проф. каф. философии МГУЛ, канд. филос. наук
Удивительно искусство садово-парковой архитектуры! Возникшее на заре человечества, оно считается одним из сложнейших синтетических искусств. Безжалостное время меняет поколения, убирает со сцены жизни создателей парков, садов, но остается сотворенное ими материальное пространство. И непременно встает вопрос об их творцах. Кто создал это чудо, а может быть, и безобразие? Всякое бывает.
К сожалению, посетители московских парков (и не только московских) не всегда имеют возможность встретить увековеченную память о тех, кто вложил свои знания, свой
caf-phil@mgul.ac.ru
талант, порой и душу в проект и сумел реализовать его. Может быть, грядущий историк садово-парковой и ландшафтной архитектуры по достоинству оценит имена создателей советского периода, внесет коррективы, но сегодня эта страница, на мой взгляд, заполнена слабо. Учебники по истории садово-парковой и ландшафтной архитектуры предпочитают по неизвестной мне причине завершать историю этой прекрасной дисциплины концом девятнадцатого - началом двадцатого века, иногда первой половиной его.
Я же тщетно пытаюсь отыскать мемориальную доску со знакомой мне фамилией
ЛЕСНОЙ ВЕСТНИК 5/2013
49
