CC BY
61
Петр КОРНИЛОВ
ОБРАЗ ТРЕТЬЕЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ДИСКУРСАХ РОССИЙСКОЙ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
Статья посвящена дискурсивному анализу образа третьей мировой войны в сообщениях российских СМИ. В статье рассматриваются вопросы структурирования и конструирования дискурсов современных локальных войн и медиа-моделирования гипотетического глобального военного конфликта.
The article is devoted to discourse analysis of the World War III image in the Russian mass media. The questions of structuring and constructing discourses of modern local wars and media simulation of a hypothetical global military conflict are represented in the article.
Ключевые слова:
образ третьей мировой войны, дискурсы глобального военного конфликта, современный локальный конфликт, российская массовая коммуникация, конструирование и структурирование образа, дискурсивное медиа-моделирование образа; image of World War III, discourses of global military conflict, modern local conflict, Russian mass communication, construction and structuring of image, discursive media simulation of image.
КОРНИЛОВ
Петр
Анатольевич — к.соц.н., доцент кафедры
государственного,
муниципального
управления
и социологии
Казанского
государственного
технологического
университета
pankorn@rambler.ru
Образ третьей мировой войны занимает особое место в дискурсивной системе современных военных конфликтов, представленной в сфере массовой коммуникации. Проблема дискурсивного выявления в рамках данной тематики заключается в сильной размытости и неопределенности данной военно-образной модели. В отношении третьей мировой войны встает множество вопросов. Была она? Или только будет? А может, идет уже сейчас? Каков характер войны? Кто в ней участвовал, участвует или будет участвовать? Каковы ее цели и, главное, последствия? Можно констатировать, что единого четко выработанного дискурса третьей мировой войны с наличием базовых определяющих положений, который бы доминировал в пространстве массовой коммуникации, как не было, так и нет. Есть многочисленные дискурсивные практики, в рамках которых пытаются определить, что же это такое — третий по счету глобальный военный конфликт.
Однако некоторые общие контуры образа третьей мировой все же можно наметить. Четко выявляется наличие центральной дискурсивной линии, связанной с устоявшимся представлением о глобальных военных столкновениях в жизни человечества. Центрообразующей в данном образе следует признать именно модель глобального военного конфликта, так как по вопросам определения тех или иных боевых действий как «мировых» уже возникают расхождения. Однако альтернативные варианты, скорее, носят частный и вторичный характер и относятся к области очередного исторического переопределения номенклатуры модели глобальной войны с позиций сегодняшнего дня.
Оформление образа мировой войны в коллективном дискурсе и массовом сознании все-таки связано с масштабными войнами начала ХХ в.: Первой (1914—1918) и Второй (1939—1945) мировыми войнами. Только после возникновения устойчивого социального представления на базе данных войн появилась тенденция к расширению дискурса мировой войны за счет вооруженных (и не только) столкновений прошлого, настоящего и будущего. Если историческое переосмысление — дело относительно безобидное, потому что не ведет напрямую к фатальным последствиям и во всяком случае может быть поправлено, то оценки современных конфликтов и
прогнозирование новых противоборств вызывают особую озабоченность специалистов. Поэтому в данном вопросе на первый план выходит изучение образа третьей мировой войны.
Первая и Вторая мировые войны уже получили свое признание в обществе как свершившийся социально-исторический факт. Соответственно, новый аналогичный военный конфликт также должен носить глобальный характер и должен быть, как минимум, сопоставим по масштабу с предыдущими двумя, а судя по тенденции к возрастанию, то должен по всем параметрам превзойти все предшествующее. Известный отечественный исследователь в области военной социологии В.В. Серебрянников отмечает: «Во второй мировой войне погибло в 5 раз больше людей, чем в первой. Исходя из того, что каждая последующая крупная война с применением только обычного оружия приводила к 3—5-кратному увеличению числа погибших, можно гипотетически предположить, что в третьей мировой неядерной войне могло бы погибнуть не менее 250—300 млн. человек! Оказались бы подорваны сами условия существования человечества, и оно обреклось бы на вымирание»1. Определение модели третьей мировой войны становится все более трудной задачей даже для специалистов.
Некоторые предварительные общие положения в рассмотрении образа третьей мировой войны все же можно наметить. Данный вопрос, по сути, является частью более общей дискурсивной системы мировых войн. Синонимичным общим контуром характеристики данной модели является обозначение ее как глобального военного конфликта. Но какой конфликт считать глобальным? Во Второй мировой войне приняли участие 40 основных стран плюс еще 26 других позиционировали себя как участников, но не принимали непосредственного участия в боевых действиях.
Показательно, но только в иракской войне, начавшейся в марте 2003 г., непосредственное участие приняли около 40 стран. Таким образом, по данному параметру война в Ираке вполне сопоставима с моделью мирового военного конфликта. Речь идет лишь об одном из современных военных конфликтов, но возрастание чис-
1 Серебрянников В.В. Социология войны. — М., 1998, с. 3.
ла стран, так или иначе вовлеченных даже в самые локальные войны внутри отдельных стран, является характерной тенденцией для всех современных вооруженных конфликтов. В чеченской войне на территории России на стороне боевиков непосредственно участвовали наемники из 14 иностранных государств. Интеграция и глобализация в современном мире таковы, что любой локальный вооруженный конфликт оказывается на стыке сфер интересов многих заинтересованных сторон и стран.
Таким образом, если следовать критерию количества стран, участвующих в войне, то получится, что большинство современных военных конфликтов можно отнести к категории мировых. Можно сослаться и на другие параметры, заданные предшествовавшими мировыми войнами, но и с ними не все так просто. Скажем, помимо стран-участниц масштаб глобального военного столкновения характеризует вовлеченность населения в вооруженное противоборство. Непосредственное участие в боевых действиях Второй мировой приняли более чем 110 млн чел. Принято считать, что число погибших составило более 55 млн чел. и почти половину общих потерь составило гражданское население. Доля людских потерь европейских государств составила 40 млн чел.2 Вместе с тем разрушительность и истребительность современных войн неимоверно возросла, в них применяется все более мощное оружие, а военные доктрины не исключают и применение ядерного для локального и превентивного удара.
Характерна тенденция замещения большой и масштабной войны малыми и локальными. В.В. Серебрянников указывает: «Средние и малые войны в совокупности как бы заменяют большую войну, растягивая во времени и пространстве ее тяжкие последствия. За 50 лет после второй мировой войны в средних (25—30) и малых (более 400) войнах, которые охватили не меньше стран, чем было в большой войне, погибло свыше 40 млн. человек, более 30 млн. оказались беженцами, что сопоставимо с жертвами и бедствиями мировых войн»3. Таким образом, поток локальных войн на современном этапе может рас-
2 Полвека назад: Великая Отечественная война: Цифры и факты. - М., 1995, с. 104-105.
3 Серебрянников В.В. Указ. соч., с. 8.
сматриваться как текущая третья мировая война, а сами военные конфликты - как отдельные эпизоды в мозаике и ленте глобального вооруженного противостояния и противоборства.
Данный подход находит активную поддержку среди пользователей глобальной сети Интернет, которые сорганизуются на специализированных форумах. В качестве ведущих интернет-порталов, отражающих массовое и экспертное мнение по данным вопросам, можно представить форум WWПI_RU — главный форум о третьей мировой войне1 — и «Этноконфликт в современном мире» — проект Центра урегулирования этнополитических конфликтов «Этнофактор»2. Достаточно рассмотреть заголовки материалов, представленных на первом из обозначенных интернет-ресурсов, чтобы понять, как именно моделируется образ третьего глобального военного конфликта на данном сайте. Большинство сообщений данного интернет-ресурса указывает на современные локальные военные конфликты, из которых, по сути, и происходит формирование образа третьей мировой войны.
Еще более показательная в этом плане ситуация наблюдается в проекте «Этноконфликт в современном мире». В специальном разделе с характерным названием «Мировые этнополитичес-кие конфликты» за исключением рубрик «Общемировое» и «Общеобразовательное», которые представлены в самом конце интернет-страницы, весь остальной материал распределен по странам: Абхазия, Египет, Зимбабве, Индия, Йемен, Канада, Конго, Руанда, Сомали, Туркмения, Уганда, Узбекистан, Эквадор, Южная Осетия. Названия многих из этих государств давно уже превратились в символы современного военного конфликта. Соответственно, в образе третьей мировой войны появляется еще одно дискурсивное измерение, а именно этническое, тесно сплетенное с конфессиональным.
Официальные российские СМИ занимают более взвешенную и осторожную позицию, но и в них дискурс третьего по
1 Форум WWПI_RU — главный форум о третьей мировой войне // http://wwiii.ru/ (дата обращения 11.10.10).
2 Этноконфликт в современном мире — проект
Центра урегулирования этнополитических конфликтов «Этнофактор» // http://ethnoconflict.ru/ index.htm (дата обращения 11.10.10).
счету глобального военного конфликта так или иначе тесно связан с локальными войнами. В «Российской газете» в заголовке одного из сообщений, подписанного Олегом Кирьяновым, прямо утверждается, что «конфликт КНДР и Сеула может привести к третьей мировой войне»3. Третья мировая не представлена в виде дискурсивной модели большой глобальной войны, состоящей из комплекса малых локальных войн, но путем гиперболизации один местный конфликт расширяется до планетарного масштаба. Таким образом можно обнаружить проявление глобализированного дискурса войны, когда даже маленькое вооруженное столкновение на небольшом участке планеты способно запустить цепную реакцию и привести к мировой военной катастрофе. С другой стороны, глобальное противоборство проявляется в каждом из мелких локальных конфликтов, опутавших сетью всю планету. Возникает образ третьей мировой войны с эффектом голограммы, который задается дискурсивной системой российской массовой коммуникации.
Образ третьей мировой как военно-дискурсивной модели борьбы с терроризмом появился давно и получил широкое распространение. Данный факт нашел свое отражение и в Википедии, а на форуме о третьей мировой войне дискурс войны с терроризмом получил развитие в целом ряде материалов, заголовки которых весьма красноречивы. В некоторых сообщениях происходит взаимопроникновение тем, когда угроза распространения ядерного оружия рассматривается не просто в контексте рисков его применения в конфликтах с их последующим разрастанием, но и в связи с террористической опасностью.
Отмечается раздвоение иранского дискурса в модели третьей мировой войны на два магистральных направления — террористическое и ядерное. В первом данная страна трактуется как поддерживающая терроризм, а во втором — как государство, способное получить и применить ядерное оружие. Правда, в самом тексте сообщения в ответ на обвинения постскриптум представлен обратный контрдискурс, отрицающий возможность подготовки террористов на территории Ирана. В нем просматривается антиамериканский дис-
3 Кирьянов О. Конфликт КНДР и Сеула может привести к третьей мировой войне // Российская газета, 30.01.2009.
курс, ведь если Иран и Ирак не при чем, то США как инициатор противостояния и военных конфликтов сами оказываются в роли государства-агрессора, развязывающего третью мировую войну.
Мрачных образов глобального военного конфликта гораздо больше, и хотя они тоже иногда создают впечатление абсурдности, но к данному абсурду приходится относиться со всей серьезностью как отражению современной абсурдной реальности, в которой может случиться всякое. Характерным элементом абсурдизма в многочисленных дискурсах образа третьей мировой войны в сочетании с идеей устрашения является концепция пустяка или случайности, которые запускают огромный механизм большого вооруженного конфликта.
Еще большее беспокойство возникает от установки в сообщениях массовой коммуникации четких, вполне реальных сроков возникновения моделируемого гипотетического конфликта с ближайшими соседями. К войне подобное, может, и не приведет, но то что она ухудшает климат взаимоотношений между двумя народами и государствами и ведет к формированию атмосферы недоверия — это точно. Тем более что самые экзотические сценарии военных конфликтов подкрепляются ореолом авторитетности, ссылками на мнение высокопоставленных лиц, военных экспертов. Большинство образов третьей мировой построены по принципу создания максимального реализма и призвано создать эффект присутствия данной войны в нашей жизни.
Ресурсный дискурс в последнее время все больше набирает обороты по численности и вариативности сообщений в российской массовой коммуникации, и в нем гораздо чаще ресурсы рассматриваются как цель, а не как средство глобального военного конфликта. В связи с этим меняется образ и смысл старых дискурсов и понятий. Если раньше образ «холодной войны» отсылал к историческому противостоянию сверхдержав — СССР и США,
что также нередко трактуется как третья мировая, то в настоящее время его начинают относить к борьбе и потенциальной войне за арктические ресурсы.
Образ третьей мировой войны становится обширным полем для активного дискурсивного моделирования в координатах массовой коммуникации. Многочисленные сообщения на тему гипотетического глобального военного конфликта рассматривают проблему с разных сторон, в результате чего все выливается в соревнование по оригинальности и фантастичности сюжетов в диапазоне от страшного до смешного. Не признаётся, по сути, никаких рамок и ограничений. Данная тенденция к дроблению и разнообразию образов и смыслов может оказаться далеко не такой безобидной, как кажется на первый взгляд. В целом образ размывается, и в общественном сознании утрачивается четкое представление о том, что из себя может представлять третья мировая война и почему ее следует опасаться. При таком подходе сообщения, которые будут сигналить о формировании опасной ситуации, просто потонут в массе журналистско-экспертных гипотез и фантазий.
В общественном сознании может возникнуть дисфункциональная апатия. Одна часть аудитории устает от страха перед войной, когда ее обещают чуть ли не каждый день, и перестает реагировать на публикации. Другие начинают считать тему несерьезной, состоящей из страшилок, фантастики и смеховой культуры. Остальные просто запутываются и теряют интерес. Наибольший же риск связан с теми, кто искренне поверит в тот или иной сценарий развития событий, нарисует для себя образ врага и кого страх может толкнуть на неадекватные социально опасные действия. Поэтому изучение дискурсивных практик конструирования и структурирования образа третьей мировой войны в российской массовой коммуникации имеет не только теоретическое, но и огромное практическое значение.
