CC BY
73
тера придают методу технологической реконструкции очевидную воспитательную, нравственную и даже патриотическую окраску.
Метод технологической реконструкции художественных процессов можно считать комплексным, так как в процессе реконструкции студентами осуществляются различные виды учебной деятельности. По работе с источниками информации, метод технологической реконструкции отождествляем с репродуктивными и поисковыми методами учебной деятельности. По уровню наглядности и доступности он схож с демонстрационным методом. По типу познавательной деятельности - это эвристический исследовательский метод. При этом отличительным достоинством метода технологической реконструкции, применительно к образованию художников, является то, что результатом деятельности всегда становится художественный, творчески преобразованный продукт.
Применяя метод технологической реконструкции художественных процессов, как структурообразующий в рамках дисциплины этноди-зайн, удается вывести эту дисциплину на новый уровень как с точки зрения научной достоверности содержания, так и с позиции эффективности
формирования профессиональных компетенций дизайнера.
Литература
1. Семенов С. А. Изучение первобытной техники методом эксперимента // Новые методы в археологических исследованиях. - М.-Л.Наука, 1963. - С. 191214.
2. Коробейников А.В. Историческая реконструкция по данным археологии. - Ижевск, 2005. - 180 с.
3. Исаева Т.И. Архаичные и традиционные технологии в современном дизайне текстиля: автореф. канд. наук. - СПб., 2009. - 17 с.
4. «ИДЕЯ» Краски для прикладного творчества.
- Милан:,1998 - 82 с.
5. Федотов Г.Я. Послушная глина. - М.: Аст-пресс,1999. - 144 с.: ил.
6. Фокин Ю.Г. Преподавание и воспитание в высшей школе: методология, цели и содержание, творчество. - М.: Академия, 2002. - 224 с.
Тихомирова Ольга Михайловна, старший преподаватель кафедры декоративно-прикладного искусства института искусств Российского государственного профессионально-педагогического университета, г. Екатеринбург, e-mail: [email protected].
Tikhomirov Olga Mihajlovna, senior lecturer, department of arts and crafts, institute of arts, Russian State Professional-Pedagogical University, Ekaterinburg, e-mails: [email protected].
УДК 821.161.1-2 © Т.В. Шоломова
ОБРАЗ КУПЕЧЕСТВА В РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в.
В статье анализируется образ русского купечества, созданный русскими драматургами XVIII в. Художественные идеи сопоставляются с фактами реальной действительности, делается вывод о том, что декларируемый со сцены рост самосознания купечества не нашел отклика в жизни. Таким образом, сформулированные драматургами XVIII в. идеалы третьего сословия в реальности потерпели крах.
Ключевые слова: образ эстетический, драматургия, купечество, самосознание, ценность, культура, добродетель.
T.V. Sholomova
THE IMAGE OF MERCHANT CLASS IN RUSSIAN DRAMATURGY OF THE SECOND PART OF XVIII-TH c.
The author analyzes the image of Russian merchant class of XVIII-th c. The author compares artistic ideas with real facts and comes to the conclusion that the growing up of merchant’s self-consciousness declared from the Russian theatre scene didn’t have any response in the real life. As the result, the ideals of the commons bursted in reality.
Key words: aesthetic image, dramaturgy, merchant class, self-consciousness, value, culture, virtue.
«Темному царству купеческого самодурства, литературы. Интересно, что, по каким-то при-
наживы, расчета и своекорыстия Плавильщиков чинам, охарактеризовать представленные в ко-
противопоставляет идеальных добродетельных медии сцены из купеческой жизни XVIII в. ина-
героев» [5, с. 506], - написано о комедии «Сиде- че, как в терминах Н.А. Добролюбова, невоз-
лец» (1793) в советском учебнике по истории можно. У живучести образа, навязанного цело-
му сословию, есть какая-то причина, - раз уж его распространяют даже на историческое прошлое. Судя по самим пьесам XVIII в., нет повода для того, чтобы локализовать «темное царство» в границах одного сословия (если уж так необходимо обнаруживать его несомненные признаки). Стоит вспомнить хотя бы то, что писал в «Недоросле» (1782) о провинциальном дворянстве Д.И. Фонвизин, чтобы, возможно, попытаться построить другую концепцию, - например, об общем невысоком уровне образования в стране.
Тема купечества оказалась заметной на русской сцене соответствующего периода, но связано это не столько с ростом самосознания отечественной буржуазии, сколько с процессом демократизации театра. Наивысшего развития русский демократический театр достигает в творчестве уже упомянутого П.А. Плавильщи-кова, выходца из купеческой среды, получившего высшее образование в Московском университете и, помимо сценической деятельности, преподававшего в высших учебных заведениях обеих столиц [5, с. 501]. Главная заслуга Пла-вильщикова — идеи и практические действия по реформированию русской сцены. Он требовал соединения в комедии чувствительного элемента и смешного; критиковал Мольера, высмеивающего буржуа.
По более ранним пьесам видно, что авторы стремятся обнаруживать у купцов достоинства. Например, у В.И. Лукина Щепетильник (торговец галантерейным товаром) в одноименной комедии (1765) притягивает к себе носителей социальных пороков, дает взглянуть на них в преувеличенном изображении и одновременно наказывает, сдирая с покупателей втридорога за тот вздор, за который они готовы платить (вертопрашка Нимфодора, пришедшая в лавку с подружкой вертопрашкой Маремьяной, говорит: «Я ни в чем нужды не имею, а хочу купить себе от скуки несколько безделиц» [6, с. 103]). То есть, у Лукина торговец не является отрицательным персонажем только потому, что занимается торговлей - напротив, он из приличной семьи и с хорошим образованием (отец его был «офицер», т.е. госслужащий, и позаботился о воспитании сына [6, с. 98]); сам Щепетильник не нашел себя на государственной службе, т.к. служить честно не было никакой возможности, и ушел в торговлю, видя свою социальную миссию в обнаружении и искоренении дурных нравов («искоренение» состоит в разорении дворян; третью часть дохода он отдает бедным). Его финальная реплика такова: «...Все, слушающие
мои шутки, над осмеянными образцами тешиться изволят и тем доказывают... что над собою никто смеяться не любит, а над ближним все готовы, от чего я их до тех пор отучать буду, покуда сил моих станет» [6, с. 121].
Внимания заслуживает также комическая опера «Санкт-Петербургский гостиный двор» М.А. Матинского (1781), и не только говорящими именами (главного героя зовут Ферапонт Сквалыгин, жену его - Саламанида Мироновна, дочь - Хавронья. Других купцов зовут: Протор-гуев, Перебоев, Разживин; положительный герой — офицер Прямиков). Сквалыгин - нечестный торговец, ростовщик, присваивающий себе чужие деньги, и просто жадина, а жена у него пьяница. Тут уместно вспомнить комментарии И.Забелина к «Домострою», в котором для женщины «нет приличных невинных удовольствий. и потому он принужден отказать ей во всяком удовольствии» [4, с. 14], - чтобы не имела времени развлекать себя хмелем, а сколько женщин действительно так развлекались, неизвестно. Судя по пьесам, в купеческой среде ситуация такой и осталась до конца XVIII в. Сала-манида на девичнике потчует гостий вином, Улита пить не хочет, а Афросинье запрещает муж, купец Перебоев [7, с. 284-285] (в «Сидельце» также есть намек на возможное пристрастие купеческой жены Мавры к выпивке [9, с. 489]); женщины обсуждают, как на их склонность выпить смотрят мужья [7, с. 290-291]. Потом разговор переходит на обыкновения как таковые: женщины делятся, кого, за что бьет муж: Улиту
- если не набелится бело и зубы не подчернит, сваху - если хоть волосок торчит [7, с. 294]. Неоднозначность характеров героев раскрывается в разговоре Саламаниды с мужем - она, хоть и любительница выпить, отличается гостеприимством и щедростью. Сквалыгин требует, чтоб для свадьбы купила с вечера черствых хлебов, а она возражает, мол, «от хлеба-то не изубыто-чишься»; он вообще ей советовал продуктов накупить с вечера, во-первых, все почти задаром отдают, во-вторых, «худого-то меньше съедят» [7, с. 291].
Будущего зятя Сквалыгиных зовут Крючко-дей, он подьячий, также отличается жадностью (когда на девичнике сваха ему замечает, что чару вина не одному следовало пить, а с невестой поделиться, он отвечает: «я бывало взятками не деливался», - а потом выпивает еще одну, недопитую невестой [7, с. 283-284]). Вообще, этот брак (купеческой дочери с подьячим) заслуживает отдельного внимания, т.к. Матинский описывает одну из архаичных форм сращивания
2012/6
частного капитала с государственной властью. Будущий зятек уже обещал тестю «за напополам» не давать ходу поданному ко взысканию векселю на 10 тысяч [7, с. 277]. Сквалыгин высказал намерение избавиться от зятя, «крапивного племени», пока он и его не надул [7, с. 303304], но «сдала» заимодавцам-правдолюбцам отца родного все-таки дочь Хавронья, отнюдь не зять [7, с. 300-301].
Весь второй акт, когда заимодавцы являются к Сквалыгину требовать долги, занят девичником. Матинский перенес на сцену обряды, уже, видимо, отмирающие (Крепышкина вспоминает, как ей на свадьбу положили в кармашек глинки, чесночку, расческу, зеркальце и денежку, а Прямиков говорит, что свадебные обычаи кажутся нам смешными, потому что мы от них отвыкли [7, с. 290]); девушки поют старинные народные песни (одна из них, «По лесам Хав-роньюшка соболем прошла», известна сейчас только благодаря упоминанию Матинским), - то есть, купеческая среда, в отличие от дворянской, представлена как хранительница народной культуры.
Действие «Сидельца», ставшего вершиной раскрытия купеческой темы в драматургии
XVIII в., происходит, так сказать, внутри буржуазного сословия. Там действуют только купцы; дворянство не является судить русскую буржуазию с высоты своего социального величия, как это было принято ранее. У героев говорящие имена: Андрей Честин, справедливый купеческий голова Сидор Лукьянович Праводе-лов; купцов-лжесвидетелей зовут Бездушников, Плюгавцов и Неправдин. Тема «власти денег», безусловно, затронута (чужое состояние становится источником искушения для недостаточно чистоплотного опекуна Харитона, который пытается отнять его у опекаемого Андрея, - и это не смотря на все благодеяния, которые совершенно бескорыстно оказал ему Аким Честин), но не совсем тем образом, какой будет принят в
XIX в. У Плавильщикова бедность не представлена как источник всех добродетелей, а богатство - как мать всех пороков. Носителями морального идеала оказываются бедный сиделец Андрей и богач Праводелов. Между комедиями Ма-тинского и Плавильщикова двенадцать лет, но нравы изменились сильно. Мы наблюдаем нравственный прогресс: дети больше не находят добродетели в том, чтобы свидетельствовать против отца родного, даже если он не прав. Андрей запрещает подобное своей возлюбленной Параше [9, с. 515], а в финале пьесы изъявляет готовность, несмотря на претерпленные обиды, всячески лелеять старость едва не разоривших
его Харитона и Мавры. Налицо также культурный прогресс: Параша наотрез отказывается белиться, находя это вредным, не румянится и не чернит зубы [9, с. 484-485]. Андрей читает книги, в том числе Фенелона, и «ходит в комедь» [9, с. 506]; Парашу он также приохотил к чтению. Вопрос о чтении книг купцом XVIII в. чрезвычайно важен: во-первых, как не вспомнить Б. Франклина, позволявшего себе читать книгу в лавочке только потому, что ее было легко спрятать, и никто из тех, от кого зависела его репутация торговца, ни разу не заметил, что молодой человек позволяет себе отлынивать от работы [10, с. 474] (соображение, судя по пьесе, глубоко чуждое русскому человеку). Во-вторых, специально сделанное уточнение по поводу Ф.Фенелона. При описании прогрессивных взглядов Плавильщикова ссылаются на его переводы из Монтескье, Вольтера, Мерсье [5, с. 502]; но, быть может, ничто так не свидетельствует о высоком сословном самосознании, как образ русского юноши, представителя буржуазии, читающего Фенелона, - автора, далеко не равнодушного к социальным проблемам и ставившего в своих сочинениях вопросы о свободе и равенстве, а не только о разных способах монархического правления [3, с. 92-93].
Но самое замечательное в комедии - программная речь Андрея: «Никогда не воображал переменить состояние купеческое на военную службу. Хороший купец, поставив на честности торг свой, может столько же Отечеству принести пользы, сколько дворянин, проливая кровь свою для защиты, спокойствия и славы. Если б купцы знали всю важность своего состояния; на что им надевать мундир? На то разве, чтоб краснеться, не умея носить его. Кто рожден владеть аршином, тому шпага несподручна» [9, с. 505506]. Собственно, эти слова, вероятно, следует признать вершиной выражения сформировавшегося самосознания отечественной буржуазии (идет 1793 год; представителю эпохи Просвещения настала пора разочароваться в революционных идеалах; но с Плавильщиковым, буржуа по рождению, этого явно не происходит).
. Тридцать шесть лет спустя мотающийся по России Иван Иванович Выжигин где-то в провинции встретится с немолодым добродетельным купцом Сидором Ермолаичем, устами которого писатель Ф. Булгарин поделится с читателем собственными суждениями о причинах исключительной нестабильности отечественного купечества, - ведь русские купеческие семьи долее двух поколений не живут, и вряд ли можно отыскать династию, основоположник которой начал дело хотя бы во времена Екатерины
II. Быть купцом настолько социально неприемлемо, что люди либо спиваются, либо меняют сословие, переходя в дворянство [2, с.187]. Теоретически, судя по возрасту, так сетовать мог бы сильно постаревший герой Плавильщикова, - и тогда, если бы в отечественной культуре существовала хоть малейшая возможность предполагать наличие идеалов у представителей буржуазии, - то речь шла бы, безусловно, о крушении идеалов поколения, а то и целой эпохи.
На первый взгляд, справедливо предположить, что литература только отразила процесс, произошедший в реальной действительности, как это нередко бывает. Но историки, анализируя рубеж ХШП-ХГС вв., констатируют иное: необыкновенную пассивность во всех слоях населения, никаких признаков сословного самосознания и полное нежелание проявлять какую бы то ни было политическую активность, даже когда инициатива проявляется сверху (Екатерина, желая поспособствовать формированию третьего сословия, пригласила к себе 28 купцов, что вызвало у среднего купечества подозрения, как бы избранные не укрепились у власти чрезмерно, в ущерб остальным; впрочем, столь же пассивно и подозрительно к попыткам власти вступить в диалог проявляло себя дворянство) [1, с. 196]. Купеческим идеалом в реальной жизни была и оставалась возможность вести себя «по-дворянски», как богатый дмитровский купец А.И. Толченов. Он был уважаемым человеком не только среди купечества, избравшего его депутатом в Уложенную комиссию, но и среди представителей знати. Ему наносили визиты князья, церковные иерархи и даже московский губернатор; сам Толченов с особым пристрастием фиксировал имена, титулы и должности визитеров. Ему были не чужды художественные интересы: бывая в Москве, он посещал театры, книжные лавки, музеи. Разбогатев, отошел от дел, передоверив все приказчикам, зажил на широкую ногу, построил самый богатый в городе дом, играл в карты; постепенно богатство его стало таять. Т.к. он не был дворянином, в случае разорения он не мог рассчитывать на помощь государства [8, с. 512], - тоже своего рода «крушение купеческого идеала», но совершенно другого.
Таким образом, мы наблюдаем значительную разницу между искусством и реальностью, между теми образцами, которые оставила нам драматургия XVIII в. и теми, которые поставляла сама жизнь. Купцы, выводимые на русскую сцену, были далеко не однозначны, но совершенно точно не представлялись носителями беспро-
светного порока; за ними признавали многие достоинства, например, сохранение обрядов и традиций старины, хлебосольство, тягу к культуре и просвещению в разных формах. В конце столетия появился «Сиделец», главный герой которого, казалось бы, свидетельствовал о том, что самосознание третьего сословия сформировано, и у российского купечества есть не только экономическая, но и социально-историческая перспектива. Увы, инерция общества и пассивность представителей самых разных слоев населения была такова, что оптимистичным чаяниям и упованиям не суждено было сбыться.
Литература
1. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т.!: От прошлого к будущему. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998. -804 с.
2. Булгарин Ф.В. Иван Иванович Выжигин. Сочинения. - М.: Современник, 1990. - С. 23-366.
3. Дорский А.Ю. Ценности публичной сферы: философия накануне Великой революции // Общество. Среда. Развитие. - 2010. - № 3 (16). - С. 92-96.
4. Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц. - М., 1869. - С.48 (Цит. по: Колесов В.В. Домострой без домостроевщины // Домострой / Сост., вступ. ст., пер. и ком-мент. В.В.Колесова; Подг. текстов В.В. Рождественской, В.В. Колесова и М.В. Пименовой. - М.: Сов. Россия, 1990.
- С. 5-24).
5. История русской литературы. Том IV. Литература XVIII века. Часть вторая. Редакторы тома проф. Г. А. Гуковский, проф. В.А. Десницкий. - М.-Л.: Издательство академии наук СССР, 1947. - 570 с.
6. Лукин В.И. Щепетильник // Русская комедия и комическая опера XVIII в. Редакция текста и вступительная статья П.Н.Беркова. - М.-Л.: Государственное издательство «Искусство», 1950. - С. 85-121.
7. Матинский М. Санкт-Петербургский гостиный двор // Русская комедия и комическая опера XVIII в. Редакция текста и вступительная статья П.Н. Беркова. - М.-Л.: Государственное издательство «Искусство», 1950. - С.263-308.
8. Павленко Н.И., Андреев И.Л., Федоров В.А. История России с древнейших времен до 1861 года: учебник. -5-е изд. - М.: Издательство Юрайт; ИД Юрайт, 2011. - 712 с.
9. Плавильщиков П.А. Сиделец. Собрание драматических сочинений. Сост., вступит. ст., коммент. А.Ф. Некрыловой. - СПб: Гиперион, 2002. - с. 481-530.
10. Франклин В. Биография. Избранные произведения.
- М.: Государственное изд-во политической литературы, 1956. - С. 418-554.
Шоломова Татьяна Валентиновна, кандидат философских наук, доцент кафедры эстетики и этики Российского государственного педагогического университета А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург, e-mail: [email protected].
Sholomova Tatiana Valentinovna, candidate of philosophical science, senior lecturer, department of aesthetic and ethic, Herzen State Pedagogical University of Russia, Saint-Petersberg, e-mail: tatyanasholo-
