Образ непокорного духа в стихотворении Марины Цветаевой «Жив, а не умер...»
УДК 821.161.1.09
Акбашева Альмира Сабировна
кандидат педагогических наук, профессор Стерлитамакский филиал Башкирского государственного университета
Мокшина Светлана Рифкатовна
Стерлитамакский филиал Башкирского государственного университета
ОБРАЗ НЕПОКОРНОГО ДУХА В СТИХОТВОРЕНИИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ «ЖИВ, А НЕ УМЕР...»*
Авторы статьи рассматривают стихотворение Марины Цветаевой «Жив, а не умер...» (5 января 1925) как осмысление и развитие ключевой для творчества Цветаевой мысли о невмещаемости поэта в рамки замкнутой и обыденной жизни, о принадлежности его к пространству души и духа. Внутренний конфликт порождает не только острую неприязнь поэта к любым проявлениям земного и отношение к телу как к тюрьме и вынужденному заточению, но и потребность бросить роковой вызов самой жизни, вступить с ней в диалог, внешне недопустимый, но осуществленный в глубине души. Своеобразным «рупором» мятежных и бунтарских настроений поэта становится его alter ego - Демон - образ архетипический, мифологический, традиционный для всей мировой культуры, в анализируемом стихотворении явивший те личностные грани, которые наиболее органичны внутреннему миру самой Цветаевой. Авторы статьи приходят к выводу, что в стихотворении «Жив, а не умер...» явлен процесс рефлексии поэта: осознание мощи своего поэтического дара порождает возможность восприятия себя как посланника высших миров, обладающего сверхчеловеческой силой, но заключенного в оковы земных проблем и потому проявляющего себя как непокорный дух, подобно демонической сущности.
Ключевые слова: М.И. Цветаева, дух, душа, демон, тело, жизнь, оппозиция, художественное сознание, невме-щаемость, пространство.
Конец 1924 года - начало 1925-го - один из самых тяжелых периодов в жизни Марины Цветаевой: финансовые и бытовые трудности, «ненадежность будущего в Чехии» [4, с. 136], особое состояние ожидания рождения сына, отдаленность от России и многое другое совмещалось с напряженными поисками ответов на вечные философские вопросы о жизни и смерти, теле и душе, размышлениями о своей сдавленности бытом и одиночеством. В письме семье Черновых Сергей Эфрон признается: «Марина измучена и издергана так, что на нее временами смотреть страшно. <...> Я не знаю, что бы дал, чтобы вырвать у жизни ей досуг.» [4, с. 137-138].
Все это не могло подавить вдохновение Марины Цветаевой, и переживания этого сложного периода нашли отражение в ее поэзии 1924-1925 гг. (циклы «Сон» [8, т. 2, с. 244-245], «Жизни» [8, т. 2, с. 251], стихотворения «Живу - не трогаю.» [8, т. 2, с. 247], «Крестины» [8, т. 2, с. 252], «Жив, а не умер.» [8, т. 2, с. 254], «Существования котловиною.» [8, т. 2, с.255], «Что, Муза моя! Жива ли ещё?..» [8, т. 2, с. 255], «От родимых сёл, сёл!..» [8, т. 2, с. 261]).
Стихотворение «Жив, а не умер.» звучит как вызов беспощадной жизни, как ответ на мучительные страдания, и при этом оно построено как продолжение откровенной беседы, в которую вовлечены автор и читатель. Первые строки ошеломляют адресата неожиданным восклицанием, ведь «понятия "демоническое" и "демонизм" чаще всего воспринимаются с негативным оттенком» [6, с. 3]: Жив, а не умер Демон во мне!
В теле - как в трюме, В себе - как в тюрьме [8, т. 2, с. 254].
Не отвлекаясь на обзор произведений русских поэтов и писателей по избранной нами проблеме, отметим, что восприятие тела лишь как временной и мешающей душе оболочки традиционно для русской литературы так же, как обращение к образу демона (достаточно вспомнить творчество А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Е.А. Баратынского, Н.А. Некрасова, А.А. Блока, К.Д. Бальмонта, Б.Л. Пастернака, А.А. Ахматовой и др.).
Цветаева в стихотворении «Жив, а не умер.» замещает привычный для читателя образ совершенно неожиданным: в теле поэта томится не светлая и божественная душа, а мятежный и темный дух - Демон.
Цветаевский Демон, в отличие от своих «предшественников», лишен свободы и заключен в человеческое тело. Это обусловлено тем, что в стихотворении «Жив, а не умер.» поэт развивает ключевую для своего творчества мысль о своей невмещаемости и невписываемости в рамки земной и обыденной жизни и принадлежности к пространству души и духа. В поэтическом сознании Марины Цветаевой человек не гармоничен, а как бы разделен на истинное Я (душа, внутренний мир) и Я фальшивое, ложное (телесная оболочка).
Острая неприязнь героини к мирскому и суетному порождает отношение к собственному телу как к тюрьме и временному заточению. Похожее миро- и самопонимание прочитываем и в стихотворении 1923 года «Поезд жизни»: Пришла и знала одно: вокзал. Раскладываться не стоит.
* Работа выполнена при поддержке гранта СФ БашГУ № В15-48.
© Акбашева А.С., Мокшина С.Р., 2015
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 4, 2015
85
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Где от котлет разогретых, щёк Остывших... - Нельзя ли дальше, Душа? Хотя бы в фонарный сток От этой фатальной фальши. [8, т. 2, с. 230].
Мотив стесненности делает стихотворение «Жив, а не умер.» похожим на картину «Демон сидящий»: композиция врубелевского полотна создает ощущение зажатости мощной фигуры героя между верхней и нижней перекладинами рамы [3], которые, по мнению Д.В. Сарабьянова, заставляют «Демона согнуться, как Атланта» [7, с. 54-55]. И цветаевский Демон предстает не свободным и парящим над землей, а заточенным в человеческое тело.
Образ Демона - это смысловой центр, вокруг которого сгущаются и на который «нанизываются» [2, с. 142] остальные мотивы стихотворения. Ассоциативно он неразрывно, интертекстуально связан с образами, созданными в мировом и русском искусстве до Марины Цветаевой, символизирующими «состояние духовного "раздора" и внутренней борьбы» [5, с. 386]. Но поэт избирает лишь те личностные грани Демона, которые наиболее точно соответствуют состоянию своего внутреннего мира: гордостьи гениальность мифологического Демона; мятежность, сила, печаль и тоска лермонтовского из одноименной поэмы; страдание и величавость врубелевского (по словам художника, «Демон - это дух, соединяющий в себе мужской и женский облик. Дух, не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный... величавый..» [1, с. 165-167]).
В раннем творчестве Марины Цветаевой Демон олицетворяет:
1. Силу и мощь поэтического дара: в стихотворении 1913 года «Идите же! - Мой голос нем.» лирическая героиня в ответ на безразличие возлюбленного, способного воспринимать лишь поверхностное и не сумевшего разгадать тайну ее души и внутреннего мира, восклицает:
Какого демона во мне
Ты в вечность упустил! [8, т. 1, с. 182].
2. Многоликость, искушенность и соблазнительность лирического героя (героини): подруга в стихотворении «Вы счастливы? - Не скажете! Едва ли!..» названа и «героиней шекспировских трагедий», и «юной трагической леди», и «язвительной и жгучей», и «лучше всех», и «демоном крутолобым».
Во второй строфе стихотворения «Жив, а не умер.» пространственные границы тесной «тюрьмы» расширяются до целого мира. Цветаевский Демон бросает вызов божественному и человеческому мироустройству и враждебен ему: «Мир - это стены». Они тесны для Демона, и есть единственный путь: «Выход - топор».
Фальшь, наигранность и суетность всего происходящего в чуждой поэту реальности подчерки-
вает цитата из второго акта комедии В. Шекспира «Как вам это понравится», с которой автор нехотя соглашается:
И не слукавил,
Шут колченогий [8, т. 2, с. 254].
Общеизвестно, что придворные шуты были наделены правом изрекать любую, даже самую нелицеприятную истину, скрытую в шутке.
Создание игровой ситуации, когда истина облекается в театральное и искусственное, когда ее высокий статус снижен (например, как здесь, использованием просторечных слов и выражений: лепечет, слукавил, колченогий шут), не ново для поэзии Цветаевой: похожий прием находим, например, в стихотворении «Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.» [8, т. 1, с. 454] из цикла «Ко-медьянт»: искреннее признание в любви скрыто за шутливым тоном и сценическими жестами героини, изображающими ее безразличие. Примечательно, что для Шекспира мир - это сцена, для Цветаевой мир - это стены: во втором случае подчеркивается замкнутость пространства. (Иначе решается проблема пространства, например, в поэме Цветаевой «Попытка комнаты», но не об этом речь в данной статье.)
Тема сцены и актера плавно и логически перетекает в мотив славы, причем последняя оказывается приравнена к таким, казалось бы, противоположным по семантике понятиям, как трюм и тюрьма. По Цветаевой, слава есть одна из преходящих радостей земного мира, которые безразличны и даже нежелательны для Демона, возвышающегося над тщетным. Заметим, что в том же 1925 году Марина Цветаева вернется к размышлениям о славе в стихотворении «Слава падает так, как слива.» [8, т. 2, с. 260], итогом чего станет утверждение: «- Слава! Я тебя не хотела: / Я б тебя не сумела нести».
И слава, и тога символизируют невозможность быть собой, означают необходимость оправдывать чьи-то ожидания, следовать привычным для человека правилам и предписаниям.
Цветаева вступает в спор и с самыми незыблемыми постулатами, противопоставляя не только себя, но и всех поэтов обычным людям, ведь поэт - существо иного порядка, он посланник другого мира, а это значит, что жизнь в собственном теле - лишь временное пристанище Духа на пути к Вечности, и для поэта не являются истинными такие общечеловеческие ценности, как долголетие («Многие лета! / Жив - дорожи! / (Только поэты / В кости - как во лжи!»), тепло и покой («Лучшего стоим. / Чахнем в тепле»), красота, молодость и богатство («Бренных не копим / Великолепий»). Такое представление о предназначении поэта на земле похоже на понимание «демонического» в античности: по Платону и Аристотелю, демоны -посредники между людьми и высшими богами [6, с. 34].
86
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 4, 2015
Образ непокорного духа в стихотворении Марины Цветаевой «Жив, а не умер.»
Тело сдерживает, закрепощает не только Демона внутри себя, но и безудержную мысль, которая рвется в небо, в Вечность, но сдавлена висками -«тисками маски железной».
Обращаясь к «певчей братье», автор сравнивает тело со стойлом, котлом, топью, склепом, крайней ссылкой, наделяя человеческую оболочку самыми негативными качествами. Вместе с тем тело есть тайна, которая скрыта от автора, и он не желает ее разгадывать.
Все это призвано объяснить читателю, насколько сложно поэту находиться в собственном теле и жить реальной, земной жизнью. Эту мысль выражает не только образная составляющая стихотворения, но и его структура:
1. Для каждой из восьми строф характерно следующее построение: первые две строки говорят об остром нежелании и даже невозможности находиться в собственном теле, а последние две - как объяснение причин этой невозможности.
2. Рефреном звучат строки «в теле - как.», причем автор выделяет их то с помощью тире, то помещая в конце строфы, то используя повтор.
3. Завершает стихотворение одна строка, расположенная отдельно от других строф, она подытоживает то, что сказано выше.
На фонетическом уровне обилие согласных звуков, особенно глухих ([т], [ск], [сц], [с], [ч], [х]), «мычащих» ([м] и его сочетания с другими), «режущих» ([р], [ж], [рж], [з]), передает бессилие и напряженное состояние узника, пытающегося вырваться из плена, а закрытые слоги создают ощущение безвыходности и замкнутого пространства.
Таким образом, в стихотворении «Жив, а не умер.» явлен процесс рефлексии: отношение к поэтическому таланту и гению как к божественному дару, осознание его мощи порождает возмож-
ность восприятия себя как посланника высших, сакральных миров, обладающего сверхчеловеческой силой и, будучи заключенным в оковы земных проблем и несчастий, проявляющего себя как дух непокорный, томящийся в собственном теле подобно демонической сущности.
Библиографический список
1. Врубель М. Письма к сестре. Воспоминания о художнике Анны Александровны Врубель. Отрывки из писем отца художника / вст. ст. А.П. Иванова. - Л.: Комитет популяризации художественных изданий при Государственной академии материальной культуры, 1929. -208 с., ил.
2. Гаспаров М.Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. - СПб.: Азбука, 2001. - 480 с.
3. Демон сидящий. [Электронный ресурс]. -Режим доступа:https://m.wikipedia.org/wiki/%C4% E5%EC%EE%ED_%F1%E8%E4%FF%F9%E8%E9 (дата обращения: 15.04.2015).
4. Кудрова И.В. Путь комет: в 3 т. - Т. 2. После России. - СПб.: Крига; Издательство Сергея Ходо-ва, 2007. - 560 с., 123 ил.
5. Нольман М.Л. От «Демона» Пушкина к «Демону» Некрасова // К истории русского романтизма. - М.: Наука, 1973. - С. 386-418.
6. Попова Л.В. «Демоническое» в художественной культуре Серебряного века: культурфилософ-ские аспекты: дис. . канд. культурологии. - М., 2014. - 221 с.
7. Сарабьянов Д.В. История русского искусства конца XIX - начала XX века. - М.: МГУ, 1993. -320 с.
8. Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. / сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина.- М.: Эллис Лак, 1994.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ¿V- № 4. 2015
87