CC BY
37
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 13 (395). Филологические науки. Вып. 104. С. 22-27.
УДК 82-4;82-43
ОБРАЗ СВЯЩЕННОГО ПРОСТРАНСТВА В ОЧЕРКЕ Н. В. БЕРГА «ИЕРУСАЛИМ»
О. Н. Александрова-Осокина
Тихоокеанский государственный университет, Хабаровск, Россия
Проблематика статьи строится в нескольких аспектах: акцентировка теоретических вопросов изучения «священного» хронотопа, характеристика своеобразия воплощения религиозной тематики в очерковой прозе, освещение некоторых вопросов духовного мировосприятия в культуре XIX в. Материалом исследования стал очерк Н. В. Берга «Иерусалим». Сравниваются два типа восприятия священного пространства: традиционное, связанное с народной религиозно-этической традицией, и рационалистическое, присущее индивидуальному сознанию человека XIX в.
Ключевые слова: очерк, паломническое путешествие, поэтика, хронотоп, «священное пространство», образ автора.
Пространственно-временные отношения (хронотоп) являются неотъемлемым элементом художественной структуры литературного произведения. В ставшем сегодня уже классическим исследовании М. М. Бахтина подчеркивается, что «все временно-пространственные определения в искусстве и литературе неотделимы друг от друга и всегда эмоционально и ценностно окрашены» [1. С. 391]; «время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории» [1. С. 235].
Это особенно ощутимо в произведениях паломнической прозы, которая, рассказывая о посещении человеком святых мест, создает художественный образ священного (иеротопи-ческого - по определению А. М. Лидова) пространства. История мировой культуры свидетельствует, что человек «в процессе осознания себя духовным существом вначале стихийно, потом осмысленно, формирует конкретную среду своего общения с высшим миром» [3]. Паломничество также может быть рассмотрено как форма иеротопической практики: совершая паломничество, человек расширяет горизонты своего духовного бытия, приобщается к религиозной культуре своего народа, погружается в глубины исторической памяти, очищает себя в молитве и покаянии. Священность земли - важнейшая категория в ценностном и религиозном мировосприятии паломника: «Сними обувь твою с ног твоих; ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3:5). Детали реального географического про-
странства обретают свою смысловую полноту и весомость только в свете событий Библейской истории, «пространство» хранит в себе память «времени».
Паломническая проза воссоздает в слове образ Святых мест и может быть рассмотрена как форма иеротопического творчества. Со времени древнерусских «хождений» («хожений») литература вырабатывала способы повествования о встрече человека и священного пространства. Среди обязательных характеристик жанра, прежде всего, следует назвать подробность описания, цель которого не только в составлении «путеводителя», но в стремлении передать в слове точный образ святыни: «Написал это верных ради человек. Чтобы тот, кто услышал о сих святых местах, прикоснулся бы душою к святым сим местам», - так видит задачу своего труда паломник XII в. игумен Даниил [5. С. 24]. Следующей жанрообразующей чертой паломнического путешествия является автобиографическое и исповедальное начало - сочинение рассказывает о личном опыте человека в его приобщении к святыне. Организующим центром является духовно-религиозное начало: от других видов путешествий паломничество отличается ценностным содержанием, оно связано с религиозным миропониманием.
Сочинения паломнической прозы XIX в. отразили раздвоенность, раскол духовного мировосприятия в сознании человека нового времени. Наряду с сочинениями воцерков-ленных авторов (инок Парфений, А. Н. Муравьев, А. С. Норов), у ряда авторов отражаются религиозные сомнения, поиск ценностных и
духовных опор, скептицизм и одновременно глубокая потребность в Божьем Слове. В этом отношении показательным представляется очерк Н. В. Берга «Иерусалим». Николай Васильевич Берг (1823-1884) - известный в свое время очеркист, журналист, поэт-переводчик чешской, сербской, польской поэзии (сборники «Сербские песни», 1847 г.; «Песни разных народов», 1854 г.; поэма А. Мицкевича «Пан Тадеуш», 1862 г.). В 50-60-е гг. XIX в. по поручению журнала «Русский вестник» он путешествует по странам Европы и Ближнего Востока и публикует записки «Мои скитания по белу свету», в числе которых и очерк «Иерусалим» [2].
В очерке можно выявить различные типы хронотопического изображения Иерусалима, обусловленные характером религиозно-духовного мировосприятия как самого писателя, так и присущие в целом сознанию его эпохи. Здесь, прежде всего, можно выделить рационалистическое (даже нигилистическое) отношение к религиозно-духовной традиции с присущими этому типу сознания скептицизмом и иронией. Этому типу мировосприятия противопоставлено благоговейное отношение к Святой земле русских паломников «из народа»; и, наконец, исповедальное начало очерка связано с отражением духовного поиска самого автора, идущего от сомнения к обретению веры. Каждый тип мировосприятия по-своему видит священное пространство Иерусалима.
Рационалистическое восприятие проявляется в авторской дистанцированности, ироничности, внимании к бытовым (часто сниженным) деталям, полемичности. Автор называет себя не паломником, а «вожаком, чичероне, которого <...> обязанность передавать по очереди одно за другим все, что знаешь, о том, или ином памятнике» [2. С. 201]; свою цель пребывания в Иерусалиме видит в том, чтобы «поверить чужие рассказы собственными глазами» [2. С. 184]; видит свое сочинение как «путеводитель»: «мы будем проходить, отмечая только что-либо выдающееся, указывая только на самые крупные черты» [2. С. 221]. При таком типе мировосприятия в описании Святой Земли преобладает научно-публицистическое начало: предметом изображения становится современное состояние Палестины, взаимодействие религиозных конфессий, деятельность Русской миссии в Иерусалиме, экономическое и политическое настоящее и будущее Иерусалима. Доминирует сухой тон путеводителя: священные предметы и явления только назы-
ваются, писатель обращается к фактам и цифрам, эмоциональные, личностные, изобразительно-выразительные характеристики почти отсутствуют. Автор словно бы не стремится к отражению личностного взгляда: «кто не знает этого пункта по тысяче рисунков» [2. С. 223]. Сюжеты Священной истории упоминаются как исторические факты («что ни шаг - исторические воспоминания» [2. С. 190], которые нуждается в научной проверке («Латрун, по уверению всех «гидов», древний Уюш Latro-пит, «город разбойников», откуда некоторым хочется произвести и того разбойника, что покаялся на кресте» [2. С. 190]).
Взгляд Берга симптоматичен для мироощущения его времени, он характеризует кризис религиозной веры, нигилистические тенденции, утрату духовной иерархии и разрушение системы ценностей. Однако двойственность такого мировосприятия проявляется в том, что, декларируя себя только как «экскурсовода» («чичероне»), автор словно бы сам себя и опровергает: целый ряд эпизодов показывает, что ему близок также взгляд «простого» паломника, воспринимающего Святую Землю благоговейно.
Образ «простого» паломника связан с религиозной народной традицией восприятия священного пространства Иерусалима; «типическая русская старушка, солдатик в ветхой шинели» [2. С. 209] являются в очерке носителями знания иерархически более значимого, чем взгляд «образованного» героя. Этот подход к восприятию русской культуры, характерный для представителей «народного» направления в русской общественной мысли (славянофилы, «почвенники»), не случаен в творчестве Берга: начало его литературной деятельности было связано с «молодой редакцией» «Москвитянина», он был дружен с А. А. Григорьевым, Н. А. Островским - их взгляды на русский народ как на носителя национальных религиозно-этических ценностей были созвучны и самому писателю. Убеждение, что простой народ хранит веру предков, в очерке «Иерусалим» проявляется в том, что именно «простой» паломник оказывается нравственным ориентиром для «образованного» героя. Православная вера показана как духовное ядро, объединяющее все слои русского общества.
Автор рисует идиллические картины жизни русской провинции, где странник был почетным гостем в каждом доме. «Читатель, без сомнения, хорошо помнит свою молодость, свои
ранние годы. <...> В зимний вечер, в каком-нибудь захолустье, при условиях блаженной памяти крепостного состояния, завернувшая к вам странница в шушуне и платке (может, даже и крепостная молельщица за ваши грехи), рассказывала вам разные разности о своих мудреных похождениях по святым местам: об Афоне, Синае, Иерусалиме» [2. С. 183]. В таком видении священный хронотоп Иерусалима оказывается неразрывно связанным с хронотопом Родины: национальное пространство и история, жизнь отдельной семьи и отдельного человека оказываются частью большого мира христианской истории, центром которой являются события Священной Истории. В таком восприятии не существует противопоставления «своего» и «чужого» пространства - паломник чувствует себя в Святой Земле, «как дома». Все напоминает о Родине: в берегах Яффы можно увидеть «немного русскую сторону Севастополя» [2. С. 186]; «вьющийся вдали дымок <...> кажется приветным дымом <.> крестьянской хаты на курьих ногах. Маслины <.> представляются <.> придорожными ветлами» [2. С. 190]; в Иерусалиме крыши зданий издалека покажутся «точно белые хлебы» [2. С. 195], «скользкая мостовая» напомнит «иные московские весной» [2. С. 196].
Единство национального времени-пространства и Святой Земли особенно ощутимо в народно-поэтических представлениях: «странница рассказывала <.> о своих мудреных похождениях по святым местам: об Афоне, Синае, Иерусалиме, <...> о каком-то «Демьяне-городе, где теплое море, сладкая вода, <...> и рыбу вот эдакую продали там страннице рыбаки за пять копеек» <...> Потом является пред вами Ердань-река, шатры военных турок, проводников каравана богомольцев» [2. С. 183].
Опыт работы писателя с фольклором и поэзией разных народов позволили безошибочно точно в нескольких строках сказовой речи странницы выбрать образы, репрезентативные для демонстрации круга народных представлений о Святой Земле. Она видится земным Раем, изобильным и необычным. Представления об изобилии и «необычности» земли связаны с практическими нуждами простого человека и воплощаются в «рыбине за пять копеек», в «сладкой воде». Ценностно-смысловое восприятия пространства иллюстрирует, в частности, народная топонимика, в которой египетский город Дамиетта, через который проходили пути русских паломников, был переосмыслен в
сказочный «Демьян-город». Демьян - распространенное, особенно в крестьянской среде, русское мужское имя, в христианском именослове оно соотносится со святыми - братьями Космой и Дамианом; образы которых воспринимались как одно целое «Кузьма-Демьян», они считались покровителями свадеб и семейного очага, ремесел, домашней птицы; их образы нашли отражение в фольклоре. Таким образом, в народном сознании пространство Святой Земли осмысливалось как родное.
Личностное восприятие пространства Иерусалима строится как развитие от рассудочного к сокровенному, исповедальному. Сюжет очерка строится как «сверка» личных впечатлений автора со сложившимися стереотипами (литературными, фольклорными, культурно-бытовыми) описания Иерусалима. Берг отмечает процессы «десакрализации» восприятия Иерусалима и паломничества в обществе: «повеял какой-то новый, благополучный ветер - и все изменилось <...> пал кредит привилегированных путешественников старого времени» [2. С. 184].
Важный для паломнической практики мотив пути в Святые места как духовного труда лишается с приходом цивилизации своего священного ореола: «Перенесемся же в Священный град <...> в удобной, комфортабельной каюте русского парохода, <...> слушая <...> звуки хорошего пианино <...> съедая обеды, к каким привык всякий благовоспитанный желудок» [2. С. 185].
Автор показывает, что восприятие Иерусалима в призме рационального видения носит прозаический характер: «Вы очень сильно разочаровываетесь, составив себе об этих местах понятие по звучным стихам Тасса и другим поэтическим описаниям; <...> увы! ничего такого нет и помину. Для вас положительно непонятно, как это такие прелестные вещи, читанные вами в «Освобожденном Иерусалиме», могли случиться в этих грустных местах, лишенных воды и зелени. Какой тут сад Армиды! Все желто, безотрадно» [2. С. 190].
Развенчивая литературный миф о Иерусалиме, изображая город в массе прозаических деталей, автор одновременно с этим из эмпирики бытовых впечатлений открывает для себя «вечный» Иерусалим. Лирико-философское начало очерка строится как постепенное обретение Иерусалима взыскующей душой. Отталкиваясь от игры значений антитезы «великий -малый», автор пишет о том, что искал в Иеру-
салиме следы «великого» города, но открывавшийся ему город был «мал», «как в ящике»: «Вы всматриваетесь жадно в дымчатые линии, ищете того величественного, большого города, который привык рисоваться с давних пор, при этом имени <.. .> Но, с тех пор как он был велик, протекло много времени, и теперешний Иерусалим глядит не широко, - весь в раме серых, зубчатых стен, как в ящике» [2. С. 194].
Духовный поиск автора связан, во-первых, с желанием соединить мечту и реальность, обнаружить духовное и вечное в сиюминутном и преходящем. Иеротопический хронотоп Священного пространства формируется неразрывной связью топографии Святой земли и событий Священной истории: «куда бы ни поехал и ни пошел путешественник: к горе ли Франков, к Гадулламским ли пещерам, к Найлузу ли и Самарии, в сторону ли Иерихона и Мертвого моря, так ли куда, в окрестности Иерусалима, он везде читает книгу прошедшего» [2. С. 235]; «сотни, тысячи имен Ветхого и Нового Завета встают в воображении поминутно, то здесь, то там; и этот дивный Иерусалим давит своим величием и грандиозностью мелкую суету настоящего Иерусалима» [2. С. 198].
Мотив дороги в очерке связан со «священным» пространством. «Дорога» отражает не просто путь человека, героя повествования, но вбирает в себя события Библейской Вечности. Пространственные ориентиры указывают не только на реальные географические объекты, но, прежде всего, на события библейского вечного мира: «влево, на краю горизонта, чертится яснее пологий холм, с белым зданием: это Элеонская гора <...> правее протянулась дымчатая линия каких-то стен, за ними - два, три белые купола; местами - бледная, неопределенная зеленца: это Иерусалим!» [2. С. 194]; «вот та Гефсимания, где был взят Он воинами, посланными от первосвященника. Вот Страстный Путь, Via Dolorosa, по которому шел Спаситель, к дому Каиафы, Кедронский ров, ключ Силоамский» [2. С. 225] и так далее. Географические и этнографические реалии обретают смысл и ценность только в свете событий Священного писания.
Лирическое начало в очерке обнаруживается в эмоциональных восклицаниях, оценочных выражениях, эпитетах: «Тихое, святое место -эта маленькая келья! Нет никаких средств описать чувства, которыми преисполняется сердце всякого доброго христианина, когда он припадет к мрамору, к этому единственному в мире
алтарю, где над святыней христианские нации совершают поочередно литургию» [2. С. 200]; Оставляя «информирующий тон», автор восклицает: «Пойдем и помолимся!» [2. С. 200] -таким образом, оказывается названа главная цель пребывания в Священном пространстве -молитва и покаяние.
Чувство пространства - сложный мировоззренческий и психологический феномен. Пространственное мироощущение формируется самой культурой, к которой принадлежит человек, обусловлено национальным типом мировосприятия: «каждой культуре присущ уже вполне индивидуальный способ видения и познания мира-как-природы, <... > у каждой есть своя собственная, своеобразная природа, каковой в точно таком же виде не может обладать ни один человек иного склада» [6. С. 289]. Эти слова философа можно спроецировать и на особенности пространственного восприятия в очерке Берга. Писатель соединяет в очерке разные типы мировосприятия Святой Земли. Предметом художественного исследования становится человек, душа которого преображается воздействием святыни. Если в начале очерка автор обозначает цель пребывания в Иерусалиме как рациональное знание, проверка преданий своими личными впечатлениями, то композиционным итогом и одновременно смысловой кульминацией очерка становится признание, что цель пребывания здесь - только посмотреть на те места, где пребывал Господь. «Здесь, несомненно здесь, ходили Стопы Его! Ради одного этого стоит прибыть в Иерусалим, подняться на Елеонскую гору перед закатом солнца и посмотреть оттуда на Святой город» [2. С. 225].
Образ священного пространства в очерке, охватывая картины реального физического мира (географию, этнографию, топонимику, ландшафтно-архитектурные описания и так далее), направлен на воссоздание его символического, духовного восприятия. Задача искусства через образ передать первообраз, изобразить духовную действительность, «дать наиболее глубокое постижение ее архитектоники, ее материала, ее смысла» [4. С. 53]. Воссоздавая духовную реальность Святой Земли, Берг в очерке «Иерусалим» отразил не только целостность и вневременность священного пространства, но и его активное преображающее воздействие на душу человека, способность вернуть духовную целостность раздробленному, двойственному сознанию человека нового времени.
Список литературы
1. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М. М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. - М., 1975. - С. 234446.
2. Берг, Н. В. Иерусалим / Н. В. Берг // Рус. вестн. - 1868. - Т. 74, № 3-4. - С. 183-236.
3. Лидов, А. М. Создание сакральных пространств как вид творчества и предмет исторического исследования / А. М. Лидов // Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси. - М., 2006. - С. 9-32.
4. Флоренский, П. А. Обратная перспектива / П. А. Флоренский // Флоренский, П. А. Сочинения : в 4 т. / П. А. Флоренский. - М., 1999. - Т. 3 (1). - С. 46-98.
5. Хождение Игумена Даниила в Святую землю // Памятники литературы Древней Руси: XII век. - М., 1980. - С. 25-114.
6. Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории / О. Шпенглер. - М., 1998. - Т. 1. - 663 с.
Сведения об авторе
Александрова-Осокина Ольга Николаевна - доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и журналистики, Тихоокеанский государственный университет. Хабаровск, Россия.
osokina-11@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 13 (395). Philology Sciences. Issue 104. Pp. 22-27.
THE IMAGE OF THE SACRED SPACE IN THE TO ESSAY N. V. BERG'S "JERUSALEM"
O. N. Alexandrova-Osokina
Pacific State University, Khabarovsk, Russia. osokina-11@mail.ru
The problems of this article is constructed in several ways: accentuation of theoretical questions of studying of the " sacral" chronotope, the characteristic of the peculiarity incarnation of religious subjects in the essay's prose, comprehension of the spiritual perception of the world in the culture of the XIX century. The material of the study was the essay N.V. Berg's "Jerusalem." In an essay translated different types of perception of the sacred space, due to the different nature of seeing the world. The essay shows the rationalistic worldview, inherent "educated" traveler (the means of expression of this view is the narrative). Also the essay shows view of the folk traditional culture to the Holy Land -this is a religious veneration, love, coming not from the "mind", but from the "heart" (the means to express these feelings - sketch, folk speech). Finally, the author's view at the Holy Land space have gained spiritual and religious integrity; doubt and skepticism replaced by a sense of divine presence (means for expression of this new understanding of the world is a lyrical monologue).
Keywords: essay, a pilgrimage, poetics, chronotope, "Sacred space", image of the author.
References
1. Bakhtin M.M. Formyi vremeni i hronotopa v romane. Ocherki po istoricheskoy poetike [Forms of the Time and chronotope in the novel. Essays on the historical poetics]. Voprosyi literaturyi i estetiki. Issledovaniya raznyih let [Questions of literature and aesthetics. Studies over the years]. Moscow, 1975. Pp. 234-446. (In Russ.).
2. Berg N.V. Ierusalim [Jerusalem]. Russkiy Vestnik [Russian herald], 1868, vol. 74, no. 3-4, pp. 183-236. (In Russ.).
3. Lidov A.M. Sozdanie sakralnyih prostranstv kak vid tvorchestva i predmet istoricheskogo issle-dovaniya [Creating sacred spaces as a form of art and a subject of historical research]. Ierotopiya. Sozdanie sakralnyih prostanstv v Vizantii i Drevney Rusi [Hierotopy. The creating sacred of the space in Byzantium and Ancient Russia]. Moscow, 2006. Pp. 9-32. (In Russ.).
4. Florensky P.A. Obratnaya perspektiva [Reverse Perspective]. Florensky P.A. Sochinenija [Works], vol. 3 (1). Moscow, 1999. Pp. 46-98. (In Russ.).
5. Hozhdenie Igumena Daniila v Svyatuyu zemlyu [Pilgrimage Abbot Daniel in the Holy Land]. Pamyatniki literaturyi Drevney Rusi: XIIvek [Monuments of literature of Ancient Russia: XII century]. Moscow, 1980. Pp. 25-114. (In Russ.).
6. Spengler O. Zakat Evropyi. Ocherki morfologii mirovoy istorii [Sunset of the Europe. Essays on the morphology of world history], vol. 1. Moscow, 1998. 663 p.
