CC BY
24УДК 271.2«17»«18» ББК Т3(2)
Н. В. Алексеева
ОБЕТНАЯ ПРАКТИКА В ПРАВОСЛАВНОЙ ТРАДИЦИИ XVIII - XIXBB.: ПОБУДИТЕЛЬНЫЕ ПРИЧИНЫ, ФОРМЫ, НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ (по материалам европейского Севера России)
Ключевые слова:обет, православие, традиции, народ, религия.
N. V. Alekseeva
VOW PRACTICE IN THE ORTHODOX TRADITIONS OF XVIII - XIX CENTURIES: A COMPELLING REASONS, FORMS, BEHAVIOURAL NORMS (based on the materials of the
European North of Russia)
Keywords: vow, orthodoxy, traditions people, religion.
Обет - это обязательство, добровольно налагаемое на себя человеком или целой общиной в качестве благодарности Богу за избавление от бед, болезней или иное благодеяние. Во исполнение обета могли быть совершены самые разные действия (необязательно культового характера), в которых народ усматривал проявление религиозной веры. Подчеркнем, что сам русский народ признавал особую важность не внешней, материальной, а духовной стороны обета, связанной с желанием «духовно потрудиться».
И. А. Кремлева выделяет две основные формы обетов: коллективные и личные, причем взятый отдельным человеком обет часто имел отношение к жизни большой группы людей. Давали обеты чаще всего пожилые люди, особенно женщины, на какой-то период времени или на всю жизнь, и прибегали к ним, как правило, в чрезвычайных обстоятельствах (при стихийных бедствиях, войнах, эпидемиях, тяжелых заболеваниях и т. д.) [6, с. 15].
Надо особо отметить, что всевозможные эпидемии и неурожаи в исследуемый период стоили гораздо больших человеческих потерь, чем потери во время войн. Б. Н. Миронов, исследовав процентное соотношение смертности, рождаемости и брачности в городе и деревне в Европейской России во второй трети XIX в. которая была богата неурожаями и эпидемиями, приводит такие
данные: за 1812-1815 гг., несмотря на войны, численность городского населения выросла на 7 тыс., а за 1845-1849 гг. из-за эпидемии холеры - уменьшилось на 7 тыс. человек. По приблизительной оценке, во время первой пандемии холеры (1820-1830 гг.) умерло 243 тыс. чел., во время второй (1847-1859 гг.) -свыше одного миллиона (в том числе только в 1848 г. около 700 тыс. человек), во время третьей (1865-1872 гг.) - 327 тыс. человек. Между тем людские потери в Отечественную войну 1812 г. составили около 250 тыс., а в Крымскую войну 1853-1856 гг. - 153 тыс., за период 1812-1897 гг. - 640 тыс. чел.
По мнению Б. Н. Миронова, от эпидемий, как правило, «в большей степени страдал город вследствие того, что плотность населения и частота контактов между людьми там была выше, а санитарные условия хуже, чем в деревне». Смертность в городе возрастала во время эпидемий, по тем же данным, на 14,8 %, в деревне - на 12,3%. В городе происходило сокращение численности горожан, равное пятилетнему естественному приросту городского населения. Ущерб, наносимый холерой деревне, был также велик, но не шел ни в какое сравнение с потерями города: хотя естественный прирост сельского населения тоже сокращался, он даже в годы эпидемий превышал уровень прироста городского населения в нормальные годы.
До середины XIX в. неурожаи и повышение цен на сельскую продукцию одинаково влияли на уровень жизни и смертность всего населения пострадавшей от недорода территории. Однако зная положение меняется: в связи со снижением роли земледелия в городской экономике, развитием инфраструктуры - строительством железных дорог, элеваторов, речного парового транспорта и т. д. - колебания городских цен в годы хороших урожаев и неурожаев существенно уменьшаются по сравнению с предшествующими временами. В отношении же сельского жителя ситуация не изменилась: в последующий за неурожаем год, по данным Б. Н. Миронова, смертность в деревне возрастала на 3,6 %, в то время как на смертность в городе это не влияло [9, с. 60-62].
Таким образом, можно с полной уверенностью утверждать, что как для деревенских, так и для городских жителей того времени неурожай и эпидемия были страшными бедствиями. Неудивительно, что при уровне религиозности православного населения России подобные потрясения вызывали ужас у верующих и, последующую за ним волну массового раскаяния в порочной жизни. Хотя город и деревня по-разному (в материальном исчислении) страдали от войн, неурожаев и эпидемий, на прихожан эти несчастья действовали одинаково: и единственным спасением от напастей, в их понимании, было покаяние, которое выражалось в огромном разнообразии обетной практики.Эта практика включала в себя почти все формы народного покаяния.
С древности на Руси был распространен обычай строить по обету храмы и часовни. Народ выделял их среди всех остальных и называл «обетными». Если они были построены за один день, то «обыденными». Такие церкви, по свидетельству И. А. Кремлевой, ставили в честь избавления деревни, города или всего государства от того или иного общественного бедствия. Главная идея построения «обыденного» храма заключалась в том, что в этом действии должно было участвовать все население города или деревни. Если работы велись ночью, то место постройки освещалось огнем костров - освящение церкви должно было быть совершено в те же сутки. Иногда, в особо критических
ситуациях, могли строиться сразу несколько «обыденных» церквей - две, а то и три в одном городе (например, в Устюге) [7, с. 87].
Построение обетной церкви или часовни полагало начало и празднику, связанному с Иисусом Христом, Божией Матерью или тем святым, в честь которого возводили храм [6, с.15].
Однодневно построенная церковь была и в Вологде. Произошло это событие в царствование Алексея Михайловича, в 1654 г., 18 октября, по случаю свирепствовавшей тогда в городе и его окрестностях моровой язвы. Кроме постройки церкви гражданами города был подписан документ, где более 200 чел. обещали за себя и за своих потомков «на вечные времена, давать в Спасообыденную церковь ежегодно, на неугасимую лампаду - воск, на церковный обиход - свечи, ладан, вино церковное и на содержание причта -хлебную и денежную ругу...». С тех пор ежегодно 18 октября этот праздник отмечался и в Вологде, и «благочестивыми вологжана-ми», проживавшими в других городах России [12, с. 26-27].
Через несколько дней - 23 октября, в день св. апостола Иакова брата Господня - в память об эпидемии «единодневно написана была чудотворная икона Всемилостивого Спаса», которая находилась после написания в Спасообыденной церкви. В летописном «Сказании» о создании этой иконы повествуется: «По освящении оныя единодневныя Спасовы церкви, по четырех днях, ежели есть Октовриа в 23 день, на память Святаго Апостола Ианова брата Господня по плоти, изобразиша изуграфским художеством, единым днем, на иконе Образ Всемилостиваго Спаса, иже и ныне всеми видима во славу Его Благодавца Бога и в воспоминание предъяв-леннаго чудесе избавления от смертоносныя язвы».
Таким образом, по утверждению местного краеведа Н. Суворова, «день 18 октября был ознаменован одним чудом - прекращением язвы, а день 23 октября положил начало неисчетному ряду чудес, древле совершавшихся и ныне совершающихся от пречест-ной иконы Всемилостивого Спаса» [13, с. 51-53].Так в городе появилась святыня, которая, с одной стороны, являлась на протяжении веков напоминанием о страшной «каре
Господней» за грехи верующих, а с другой -стала особо чтимым местом паломничества, где можно было получить, по мнению молящихся, заступничество и отпущение грехов в самых тяжелых испытаниях через молитву у иконы Всемилостивого Спаса.
Однако нередко праздник утверждался по обету и без построения церкви или часовни. Обетные праздники, естественно, вписывались в сложившийся цикл религиозных.
Как отмечает И. А. Кремлева «многие обетные праздники приходились на весну или вторую часть лета, поэтому обыкновенно в этот день и совершали крестный ход в поля - для освящения озимых или яровых полей. Впереди процессии несли кресты, иконы и святое Евангелие. Если в деревне храма не было, то крестный ход шествовал от приходской церкви, расположенной в ближайшем селе. Процессия шла не только на поля, но и к рекам, колодцам, озерам для водосвятия» [6, с. 15-16].
Молебны, которые обязательно предшествуют крестным ходам, и крестные ходы предпринимались и вне обетных праздников, но также по обету. Причинами их проведения чаще всего были, по словам самих крестьян, - «градобитие, засуха, повальные болезни, появление вредных насекомых». Все эти напасти крестьяне относили к Божьему наказанию за грехи. В таких случаях назначался, по согласованию сельского начальства и священника, молебен. А после обедни крестным ходом все шли в поле или к роднику. В некоторых приходах Вологодской губернии в случае проливных дождей молебен служили в церкви, а при засухе - в поле. Информатор Яренского уезда сообщал, что в их приходе рассказывали о случае чудесного появления множества птиц после молебна и крестного хода по причине размножения на полях большого количества червей. На такие молебны и крестные ходы собирались члены всего прихода.
Продолжительность бедствия сильно отражалась на поведении крестьян. Всякое веселье прекращалось, шуметь запрещалось даже маленьким детям. Вместо светских песен на улице слышалось только духовное пение [11, д. 151, л. 1; д. 401, л. 40, 42].
В особо тяжелых случаях поселяне данной деревни или околотка брали на себя
обет ежегодного строгого поста в память об избавлении. Так, например, в тех деревнях Сямженской волости, где праздновалась память святых Фрола и Лавра в память прекращения бывшего когда-то там скотного падежа, крестьяне постились в течение всей недели, на которую приходился праздник этих святых, т. е. 18 августа. Здесь же некоторые постились всю Ильинскую неделю, по случаю избавления от пожара по «Божьей милости» [11, д. 401, л. 33 об - 34].
Деревенские часовни обычно не имели своих икон, их по мере надобности приносили из церкви. Однако часто крестьяне сами по обету «заводили» иконы в часовнях по причине глубокой веры в помощь святых, их защиту от всяких бед. С момента «заведения» иконы деревня обязательно устраивала в её честь праздник. В качестве примера можно привести праздник в честь иконы Тихвинской Божией Матери, которую «завели» жители д. Большое Воронино Кадниковского уезда в 90-х гг. XIX в. после сильного града, истребившего весь хлеб на полях. Праздник в честь иконы Иерусалимской Божией Матери был установлен там же в 70-х гг. XIX в. по обещанию после холеры, во время которой в деревне умерло 15 чел. В некоторых деревнях «заветные мольбы» и праздники устраивались для того, чтобы Господь «не посетил чем», т. е. для предотвращения будущих бедствий. На деревни, не имеющие особого богомолья, смотрели косо, называли безбожниками их жителей и пророчили несчастья [6, с. 16]. Так возникали поверья об особом заступничестве местных святынь при каких-то определенных болезнях, стихийных бедствиях или неурядицах в семье.
Разнообразные индивидуальные обеты брались при тяжелых болезнях, когда угрожала смерть, при неблагополучных отношениях в семье и т.д. Прихожанин обещал Богу поставить особую свечку, отслужить специальный молебен в своей приходской или другой церкви, сходить в другое село во время известного церковного праздника и др.
Женщины чаще всего при болезнях близких давали обещание пожертвовать в церковь кусок холста, полотенце, платок, сарафан. В Вологодской и Ярославской губерниях во время болезней головы, рук, ног
и других членов тела иные обещали сделать на чудотворный или особо чтимый образ серебряную привеску и после выздоровления привешивали к образу святого, даровавшего им здоровье, серебряное изображение исцеленного органа. Здесь же при зубной боли делали деревянный зуб и вешали его на икону Св. Антипия, целителя зубной боли [6, с. 16]. Часто жертвовали деньги на постройку новой церкви, часовни или на обустройство, ремонт старой.
Если жертвователь был богат, то мог быть дан обет выстроить часовню на свои средства. На реке Суре в Архангельской губернии «у одного мужика у женки ноги болели. И он обветился, поехал, досок взял, поставил часовню. И вот у женки (ноги) век не болели». Так возникла часовенка у д. Марково.
Широко распространен был обычай ставить обетный крест, который впоследствии часто становился местом паломничества. По словам Н. М. Теребихина, «крест как один из ключевых символов православной культуры занимал центральное место в сакральной топографии Русского Севера, являлся обязательным компонентом его архитектурно-природного ландшафта» [14, с. 58].
В материалах Т. Б. Щепанской находим такой пример: у одного крестьянина «ходила рана», полученная на войне. Началась гангрена, и обе ноги отняли. После чего жена сказала сыну: «Давай, Федька, ставь крест. И я буду ходить туда, просить Бога, чтоб он нам помог. Пелену буду носить. И все старухи стали ходить молиться» [15, с. 139-140]. Для Русского Севера обетные кресты не редкость. Исследователи О. В. Овсянников и Т. А. Чукова считают, что, например, для Мезенских мест Архангельской губернии даже возможно существование специального промысла, «ремесленного производства по постановке крестов, так как все они тщательно вытесаны, отличаются красивым правильным шрифтом надписей и аббревиатур... Крестьянский крест на поле, поморский крест на морском угодье-тоне - это явления одного порядка: благодарение за жизнь, за спасение, за урожай, за удачный промысел и просьба в защите от всех бед и несчастий» [10, с. 46-47].
Кресты могли ставить и на неухоженных могилах местночтимых подвижников. Так,
первый крест на могиле вологодского блаженного Николая Михайловича Рынина поставила крестьянка Воздвиженского прихода из-под Кадникова Вологодской губернии. Она была больна «расслаблением». Однажды во сне услышала приказание поставить в Вологде на его могиле крест. Сновидение несколько раз повторилось, и, по совету духовного отца, больная заказала крест и сразу же почувствовала облегчение. К тому времени, когда крест был готов, она уже была здорова, и, по обету, на своих плечах принесла крест к могиле в благодарность за исцеление [4, с. 144].
Нередко благочестивый прихожанин брался по обету за строительство нового придела, замену иконостаса, украшение икон окладом, одаривал храм церковной утварью. В случае если ребенок долго не говорил, родители искали, где льют колокол в данное время, и жертвовали на него.
При хронических или тяжелых болезнях детей родители могли дать за них обет. Мальчиков обычно обещали отдать на несколько лет в монастырь в качестве бесплатных работников [6, с. 16], а девочек - оставить при себе, не выдавать замуж. Таких детей называли «обещанными». «Обещанные» в зрелом возрасте часто начинали ходить на богомолья, странничали [11, д. 109, л. 7].
Некоторые крестьяне накладывали на себя и обетные посты, то есть устанавливали сверх принятых церковью постов и постных дней (среды и пятницы) дополнительные периоды воздержания от пищи или ограничения в еде, «понедельничали»- не ели скоромного в понедельник в течение всей жизни. Был известен обычай «понедельничать» в течение всего сорокадневного периода Великого поста, то есть в эти дни ничего не ели и пили только воду.
Во многих местностях Европейского Севера было принято поститься двенадцать пятниц - здесь тоже ничего не ели вплоть до захода солнца. Разновидностью обетного поста мог быть пожизненный отказ от мясной и молочной пищи. Так, в деревне Кокшень-геТотемского уезда было «много вегетарианцев, которые дали слово ради спасения души никогда не есть мяса, а многие женщины иногда не ели мясной пищи в течении всего срока беременности по причине несчастных
родов». Добровольные дополнительные посты накладывали на себя или вследствие болезни, или же из духовного усердия, «ради подвига». По большей части постничали пожилые люди, готовя свою душу к смерти.
Наряду с пищевыми ограничениями в виде постов широко известны и обетные отказы от спиртного: давали зарок никогда не пить вина, иногда - до определенного срока или в посты, особенно в Великий [6, с. 17]. Ради этого на время уходили в монастырь. То же касалось и привычки нюхать табак. Если подобные обеты брали на себя, то исполняли их свято, даже если до этого человек был запойным пьяницей.
Как отмечает И. В. Кремлева, в Вологодской губернии многие крестьяне на Ильин день приводили к церкви скот для продажи, а вырученные деньги шли в пользу церкви. Или - «в Чарозерской местности Вологодской губернии в Ильин день на местный храмовый праздник приводили к церкви иногда по двенадцати животных - откормленных по обету бычков. Это так называемые чистые бычки. Здесь их кололи, причем шкура оставалась хозяину, сбой поступал в пользу причта, а мясо продавалось присутствующим в церкви прихожанам за деньги, нередко поступавшие в пользу церкви. Приобретенное мясо варилось тут же на кострах у церкви и съедалось» [7, с. 88].
Судя по сообщениям, хранящимся в Те-нишевском бюро, очень распространены были обетные богомолья. До 1861 г. для того, чтобы отправиться на богомолье необходимо было для начала направить прошение в консисторию для разрешения его совершить и получения паспорта на это время [3, д. 4662, л. 3, 4, 14; д. 4645, л. 4, 5; д. 4599, л. 6]. Xо-дили большей частью женщины и девушки, мужчины - реже. Самые распространенные поводы к совершению паломничества: неудачное замужество или желание выйти замуж; болезни детей; бесплодие; болезни родственников или собственные; неурядицы со скотиной (необъяснимые смерти, пропажа, болезни, бесплодие).
Рассказы о целительной помощи тех или иных святынь проникали в самые глухие уголки России. О некоторых даже писали в приложениях к епархиальным ведомостям. Например, в 1864 году в приложении к Воло-
годским епархиальным ведомостям был напечатан такой случай чудесного исцеления: «1862 года, Вологодской губернии, Устюг-ского уезда, Дмитриевской волости, деревни Побоища, крестьянская жена Настасья Васильева объявила, что она в продолжение 12 лет страдала от раны ужасною болью в правой ноге. Услышав о чудесах Преподобного Сильвестра, она с твердою верою в душе положила обет при малейшей возможности идти в село Воскресенское на поклонение Угоднику. В тот же самый час, как принято было такое решение, боль в ноге перестала, рана закрылась и изцеленная отправилась в Воскресенское и прошед 500 верст к мощам Преподобного Сильвестра, благодатиюБо-жиею не чувствует в ноге никакой боли» [2. № 1-6, с. 24].
По определению протоиерея Евгения Касаткина, «мощами назывались (и называются) останки святых, сохранившиеся полностью или частично. Церковь чтит как кости, так и нетленные тела святых одинаково именуемые мощами. Это наименование останков святых означает мощь, силу, сверхъестественное проявление ввиду их причастности Божией Благодати. Церковный историк Голу-бинский приводит примеры нетленных (княгиня Ольга), тленных (Серафим Саровский) и частично нетленных (Дмитрий Ростовский) мощей. Известны случаи и естественного нетления мумификации тел, ничего общего со святыми не имеющих» [8, с. 140-141].
Крестьяне, считая паломничество богоугодным делом, предпочитали проделывать путь пешком, независимо от расстояния и времени года. Особо часто посещались ближние святыни. Их верующие считали своим долгом посетить хотя бы один раз в год. Например, в Вологодском уезде из местных святынь крестьяне особо выделяли мощи Галактиона и Иоасафа Вологодских Чудотворцев, находящихся в Свято-Духовом монастыре в Вологде, и мощи Феодосия То-темского [11, д. 147, л. 28].
Xотелось бы особо обратить внимание на тот факт, что число «угодников Божиих, в пределах Вологодской епархии почивающих, прославленных церковью и местно чтимых», в конце XIX в. было 73, по данным Н. Суворова. Из них одиннадцать было официально канонизировано православной церковью в
разное время. Большая часть «сих святых подвижников веры и благочестия, явились победителями мира в удалении от соблазнов мира... - в сане иноческом; пять из них, на свещнике церкви - в сане епископском; пять достигли почестей вышняго звания, быв некогда на земле сана княжескаго; одиннадцать благоугодили Богу подвигами юродствования Христа ради; семь - украшены венцами мученическими» [2, № 1, с. 22].
Уместно было бы привести слова архиепископа Вологодского, впоследствии архиепископа Херсонского, Иннокентия: «Когда озираю мысленно паству Вологодскую, то мне кажется, что я из одного духовного рая (Киев), переселился в другой, подобный... Возрю ли на Восток? Там Прокопий Устюжский отводит молитвами своими каменную тучу, висящую над Устюгом; там Феодосий Тотемский среди сланых источников открывает новый неизсякаемый кладезь соли духовной... Обращусь ли к Западу? Здесь обители Св. Павла Обнорского, Св. Корнилия и Арсения Комельских высятся яко твердыни духовныя в прибежище и оплот воинов Христовых, в отражение врагов видимых и невидимых. Посмотрю ли на Север? Тут, среди волн на скале каменной, вижу несокрушимее всех скал и камней раку святого Благоверного Князя Иоасафа, преподобных Петра и Василия. Приникну ли к Югу? Там почивают... основатели церкви Вологодской - свя-щенномученики Герасим, Иона и Питирим. Осмотрюсь ли кругом себя? - Се Дмитрий Прилуцкий! Се Галактион Спасокаменский! Се Герасим Киевский! Се Антоний Вологодский!...» [2, № 1-6, с. 10-23].
Особым почитанием русских крестьян пользовались соловецкие угодники Зосима и Савватий. По рассказам крестьян с. Покровского Борисовской волости Вологодской губернии, чаще всего ходили на Соловки в случаях нездоровья детей. Когда решали идти, то «крестьянин шел собирать муку, яйца на соловецких. Напрошенное продавал и с этими деньгами отправлялся пешком до Устюга». Там садился на пароход и бесплатно или за умеренную цену плыл в Архангельск, а дальше - «как Бог даст». «По прибытии соловецких богомольцев помещали в гостинице на трое суток, кормили бесплатно и давали на обратную дорогу хлеб. Многие
крестьяне Яренского уезда ходили на богомолье по обещанию в Ульяновский монастырь. Отправлялись в Ирту в Спасов день: "Два раза летом собиралось много богомольцев из всех ближайших деревень, которые стояли всенощною и литургию всю, служили сообща молебен и отдельно перед иконой Спасителя"» [7, с. 89].
Вообще Русский Север отличался обилием мест поклонения, известных не только присутствием мощей святых подвижников. Если взять для примера один только уезд Архангельской губернии - Шенкурский, то в ХУШ в. из 99 церквей, находящихся на его территории, в пяти имелись богоявленные и чудотворные иконы, шесть храмов были обетными, а в трех находились мощи святых подвижников, т. е. все эти храмы являлись местом постоянного паломничества богомольцев [5, с. 7-200].
Особо чтимыми иконами в Архангельской епархии были следующие:
- образ Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» в Топецком приходе, которую, по преданию старожилов, крестьянин Бур-макин, плывущий в Архангельск по Двине, увидел на поверхности воды. Взял ее и поместил в клети своего дома. Слух об этой иконе привлек огромное количество богомольцев, и для того, чтобы она была доступна поклонению каждого приходящего, образ был передан около 1790 г. в местную церковь Рождества Христова [5, с. 186-190];
- явленная икона Св. Троицы, находившаяся в Мезенском уезде, Лампоженском приходе. Величиной она была «в 1 вершок, изваянная из меди и впоследствии позолоченная». По преданию, в 1602 г. был в этой местности страшный голод и три лампожен-ских крестьянина поехали для покупки хлеба в Чокольскую волость. Один из них близь деревни Шаймогорской, в стороне от дороги, на только что вытаявшем снегу увидел икону (1 февраля), и привез ее домой. Но после приезда его дочь Акилина вдруг онемела во время ужина. Жена потребовала поставить икону в церкви Св. Георгия и совершить перед ней молебен. После того, как это было выполнено, девочка снова заговорила и по ее желанию «учинили крестное хождение с новоявленной иконою в Заакакурскую церковь Николы Чудотворца и в церковь Рождества
Богородицы в Окладниковой слободе. По свидетельству старожилов, никто в ту зиму не умер от голода» [5, с. 309-310];
- икона св. Варнавы во Владыченском приходе Печерского уезда. Считалось, что явилась она на дереве крестьянину Вуколу (1539 г.) и исцелила его слепорожденную дочь, давала исцеление многим в разных болезнях. Икону привозили в Новгород архиепископу Макарию, но она опять чудесным образом оказалась на месте [5, с. 88-91];
- древняя храмовая икона Св. Николая, находившаяся в Мудьюжском приходе Архангельского уезда. Без этой иконы не строилась ни одна шхуна, ни один корабль. Перед дальней дорогой или после возвращения из морского плавания крестьяне считали своим долгом помолиться перед ней. К этой иконе с древности был прикреплен четырехконечный серебренный крест, в котором хранились мощи праведного Артемия [5, с. 134].
Шли к святым иконам, родникам, камням и «колодчикам» со святой водой и пр. К дальним святыням ходили редко - на Соловецкие острова, в Киев, в Троице-Сергиеву лавру, бывало и в Иерусалим. На поклонение Фаворским святыням в Святой Земле шли простые паломники как из числа мирян, так и из духовенства. В конце XIX в. осуществлялись и групповые паломничества студентов и преподавателей Московской духовной академии.
Xрам на горе Фавор был воздвигнут в большой степени благодаря пожертвованиям из России. Сюда поступали из России церковная утварь, иконы. Многие русские паломники в своих записях сообщали о том, что фаворская церковь Преображения Господня была украшена богатыми иконами в серебренных окладах и почти все они были приношениями русских богомольцев. А. Коровицкий замечал по этому поводу: «Добраться пешком с ничтожными часто средствами на Фавор, чтобы помолиться здесь и оставить свою лепту, - разве это не тот же апостольский подвиг?» [ 1, с. 33-36].
К паломникам относились с уважением, по возвращении собирались послушать рассказы о путешествии, смотрели принесенные святыни и завидовали близким и родственникам: «Замолил и за них грехи».
Xодить старались весной или осенью, перед началом или по завершении страдных
работ. Собираясь в дальний путь, выясняли, кто еще идет туда же из своей или ближних деревень. В дороге старались не вести пустых разговоров, не думать о бытовых делах, не злословить [6, с. 17], таким образом, на время отрекались от мирской жизни. Считалось непристойным ухаживать или заигрывать в пути с противоположным полом, одевались в одежду темных цветов.
Чаще всего предмет, выполнявший роль пожертвования, нес информацию о несчастье, по поводу которого было предпринято паломничество: «Если голова болит, то повойник носили. У одного сын утонул - он сотенку положил» [15, с. 119]. Иногда обвора-чивали несколько раз больное место пеленой или полотенцем, предназначенными в жертву, и оставляли у святыни.
По мнению Т. Б. Щепанской, «приношения (жертвы) делились на две категории: те, что оставались у святого места и должны были истлеть здесь нетронутые, и те, что предназначались нищим или хранителю святого места. Например, с рек Устьи, Ваги и Кокщеньги ходили по обету вс. Бестужево и водили туда скотину, если заболела. По народным представлениям, нужно было зайти в реку и вода исцелит. Одни давали обет зайти в воду по колено, другие - по пояс, третьи - окунуться с головой, в зависимости от тяжести заболевания. Намокшую одежду снимали и пускали по течению. Если заходили по пояс, то реке доставались штаны и юбки, а если окунались с головой - то вся одежда. «А ниже по течению - кто победнее, тот подберет» [15, с. 130-131].
Вещи, отданные в качестве милостыни, по обету или находящиеся в святом месте, нельзя было снова использовать, красть, присваивать, - те, которые относились к первой категории. Адресат приношений, оставляемых у святого места, был один - Бог, а то, что принадлежит Богу, не может быть использовано человеком. Поэтому ходила масса слухов по поводу неизбежности наказания за подобное нарушение. Одна из таких историй была записана Т. Б. Щепанской у Варлаамьевского колодчика на р. Ваге: «Парень был - так он годов 18-ти или 19-ти. Xо-дил пастухом. И ковды-то сумел сходить на этот колодчик, да кое-что побрал: там деньги оставляли, платки головные, полотенца. И
потом стал выпускать коров - и у него ноги отнялись по самые бедра. Говорят, Господь наказал» [15, с. 137].
Так же брать здоровому, сильному человеку то, что принадлежало нищему, юродивому, хранителю святого места, тоже категорически запрещалось. Все эти люди принадлежали к сакральному миру покаяния. У того же Варлаамьевского колодчи-ка жила когда-то старушка: «Принесут к Варламью-то хозяйки пищу, покушают, а остальное продают. А деньги-то старушке отдавали, Пелагее» (предполагалось скопить на церковь). Однако нашлось два бандита -обманули старушку: «Дай нам денег, мы в Медлешах церковь откроем. Деньги взяли, а старушка-то умерла. Одного-то Бог наказал -год лежал... А другой-то в сенях замерз. Наказал Бог!» [15, с. 130].
Кроме всего прочего, каждая святыня имела свой праздник и собирала в эти дни особенно много паломников. В такие дни устраивались угощение из принесенных ими продуктов. Подаяние нищим в святом месте воспринималось как форма обетного жертвоприношения, при том, наиболее эффективная, поэтому нищие всегда собирались в святых местах особенно по праздникам [15, с. 117].
Возвращаясь из святых мест, обязательно приносили с собой иконы, ладан, кусочки природных материалов (щепки, камешки, землю, песок и др.), славящиеся своими чудотворными целительными свойствами, воду из местных озера, реки, колодчика.
Самым глубоким из обетов был уход в монастырь. Уходили замаливать не только свои грехи, но и чужие. Некоторые крестьяне «тайком от односельчан уходили, потихоньку выправив паспорт и получив благословение от священника. Потом, уже из монастыря, приходило письмо, где ушедший просил прощения у родных и соседей». Часто, с
письмами присылали иконы с именными надписями и другие подарки монастырской работы. Женщины присылали пояса ручного тканья - с одной стороны вышиты слова молитвы, с другой - имя, кому предназначался пояс [7, с. 89].
Разнообразные обеты были важной частью религиозной жизни русского крестьянина. В них отражались и представления о важности пожертвования, и идеи духовной пользы самоограничения, и общинные традиции, и великое стремление к покаянию. Поступки, совершаемые по обету, по форме не были какими-либо особыми религиозными действиями: такие же праздники отмечались, такие же приношения или паломничества совершались и не по обету. Но по существу все, что связано с обетами, выделялось среди повседневных проявлений веры, так как совершалось в дополнение к обычным религиозным обязанностям человека, означало добровольно возложенные на себя дополнительные тяготы. В разъяснении духовного смысла обетов определенную роль играла деятельность духовенства. Священники не отрицали богоугодности обетов, старались так направить прихожан, чтобы «эти обеты были не только разумны и богоугодны, но и душеспасительны, чтобы они способствовали нравственному преуспеянию христианина». Священники внушали верующим, чтобы те не давали никаких важных обетов, не спросив совета у своего духовника, так как встречались обеты, невыполнимые для давшего их. Такие обеты давались либо во время сильного религиозного возбуждения, либо под бременем тяжелого бедствия. Однако не только разъяснения духовенства вдохновляли крестьян на раздумья о нравственном смысле взятых на себя обязательств. Народ имел свои мощные побудительные причины для духовных устремлений [6, с. 17].
Библиографический список
1. Августин (Никитин), архимандрит. Путешествия к святым местам / Августин (Никитин) // Арсеньевские чтения. - Новгород, 1993.
2. Вологодские епархиальные ведомости. Прибавления. - 1864.
3. Государственный архив Вологодской области. - Ф. 496. - Оп. 1.
4. Жизнеописания отечественных подвижников благочестия. Декабрь. Ч. 1. Введенская Оптина пустынь. - 1994.
5. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. - Вып. 2. - Архангельск. - 1895.
6. КремлеваИ. А. Обеты в народной жизни / И. А. Кремлева // Живая старина. - № 3. - 1994.
7. Кремлева И. А. Xрам - за один день / И. А. Кремлева // Родина. - № 11. - 1994.
8. Касаткин Е., протоиерей. Русская святость / Е. Касаткин // Сибирские огни. - 1994. - № 1-2.
9. Миронов Б. Г. Русский город в 1740-1860-е годы : демографическое, социальное и экономическое развитие / Б. Г. Миронов. - Л., 1990.
10. Овсянников О. В. Крест в культуре Русского Севера XVIII - нач. XX вв. (функции и семантика) / О. В. Овсянников, Т. А. Чукова // Семиотика культуры. Тезисы докладов Всесоюзной школы-семинара по семиотике культуры. - Архангельск, 1994.
11. Русский этнографический музей. - Ф. 7. - Оп. 1.
12. Суворов Н. Историческая заметка о Спасообыденной церкви в Вологде / Н. Суворов // Вологодские епархиальные ведомости. Прибавления. - № 1. - 1864.
13. Суворов Н. Спасообыденная церковь / Н. Суворов // Вологодские епархиальные ведомости. Прибавления. - 1864. - № 2.
14. Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера. (Религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры) / Н. М. Теребихин. - Архангельск, 1993.
15. Щепанская Т. Б. Кризисная сеть / Т. Б. Щепанская // Русский Север. - СПб., 1995.
Поступила в редакцию 18 февраля 2014 г.
Сведения об авторе
Алексеева Надежда Викторовна- кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии Череповецкого государственного университета.
Тел.: +7-981-441-73-93;
Е-таП: alekseevanv35@mail.ru.
