CC BY
93
УДК 81’04, 808.1 ББК 80.1
Литвина Татьяна Александровна
кандидат филологических наук, доцент
кафедра русского языка как иностранного Казанский Федеральный университет г.Казань Litvina Tatiana Alexandrovna Candidate of Philological Sciences,
Assistant Professor Chair of the Russian As a Foreign Language Kazan Federal University Kazan
Образ автора в агиографических произведениях патриарха Г ермогена The Author’s Character in Hagiographical Works By Germogen
Статья посвящена проблеме отражения личности повествователя в произведениях агиографического жанра, созданных патриархом Г ермогеном. Категория «образ автора» рассматривается как элемент художественной организации агиографического текста в аспекте следования жанровым традициям и отступления от них.
The article is devoted to the problem of reflecting patriarch Germogen’s personality in hagiographical works written by him. The category of “the author’s character” is considered to be the element of hagiographical text organization studied in the aspect of following or denying genre traditions.
Ключевые слова: поздняя агиография, образ автора, жанровый канон.
Key words: late hagiography, the author’s character, genre Canon.
Патриарх Гермоген (ок. 1530 - 1612 гг.) - известный церковный и общественный деятель, первый казанский митрополит, а впоследствии второй Патриарх Московский и всея Руси, духовный писатель. Г ермоген известен как автор ряда произведений агиографического жанра, политических посланий и грамот-воззваний.
Писательское наследие Гермогена до настоящего времени не получило должного всестороннего научного исследования, в связи с этим актуальной является проблема изучения текстов, созданных Гермогеном, их языка и стиля. Среди имеющихся научных работ, посвященных этой проблеме, отметим исследования Дмитриевой 1979[1], Николаева Г.А., Литвиной Т.А. [2].
Объектом нашего научного интереса являются агиографические тексты, написанные Гермогеном в казанский период его деятельности - жития казан-
ских святых Г урия и Варсонофия (далее - Житие), Повесть о явлении и чудесах иконы Казанской Богородицы (далее - Повесть). Целью исследования является определение места (оригинальности, ценности) агиографических произведений патриарха Г ермогена в контексте агиографической литературы в целом и старорусского периода в частности. Данная статья посвящена рассмотрению проявления личности повествователя в агиографических текстах, созданных патриархом Г ермогеном, что является одним из аспектов изучения поэтики его произведений на пути решения основной проблемы исследования.
Для средневековой литературы типичным явлением был так называемый «авторский субъективизм». Мнение автора и его отношение к изображаемому всегда были явно выражены, но это не было проявлением личного авторского начала. В древнерусских литературных произведениях точка зрения автора и его отношение к описываемым событиям и героям определялись единой идеологической схемой и являлись выражением общей точки зрения, подчиненной богословию [3, с.133]. Образ автора укладывался в схему литературного этикета и был одним из его элементов.
В житиях роль автора традиционно была ограничена функцией рассказчика. Образ автора не мог и не должен был проявляться в его произведении. В мире агиографии вообще не было индивидуального авторского голоса, за исключением традиционного мотива авторского самоуничижения, который однообразно повторялся в каждом житии. Используя традиционно устоявшиеся речевые обороты, автор сознательно прятал свою авторскую индивидуальность за ширму авторского этикета и ставил себя в один ряд со всеми предыдущими агиографами. В произведениях, тесно связанных с московской официальной агиографией, фигура повествователя, как правило, едва уловима, так как ориентация местных агиографов на образцовые с точки зрения канона сочинения Па-хомия Серба приводила к весьма ограниченному присутствию в житии «избыточных» моментов [4, с.339].
С другой стороны, исследуемые агиографические произведения относятся к концу XVI века, т.е. к тому времени, когда проблема достоверности в агио-
графии имела большое значение и уже многие жития содержат указания на точные даты, называют географические пункты и реальные имена, особенно в описании чудес [5, с.7]. Житие - это своего рода «документ», призванный засвидетельствовать факт чуда, а значит, святости его героя. С ориентацией произведений этого жанра на принцип художественной достоверности связано и появление в них фигуры повествователя. Авторы житий часто называют себя в заголовках своих произведений, что связано со стремлением подтвердить своим именем достоверность описываемых событий. Так, в Житии Гурия и Варсоно-фия, в повести о явлении и чудесах иконы Казанской Богородицы есть указание «Списано смиреннымъ Ермогеномъ, митрополитомъ Казаньскимъ».
Следуя канонам жанра, Гермоген вводит в свои произведения традиционный мотив собственного авторского самоуничижения. Приступая к работе над Житием, он не надеется на собственные силы и всецело полагается на Божью помощь: «Повесть полезна, акю близъ очима зрится: но недоуменіе и ско-удость разума, акю птіцу по воздоуху парящу, и далечайшу ютъ оума нашегю творитъ ...» [6, с.114]; юбаче же несть мое поспешеніе или силы, но ютъ Бога есть все ч(е)л(ове)ческое исправленіе [6, с.123]. Во вступительной главе Жития Гермоген использует традиционные уничижительные словесные формулы «мне непотребному», «мне смиренному», «мне недостойному». Языковая формула «мне недостойному» неоднократно употребляется автором при описании сходных событий в сочетании с другим самоуничижительным выражением «многогрешною моею рукою»: «егожи мощи неисповедимыми Б(о)жіими судбами мне недостойному многогрешными моими руками осязати изволи Б(о)гъ» [6, с.161]; «мне же недостойному многогрешною моею рукою с(вя)таго телеси коснувшуся... » [6, с.221].
Авторское самоуничижение в этикетных формулах пронизывает и сказание об обретении иконы Казанской Богородицы: «но како возмогу, недостоинъ сый и недостойне устне имея, провещати таковая», «Мне же, недостойному,
самовидцу бывшу, како или коими чюдесными благотворении яви Богъ и Богородица от земныхъ недръ чюдотворный Свой образъ ... писанию ж предати за-медлившу или отъ недостатка разума, или отъ нерадения и душегубителные лености...», «.и страхъ глаголати нудит мя, греси же мои, яко бремя тяжко, отяготеша на мне: и что убо сотворю? дерзну ли к начинанию?» [7, с.1], «Аще по достоянию и несмь достоинъ похвалы Тебе принести, малы некия отъ вели-кихъ» [7, с.2] и др.
Однако помимо традиционного образа автора - недостойного, но вынужденного написать о случившемся, в Житии и Сказании мы видим автора и в другой роли.
Исследователем Лобаковой И.А. на материале севернорусских биографических житий второй половины XVI—начала XVII в. были выявлены три основных типа повествователя: повествователь-собиратель, повествователь-
очевидец (чаще всего - ученик), чей рассказ может быть либо этикетным, либо личностным, и вымышленный образ повествователя [4, с.350]. В зависимости от ситуации Гермоген выступал в своих произведений как повествователь-собиратель или повествователь-очевидец.
В Житии Гурия и Варсонофия образ повествователя-собирателя сведений о святых носит этикетный характер. Чтобы подчеркнуть истинность описываемых фактов и событий, используется традиционный прием введения в текст устного свидетельства: «Аще бо и неюбретохъ святыхъ сихъ святителей и пре-подобныхъ отець ютъ маденства знающихъ житіе ихъ и отечествю известню но юбаче же слышахъ ютъ вЪдящихъ сіа и написати дерзнухъ» [6, с.116], «Сей оубо прпбный и стый оць нашь Гоурій, акюже повЪдаютъ рожденіе егю и воспитаніе во граде Радонежи» [6, с.124], «Въ болезни же слежа с(вя)тый (О Гурии) мнюго время; повЪдаютъ бо, якю на трилетное время протягнутися болезни егю» [6, с.178], «въ главахъ же оу прпьнагю Гоуріа лежаше клобукъ граческій вязенъ недовершенъ, ю немже повЪдаютъ Варсоноофіевьі оучени-
цы, яко той клобукъ делаемъ бе преподобным Варсонюфiемъ преюсвщенном Г оурію архіепкпу, и егда Г оурій архiепкпъ преставися, тогда Варсонюфій положи во грюбъ Гоурію въ возглавіе клобукъ той недовершенъ» [6, с.222-223]. Случаев ссылок на устные свидетельства в тексте Повести нет.
Тип рассказчика-очевидца жизни святого или других связанных с ним событий имеет древнюю традицию, идущую от византийской агиографии [8, с.7]. Как правило, этим очевидцем в русской агиографии выступает ученик святого, описывающий жизнь своего учителя не с чьих-то слов, а основываясь на собственных воспоминаниях. Повествуя о жизни Гурия и Варсонофия, Гермоген не мог выступать в качестве свидетеля, так как не был лично знаком со святыми, но описывая обретение мощей и обретение иконы Казанской Богородицы, автор проявляет себя как повествователь - очевидец, и этот тип повествователя имеет свою особенность: автор не просто очевидец, он непосредственный участник событий, послуживших поводом к созданию Жития и Повести. В этих текстах Гермоген постоянно подчеркивает тот факт, что он сам был свидетелем случившегося и участником описываемых событий: «юбретенію нетленныхъ ихъ мощей первый самовидець бы(хъ), и своима рукама осязахъ с(вят)ыя ихъ и чудотворивыя мощи преж(д)е всехъ» [6, с.117],
«своими бо рукама со Арсешемъ архимандритюмъ с(вя)тыа ихъ и чудотворивыя мощи преложихю.мъ отъ гробовъ въ ковчеги ...» [6, с.225], «месяца Июня 28 день, на память святыя мученицы Агрипены, бысть пожаръ в новопросвещенномъ граде Казани, по взятьи града в двадесят шестое лето, яко достовернейши сами видехомъ. [7, с.4], «Мне же, недостойному, самовидцу бывшу, како или коими чюдесными благотворении яви Богъ и Богородица от земныхъ недръ чюдотворный Свой образъ», «и яко же сподобила мя еси, о Всеблаженая, недостойнаго и грешнаго, скверными моими руками преже всехъ священныхъ прикоснутися пречистому Твоему образу и чюдотворнай иконе и Сына Твоего Христа Бога нашего» [7, с.2] и др.
Описывая подробно весь процесс обретения иконы, автор проявляет личностную интонацию - сообщает о себе конкретные сведения и пытается передать собственные эмоции: «Мне же тогда в чину поповсте святаго Николы, иже зовется Гостинъ, каменосердеченъ же сый: но обаче прослезихся и припа-дохъ к Богородицыну образу», «Азъ же, аще и недостоинъ сый, но обаче со страхомъ и радостию прикоснухся чюдотворному тому образу», «Мне же, по повелению архиепископа, народа ради съ чюдотворною иконою медленно идущю, но обаче толикое множество народа не соврати мя ни на десно, ни на шуе: несох бо носящаго всю тварь, и того рождешей пречюдную и чудотворную икону» [7, с.7].
В заключительной главе Жития «Сказании об обретении мощей» в лице автора происходит совмещение функций рассказчика и одного из героев и подробное описание церемонии ведется от первого лица множественного числа, используются соответствующие глагольные формы аориста, а так же формы причастия: «Намъ же со всемъ юсв(я)щеннымъ соборо(м) принесше Г(оспо)ду Б(о)гу безкрювную жертву, и певше панахиду, и шедше въ м(о)н(ас)тирь, пршдохомъ на местю, и поклонихомся нетленнымъ грюбомъ преподобны(хъ)... И вскрывше грюбъ Гоуріа архіеп(ис)к(о)па, и видехюмъ дивню ...», «намъ же соборне смотрившимъ клобукъ той, и едину прядь изъ негю вземше, и едва преторгнуша, всяко бо нюваго крепчае бе...» и так далее [6, с.219-227].
Присутствие автора в Житии не исчерпывается описанием своего участия в церемонии обретения мощей. Для усиления достоверности в Житии Гурия и Варсонофия фигура повествователя проявляется перед читателем в тот момент, когда Гермоген говорит о преемственной связи между ним и героями Жития: «Къ сему же еще і мне непотребному случися въ тюй с(вя)тей обители (имеется в виду монастырь Спасова Преображения, созданный Варсонофием) пятому по не(мъ) быти, и на месте егю стояти, и жезлъ егю въ руку моею держати» [6, с.118]; аналогичные отношения связывали Гермогена и со святителем Гурием:
«но юбаче и на с(вя)таго Г oypia месте стояхъ, и жезл его такожде въ руку моею носихъ, числомъ же ю(т) первагю девятый бы(х), въ преименованiи же первый» [6, с.118-119]. Из Жития мы также узнаем, что его автор был причастен к перезахоронению мощей третьего казанского святого архиепископа Г ермана: «его-жи мощи неисповедимыми Б(о)жшми судбами мне недостойному многогрешными моими руками осязати изволи Б(о)гъ, и надгробная певше соборне погребсти» [6, с.161]. Все эти сведения с точки зрения канонов агиографии можно охарактеризовать как «избыточные моменты», но подобные «элементы реалистичности» служат усилению художественной достоверности.
Отдавая дань традиционному авторскому самоуничижению, этикетной роли повествователя-собирателя, Г ермоген все же стремится к максимальной достоверности в своем рассказе, а для этого ему необходимо осветить собственную роль в произошедших событиях - роль основного свидетеля новоявленных чудес на новопросвещенной казанской земле: чуда обретения нетленными мощей казанских святителей Гурия и Варсонофия и чуда явления иконы Казанской Богородицы. Тип повествователя - очевидца и участника событий в определенной степени противоречил предшествующей агиографической традиции, является специфической особенностью агиографических произведений патриарха Гермогена на фоне других произведений этого жанра.
Работа выполнена при поддержке РГНФ (Проект № 12-14-16022а)
Библиографический список
1. Дмитриева, Р.П. Повесть о Петре и Февронии. Подготовка текстов и исследование / Р.П. Дитриева. - Л.: Наука, 1979. - 340 с.
2. Николаев, Г.А. Литвина, Т.А. Языковые и текстовые особенности Жития Гурия и Варсонофия, казанских чудотворцев / Г.А. Николаев, Т.А. Литвина. // Beitrage zur Slavistik. - Frankfurt am Main, 1997. - Bd. XXXIII. - P. 305-331.
3. Лихачев, Д.С. Человек в литературе Древней Руси. / Д.С. Лихачев. - М.: Наука, 1970. - 180 с.
4. Лобакова, И.А. К изучению поэтики русской агиографии: повествователь в севернорусских биографических житиях второй половины XVI - начала
XVII в. / И.А. Лобакова. // Труды Отдела древнерусской литературы. -СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. - Т. 56. - 692 с.
5. Дмитриев, Л.А. Житийные повести русского Севера как памятник литературы XIII-XVII веков / Л.А. Дмитриев. - Л.: Наука, 1973. - 303 с.
6. Г ермоген. Житие Гурия и Варсонофия / Г ермоген. // Служба святителю Г урию. - Рукопись ОРРК НБ КГУ № 3655.
7. Г ермоген. Повесть и чудеса Пречистые Богородицы честнаго и славнаго Ея явления образа, иже въ Казани / Гермоген. // Творения святейшего Гермогена, патриарха московского и всея России. - М.: Печатня А.И.Снегиревой, 1912. - С. 1-16.
8. Полякова, С.В. Жития византийских святых / С.В. Полякова. - СПб.: Cor-vus, 1995 - с. 967.
Bibliography
1. Dmitrieva, R.P The Story of Peter and Fevronia. Preparing Texts and Research / R.P. Dmitrieva. - L.: Nauka, 1979 - 340 p.
2. Dmitriev, L.A. Hagiographical Story of the Russian North As a Monument to Literature of XIII-XVII Centuries / L.A. Dmitriev . - L.: Nauka, 1973. - 303 p.
3. Hermogenes. Guriy and Varsonophiy’s Life / Hermogenes. // Service of the Holy Hierarch Gurias. - Manuscript of the Scientific Library of Kazan Federal University № 3655.
4. Hermogenes. The Story and Serendipity of the God mother / Hermogenes // Creation of the Patriarch Hermogenes, Patriarch of Moscow and All-Russia. - M.: Printing House of A.I. Snegireva, 1912. - P. 1-16.
5. Likhachev, D.S. The Man in the Literature of Ancient Russia / D.S. Likhachev. - M.: Nauka, 1970. - 180 p.
6. Lobakova, I.A. To the Study of Poetics of the Russian Hagiography: Narrator in Biographical Lives of the Russian North of the Second Half of the XVI - the Beginning of XVII Century / I.A. Lobakova. //Proceedings of the Ancient Russian Literature Department. - St.- Petersburg: Dmitriy Bulanin’s Publishers, 2004. -V. 56. - P. 337-350.
7. Nikolaev, G.A., Litvina, T.A. Language and Text Features of Guriy and Varsonophiy’s Life, the Kazan Wonderworkers / G.A. Nikolaev, T.A. Litvina. // Beitrage zur Slavistik. - Frankfurt am Main, 1997. - Bd. XXXIII. - P. 305-331.
8. Polyakova, S.V. The Lives of the Byzantine Saints / S.V. Polyakova. -St.Petersburg: Corvus, 1995. - 967 p.
