CC BY
337
Л1ТЕРАТУРОЗНАВСТВО
УДК 821.111-311.4(045)
Н. И. Грузевич
ОБРАЗ АНТИГЕРОЯ В РОМАНЕ Э. БЁРДЖЕССА «ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН»
В статье проводится анализ таких литературоведческих категорий, как «антироман», «антигерой» и характерных для них черт в западноевропейских литературах ХХ века. Автор статьи исследует реализацию основных характеристик и отличительных черт главного героя романа современного английского прозаика Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин» и аргументирует присущий персонажу диапазон свойств «антигероя».
Ключевые слова: герой, антигерой, неороман, «новый роман», антироман, неоавангардистский, «минус-приём», «антилитература».
В европейском литературоведении конца 50-х годов ХХ столетия особое значение приобретает так называемый «новый роман» или неороман, черты которого кардинально отличаются от традиционного классического романа, несущего чистоту помыслов главных героев, красоту их поступков, стройность повествовательной формы, ясность помыслов персонажей. Этот факт и явился основополагающим в выборе темы данной статьи, цель которой обусловлена попыткой изучить реализацию основных характеристик категории «антигероя» - категории, введенной в противовес категории «герой» на примере персонажа романа Э. Бёрджесса «Заводной апельсин», который по праву можно отнести к неороманам ХХ столетия.
Актуальность выбранной темы продиктована необходимостью выявить наработанные литературоведением знания о неоромане или «антиромане» и «антигерое» в романе английского писателя.
Справедливо будет утверждать, что именно французская литература середины ХХ века стала таковой, которая первой назвала созданные в этот период литературные формы, содержания нетрадиционными, неоавангардистскими, широко используя приставку «анти». В литературе появились такие термины, описанные Ж.-П. Сартром, как антидрама, антитеатр, антикино, антилитература и следовательно, была разработана их эстетика [7, с. 13]. Чтобы выяснить её содержание, важно подчеркнуть, что в антиромане или «новом романе» до предела доводится отчужденность человека, разрываются связи между его внутренним миром и окружающей его действительностью. Это приводит к обособленному существованию человека, его существованию в мире полного безразличия, отрешения от общечеловеческих ценностей, что может повлечь, и зачастую влечет за собой крайне негативные проявления человеческой натуры.
Однако одновременно следует отметить, что если в канве повествования антиромана преднамеренно присутствует описание эстетического начала героя, то оно, скорее всего, воспринимается как «минус-прием», нежели как средство оправдания его бессознательного, губительного, асоциального и аморального поведения. Эстетическое начало, по нашему убеждению, заложенное в человеке с самого его рождения, в антиромане приобретает искаженные проявления и в конечном итоге играет злую шутку с его «героем».
Вполне уместно, на наш взгляд, упомянуть и тот факт, что антироман, завоевавший внимание теоретиков литературы второй половины ХХ века и их последователей, не ограничивается вышеупомянутыми характеристиками. Ему присущи и новые, принципиально отличные от традиционного классического романа черты: стиль повествования, организация романного пространства, язык повествования, речь персонажей. В нем все составляющие подчинены созданию атмосферы полной безнадежности и скрытого отчаяния, а отсутствие описания переживаний героя способствует изображению его мира пустым, поверхностным, вещественным.
Как отмечает А. Ткаченко, термин «антигерой» был впервые введен Ф. М. Достоевским и означал тип литературного персонажа, лишенного настоящих геройских черт [8, с. 53]. Еще со времен античной литературы, в которой действующими персонажами были боги и герои, роль героев не ограничивалась победами над врагом, описанием сильного и мужественного характера. Она предлагала широкий спектр качеств героев, среди которых присутствовали доброта и гуманное отношение к людям, животным и природе, ум, хитрость и сообразительность, умение гибко решать поставленные задачи и защищать интересы, базирующиеся на моральных принципах, общечеловеческих ценностях. Таким образом, следует констатировать, что герой - это не простой, рядовой персонаж литературного произведения. Это персонаж, которого автор наделил способностью к участию, желанием интересоваться вопросами мироздания, который не утратил способность сострадать, сопереживать, чувствовать боль. В эпиграфе к роману «Андеграунд, или Герой нашего времени» В. Маканин использует определение М. Ю. Лермонтова понятия «герой» как литературоведческого термина и одновременно, по нашему мнению, определяющего характерные черты категории «антигероя»: «Герой... портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии» [6, с. 1].
Введенное в середине ХХ века понятие «антигероя» литературного произведения привело к переосмыслению восприятия многих персонажей литературных источников предыдущих эпох. Например, можно констатировать, что характеристиками «антигероев» были наделены многие герои Д. Г. Байрона, Гамлет Шекспира, Жюльен Сорель Стендаля. Как отражение мировоззрения авторов эпохи неоавангардизма в западноевропейской литературе конца ХХ века писатели создают образ «антигероя», который изысканно жесток, бесконечно изобретателен в выборе методов расправы с жертвой. Таковыми стали Фердинанд Клегг в романе «Коллекционер» Джона Фаулза, Гренуй в романе «Парфюмер» Патрика Зюскинда и Алекс в романе «Заводной апельсин» Энтони Бёрджесса.
Известные исследователи категории «антигерой» Н. Фрай [9] и В. Е. Хализев [10] предлагают свою трактовку персонажей литературных произведений. Н. Фрай распределяет их в соответствии со способностью к действию на пять модусов. К четвертому модусу ученый относит героев, которые не могут быть названы таковыми в чисто этическом смысле, из чего можно сделать вывод, что они по праву могут быть названы антигероями. В. Е. Хализев же в своей статье «Персонаж и его ценностная ориентация» классифицирует антигероя как такового, который не имеет ценностных ориентаций.
Сложным и неоднозначным в романе «Заводной апельсин» («Clockwork Orange», 1962) выглядит главный персонаж Алекс Малколм Макдауэл. Его неоднозначность определяется его происхождением, родом занятий и кардинальными изменениями в расстановке сил в обществе, которые стали формирующими в его жизни и судьбе. Определенные характеристики этого персонажа романа позволяют нам причислить его к категории «антигерой». Э. Бёрджесс помещает своего героя в типичные для
молодёжи 60-х годов ХХ столетия условия, в которых процветали цинизм, воровство, насилие, ложь, разврат и убийства. Молодежная революция, сотрясавшая общество с устаревшими устоями, выходила на улицы, приобретала невидимый размах в борьбе за свои идеалы, бросая вызов всему отжившему свой век, прокладывая дорогу новым веяниям, стилю, способу самовыражения, однако не всегда достойным образом. Злые и обезличенные молодежные бунты прокатились по многим странам Европы. Устами своего героя автор произносит: «Да и вообще в те дни солидные, что называется, приличные люди не очень-то разгуливали по улицам после наступления темноты -полиции не хватало, зато повсюду шныряли разбитные мальчики-с-пальчики вроде нас» [1, с. 8-9].
Молодежь Италии, Германии, Англии, Северной Ирландии выражала своё негодование жестоким, насильственным путем, что привело к поиску радикальных путей борьбы государств с устрашающим явлением.
В этот исторический период развития европейского общества, как пишет сам автор, в Британии была популярна идея - отправлять преступную молодежь на психотерапевтическую, медикаментозную коррекцию, «то есть превращать их по сути дела в заводной апельсин - не живой, полный сладости, сока и цвета организм, а в механизм, в машину. Я почувствовал опасность того, что государство может вмешиваться не только в нашу жизнь, но и в наши тела, в нашу психику, в наше сознание, превращать нас в маленьких, послушных граждан, потерявших свободу выбора» [10].
Следует констатировать, что именно эта реакция Э. Бёрджесса на подобную идею привела автора к созданию романа «Заводной апельсин», в котором главным персонажем выступает юноша-садист, являющий собой кривое зеркальное отражение больного Британского общества 60-х годов ХХ столетия.
Однако в этом, на наш взгляд, усматривается не только реакция автора на подобную британскую идею. Здесь очевидно и влияние сложившихся в то время настроений в литературных кругах, отвергавших «старый», классический роман, объявив его анахронизмом. Поиск новой формы романа, нового типа героя, не похожего на всех ранее созданных, также способствовал появлению именно такого образа Алекса в романе, образа «антигероя».
Проведя анализ образа Алекса, можно утверждать, что Алекс - это крайнее проявление жестокости во всех её ипостасях. Это герой-вандал, попирающий наследие человечества, пренебрегающий опытом предыдущих поколений, презирающий все, не относящееся к его собственным интересам. В уста своего героя Бёрджесс вкладывает следующие слова: «Причем оказавшийся у меня в руках учебник был переплетен очень крепко. Еще бы, книга была старая, выпущенная во времена, когда всё делали очень добротно, вроде как не на один день, но я, всё же, выдирал из неё страницы, комкал и осыпал ими starikashku, они кружились и летали в воздухе, словно огромные снежинки» [1, с. 10-11].
Нельзя не отметить, что состояние Британского общества 60-70-х гг. прошлого столетия способствовало появлению и распространению отчуждения между поколениями. Британия, вырастив молодое поколение на творчестве «The Beatles», пропагандировавшее «свободную любовь», на сексуальной революции, ко всему прочему стала еще и диктатором в мире моды.
Кроме того, одним из определяющих факторов, повлиявшим на кардинальные изменения в ментальности молодого поколения, стало направление поп-арт, которое увело массового потребителя от понимания истинного предназначения искусства и предложило продукт, рассчитанный на повальное одобрение благодаря своей
дешевизне, простоте, доступности, принятое молодежью эпохи 60-х как нечто новое, интересное, остроумное и сексуальное. Именно эти эпохальные факторы придают Алексу уверенности в своей вседозволенности, безнаказанности, что влечет за собой проявление агрессии, которая порождает новую агрессию. Он - хозяин своего мира насилия, бездуховности и равнодушия, порождающего звериные инстинкты, унижение слабых, издевательство над близкими. Духовное и моральное падение героя и его банды убедительно описано автором в угнетающих восприятие кровавых сценах романа: «...а Джорджик бросил держать его за gubiohi и сунул ему toltshok кастетом в беззубый rot, отчего kashka взвыл и хлынула кровь, блин, красота, да и только» [1, с. 11]. И далее : «Это было так отвратно, что мы, каждый по разу, пнули его сапогом, и уже не песни. а кровь хлынула из его поганой старой pasi» [1, с. 21].
Важно заметить, что весь роман пронизан кровавыми сценами. Сцены драк, разбойных нападений банды Алекса, насилия создают атмосферу страха, осознания необходимости противостоять, найти противоядие. В романе автор описывает один из путей борьбы с малолетними преступниками через перевоспитание, предложенный государством. Более того, главарь банды Алекс подвергается воздействию через психотерапию и медикаментозное лечение. Однако такое перевоспитание, считает автор, не имеет ничего общего с гуманным отношением к человеку, каким бы асоциальным он ни был. Этим самым Э. Бёрджесс одновременно критикует выработанные системой методы борьбы, считает их недейственными и унизительными, лишающими человека права оставаться индивидуальностью с присущими ей особенностями. В случае принудительного лечения-перевоспитания он лишится этих особенностей и начнет действовать как механический, заводной апельсин, внешний вид которого выглядит аппетитно, а внутри таится прогнившее содержимое. Он пишет: «Это какая-то книга, - сказал я. - Похоже, вы книжку какую-то пишете!... потом я поглядел на верхнюю страницу с заглавием «ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН» и говорю: -Фу, до чего глупое название. Слыханное дело - заводной апельсин? - А потом зачитал немножко оттуда: "Эта попытка навлечь на человека, существо естественное и склонное к доброте, всем естеством своим тянущееся к устам господа, законы и установки, свойственные лишь миру механизмов, и заставляет меня взяться за перо, единственное мое оружие."» [1, с. 31].
Однако, заводной апельсин, по словам автора, на лондонском просторечии «кокни» означает «человек с причудами», что в полной мере характеризует главного героя Алекса Малколма Макдауэла с учетом его характера хладнокровного убийцы. Человек с причудами, которые переросли в жестокое своеволие, и которым не видно конца, поскольку человек действует, как заводной, не собираясь останавливаться, становясь все более изысканным в выборе преступлений, совершаемых им. Причем руководит этим механизмом вовсе не жажда наживы, а жажда продолжения совершения злостных, изысканных убийств, садистских поступков. Герой проходит через все круги ада, где есть место разврату, вакханалии, гомосексуализму, насилию. Чистота помыслов, предназначение человека созидать, творить ставятся в романе под угрозу. А значит художественный мир романа - это выплеск животных инстинктов героев, моральное разрушение личности, которое может привести к трагическому концу нации, страны, человечества в целом. Поэтому, на наш взгляд, автор делает попытку поставить перед героем романа так называемый нравственный эксперимент, поместив его в исправительное учреждение на перевоспитание и проследив возможные изменения в мироощущении героя после его освобождения.
Все-таки уместным будет отметить, что вся атмосфера лечебно-исправительного учреждения, описываемая в романе, - доказательство мнения автора, что эта коррекция
являет собой насилие над природой человека. И доказательством тому могут служить следующие строки из романа, где автор описывает мысли, вышедшего из подобного тюрьме заведения, Алекса: «...и вот я уже снова сижу, как сидел, за столом перед пустым стаканом и чуть не плачу оттого, что единственный выход, похоже, - это смерть» [1, с. 185].
Таким образом, можно прийти к умозаключению, что единственным выходом из создавшейся в жизни героя ситуации он видит самоубийство - способ освобождения от угнетающих мыслей, как средство спасения его, бренного, исстрадавшегося в новом Государственном Институте Исправления Преступных Элементов существа. Алекс, который подвергся сильнейшей атаке специалистов по коррекции личности, теперь испытывает неизменную тошноту от любого проявления насилия в любых её ипостасях. Даже от звучания музыки, которая сопровождала акты, сцены насилия в жизни, в кино или на экранах телевизоров, ему становится не по себе: «. взял огромный том Библии, решив, что хоть она, может быть, даст мне кое-какое утешение, как бывало в добрые старые времена в гостюрьме, взял и поплелся читать. Однако все, что я там обнаружил, это распри и ругань евреев с евреями да избиение всех до седьмого колена, и мне снова стало тошнёхонько» [1, с. 187]. Далее он продолжает: «Дело в том, что эти буо^бЫ доктора устроили так, что любая музыка, которая навевает всякие там чувства, поднимала теперь во мне такую же тошноту, что и всякий вид или поползновение к насилию» [1, с. 183].
Исходя из этого, можно сделать вывод, что образ Алекса не статичен. Он преподнесен автором в динамике. На наш взгляд, эта динамика продиктована желанием автора изобразить надежду на возможное изменение в поведении героя. Но, анализируя последние сцены романа, можно понять, что суть «заводного апельсина», несмотря на все старания специалистов по коррекции личности, остается прежней. Он понимает, что выйдя из этой ниши жизни, туда зайдут другие, более молодые и горячие парни. В мире всегда будет место насилию и жестокости. «Заводной апельсин» без устали будет снова и снова заявлять о себе. Однако, несмотря на такой вердикт, Э. Бёрджесс гуманно относится к своему герою, называя его «жертвой эпохи». Герой, безусловно, имеет право на проявление к нему жалости, доброты, заботы хотя бы потому, что он человек и попав в довольно жесткие условия, сможет это оценить. Будучи спасенным от преследования полиции автором книги «Заводной апельсин» и получив порцию доброты, Алекс произносит сакраментальную фразу: «Как же мне вас отблагодарить?» [1, с. 201].
Становится очевидным, что антигерой сдаёт свои позиции. Но означает ли это, что из антигероя он действительно превращается в жертву? В определенном смысле этот вопрос имеет право на существование, поскольку, как было упомянуто выше, писатель консервативно относился к государственному устройству Великобритании, в романе прозвучали нотки несогласия, неприятия, неодобрения автором политики государства по отношению к его гражданам. Моральный выбор автора в борьбе «за или против человека» остро стоит в исследуемом романе, и Энтони Бёрджесс высказывает свои гуманистические позиции поскольку, как утверждал Грэм Грин: «Задача писателя - выразить сочувствие любому человеческому существу» [1, с. 102].
В подтверждение гуманистической позиции автора процитируем слова главного героя романа: «В юности каждый из нас похож на такую та1еппки|и заводную Б^Ш^ки. Сын, сын, мой сын. Уменя будет сын, и я объясню ему всё это, когда он подрастет и сможет понять меня» [1, с. 248].
Таким образом, подводя итоги, следует отметить, что в романе Э. Бёрджесса «Заводной апельсин» главный герой Алекс наделён всеми особенностями личности
асоциальной, аморальной и аполитичной. Однако, несмотря на крайне негативные проявления героя своего романа, автор высказывается против назначения государством несоразмерных наказаний, лишая людей человеческой сущности, свободы выбора, превращая людей, пусть даже провинившихся, в машины, производящие добродетель после «оздоровления» в государственном пенитенциарном заведении.
Список використано1 лггератури
1. Бёрджесс Э. Заводной апельсин : роман / Э. Бёрджесс; пер. с англ. В. Бошняка.
- Москва : АСТ, 2014. - 252 с. ; Berdzhess E. Zavodnoy apelsin : roman / E. Berdzhess; per. s angl. V. Boshnyaka. - Moskva : AST, 2014. - 252 s.
2. Верцман И. Е. Проблемы художественного познания / И. Е. Верцман. -Москва : Искусство, 1967. - С. 265-277 ; Vertsman I. Ye. Problemy khudozhestvennogo poznaniya / I. Ye. Vertsman. - Moskva : Iskusstvo, 1967. - S. 265-277
3. Волков И. Ф. Теория литературы : учеб. пособ. / И. Ф. Волков. - Москва : ВЛАДОС, 1995. - 256 с. ; Volkov I. F. Teoriya literatury : ucheb. posob. / I. F. Volkov. -Moskva : VLADOS, 1995. - 256 s.
4. Галич О. Теорiя л^ератури : тдруч. / О. Галич, В. Назарець, С. Васильев. -Ки'в : Либщь, 2001. - 460 с. ; Galich O. Teoriya literaturi : pidruch. / O. Galich, V. Nazarets, С. Vasilev. - Kii'v : Libid, 2001. - 460 s
5. Литература Англии. ХХ век / К. А. Шахова, Н. Ю. Жлуктенко, С. Д. Павлычко и др. - Ки'в : Вища школа, 1987. - С. 90-117 ; Literatura Anglii. ХХ vek / K. A. Shakhova, N. Yu. Zhluktenko, S. D. Pavlychko i dr. - Kii'v : Vishcha shkola, 1987. - S. 90-117
6. Маканин В. Андеграунд, или Герой нашого времени [Электронный ресурс] / В. Маканин. - Режим доступа :
http://royallib.com/read/makanin_vladimir/andegraund_ili_geroy_nashego_vremeni.html#0 ; Makanin V. Andegraund, ili Geroy nashogo vremeni [Elektronnyy resurs] / V. Makanin. -Rezhim dostupa :
http://royallib.com/read/makanin_vladimir/andegraund_ili_geroy_nashego_vremeni.html#0
7. Попова-Бондаренко И. А. Расширенный терминологический словарь / И. А. Попова-Бондаренко, Л. А. Рыжкова. - Донецк: ДонНУ, 2009. - 127 с. ; Popova-Bondarenko I. A. Rasshirennyy terminologicheskiy slovar / I. A. Popova-Bondarenko, L. A. Ryzhkova. - Donetsk: DonNU, 2009. - 127 s.
8. Ткаченко А. Мистецтво слова (вступ до л^ературознавства): тдруч. / А. Ткаченко. - Ки'в : Ки'вський ушверситет, 2003. - 448 с. .; Tkachenko A. Mistetstvo slova (vstup do literaturoznavstva): pidruch. / A. Tkachenko. - Kii'v : Kii'vskiy universitet, 2003. - 448 s.
9. Фрай Н. Архетипна критика i теорiя [Електронний ресурс] / Н. Фрай. - Режим доступу :
http://1576.ua/uploads/files/5321/Fraj_Nortrop._Arhetypnyj_analiz_teorija_mitiv._Slovo._Z
nak._Dyskurs._Antologija_literaturno_krytychnoji_dumky.1576.ua.pdf ; Frai N. Arkhetypna krytyka i teoriia [Elektronnyi resurs] / N. Frai. - Rezhym dostupu :
http://1576.ua/uploads/files/5321/Fraj_Nortrop._Arhetypnyj_analiz_teorija_mitiv._Slovo._Z
nak._Dyskurs._Antologija_literaturno_krytychnoji_dumky.1576.ua.pdf
10. Хализев В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. - Москва : Высшая школа, 1999. - 398 с. ; Khalizev V. Ye. Teoriya literatury / V. Ye. Khalizev. - Moskva : Vysshaya shkola, 1999. - 398 s.
11. «Заводной апельсин»: роману о садисте-эстете - 50 лет [Электронний ресурс].
- Режим доступа :
http://www.bbc.com/russian/multimedia/2012/09/120912_clockwork_orange ; «Zavodnoy
apelsin»: romanu o sadiste-estete - 50 let [Elektronniy resurs]. - Rezhim dostupa : http://www.bbc.com/russian/multimedia/2012/09/120912_clockwork_orange;
Стаття надшшла до редакцп 22.04.2016
N. I. Hruzevych
ANTIHERO CHARACTER IN A. BURGESS NOVEL «A CLOCKWORK ORANGE»
The article deals with the analysis of such literature categories as «antinovel», «antihero» and characteristic for them features in creative works of writers of the XXth century West-European literatures. The author of the article researches how the main features of «antihero» category are revealed and apart from that singles out those which are characteristic for the protagonist-antihero of Anthony Burgess novel «A Clockwork Orange». To carry out the analysis of «antinovel» and «antihero» literature categories the article highlights the information about the epoch when «new novel» as the alternative to everything old and a challenge to classical novel was introduced. As a result of those processes new categories «antihero», «antinovel» appeared in the West European literatures. The article touches upon the historic background of fighting for the idea of a «new world» in Great Britain in 60-s of the XXth century and its reflection in the main character's features in «A Clockwork Orange» novel. It is stated in the article that the protagonist-«antihero» type as a criterion for an extremely antisocial, immoral, depriving of human values, cynical literature personage possessing sadistic inclinations is the evidence of the changes in human psyche for the worst and was introduced by the author of the novel to depict a true state of the English society which was deeply affected by the fight against the «old-fashioned» world with its morals and ideals. It has also been investigated how the author of the novel traces the development of his personage from his challenge the world to a duel to an opposite state when the state clinics challenges him to a duel, having forced him to go through a special medical treatment, which converted him into a not able to be himself man anymore. As a result it caused changes in the hero's perception of life and social behaviour, which is depicted by the author in the final scenes of the novel. It has been proved in the article that humanistic views of the author prevail. They bring the idea that depriving the personality of individuality by the forcefully state introduced measures associates with manipulation of the human mind and finally can lead to depersonalization of a man. So, it has been figured out in the article that the main personage of the A. Burgess novel «A Clockwork Orange» has all the attributes to be specified as an «antihero» character.
Key words: hero, antihero, neo novel, «new novel», antinovel, neo avant-garde novel, «minus-method», «antiliterature»
Н. I. Грузевич
ОБРАЗ АНТИГЕРОЯ У РОМАНЕ Е. БЕРДЖЕССА «ЗАВОДНИЙ АПЕЛЬСИН»
У cmammi здтснюеться aHani3 таких лтературознавчих категорт як «антироман», «антигерой» та притаманних для них рис у творах aemopie 3axidHoeepone^bKUX лтератур ХХ столття. Автор статтi до^джуе, яким чином здтснюеться рeалiзацiя головних характеристик категори «антигерой» та, кр1м того, вiдокрeмлюе характерт риси протагошста - антигероя роману сучасного англтського прозагка Ентот Берджесса «Заводний апельсин». Для здтснення аналiзу причин появи цих лтературних категорт у статтi йдеться про епоху «нового роману» як альтернативу всьому старому та виклику класичному роману, тож, як на^док цих процеЫв, появу нових понять «антигерой» та «антироман» у заxiдноевропeйськiй лiтeратурi. У статтi автор торкаеться питання wторичних
передумов розгортання боротьби за «новий свт» у Великгй БританИ 60-х рокгв ХХ столття та гх в1ддзеркалення у рисах головного героя роману «Заводний апельсин». У статт1 пов1домляеться, що тип протаготста-«антигероя» як критерт вкрай антисоцгального, аморального, позбавленого людських цтностей, цингчного лтературного персонажа, що мае садистськ схильност1, е св1дченням зм1н у людському дус1 на г1рше I був зображений автором роману для правдивого опису положення англтського сустльства, ураженого боротьбою проти «старомодного» свту з1 своею мораллю та Iдеалами. Було також досл1джено, як автор роману простежуе розвиток свого персонажа в1д його виклику сустльства на дуель до зворотного виклику державног медичног установи цього персонажа на схожу дуель шляхом примусового проходження лтування, яке перетворюе його на людину, не спроможну бшьше залишатися самою собою. Результатом цього стали зм1ни у св1тов1дчутт1 та сощальнт поведтщ персонажа, як1 зображуються автором у фтальних сценах роману. Було доведено, що у роман привалюють гуматстичт погляди письменника. Вони доносять 1дею, що позбавлення особистост1 гг 1ндив1дуальност1 шляхом примусових з боку держави заход1в асощюеться з мангпуляцгею людським розумом та може привести до знеособлення людини. Таким чином, у статт1 було визначено, що головному персонажевг роману Е. Берджесса «Заводний апельсин» притаманш вс1 риси образу «антигероя».
Ключовi слова: герой, антигерой, неороман, «новий роман», антироман, неоавангардистський роман, «м1нус-прийом», «антилтература».
УДК 821.161. 209 Фра
В. В. Дуркалевич
ПРИГАДУВАННЯ ЯК ПЕРЕ/ФОРМУЛЮВАННЯ ШДИВЩУАЛЬНОГО
М1ФУ
У ТВОРЧОСТ1 1ВАНА ФРАНКА
Стаття е спробою реконструкци особливостей моделювання 1ндив1дуального м1фу в автоб1ограф1чному наратив1 I. Франка. Показано, що спогадовий простгр конституюеться у вигляд1 каноычних та апокриф1чних автокреативних практик, як1 дозволяють експериментувати з наративною 1дентичн1стю.
Ключовi слова: 1ндив1дуальний м1ф, автонаративна практика, автобюграф1чний наратив, автокомуткащя, автобюграф1чна пам'ять, пригадування, життева 1стор1я.
Особливосп моделювання Франкового автобiографiчного наративу у плаш антропологи, аксюлоги й етстемологи дозволяють акцентувати на розмштп його контекстуалiзащi й рештерпретаци. Одним iз шляхiв контекстуалiзащi, а отже, й рештерпретаци, Франково'1' творчосп автобiографiчного типу може слугувати актуалiзацiя проблематики индивидуального мгфу як осердя штерналiзованоi життевог ¡стори.
Наративютичне трактування категори индивидуального мгфу як ютори, у якш окреслюсться щентичнють, артикулюсться система особистюних цшностей й втшюеться шдивщуальна правда може розглядатися як своерщна методолопчна альтернатива щодо юнуючих у втизняному л^ературознавчому дискурс пропозицш
