CC BY
72
7.5. ОБЕСПЕЧЕНИЕ РЕАЛИЗАЦИИ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ В СССР И РСФСР (РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)
Абдрахманова Елена Робертовна, канд. юрид. наук. Должность: доцент. Место работы: Ульяновский государственный университет. Подразделение: кафедра уголовного права и криминологии. E-mail: 89510977212@mail.ru
Аннотация: Статья посвящена вопросам обеспечения реализации лишения свободы в советский период развития уголовного права. Проанализированы отдельные нормативно-правовые акты, которые регламентировали ответственность за преступления, препятствующие исполнению лишения свободы, реализации его целей. Особое внимание обращается на эволюцию уголовного законодательства, предусматривающего уголовную ответственность за побег из мест лишения свободы.
Ключевые слова: обеспечение реализации лишения свободы, обеспечение нормальной деятельности исправительно-трудовых учреждений, побег из мест лишения свободы, исполнение лишения свободы.
IMPLEMENTATION OF IMPRISONMENT IN THE USSR AND THE RSFSR (RUSSIAN FEDERATION)
Abdrakhmanova Elena Robertovna, PhD at law. Position: associate professor. Place of employment: Ulyanovsk State University. Department: criminal law and criminology chair. E-mail: 89510977212@mail.ru
Annotation: The article is devoted to the issues of implementation of imprisonment during the Soviet period of criminal law development. The author analyzes certain regulatory legal acts that regulated criminal responsibility preventing the enforcement of prison sentence and achievement of its objectives. Special attention is paid to the evolution of the criminal legislation, which provided for criminal responsibility for prison break. Keywords: implementation of imprisonment, ensuring normal operation of corrective labor institutions, prison break, enforcement of prison sentence.
Лишение свободы, как вид уголовного наказания всегда являлось одним из наиболее тяжких и распространенных видов наказания. Его социальная ценность заключается в том, что оно, принудительно изолируя преступника на срок, указанный в приговоре, в специально предназначенные учреждения уголовно-исполнительной системы с содержанием под охраной и надзором, защищает важнейшие интересы граждан государства и общества от наиболее опасных посягательств. Это обусловливает достаточное количество проблем в процессе обеспечения реализации лишения свободы.
В советский период негативные процессы, протекающие в исправительно-трудовых учреждениях, оказали влияние на состояние правопорядка в местах лишения свободы.
Начало обеспечению наказания в виде лишения свободы положила Временная инструкция "О лишении свободы, как мере наказания, и о порядке отбывания такового, утвержденная постановлением Наркомата юстиции 23 июля 1918 года. В соответствии с п.28 Инструкции, все нарушители режима, к которым применялись репрессии, подразделялись на две категории:
а) нарушающие порядок и дисциплину; б) не желающие работать без основательных причин: в связи с этим и меры воздействия были соответствующим образом дифференцированы. К первым могли применяться: более суровый режим (лишение свиданий, переписки и проч.); меры изоляции (одиночное заключение, карцер до 14 дней) и в исключительных случаях, при частых рецидивах недопустимого поведения, перевод в специальные тюрьмы (изоляторы). Отказывающемуся же от работы, - в лицевой счет вписывался расход на содержание неукоснительно в полном размере, причем заключенному ставилось на вид, что пока сальдо счета не в его пользу, он не может выйти из тюрьмы хотя бы и отбыл назначенный судом срок, если это не помогало, он переводился на уменьшенный, по сравнению с другими, продовольственный паек, как не работающий и, наконец, он отправлялся в изолятор (особую тюрьму) как неисправимый"[1]. Таким образом, во-первых, срок лишения свободы в указанных случаях определялся не судом, а так называемой распределительной комиссией или заведующим местом заключения; во-вторых, в отношении лиц, характеризующихся как хулиганы, погромщики или упорные рецидивисты, революционными трибуналами мог быть решен вопрос об их дальнейшей изоляции. По существу, наказание в этом случае назначалось не в связи с совершением преступления, а тем криминальным статусом, который был осужденному определен в местах лишения свободы.
Среди преступлений, препятствующих исполнению лишения свободы, реализации его целей, одним из наиболее распространенных и опасных являлся побег из мест заключения. В связи с этим Декретом ВЦИК 19 апреля 1919 года "О лагерях принудительных работ" впервые в советском уголовном праве была установлена уголовная ответственность за данное посяга-тельство[33, С.44]. Как и многие уголовно-правовые нормы того времени, эта норма также была сформулирована достаточно широко и не содержала указания на конкретные виды и размеры возможного наказания. В этом же году ВЦИК принял постановление с аналогичным названием, ужесточившее наказание за побег из мест лишения свободы. За это деяние"... в первый раз заключенному увеличивался срок заключения до 10-кратного размера срока первоначального заключения. За вторичный побег виновные предаются суду Революционного трибунала, который имеет права определять наказание вплоть до применения высшей меры наказания"[33, С.46].
Но не только введением смертной казни за побег примечательно названное постановление. Оно также впервые ввело для предупреждения возможности побега круговую поруку, что естественно нельзя признать правильным. Лицо в этом случае привлекается к ответственности за действия другого при отсутствии вины. В последующем законодатель отказался от подобной практики за данные преступления, хотя, следует отметить, круговая порука сохранялась за некоторые другие деяния.
Народный комиссариат юстиции 15 ноября 1920 года утвердил Положение об общих местах заключения РСФСР [2]. В соответствии с ним, заключенные, дурно влияющие на других или подозреваемые в стремлении к побегу, помещались в одиночных камерах или, в случае отсутствия таковых, в специальных общих камерах под особым наблюдением. Впервые это положение сузило основание ответственности за побег. В судебном порядке за указанные деяния отвечали лишь
заключенные, виновные в побеге или покушении на побег, сопряженные с насилием или повреждением здания. Кроме того, совершившим эти преступления, время, проведенное в заключении до побега, не засчи-тывалось в срок наказания, если оно не превышало одного года, о чем коллегией места заключения составлялось соответствующее постановление. Незачет в срок наказания времени, свыше одного года, решался судом. После задержания и возвращения бежавшие переводились в штрафной разряд и подлежали особо тщательному наблюдению.
Строго говоря, Положение об общих местах заключения не являлось уголовно-правовым актом. Однако нельзя забывать, что в первые годы Советской власти уголовно-правовые запреты содержались не только в уголовных законах, но и подзаконных актах, а также в уголовно-процессуальном, исправительно-трудовом праве и т.д.
Сформулированные в Положении основания ответственности за побег, на наш взгляд, сказались на формулировке данного преступления в Уголовном кодексе 1922 г. Согласно ст.95 УК, к числу преступных относились лишь побеги из места заключения, совершенные "... посредством подкупа, взлома и вообще повреждения затворов, стен и т.п." Побег, не сопровождавшийся указанными обстоятельствами, не образовывал преступления, а признавался дисциплинарным проступком. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в санкции указан лишь минимальный размер лишения свободы. В соответствии с Общей частью УК 1922г. оно могло быть назначено до 10 лет и отбывалось в местах лишения свободы, исправительно-трудовых домах, трудовых сельскохозяйственных и ремесленных колониях, переходных исправительных домах, в зависимости от тех мер исправительного воздействия, которые являлись необходимыми для исправления преступника. В приговорах же, суды обязаны были указывать конкретный срок наказания виновного.
Очевидно: при таком законодательном подходе судейское усмотрение играло решающую роль при наказании за побег, было чрезмерно широким.
В уголовно-правовом порядке каралось и "освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения или содействие его побегу" (ст.94 УК).
Оба посягательства законодателем отнесены к преступлениям против порядка управления как деяния, нарушающие правильное функционирование подчиненных органов управления или народного хозяйства, сопряженные "с сопротивлением или неповиновением законам советской власти, с препятствованием деятельности ее органов и иными действиями, вызывающими ослабление силы и авторитета власти" (ст.74 УК). Учитывая, что Кодекс не выделял самостоятельную главу преступлений против правосудия, систематизацию норм об уголовно-правовом обеспечении реального исполнения лишения свободы, на наш взгляд, можно признать более или менее удачной.
Криминализация побега даже в таком ограниченном виде вызвала в то время возражения, как со стороны некоторых ученых юристов, так и руководящих работников органов юстиции.
На страницах юридической печати развернулась дискуссия о целесообразности уголовной ответственности за побег из места заключения. Многие высказывались за ее отмену. Эта позиция, следует подчеркнуть особо, поддерживалась и Народным комиссариатом юстиции. В объяснительной записке к проекту
изменений и дополнений к УК 1922 г. нарком юстиции Д.И. Курский писал: "Новой редакцией ст.95 УК отменяет наказуемость побегов из мест лишения свободы, совершаемых хотя бы, и со взломом материальных преград, но без насилия. Наказания за такие побеги значительно увеличивали процент заключенных, а между тем, наказание за такие побеги фактически налагалось за дурное состояние мест лишения свободы и плохой надзор тюремной стражи. Побег невозможен, если места лишения свободы отвечают своему назначению. Третий способ побега - посредством насилия над стражей - специально Уголовным Кодексом не предусматривается; наказывается в этом случае не побег, а само действие насилия по ст. 86 УК"[27].
Под влиянием таких идей ВЦИК Х! созыва на своей второй сессии 16 октября 1924 года исключил уголовную ответственность за побег из места заключения. С этого времени преступным признавался лишь побег с места высылки или с пути следования к ней [3].
Однако состояние правопорядка в местах лишения свободы, практика борьбы с преступностью вскоре показали ошибочность такого решения. Отмена уголовной ответственности за побег из места заключения имела целый ряд негативных последствий, отрицательно сказалась на реальном обеспечении неотвратимости наказания, достижения целей лишения свободы [26].
В связи с этим Уголовный кодекс 1926 года восстановил ответственность за побег из места заключения, возвратившись, таким образом, на позиции УК 1922 года. Ст.82 состояла из двух частей. В первой части говорилось о побеге арестованного из-под стражи или места заключения, совершенном путем подкопа, взлома или повреждения стен, затворов. Вторая содержала описание такого нового преступления, как самовольное временное оставление назначенного постановлением судебного или административного органа места пребывания, а также неявки в срок к назначенному теми же органами месту жительства.
Уголовный кодекс 1926 года сохранил и уголовную ответственность за незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения или содействие его побегу. Законодатель на этот раз выделил и квалифицированные виды данного посягательства. Во второй части статьи в качестве отягчающего обстоятельства указывалось насилие над стражей, не причинившее тяжелых повреждений, опасных для жизни, а третья ее часть повышенную ответственность связывала с наступлением указанных последствий.
ВЦИК и СНК 26 марта 1928 г. на совместном заседании заслушали отчеты Наркоматов юстиции и внутренних дел о карательной политике и состоянии мест заключения. В принятом постановлении отмечалась необходимость принятия срочных мер, которые могли бы обеспечить реальность исполнения судебных приговоров вообще и наказания в виде лишения свободы в частности [21].
Ограничение ответственности за побег обстоятельствами, указанными в ст.82 УК, не отвечало постановленной задаче, оставляло за пределами уголовно-правового воздействия деяния, совершенные иным, не указанным в Законе способом. Поэтому, постановлением ВЦИК и СНК РСФСР 10 июня 1931 г. редакция данной статьи была изменена. Преступлением теперь считался любой побег из места лишения свободы. Наказание за него также было усилено; санкция преду-
сматривала лишение свободы уже не до одного года, а до трех лет [4].
Для состава преступления, предусмотренного ч.1 ст.82 УК 1926 г. не имело значения, из какого места лишения свободы был совершен побег из тюрьмы, исправительно-трудового лагеря, пересыльного места заключения, из больницы для лишенных свободы и т.д. Не влияла на квалификацию и цель побега. Состав преступления наличествовал как в том случае, когда преследовалась цель вообще уклониться от отбывания лишения свободы, так и в том случае, когда имелась цель временно выйти из места лишения свободы с намерением в последующем вернуться туда.
К побегу приравнивались и опоздания отбывающего наказание без уважительных причин из разрешенной ему отлучки из места лишения свободы. Ст.91 ИТК РСФСР 1933 г. указывает, что "опоздание лишенного свободы из отпуска или командировки без уважительных причин в течение не более 24 часов после вечерней поверки, рассматривается как самовольная отлучка, караемая в дисциплинарном порядке), а свыше 24 часов - как побег (караемый по ст.82 УК РСФСР)".
Следует иметь в виду, что согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1936 г., органам НКВД СССР предоставлялось право в дисциплинарном порядке переводить в тюрьмы сроком от одного года (с санкции прокурора соответствующего лагеря) до двух лет (с санкции прокурора Союза ССР) лиц, совершивших побеги из исправительно-трудовых лагерей и исправительно-трудовых колоний [5].
В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда от 25 декабря 1946 года по делу С., осужденного по ч.2 ст.78 УК УССР (ч.1 ст.82 УК РСФСР) указывается, что "уголовная ответственность за побег из места лишения свободы наступает независимо от того, содержался ли арестованный под стражей в порядке осуществления меры пресечения, меры административного взыскания или меры уголовного наказания"[36, С.21-22.]. Действие ст.82 УК не распространялось на побеги с гауптвахты, когда арест применен в дисциплинарном порядке; они рассматривались как самовольное оставление части и наказывались по п. «а» ст.193 УК 1926г. Побег военнослужащего, отбывающего наказание в виде лишения свободы в дисциплинарном батальоне, образовывал состав дезертирства и, согласно Положению о дисциплинарных батальонах, ответственность наступала уже по п. "в" ст.193 УК.
Насилие не охватывалось ст.82 УК 1926 г. В связи с этим, в комментариях законодательства, научной и учебной литературе побег, совершенный с насилием над стражей, предлагалось квалифицировать по совокупности преступлений: ч.1 ст.82 и ст.73 УК (сопротивление представителю власти). По этому пути шла и судебная практика.
Вероятно, с первых дней криминализации побега возник вопрос: относится ли это преступление к числу длящихся? Как не было среди ученых единства тогда, так нет его и сейчас. Суды также по-разному подходили к оценке данного деяния, хотя это имело принципиальное значение для исчисления сроков давности при побеге и применения амнистии. Верховный Суд СССР по делу М. пришел к выводу о том, что побег - длящееся преступление. М. был признан виновным в совершении 26 июля 1935 г. побега из места заключения, где отбывал наказание по ст.59 УК. Задержан был 24 апреля 1046 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала, что Вер-
ховным Судом РСФСР по данному делу ошибочно была применена амнистия в связи с победой над гитлеровской Германией от 7 июля 1945 г. "Верховный Суд РСФСР, - говорится в определении, - упустил из виду, что побег - это длящееся преступление, которое оканчивается только в момент явки с повинной находящегося в бегах или поимки его. Преступление М., заключающееся в побеге, окончилось только 24 апреля 1946 г., когда его задержали, и поэтому амнистия, предусмотренная Указом от 7 июля 1945 г., ... не могла быть применена к нему"[ 37, С.23-24.].
Как уже указывалось, на уголовно-правовое обеспечение реального отбывания лишения свободы была направлена и норма, сформулированная в ст.81 УК 1926 г. В этом проявлялась последовательность позиции законодателя, т.к. не только побег лишенного свободы из мест заключения, но и его незаконное освобождение или содействие побегу нарушают функции органов правосудия.
Объективная сторона состава преступления охватывала два деяния: 1) незаконное освобождение из места заключения; 2) содействие в побеге.
Незаконность освобождения заключалась в том, что оно производилось без соответствующего решения органов следствия, прокуратуры и суда; до истечения срока, указанного в приговоре; досрочно или по амнистии при отсутствии к тому оснований и т.д.
При незаконном освобождении роль отбывающего наказание пассивна. Поэтому в литературе предлагалось следующим образом решать вопрос об ответственности самого освобождаемого: если он сознавал, что его незаконно освобождают из места лишения свободы, то он подлежит ответственности по ст.82 УК, если же не сознавал, то в его действиях отсутствует состав преступления.
Содействие являлось по существу пособничеством побегу и могло выразиться в различных действиях, направленных на освобождение лица из места лишения свободы. Поскольку в этом случае сам отбывающий наказание всегда сознает, что он незаконно оставляет место лишения свободы, то его действия подпадают под признаки ст.82 УК.
По ст.81 УК привлекались к ответственности, как частные, так и должностные лица. Однако, если должностным лицом использовалось свое служебное положение, то его действия в зависимости от конкретных обстоятельств квалифицировались по статьям о должностных преступлениях, предусматривающих наказание за злоупотребление властью или превышение власти (ст.109 и 110 УК).
Квалифицирующим признаком по ч.2 предусматривалось насилие, не опасное для жизни, а по ч.3 - насилие, опасное для жизни. Их различие в науке и на практике проводилось по наступившим последствиям. Причинение тяжких телесных повреждений и смерти относились к опасному для жизни насилию. Как видим, данному понятию придавалось более узкое содержание, чем в настоящее время.
Новым этапом в развитии законодательства, обеспечивающего исполнение лишения свободы, стало принятие в 1960 году третьего по счету Уголовного кодекса. На этот раз преступления, посягающие на правосудие, были выделены в самостоятельную главу. Уголовным кодексом 1960 года предусматривалось одно преступление, направленное на нормальную деятельность исправительно-трудовых учреждений по исполнению наказаний: побег из места заключения или из-под стражи. Законодатель счел нецелесооб-
разным включить в УК норму об ответственности за незаконное освобождение из места заключения или содействие побегу, обоснованно полагая, что если это преступление совершается должностным лицом, то оно образует должностное преступление, которое надлежит квалифицировать по ст.170 УК или по ст.171 УК; если же частным лицом - то, как соучастие в побеге, т.е. по ст.ст.17 и 188 УК.
Статья 188 УК состояла из двух частей. Основной состав преступления охватывал побег из места заключения или из-под стражи, совершенный лицом, отбывающим наказание или находящимся в предварительном заключении. В качестве квалифицирующего признака указывалось насилие над стражей, причем УК 1960 г. не дифференцировал его. Однако в литературе наиболее распространено мнение о том, что в данном случае речь идет о нанесении легкого или менее тяжкого телесного повреждения. Причинение тяжкого телесного повреждения и смерти кому-либо из стражи не охватывается ч.2 ст.188 УК и требует самостоятельной квалификации по статье о преступлениях против личности [38, С. 424].
Суть рассматриваемого преступления - самовольное незаконное оставление места лишения свободы. Ни время, на которое оставляется место заключения, ни цель в законе не указаны.
В постановлении Пленума Верховного Суда РФСР "О судебной практике рассмотрения материалов о переводе осужденных в исправительно-трудовые колонии-поселения и уголовных дел о побегах из этих колоний" от 19 марта 1975 г. (с изм. и доп. от 28 марта 1979 г.) указывается, что при рассмотрении дел о побегах из колоний-поселений судам необходимо учитывать особенности режима содержания в таких колониях (отсутствие заграждений, охраны и т.п.), в связи с чем в каждом случае особо тщательно исследовать фактические обстоятельства самовольного оставления осужденным этой колонии, мотивы, причины и условия, побудившие его к совершению такого деяния, и, исходя из совокупности всех собранных доказательств, а также данных о личности решать вопрос о наличии в его действиях состава преступления, предусмотренного ст.188 либо ст.188 УК РСФСР. "Не допускать фактов осуждения за действия, лишь формально содержащие признаки побега либо уклонения от отбывания наказания осужденного, которому разрешен краткосрочный выезд из мест лишения свободы, а по существу представляющие собой нарушение требований режима, ответственность за которые предусмотрена ст.53 ИТК РСФСР" [6].
В 1993 г. ст.188 УК подверглась основательной реконструкции [20]. Во-первых, из текста ее первой части следует, что самовольное оставление колонии-поселения любого вида не может быть квалифицировано как побег. Во-вторых, существенно изменена вторая часть. Действующая редакция статьи квалифицирующими обстоятельствами побега признает повтор-ность; по предварительному сговору группой лиц; с завладением оружия или его использованием; с применением насилия либо способом, создающим угрозу для жизни или здоровья других лиц; с повреждением инженерно-технических средств охраны или путем подкопа. Таким образом, п.п."а", "б", "в" и "д" сформулированы новые признаки, ранее не встречавшиеся в законодательстве применительно к побегу.
Пункт "г" содержит существенно видоизмененный квалифицирующий признак. Если ранее редакция ст.188 УК предусматривала в качестве такового побег,
соединенный с насилием над стражей, т.е. только охраной места лишения свободы, то теперь объект насилия в законе не конкретизируется. В связи с этим как квалифицирующий признак следует рассматривать насилие, примененное не только к страже, но и к любому сотруднику места лишения свободы, а также в отношении иных лиц, ставших пострадавшими от насилия при побеге.
Причинение при этом тяжких телесных повреждений или смерти по смыслу закона не охватывается содержанием ст.188 УК и требует дополнительной квалификации.
Уголовный кодекс 1996 г. воспроизвел часть первую ст.188 УК, опять-таки в прежней редакции. Указание на то, что колонии-поселения исключаются из мест лишения свободы, побег из которых образует преступление, из текста изъято. Таким образом, законодатель, конструируя основной состав побега, вернулся в исходную позицию. Часть 1 ст.313 УК 1996 г. отличается от первой редакции ч.1 ст.188 УК 1960 г. лишь терминологически: слова "места заключения" заменены словами "места лишения свободы".
Аналогичные изменения внесены и в заголовок статьи.
Квалифицированный состав охватывает побег, совершенный: группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия; с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия.
Сопоставление текстов ст.188 УК 1960 г. и ст.313 УК 1996 г. показывает, что из числа квалифицирующих признаков исключен побег, совершенный с повреждением инженерно-технических средств охраны или путем подкопа, в разной модификации, встречавшийся в ранее действовавшем законодательстве. Как явствует из судебно-следственной практики, указанный способ наиболее часто применяется при совершении побега. Исследователи побегов также полагают необходимым сохранить в законе данный квалифицирующий признак. В ч.2 ст.313 УК 1996 г. не указывается и повтор-ность побега. Остальные квалифицирующие признаки либо видоизменены, либо дополнены. Так ч.2 наряду с группой лиц по предварительному сговору, содержит указание на совершение побега организованной группой, т.е. "устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений" (ст.35 УК 1996 г.).
Абсолютно новым применительно к рассматриваемому вопросу является законодательная регламентация оснований освобождения от уголовной ответственности за побег. [24, с.66].
В УК 1960г. на протяжении 60-90-ых годов были внесены дополнения, направленные на усиление уголовно-правового обеспечения реализации наказания в виде лишения свободы. Криминализировались наиболее опасные посягательства на правосудие. Так, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1961 года "Об усилении борьбы с особо опасными преступлениями" установил уголовную ответственность за действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений, а Указ от 18 мая 1961 года дополнил закон об уголовной ответственности за государственные преступления статьей 14, предусматривающей ответственность за указанное деяние. "Особо опасные рецидивисты, - говорилось в статье, - а также лица, осужденные за тяжкие преступления, терроризирующие в местах лишения свободы заключенных,
вставших на путь исправления, или совершающие нападения на администрацию, а также организующие в этих целях преступные группировки, или активно участвующие в таких группировках, наказываются лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет или смертной казнью"[8]. 25 июля 1962 года аналогичная норма была включена в раздел "Иные государственные преступления" глава "Государственные преступления" Уголовного кодекса 1960 г. [9].
Законодатель, следует отметить, и ранее принимал достаточно жесткие меры в отношении лиц, препятствующих нормальной деятельности мест лишения свободы, совершающих нападения на заключенных, соблюдающих режимные требования, представителей администрации исправительно-трудовых учреждений. Так, в период действия УК 1926 г. 13 марта 1953 г. Президиумом Верховного Совета СССР был принят Указ "О мерах по усилению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях", не предназначавшейся для печати [34, с.14-15]. Согласно данному Указу, дела об особо злостных бандитских нападениях, сопровождающихся действиями (ст.59 УК РСФСР (бандитизм) и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик), совершаемых заключенными, содержащимися в исправительно-трудовых лагерях, подлежали рассмотрению в военных трибуналах войск МГБ СССР и в специальных судах.
Виновным в этих преступлениях предлагалось применять смертную казнь.
Таким образом, отсутствие в УК специальной нормы об ответственности за преступления, совершаемые осужденными с целью воспрепятствовать деятельности исправительно-трудовых учреждений по осуществлению их функций по исполнению наказания в виде лишения свободы, приводило судебную практику к применению аналогии. Об этом же по существу свидетельствует и Указ от 13 марта 1953 г.
Стремясь оградить судебно-следственные органы от чрезмерно расширительного толкования бандитизма, применительно к рассматриваемым нами случаям, Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 29 сентября 1953г. "Об устранении недостатков в судебной практике по делам о преступлениях, совершенных в местах заключения" указал, что "ввиду имевших место необоснованного осуждения заключенных по ст.59 УК РСФСР и соответствующим ст. УК других союзных республик, в частности за неповиновение или сопротивление лагерной администрации, не сопровождавшиеся проявлениями бандитизма, обратить внимание судов на недопустимость огульного и расширительного применения указанных статей УК при отсутствии предусмотренных им признаков бандитизма"[35, с.44-45].
В последующем Пленум Верховного Суда СССР, в связи с принятием новой нормы, еще дважды возвращался к вопросу об ответственности за посягательства на деятельность мест лишения свободы: 3 декабря 1962 года было принято постановление "О судебной практике по делам об уголовной ответственности за действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений"[7] и одноименное постановление 21 июня 1985 г. [22]. В них содержались разъяснения наиболее принципиальных и сложных вопросов квалификации по анализируемой статье УК.
Указ Президиума Верховного Совета СССР "О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты СССР об уголовной ответственности и
уголовном судопроизводстве" от 11 января 1984 г. реконструировал ст.14 Закона о государственных преступлениях [13]. В связи с этим Указом Президиума Верховного Совета РСФСР были внесены изменения в ст.77 УК [14]. Ответственность была дифференцирована в зависимости от субъекта преступления. Совершение действий, дезорганизующих работу исправительно-трудовых учреждений, особо опасными рецидивистами, а также лицами, отбывающими наказание за тяжкие преступления, выделено в качестве квалифицирующего признака. Это, в свою очередь, привело к расширению круга субъектов, ответственных по ч.1 ст.77 УК. Практически ограничением выступал только возраст виновного: под признаки названной статьи не подпадали действия осужденных, не достигших 16 лет. Все же остальные могли нести ответственность по данной норме.
В текст статьи внесены и терминологические изменения. В связи с тем, что исправительно-трудовое право отказалось от понятия "заключенный" и вместо него стало использовать "осужденный", в ст. 77 УК также произвели соответствующую замену слов.
Объективная сторона действия, дезорганизующего работу исправительно-трудового учреждения, складывается из четырех самостоятельных деяний, однородных по мотивам и цели совершения преступления, что и дало основание законодателю указать их в одной норме. Это, во-первых, терроризирование осужденных, вставших на путь исправления; во-вторых, нападение на администрацию; в третьих, организация преступных группировок или активное участие в группировках.
Сохранив эту норму в принципе, Уголовный кодекс 1996 г. ее (ст.321) существенно видоизменил. Во-первых, дано иное название: "дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества". Во-вторых, в зависимости от обстоятельств, ответственность более дифференцирована, статья состоит из трех частей.
В-третьих, ответственность по ст.321 УК наступает за угрозу применения насилия в отношении сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей, а также в отношении осужденного с целью воспрепятствования его исправлению или из мести за исполнение им общественной обязанности. В-четвертых, судя по диспозиции ч.1 данной статьи, законодатель пошел по пути дальнейшего расширения круга субъектов, могущих нести ответственность за указанные деяния. Упоминание в тексте "места содержания под стражей" дает нам основание сделать вывод о возможности квалификации по ст.321 УК и действий арестованных лиц, а не только осужденных. Это новелла - дополнительная мера в уголовно-правовом обеспечении нормальной, отвечающей стоящим задачам, деятельности органов правосудия.
Ответственность дифференцирована по двум критериям: степени насилия и форме соучастия. Насилие, не опасное для жизни и здоровья, образует состав квалифицированного преступления. Особо квалифицированным это посягательство будет в том случае, если оно совершено с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, или организованной группой лиц.
По анализируемому составу преступления в теории уголовного права много расхождений во мнениях, особенно это касается его родового и непосредственного объектов. Дискуссия [23, с.47], во многом обусловлена тем, что законодатель поместил данную норму в раз-
дел "иные государственные преступления", который по известному выражению, является "кодексом в кодексе". Он систематизирован не по родовому объекту, а совершенно по иным основаниям, интегрирует различные по своей природе и направленности преступления [39 ].
В Кодексе 1996 г. эта статья находится в главе преступлений против порядка управления. Вряд ли подобное решение оправдано.
Общепризнано, что порядок управления - это управленческая деятельность государственных органов, общественных организаций и их представителей, урегулированная нормативными актами. В этом случае отношения возникают между двумя субъектами: управляющими и управляемыми. В качестве первых выступают должностные лица, в качестве вторых -граждане. Они находятся в определенной субординации, характеризующейся тем, что одной стороне присуще распорядительство, а другой - исполнительство. Отношения в сфере управления предполагают соблюдение его субъектами нормативных предписаний, составляющих правовую базу порядка управления. По-видимому, можно было бы понять логику законодателя, если бы в ст.321 УК 1996 г. речь шла как о потерпевших только в отношении сотрудников места лишения свободы или места содержания под стражей. Между ними и осужденными действительно существуют управленческие отношения.
Но даже и в этом случае не учитывается их содержание и сфера действия: исполнение наказания, назначенного судом, иначе говоря, деятельность органов правосудия, обладающая специфическими чертами.
Все дело в том, что в статье говорится и о насилии одного осужденного (арестованного) в отношении другого осужденного, очевидно: здесь нет никаких управленческих отношений и вряд ли это надо доказывать.
В законе содержится указание на мотив и цель совершения преступления - воспрепятствовать исправлению или из мести за исполнение общественных обязанностей. Эти признаки, на наш взгляд, наглядно показывают юридическую природу данного посягательства как преступления, направленного против правосудия. В связи с этим ст.321 УК 1996 г. целесообразно было бы поместить в главу 31 "Преступления против правосудия".
Совершенствование уголовно-правового обеспечения лишения свободы происходило параллельно с изменением самого этого вида наказания и практики его исполнения. Так, реализуя принципы советской уголовной политики, Президиум Верховного Совета СССР 8 февраля 1977 г. дополнил Основы исполнительно-трудового законодательства Союза ССР и союзных республик ст.24. На основании этого Президиум Верховного Совета РСФСР 11 марта 1977 года в Исправительно-трудовой кодекс ввел ст.26 "Краткосрочные выезды за пределы мест лишения свобо-ды".[11,12]. В развитие указанных законоположений была издана Инструкция о порядке предоставления осужденным краткосрочных выездов за пределы мест лишения свободы в связи с исключительными личными обстоятельствами и на период отпуска [29, с. 4950].
Осужденным, содержащимся в исправительно-трудовых колониях, за исключением особого режима, колониях-поселениях и воспитательно-трудовых колониях, а также оставленным в установленном законом порядке в следственных изоляторах и тюрьмах для работы по хозяйственному обслуживанию, могли быть
разрешены краткосрочные выезды за пределы мест лишения свободы в связи с исключительными личными обстоятельствами и выезды на время ежегодного отпуска в пределах Российской Федерации.
Краткосрочный выезд, в связи с исключительными личными обстоятельствами (смерть или тяжелая болезнь близкого родственника, угрожающая жизни больного, стихийные бедствия, причинившие значительный материальный ущерб осужденному или его семье) может быть разрешен на срок не более семи суток, не считая времени, необходимого для проезда в оба конца (не свыше пяти суток). Продолжительность выезда во время ежегодного отпуска определяется по желанию осужденного, но не может превышать продолжительность отпуска, установленную законом.
Одновременно с указанными новеллами исправительно-трудового законодательства, с целью предупреждения случаев невозвращения в места лишения свободы, осужденных, которым разрешается такой выезд, Уголовный кодекс 1960 года был дополнен ст.188 , гласящей: "Уклонение от отбывания наказания осужденного, которому разрешен краткосрочный выезд из мест лишения свободы"[12] 18 февраля 1993 года действие данной статьи расширили, дополнив диспозицию уголовно-правовой нормы словами: "... а равно осужденного, отбывающего наказание в колонии-поселении". Изменилась и санкция: наказание в виде лишения свободы от одного года увеличилось до двух лет [20].
В отношении осужденных беременных женщин и женщин, имеющих детей до восьми лет, кроме осужденных к лишению свободы на срок свыше пяти лет за тяжкие и особо тяжкие преступления против личности, суд согласно ст.82 УК 1996 г., может отсрочить отбывание наказания до достижения ребенком восьмилетнего возраста. Эта норма детерминировала изменения текста статьи, регламентирована ответственность за уклонение от отбывания лишения свободы.
Проблемы исполнения лишения свободы, как видим, были всегда в центре внимания, как науки, так и практики. В 50-е годы в связи с работой по кодификации исправительно-трудового законодательства в очередной раз остро встал вопрос о необходимости установления правовых мер воздействия в отношении лиц, систематически и злостно нарушающих режим содержания в период отбывания наказания в исправительно-трудовых учреждениях. Бесспорно, освобождение из мест лишения свободы неисправившихся лиц представляет опасность для общества, является своеобразным резервом и генератором рецидивной преступности. В теории наметились два основных пути решения вопроса. Сторонниками первого выступали И.С.Ной и Л.Г. Крахмальник и др., считавшие, что нужно "не засчитывать в срок отбытия наказания дни, которые заключенный не работал без уважительных причин или грубо нарушал режим содержания" [30, с.3]. Инициатором другого подхода, более радикального, был А.Л. Ременсон, предлагавший нарушения режима криминализировать, предусмотрев в Уголовном кодексе самостоятельную норму об уголовной ответственности осужденных к лишению свободы за систематические злостные нарушения режима в ИТУ, несмотря на все принятые в отношении их меры воспитательного, дисциплинарного и судебного (перевод в тюрьму) воздействия [31, 32].
Законодатель воспринял предложение А.Л. Ремен-сона. Учитывая, что преступление посягает на нормальную деятельность исправительно-трудового уч-
реждения по осуществлению карательно-воспитательного воздействия в отношении лишенного свободы, оно было отнесено к
посягательствам против правосудия.
Ст.188, введенная в УК 1960г. 13 октября 1983 г. гласит: "Злостное неповиновение законным требованиям администрации исправительно-трудового учреждения либо иное противодействие администрации в осуществлении ее функций лицом, отбывающим наказание в местах лишения свободы, если это лицо за нарушение требований режима отбывания наказания подвергалось в течение года взысканию в виде перевода в помещение камерного типа (одиночную камеру) или переводилось в тюрьму". Преступление признается квалифицированным, если оно совершено особо опасным рецидивистом или лицом, осужденным за тяжкое преступление [18].
А.Зубков, оценивая значение данной нормы, писал: "Принятие закона явилось логическим завершением дискуссии по вопросу о путях, формах и методах борьбы со злостными нарушителями режима в исправительно-трудовых учреждениях"[28, с.49]. Однако законодатель счел возможным не включать ее в Уголовный Кодекс 1995 года.
Лишение свободы как вид наказания не только связано с изоляцией осужденного от общества, но и предполагает особый порядок контактов осужденных с лицами, находящимися на свободе. Его несоблюдение создает условия совершения отбывающими наказание нового преступления или нарушения режима содержания в исправительно-трудовом учреждении, снижает воспитательную и предупредительную роль лишения свободы, подрывает авторитет органов, исполняющих наказание. Первым шагом по установлению юридической ответственности в этом направлении стало издание 7 июня 1972 года Указа Президиума Верховного Совета РСФСР "Об ответственности за незаконную передачу осужденным вещей, продуктов питания, денег, а также предметов, запрещенных к использованию в исправительно-трудовых учреждениях"[10], которым предусмотрено наложение административного взыскания за такие деяния. Ст.168 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях расширила пределы правовой защиты режима содержания лиц в условиях изоляции от общества, предусмотрев ответственность за незаконную передачу запрещенных предметов не только осужденным, отбывающим наказание в ИТУ, но и лицам, содержащимся в трудовых (ВТП) профилакториях [15].
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 августа 1986 года действие ст.168 КоАП распространено и на лечебно-воспитательные профилактории (ЛВП), предназначенные для принудительного лечения и перевоспитания несовершеннолетних наркоманов^].
Однако законодатель пришел к выводу, что одной административной ответственности за указанное деяние недостаточно; она не оказывает должного воспитательного и предупредительного воздействия на виновных и иных лиц. В связи с этим 20 октября 1987 года Уголовный кодекс 1960 года был дополнен ст.188, согласно которой уголовная ответственность наступает за скрытую от досмотра передачу или попытку передачи любым способом лицам, содержащимся в исправительно-трудовых учреждениях, следственных изоляторах, воспитательно-трудовых, лечебно-трудовых и лечебно-воспитательных профилакториях, алкогольных напитков, лекарственных и иных веществ,
обладающих одурманивающим действием, а равно других запрещенных для передачи предметов, совершенную после наложения административного взыскания за такие же действия, или систематически, или в крупных размерах [17]. 20 октября 1992 года санкция данной статьи была изменена, штраф, указанный в качестве альтернативного вида наказания, предусмотрен до трех минимальных месячных размеров оплаты труда[19].
В период разработки нового уголовного законодательства были высказаны предложения о декриминализации данного деяния [25]. Законодатель также отказался включить эту норму в УК 1996 года.
Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы:
1.В течение 20-90-х годов постоянно принимались меры правового обеспечения исполнения наказания в виде лишения свободы;
2.В системе норм, охраняющих правосудие в целом, сформировалась самостоятельная группа норм, обеспечивающая нормальную деятельность исправительно-трудовых учреждений, достижение целей лишения свободы, что дает основание для ее классификационного выделения.
3.Криминализация и декриминализация деяний во многом проводилась с учетом распространенности и общественной опасности явления, на основе научных рекомендаций. Накопление правоприменительной практики, ее обобщение, углубленный теоретический анализ уголовно-правовых, исправительно-трудовых, социальных, криминологических и психологических аспектов анализируемых преступлений позволяли совершенствовать конструкцию норм, создавать социально-обусловленный, научно-обоснованный механизм уголовно - правового обеспечения реализации лишения свободы.
Список литературы:
1. СУ РСФСР. -1918. - № 53.
2. СУ РСФСР.-1921 .-№23-24.
3. СУ РСФСР.-1924.-№79.
4. СУ РСФСР.-1931 .-№30.
5. СЗ СССР.- 1936. - №44.
6. Бюллетень Верховного Суда РСФСР. -1975. - №6; 1979.- №6.
7. Бюллетень Верховного Суда СССР.-1962.-№6.
8. Ведомости Верховного Совета СССР.-1961.-№19.-
С.207; №21.-С.222.
9. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1962.-
№29 -Ст.449.
10. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1972.-
№24 .- С.515.
11. Ведомости Верховного Совета СССР.-1977.-Ы7.-
Ст.118;
12. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1977 -
№12 .- Ст.255.
13. Ведомости Верховного Совета СССР.- 1984.-
№3.- С.58.
14. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1984.-
№5.- С.168.
15. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1984.-
№27 .- Ст.909.
16. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1986.-
№33 .- Ст.919.
17. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1987 -
№43 .- Ст.1501.
18. Ведомости Верховного Совета РСФСР. -1983.-
№37 .- С.1334.
19. Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации.-1 992.-№47.-Ст.2664.
20. Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации Верховного Совета Российской Федерации.- 1993.- №10.-Ст.360.
21. Постановление ВЦИК от 26 марта 1928 г. "О карательной политике и состоянии мест заключе-ния"//Еженедельник советской юстиции. - 1928.- №14.
22. Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР.1924-1986.-М., 1987.- С.601.
23. Басков, А.В. Спорные вопросы объекта преступления, посягающего на деятельность ИТУ/ А.В. Басков, А.И. Чучаев // Уголовная ответственность и ее реализация в борьбе с преступностью (вопросы теории, истории и практики). - М.: ВЮЗИ, 1988.- С.47-58.
24. Гаранина, М.А. Вопросы совершенствования норм о преступлениях против правосудия / М.А. Гаранина // Вестник МГУ. Серия 11. Право.-1944. -№3.-С.66.
25. Гаранина, М.А.Системы преступлений против правосудия (формирование и развитие): автореф. дисс.... канд. юрид. наук / М.А. Гаранина.- М., 1995и др.
26. Егоров, В.И. Уголовная ответственность за уклонение от отбывания уголовных наказаний / В.И. Егоров.- Рязань : РВШ МВД СССР, 1985. - 75с.
27. Еженедельник советской юстиции.-1924 - №3536.
28. Зубков, А. Новое в законодательстве / А.Зубков // Воспитание и правопорядок.-1984.- №3.- С.49.
29. Преступление и наказание.-1993.-№4-5.- С.49-50.
30. Ной, И.С. К вопросу о перевоспитании и исправлении заключенных / И.С. Ной, Л.Г. Крахмальник // Научная конференция по вопросам исправительно-трудового права: Тезисы докладов и сообщений.. - Са-ратов,1958.- С.3.
31. Ременсон, А.Л. Новые положения об ИТК и тюрьмах и вопросы теории советского исправительно-трудового права / А.Л. Ременсон // Правовые вопросы лишения свободы и перевоспитания заключенных. -Томск, 1964.- С.20-21;
32. Ременсон, А.Л. Еще раз о возможности установления уголовной ответственности за систематические злостные нарушения режима отбывания наказания в ИТУ / А.Л. Ременсон // Доклады итоговой научной конференции юридического факультета Томского уни-верситета.-Томск.-1976.-С.194-197.
33. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917-1952.- / под ред. И.Т. Голякова. - М.: Госюриздат, 1953. - 463 с.
34. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1953-1991 гг. ) Ч. 1 : В 2 ч. /Сост. и авт. предисл. Н. С. Захаров, В. П. Малков. -Казань : Издательство Казанского университета , 1992. - 269с.
35. Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1929-1957 гг.-М., 1958.-С.44-45.
36. Судебная практика Верховного Суда СССР. 1947 г. Вып.1.- М., 1947.-С.21-22.
37. Судебная практика Верховного Суда СССР 1946 г. Вып.Х. - М., 1947.- С.23-24.
38. Уголовное право : особенная часть : учебник для юрид. вузов / под ред. Б. В. Здравомыслова и др. - М. : Юрид. лит., 1995. - С.424.
39. Уголовный Кодекс РСФСР. Проект. -М., 1959.
Рецензия
на научную статью Абдрахмановой Е.Р.«Обеспечение реализации лишения свободы в СССР и РСФСР (Российской Федерации)», кандидата юридических наук, доцента кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета Ульяновского государственного университета
Статья Абдрахмановой Е.Р. посвящена проблемам обеспечения реализации лишения свободы в советский период развития уголовного права. Проанализированы отдельные нормативно-правовые акты, которые регламентировали ответственность за преступления, препятствующие исполнению лишения свободы, реализации его целей. Особое внимание автор обращает на эволюцию уголовного законодательства, предусматривающего уголовную ответственность за побег из мест лишения свободы и дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества.
Актуальность данной статьи не вызывает сомнения, поскольку в настоящее время исследованию проблем обеспечения наказания проявляют интерес не только ученые юристы, но и практики. Автором проведена серьезная работа по анализу нормативно-правовых актов, предусматривающих меры по обеспечению реализации лишения свободы.
Автор проводит параллели с современным законодательством по данной проблематике.
При написании статьи автором не только исследовано большое количество источников, но и дана оценка наиболее спорным путям решения проблем обеспечения реализации лишения свободы.
Научная статья Абдрахмановой Е.Р. «Обеспечение реализации лишения свободы в СССР и РСФСР (Российской Федерации)» соответствует всем требованиям, предъявляемым к работам подобного уровня и может быть рекомендована к публикации в научном издании.
канд. юрид. наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии УлГУ Медведев Е.В.
