CC BY
44
ОБРАЗ ДВОРЯНСКОЙ УСАДЬБЫ В РАССКАЗЕ И.А. НОВИКОВА «ПЕТУХ» КАК АРЕНА МИРОВОЙ БОРЬБЫ ДОБРА И ЗЛА
О.А. ПОПОВА, асп. каф. русской литературы Пермского государственного университета
Многогранное творчество И.А.Новикова, писателя, драматурга, поэта, оригинального художника символистского круга, на долгие годы было вычеркнуто из русского культурного сознания политикой советского государства, и лишь в 2004 г. в г. Мценске была издана книга его прозы «Золотые кресты», открывшая читателю богатый художественный мир писателя [1].
В ранних произведениях И.А. Новикова (роман «Золотые кресты», рассказы «Петух», «Во имя Господне», «Пчелы-причастницы» и др.) находят отражение идеи философии В.С. Соловьева о всеединстве мира, о вечной женственности как Душе Мира; стремление Д.С. Мережковского к созданию религии новой жизни путем преобразования исторического христианства; общая для символистов тема победы над смертью в свете жертвы, принесенной Христом человечеству, а также пафос миротворчества и мифотворчества.
Одной из ключевых проблем, воплощенных писателем в рассказе «Петух» (1907), является проблема истинной сущности человека и борьбы в людских душах сил света и тьмы, добра и зла, Бога и дьявола. Двуединая концепция личности, совмещения в ней «богочеловеческого» и «человекобожьего», святого и греховного начал была присуща в целом символистскому миропониманию. Однако И.А. Новиков, идя вслед за В.С. Соловьевым, задачу человечества видит в его освобождении от зла, в его нравственном и духовном преображении, в приближении к образу Богочеловечества - мистическим путем эроса, покаяния, искупления.
Борьба двух начал мироздания представляется в рассказе «Петух», как борьба Бога и дьявола, Христа и черта, любви и ненависти, света и тьмы, дня и ночи, жизни и смерти.
Ареной борьбы сил света и тьмы в рассказе «Петух» становится дворянская усадьба, образ которой в произведении И.А. Новикова симво-личен и представляет собой целостный микрокосмос, особую вселенную, в которой находят отражение всеобщие процессы, определяющие судьбы человечества.
Универсальность свершающихся в рассказе событий подчеркивается символизацией все-
го образного строя произведения. Так, например, символически наполненными оказываются в рассказе такие образы времени, как день и ночь, весна и осень, прошлое, настоящее и будущее. День у И.А. Новикова - это время торжества в мироздании сил добра, света и любви. Противостоящий ему образ ночи - в произведении одушевленный и предельно экспрессивный - концентрирует в себе признаки огромного количества нечистой силы, стремящейся заполнить все пространство дворянской усадьбы, овладеть мыслями и чувствами ее обитателей: «Как чудовище ночь, как бесформенный спрут ползет, не разбирая, жадные щупальца во все извилины тянет, - ни одной пропустить не согласна, все живое в душе ловит - вылавливает, вылизывает, выветривает, сушит, в самые сокровенные, потайные уголки забирается и все смелей, все уверенней лезет, хозяйской рукой все пригребая к себе, смешком темным посмеивается, голову свою выпрямляет победительницей - страшную, слепую, тупую, безглазую, провальную, ненасытную, ненасытимую...» [2, с. 208].
Образ весны символизирует в произведении светлую пору любви, цветения, близости души к небу. Весна вечно - как память о прошлом, о самом чистом и прекрасном - живет в душе. И даже если человек забудет о ней, попав в полон осеннего увядания и тьмы, непременно, по мысли писателя, настанет час торжества весны, и душа вновь расцветет после зимнего сна, освободится от уз равнодушия и ненависти: «Как-то совсем ничего будто и не было: было только двое их, были живые и быстрые молодые карие глаза и чистая, весенняя радость в ее голубых. О, березки и пятна солнца под ними и запах свежей скамьи - вы вечны!» [2, с. 220].
Символичны в рассказе И.А. Новикова также образы обитателей дворянской усадьбы. Одновременно с долей некоторой индивидуализации (без чего не обходится ни один символ, согласно А.Ф. Лосеву) в каждом отдельном образе отражается какое-либо сущностное свойство человеческой души, ее определенное состояние. По мысли И.А. Новикова, основная борьба добра и зла происходит не во внешнем мире, но в душах людей. Именно человеческую
душу как таковую, ее внутренний мир писатель старается раскрыть в своем произведении, постоянно сосредотачивая на этом внимание читателей: «Шептались еще... в закоулочках живчи-ки-живунки в душе» [2, с. 208].; «Было горько и пусто в душе»; «Над душой ее он не властен!» [2, с. 218]; «Сыну оставить чистую душу!» [2, с. 219]; «Да и можно ли душу совсем запродать?..» [2, с. 217]; «Как я виноват перед твоею душой...» [2, с. 219]; «Воздух сам зацветал возле расцветшей души, возле ночью открывшейся светлой души...» [2, с. 219].
Главными героями рассказа И.А. Новикова являются помещик, его жена, их маленький сын Серёжа и - Петух. Темные силы, к которым помещик склоняется в определенный момент своей жизни, персонифицируются в рассказе в образе Анчутки беспятого и черной мутной ночи, обволакивающей собою пространство сада, дома и человеческих душ. Анчутка беспятый - в восточнославянской мифологии злой дух, одно из названий черта [3]. В рассказе И.А. Новикова именно он является основным предводителем тьмы, которая как «рать обступала весь дом» [2, с.215], постепенно заползая в души его обитателей: «Да... Все Анчутка беспятый чудит!.. Все делишки его...» [2, с.210]. В рассказе работника Митрия Лысого именно в Анчутку оборачивается барин, допустивший до себя неправду. Между Анчуткой и Христом происходит решающее сражение за жизнь Петуха, за торжество света и любви во Вселенной.
Одной из основных мыслей рассказа И.А. Новикова является непрестанно звучащая в подтексте произведения евангельская заповедь Христа о том, что только детям доступно Царство Небесное. Именно поэтому важную роль в рассказе играет образ мальчика Сережи, который является непосредственным носителем детства, то есть, по мысли писателя, бескорыстной жертвенности, чистоты, искренности, любви. Борьба добра и зла, света и тьмы, любви и ненависти, происходящая в мироздании, глубоко проникает в души взрослых людей, помещика и его жены, но не в силах оказывается подчинить себе чистую душу ребенка. Именно по молитве мальчика остается жить в мире Петух, который к концу произведения вырастает до образа Великого Петуха - залога победы любви и добра над неправдой и ненавистью.
Обращение к теме детства как единственно возможному пути обретения нравственного и
духовного императива характерно для произведений многих художников слова 1900-1910-х гг. Так, в частности, мотив воспоминания «напева молодости», юности, когда душа еще не погрязла в «дьявольском бале» жизни, характерен, как пишет Р.С.Спивак, для поэзии А.А. Блока 1910-х гг.: Это «врожденное представление об идеале... возрождается в воспоминании о юности как идеальная мечта, «прошлый сон» души, таящий смутные указания на предначертанные человеку высоту и чистоту его духовных свершений» [4].
В рассказе И.А. Новикова «Петух» голос детства, напоминающий героям об изначальном, о Божьем, тайно живущем в человеческих сердцах, является толчком к освобождению помещика и его жены от власти темных сил, которые уже были готовы праздновать победу: «Но сердце, с детских лет все одно, многое помнит и многое смеет; благостным чарам его предела никто не заказал ... Да и можно ли душу совсем запродать?..» [2, с. 217]. В начале рассказа, когда ночь и тьма властвуют в окружающем мире, в саду, в доме, в душе помещика и отчасти его жены, в сердцах мужчины и женщины происходит забвение всего светлого и чистого, что прежде наполняло и связывало их, - детства, весны, любви. Но с момента пробуждения, возрождения, обращения к свету и к истине автор в образах героев постоянно подчеркивает черты «детскости»: «Душа, как дитя, вдруг пробудилась в ней и пухлые ручонки свои протянула другой - ах изломанной, но теперь такой милой! - душе...»; «Как малые дети, вместе, близко друг к другу, шли муж и жена»; «именно дети»; «просто и по-детскому»; «как девочка, выбежала из дома она»; «руки их были как дети
- белые, прохладные, нежные...»; «отец целовал, смеясь, девочку-маму» [2, с. 219-221].
Состояние детства, детской непосредственности и чистоты, искренности, любви, простоты, «небесности» является, с точки зрения И.А. Новикова, истинной сущностью человека: «Голоса были мягки и нежны, и все глаза походили на небо»; «Вот ведь какие вы - настоящие!» [2, с. 221, 223].
Вопрос об истинной сущности человека
- один из основных в рассказе И.А. Новикова. В сердце хозяйки дома живет память о прошлом, о далекой светлой весне, когда она и ее нынешний супруг поклялись жить так, «чтобы небо было в душе... , чтобы души простором дышали... » [2, с. 209]. Однако с годами многое изменилось.
По словам одного из героев рассказа, являющегося носителем народной мудрости, главная причина этих перемен в том, что «барин допустил Анчутку до дела» [2, с. 213]. Мысль о том, что человек может «допустить до дела» либо Бога, либо дьявола, звучит на протяжении всего рассказа. И то, кому человек отдает свое сердце и душу, непосредственное проявление находит в его внешнем образе: человек «черен был нестерпимо» [2, с. 216]; «Это не он, это не тот! Кто-то другой, может быть, дьявол сидел, подбоченясь, в карих умерших глазах и, скаля ей зубы, хрипло кричал в лицо...» [2, с. 210].
Однако чернота души не является, по мысли писателя, отражением истинной природы человека. Тьма меняет только внешний облик усадебного дома, героев, лишь временно овладевает мыслями, речами, поступками людей, не в силах переменить самой их сути. В рассказе неоднократно подчеркивается внешний, по отношению к образу усадьбы и героев, характер тьмы, действия которой - это «пленка», «налет», «туман», «марево», т. е. лишь внешнее «обволакивание» образа. Так, например, ночь окутывает глаза героя «ядовитой пленкой», в связи с чем его карие живые глаза становятся стеклянными и мутными: «... Глаза воспаленные... будто ядовитая пленка пала на них» [2, с. 209]; ночь - «тусклая», «туманная» - все в доме «подернула ... противным серым налетом, затуманила лампы, погасила тихий уют привычных вещей и тусклым маревом окутала самую ясность их отношений» [2, с. 208] - (зд. и далее курсив мой - О.П.). Но, по мысли писателя, рассеется туман, исчезнет налет, марево, пленка - и вновь проявится истинный облик старого и милого всегда дома [2, с. 207], по-детски чистой и светлой души героев. При описании противостояния света и тьмы, добра и зла, при решении вопроса об истинной сущности человека писатель активно использует в рассказе цветовую символику, обращение к которой в целом характеризовало эстетику символизма, особенно, как пишет И.В. Корецкая, младосимволизма: «Младосимво-листы существенно изменили, усложнили функцию цвета; придали ему мистический смысл, как в сакральном искусстве или богослужении, сделали «священные цвета» (А. Белый) знаками трансцендентного» [5, с. 711].
Противостоянию света и тьмы соответствует в рассказе И.А. Новикова противопоставление таких цветовых рядов, как «голубой», «бе-
лый», «зеленый», «золотой», «розовый», с одной стороны, и «черный», «серый», в целом - «мутный», с другой стороны. Цвета первого ряда являются цветами детства, весны, лета, зари и передают состояние наибольшей близости души к небу: «Как на картинке, памятной с детства, вставали перед глазами березы с плакучими долгими ветками; зеленеет весна по траве, по новой листве, голубеет между ветвями вверху, золотится и подымает в их молодой, как клейкая почка готовой открыться, раскрыться, любви... Никогда не было небо так близко» [2, с. 208].
Изначально-светлая природа человека в рассказе «Петух» подчеркивается с помощью таких цветов, как белый и голубой, которые в творчестве символистов соотносятся, как правило, с образом Христа: «Голубая рубашка, голубая душа...» [2, с. 209]; «... А руки их были как дети - белые, прохладные, нежные...» [2, с. 220]. Борьба в мироздании двух начал передается в рассказе И.А. Новикова, кроме того, посредством оппозиций: «легкость - тяжесть» и «влажность
- сухость». Семантика названных оппозиций в рассказе «Петух» восходит к библейской и сохраняет ее основу. «Легкость» в Священном Писании является признаком жизни Господней («Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» - Матф. 11:30) и противостоит «тяжести» греха («грех ... тяжел»
- Кор. 8:13; «тяжкое рабство» - Ис. 14:3). Образ влаги («влажности») соотносится в Библии с именем Бога («Также влагою Он наполняет тучи... »
- Иов 37:11), а «сухости» - с противными Богу действиями зла (притча о сеятеле).
В рассматриваемом нами рассказе И.А. Новикова каждый член названных оппозиций соответствует определенному состоянию души человека. Так, в частности, «тяжесть» души проистекает от самоотдачи человека во власть тьмы (герой ходил, «как бы преодолевая внутри себя огромную тяжесть» [2, с. 207]) и сменяется «легкостью» с момента его обращения к свету и любви: «Спешит, торопится женщина, легкою девушкой в легких одеждах скользит...» [2, с. 222].
Семантика «влаги» в произведении И.А. Новикова так же, как и в Библии, соотносится с небесной природой - с началом любви, чистоты, света: «Влажными крупными каплями колышутся пятна от солнца...» [2, с. 208]. «Нечто струящееся, лазурь капающее, мягко зовущее и благословляющее, дуновение бережных крыльев
- одело, окутало их, обвеяло, заласкало, закачало, вознесло, преобразило, открыло глаза на незримое...» [2, с. 209]. К семантическому ряду «влаги» относится, кроме того, в произведении образ слез («светлые слезы любви», «детские слезы»), росы («А пальцы их рук были как лепестки росных цветов на заре» [2, с. 220]) и «оттепели сердца» («Будто легкая оттепель мягким туманом обвеяла сердце» [2, с. 218]. Образу «влаги» противостоит в рассказе образ «сухости», указывающий на господство в душе героя сил зла: «Неумело и мертвенно имя Его звучит на губах после слов об основах: ночь прошлась по губам, подсушила их» [2, с. 208].
В борьбе двух начал бытия победа в рассказе И.А. Новикова «Петух» принадлежит свету и добру. Выражением этого становится, в частности, соединение к. концу произведения в образе героини черт «легкости», «влажности» и близости к небу: «... Легкою девушкой в легких одеждах скользит, как воздушный вестник, корабль» [2, с. 222].
Решающую роль в битве тьмы и света в рассказе И.А. Новикова играет крик Петуха: «Петух успел прокричать» [2, с. 217]. И с этого момента, знаменующего победу света над тьмой, жизни над смертью начинается возрождение человеческих душ и их очищение от пластов «долголетних корявых наростов» [2, с. 219].
Сакральный мотив победоносного крика петуха является достаточно характерным для славянской мифологии. Как пишет В.Н. Топоров, «мотив петуха, разгоняющего своим криком нечистую силу и отпугивающего мертвецов, образует кульминацию в особом типе сказок, постоянен в быличках» [6, с. 310]. Согласно С.П. Бушкеви-чу, «ночью после первого крика петуха у русских принято было креститься со словами « Слава Богу! Свят Дух по земли, а дьявол сквозь земли, теперь бояться нечего»« [7, с.307].
В рассказе И.А. Новикова Петух назван «птицей, угодной Богу» [2, с. 213]. В произведение включена легенда о том, что после распятия Христа воскрес жареный Петух на столе у священников и тем самым ознаменовал истинность воскресения Спасителя. Согласно данной легенде, воскресение Христа происходит в полночь, после крика Петуха: «... В самую полночь, когда запел Петух, и воскреснул Спаситель-то!» [2, с. 214]. И оттого каждую ночь под самую полночь сгущается тьма в мире, но с криком Петуха
она отступает и - «так будто бы легче и станет...» [2, с. 214].
В рассказе И.А. Новикова образ Петуха символизирует собою торжество Бога во Вселенной. Возрастая к концу произведения до образа Великого Петуха, он наделяется особой миссией, особым символическим содержанием: быть на земле проводником Божьего гласа, несущего в себе победу над тьмою и освобождение всему миру: «Ему снилось еще, что Петух по всей деревне, по всей земле пошел и везде, где видел замок, кричал: - Ку-ка-ре-ку!» [2, с. 221].
Образ Петуха в произведении И.А. Новикова отличается от аналогичного образа в фольклоре, поскольку писатель, прибегая к контаминации фольклорных и собственно авторских черт, совмещает в образе Петуха черты пророка Божьего и самого Христа-Спасителя: «Засмеялся Сережа, протянул ручонки к отцу, да про Петуха опять вспомнил: - Где же Петух? - Оглянулся, а Христос стоял рядом. Сказал Христос: - Ну, я пойду теперь дальше. И исчез» [2, с. 221]; «Все были, как дети: Великий Петух был живой среди них» [2, с. 223].
И.А. Новикову как писателю свойственен общий для символистов пафос мифотворчества, стремление осмыслить «вещи как символы, а символы как мифы» [8, с. 143]. В дворянской усадьбе И.А. Новикова как в особой вселенной происходит явное столкновение скрытых от внешних глаз сил. Образы Христа и Анчутки, предельно экспрессивный и одушевленный образ ночи, образ Петуха как Божьего воина и вестника Божьего на земле - все это, с точки зрения писателя, не метафоры, но реально существующие в мироздании силы, и рассказ И.А. Новикова является повествованием о «мистическом событии», о «космическом единстве» [8, с. 158], постигнутом художником.
Важной для мировоззрения писателя является отраженная в рассказе мысль о глубокой взаимосвязи и взаимозависимости всех сущностей мироздания. Такое мироощущение И.А. Новикова уходит корнями в христианскую этику и в философию всеединства, раскрывшуюся в умозрениях древнегреческих философов (Анаксагор, Платон, неоплатонизм), проходящую через всю европейскую философию (Экхарт, Спиноза, Шеллинг), ставшую одной из основных тем русской религиозной философии (В.С. Соловьев, С.Л. Франк, П.А. Флоренский).
Непосредственно в рамках рассматриваемого нами рассказа после крика Петуха, знаменующего людям о свободе, которую две тысячи лет назад даровал миру Христос, происходит освобождение души помещика от власти тьмы; прощение и освобождение из амбара мужика-крестьянина, совершившего у помещика некую кражу; освобождение щенка, попавшего в погреб дома и замеревшего от страха перед большой черной крысой.
Помещик, крестьянин и щенок в контексте рассказа представляют собой звенья единой цепи жизни, и судьбы их оказываются в непосредственной зависимости друг от друга, как связаны между собой замки амбаров и замки сердечные: «Пусть падают, падают, пусть рушатся все стены и застенки, пусть отворяются все запоры дверные, все замки сердечные...» [2, с. 222].
Образ дворянской усадьбы в рассказе И.А. Новикова «Петух» представляет собой мир, где идея всеединства может получить наглядное воплощение, где может быть достигнуто желанное автором соединение всех «тварей земных», которые в единстве друг с другом предстают как малые дети перед лицом Единого Бога: «Этот день был другой, чем все прежние дни. Все ходили и улыбались, не зная чему. Голоса были мягки и нежны, и все глаза походили на небо. Все были, как дети, и никто не знал, отчего. Все были, как дети: Великий Петух был живой среди них» [2, с. 223].
Представление о дворянской усадьбе как об особом гармонично устроенном мире, где получает воплощение полнота бытия с её радостями и страданиями, мечтами и действительностью, обретениями и потерями, встречами и разлуками, где человеческая душа может развиваться гармонично и целостно, является характерным для творчества И.А.Новикова. Именно в таком мире, какой являет собой образ дворянской усадьбы в произведениях писателя, во всей полноте могут быть воплощены основные сущностные законы мироздания.
Библиографический список
1. Спивак, Р.С. Новое религиозное сознание и поэтика жизнетворчества в романе И.А.Новикова «Золотые кресты» / Р.С. Спивак // Библия и научная культура: сб. науч. тр. Перм. ун-т. - Пермь, 2005. - С. 57-60.
2. Новиков, И.А. Золотые кресты: Роман. Повести и рассказы / И.А. Новиков. - Мценск, 2004.
3. Иванов, В.В. Анчутка. Славянская мифология. Энциклопедический словарь / В.В. Иванов, В.Н. Топоров.. - М.: Эллис Лак, 1995. - С. 35.
4. Спивак Р.С. Русская философская лирика. 1910-е годы. И. Бунин, А. Блок, В. Маяковский: Учебное пособие / Р.С. Спивак. - М: Флинта: Наука, 2003. - С. 229.
5. Корецкая, И.В. Символизм. Русская литература рубежа веков (1890 -е - начало 1920-х годов). Книга 1.- ИМЛИ РАН. / И.В. Корецкая. - М: «Наследие», 2000. - С. 688-731.
6. Топоров, В.Н. Петух. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т / В.Н. Топоров. - М.: Сов. энц.,1992. -С. 309-310.
7. Бушкевич, С.П. Петух. Славянская мифология. Энциклопедический словарь / С.П. Бушкевич. - М.: Эллис Лак, 1995. - С. 307-308.
8. Иванов, В. Родное и вселенское / В. Иванов. - М.: Республика, 1994.
