Об отношении к смерти в исламе Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Н. Н. Багандов

ОБ ОТНОШЕНИИ К СМЕРТИ В ИСЛАМЕ

I

Отношение людей к смерти всегда было неоднозначным, одни хотели бы вовсе и не думать о ней, другие, напротив, пробуют усмотреть эту тайну и проникнуть в ее суть, чтобы избавиться от ощущения чуждости смерти и тем самым преодолеть отношение враждебности к ней. Стремление людей сделать феномен смерти чем-то понятным и доступным можно увидеть в огромном множестве мифов и ритуалов (похороны, жертвоприношения). Думается, что и сегодня большинство из нас смерть рано или поздно ставит перед тайной значения нашей жизни и допущения некоего неразрушимого элемента нашего существа.

С точки зрения современного онаученного мышления смерть — нечто враждебное человеку и абсолютно чуждо жизни. Эта установка навязывает всевозможные попытки продления жизни, поскольку развитие техники и технологии позволило за сравнительно небольшой временной отрезок достичь колоссальных успехов во всевозможных областях человеческой деятельности и науке. Омоложение, имплантация органов, добровольные вакцинации, пластические операции и т. п. — все это попытки продлить жизненное время и пространство и увеличить сопротивляемость смертности и умиранию. Настойчивое стремление к благосостоянию, олицетворяющему некое уверенное жизненное пространство, в котором может протекать спокойная, размеренная жизнь, становиться зачастую главной целью человека, ради достижения которой он готов пожертвовать многим. В соответствии с этой целью выстраиваются правовые основания и правовое поле. Право на жизнь становится антропологическим основанием остальных прав человека. Религиозная мысль предполагает совершенно иное представление и иную модель поведения человека перед лицом неизбежного исчезновения из этого мира.

Одним из столпов единобожия является учение о воскресении из мертвых. В Коране воскресению посвящаются сотни аятов. Тема абсолютного торжества над физической и духовной смертью, без преувеличения, — сокровенный нерв коранического откровения. Ислам, позиционируясь в качестве естественного, органического продолжения христианства, относит себя к заключительному этапу всей авраамической религиозной традиции вообще. Понятие «традиция» лучше всего подходит под определение той идейной линии, которая началась с библейского пророка Авраама. Латинское слово ^а&йо означает передачу или повествование — то, что, исторически сложившись, передавалось затем из поколения к поколению. Будучи единым, неразрывным процессом, авраамическая традиция в ходе своего исторического развертывания подвергалась попыткам искажения. В сугубо религиозном контексте это означает искажение Божьего Слова, которое изначально дано как вечное и неизменное. В соответствии с мусульманским взглядом на авраамическую традицию, когда люди искажают Слово, понимают его превратно в силу различных причин, тогда с целью очищения приходит новый провозвестник этого Слова, который становится очередным основателем новой

© Н. Н. Багандов, 2009

религиозной доктрины, но, по сути, продолжает все ту же авраамическую линию. Происходит как бы очищение от шелухи, накопившейся в процессе истории и закрывшей суть Слова. Такими провозвестниками в «истории монотеизма» были Авраам, Иисус и Мухаммад.

Мусульманское отношение к смерти строится на сближении на первый взгляд абсолютно противоположных понятий — смерти и жизни. Прежде всего, оно выражено в убеждении, что каждый человек умирает так, как он живет. Тот, кто ведет праведную жизнь, умирает «легко» и «спокойно», грешник же уходит из жизни в муках. После ритуального омовения тело облачается в саван, состоящий из нескольких покрывал. Умершему закрывают глаза, подвязывают челюсть, стягивают погребальные одеяния, колени связывают, руки складывают на груди. После этого читают молитву либо в доме умершего, либо в мечети. При этом особую роль играет чтение суры «Ясин», тридцать шестой суры Корана. За самоубийц и неверующих молиться запрещено: «И никогда не молись ни об одном из них, кто умер, и не стой над его могилой, ведь они не веровали в Аллаха и в его посланника» [4, с. 224]. Тело шахида, мученика за веру, не обмывают, поскольку считается, что он очищен и преображен собственным подвигом. В могиле тело покойника кладут так, чтобы его лицо было обращено к Кибле. Могила делается по возможности просторной, с нишей в стене, которая называется лахит, чтобы умерший мог сесть при появлении ангела смерти. Как правило, место упокоения отмечается надмогильным камнем с именем покойного и аятами из Корана. Таким образом, тело умершего становится подобным зерну, ожидающему всхода в час воскресения.

В соответствии с мусульманскими убеждениями, у тех, кто верит в Бога и совершает праведные поступки, смерть не должна вызывать страха. Верующий человек соотносит «умирание» с теми проявлениями жизни в природе, которые хорошо знакомы ему из опыта. Например, семечко растения попадает в почву, и нам кажется, что оно гибнет, на самом же деле оно, проходя через определенное количество этапов своего развития, в итоге превращается например, в, дерево. «Смерть» семечка не означает окончательного исчезновения, а становится началом новой жизни, которая отличается от старой иным качественным уровнем. Но в случае с человеком это не более чем аналогия, поскольку представления о смерти не могут опираться на опыт: никто никогда не возвращался после того, как он умер. Поэтому вопрос, есть ли «жизнь» после смерти (а по сути это вопрос о том, есть ли «жизнь» после жизни), остается лишь предметом веры. Некоторые особенно жизнелюбивые люди и пытаются ответить на этот вопрос уже сегодня и очень своеобразным образом. К примеру, немало людей отдают деньги за то, чтобы их тела после смерти были сохранены в холодильных камерах с расчетом на то, что, возможно, в будущем будет найден способ продления жизни на энное количество лет. Многим это кажется сомнительной затеей. Хотелось бы к месту привести замечательные слова профессора Санкт-Петербургского государственного университета К. А. Сергеева, сказанные им на одной из лекций по философии Нового времени: «Из этого мира живым никому не удастся уйти».

Смерть как неизбежная и необходимая данность компенсируется наличием в человеке бессмертного элемента, который для верующих является основанием их надежды и в то же время обусловливает принятие человеком определенных обязанностей, составляющих этическую сторону любого из звеньев авраамической цепи. Этим неуничтожимым элементом является дух, именно он определяет человека как подобие Бога в библейских текстах. Другими словами, дух — это такая сущность, которая наиболее близка к Нему как абсолютной личности. В связи с этим самосознание верующего

и неверующего человека в корне различны (последний, отвергая существование Бога, должен отвергнуть и дух как то, что было дано человеку Богом). Отсюда можно объяснить безбоязненность верующего человека перед лицом смерти. Возможно, она основана на признании им в себе духа, так как страх перед смертью становится совершенно абсурдным, если признавать, что в человеке есть такое начало, которое имеет неразрушимую природу.

Более того, в исламе внимание к данному понятию усиливается, в связи с чем можно говорить об особо рода антропоцентризме. Человек, будучи изначально наделен властью наместника Бога на земле, становится в определенном смысле «осью мира». Он наделяется определенной миссией, испытанием, которое заключается в попытке человеческого духа, «будучи бесконечно малым светлячком в этом огромном глиняном Голме, преодолеть всю массу и инерцию этой своей глины» [1, с. 45], т. е. того, что противопоставлено в нем его духу. Данное положение может служить подспорьем для понимания более фундаментального положения в исламе, о котором говорится в Коране: «И вот Мы сказали ангелам: “Поклонитесь Адаму!” И поклонились они, кроме сатаны, тот отказался» [4, с. 343]. В соответствии с учением ислама, склонность человека к греху не является причиной его более низкого положения по статусу перед другими творениями (ангелами, джиннами). Наоборот, именно эта склонность и дает возможность человеку выявить силу своего духа в борьбе с самим собой, со своей глиняной составляющей. По кораническому преданию ангелы были сотворены из света, поэтому они не способны к греху. Человек же заключает в себе великую задачу, в связи с которой на вопрос ангелов о том, почему они должны преклониться перед человеком, зная, что он будет грешить, Бог говорит в Коране: «Мы знаем то, чего вы не знаете» [4, с. 30]. Смерть является лишь возвращением туда, откуда человеческий дух вышел, — возвращением к Богу. Она поставлена как принципиальный знак Бога, как точка отсчета и как фундаментальная, универсальная ценностная модель. «Без смерти нет воскресения. Если смерть не абсолютна, то воскресение — только игра и фикция» [2, с. 109].

II

Отношение к смерти как один из многих возможных подходов к классификации людей в целом имеет одно большое преимущество. Преимущество это — универсальность: все люди смертны. Современная антропология как никогда нуждается в универсальных критериях и методологиях. И, несмотря на радикальность этого подхода, он эффективен особенно сейчас, потому что современный «всеобщий» человек становится все более неопределенным и усредненным. Попытки подойти к проблеме человека путем классового или расового анализа утратили свою эффективность. Сегодняшнее «двуногое без перьев» не представляет ни буржуазию, ни пролетариат, ни аристократию, оно в принципе не проявляет себя как абсолютный представитель того или иного класса, расы и т. д. Это же можно сказать и о гендерном подходе. Даже такие фундаментальные определения, как «мужчина» и «женщина», становятся все более условными. Человек теряет свою индивидуальную форму, становясь все ближе к той глине, из которой был слеплен. И это отчетливо выражено в современной этике, где прогрессирующая политкорректность все жестче табуирует всякое различие между людьми. Социологи, антропологи и др. в ходе своих исследований все чаще оказываются в опасной зоне, где загораются предупреждения типа «расизм», «сексизм» и т. п.

Огромное количество различений, проходящих внутри человечества и делящих его

на несовместимые друг с другом половины, мы видим в мифах, в идеологиях, во всей истории, в итоге массы относительных разниц привели к одному тотальному неустранимому различию — отношению к своей смерти. И как это удивительно, что прежде чем придти к такому универсальному делению, человек должен был пройти столь длинный путь развития, чтобы обратиться в одно бесформенное месиво «третьего пола», в абсолютно бесклассовую демократическую общность. И вот теперь наконец-то по его плоти, лишившейся всяких свойств, прошелся меч, который всех развел на званых и избранных, а точкой окончательного и абсолютного расхождения стало отношение к смерти. С одной стороны баррикад стоят те, для которых смерть есть нечто совершенно внешнее, она для них — как железная коса для травы. Смерть возведена в ранг максимально виртуальной сущности; а той действительностью, которая вытесняет эту виртуальность со всех видимых горизонтов, для таких людей становится общество. В данной системе ценностей люди всегда стремятся с периферии в центр (и в социальном, и в политическом, и в географическом смысле), потому что они знают, что в дальних залах накрыты еще более роскошные столы, чем те, что поставлены перед ними. В данной системе координат распространена как нечто само собой разумеющееся вера в то, что даже самый ничтожный и заброшенный человек при определенном упорстве и везении может и должен повышать уровень потребления, чем он и вносит свой вклад во всеобщее благородное дело по вытеснению смерти в поле полной иллюзии, виртуальности и даже невозможности. Природу таких людей по своему гениально показал Федор Михайлович Достоевский. С другой стороны баррикад стоят те, кто «носит свою смерть внутри себя», для кого смерть — это абсолютно реальный центр их собственного существа и их существования в целом, и не в смысле того, что случится с ними когда-нибудь в возможном будущем, а в том, что составляет суть их актуального присутствия здесь и теперь. Эти люди по сути составляют основу единобожия, даже если они по превратностям судьбы не являются монотеистами или исповедуют какие-то случайные идеологии. Главное в том, что по своей внутренней конституции они предназначены для борьбы человеческого духа, таких людей часто называют термином «пассионарии».

III

Величие человека в том, что он мост, а не цель; и любви в нем достойно лишь то, что он — переход и уничтожение. Я люблю того, кто не умеет жить иначе, кроме как во имя собственной гибели, ибо идет он по мосту.

Ф. Ницше. «Так говорил Заратустра»

Феномен личной смерти характерен вообще для религиозного сознания нового, современного человека. В традиции Авраама личная смерть и вовсе становится точкой отсчета всего учения, превращается в центр религиозного мировоззрения. Языческое сознание, начиная от изощренных метафизических систем жрецов и заканчивая наивными мифологиями примитивных племен, не было склонно принимать конец конкретной земной жизни всерьез, по крайней мере, этот конец не представлялся значимым. Язычество и единобожие в принципе говорят о разных вещах, доктрины жрецов игнорируют жизнь человека здесь и теперь, они учат о странствиях духа по лестнице миров, о новых рождениях других космосов — все это не имеет отношения к человеку как неповторимому существу, которому дан уникальный шанс быть собой здесь и сейчас. Для

единобожия истинное понимание человека заключается в том, что он — божественное присутствие в сердце личности, внутренний свидетель, отражающий единство и единственность Бога.

Мы всегда обнаруживаем, глядя на мир, что наша способность созерцать всегда больше, чем то, что попадает в этого созерцание. В конечном счете, наше восприятие бесконечно и ничто не может эту внутреннюю воспринимающую бездну заполнить. В том остатке, который в восприятии не заполнен этим миром, находится некая сокровенная реальность, невидимый мир. Это фундаментальное ощущение дано человеку изначально, с самого его рождения. По словам князя Мышкина, главным его ощущением во время лечения в Швейцарии было именно это созерцание бесконечности, «в котором без остатка тонули все видимые вещи» [3, с. 122]. И сразу же за этим князь обнаружил свою личную исключенность из этого бесконечного простора. То есть когда человек обнаруживает, что он смертен, для него возникает трагическая диалектика внутреннего личного предела и внешней беспредельности, которые совмещены в его существе. Это и составляет способность безграничного свидетельствования человека о мире, поскольку внешнее исчезновение не имеет отношения к истинной смерти, так же как спящий лишен знания и предчувствия того, чем является смерть. Гибель иллюзорно отождествляется спящим со смертью, в то время как мы понимаем, что спящий не умер. Смерть совершенно отделена от всего, что есть бытие. Это выражается прежде всего в том, что она ничему не противостоит и она ни для чего не является в некоем отношении (не относится ни к чему-либо). Смерть есть абсолютно непроглядное, темное инобытие, некое абсолютное сверхотчуждение от этой реальности, этого космоса. И тем не менее это инобытие присутствует в каждом моменте бытия так же, как пепел потенциально присутствует во всех несожженых вещах или как некий нейтральный газ, который не вступает во взаимодействие с тем, что им пронизано.

Тема смерти должна играть важную роль в осмыслении человеком своего бытия. Однако современный человек, боясь смерти, не слишком много думает о ней. Наоборот, осмысление самой смерти характерно для многих мыслителей древности, и этим данная проблема не только отличается от таких новых для философии тем, как, например, «техника», «игра» или «коммуникация», но и видится в этом смысле гораздо более важной, даже фундаментальной проблемой и областью философских исследований.

Смерть является необходимым условием жизни, она присутствует внутри каждого мгновения жизни. Смерть существует только для живого и в отношении живого, не только как конец, но и как нечто, что предполагает целостность и завершенность в любом деле или поступке человека. На всем лежит печать смерти: на людях, которым предстоит умереть и уйти в недосягаемую бесконечность, на каждом мгновении, которое сменяется и становится прошлым, на будущем, которое станет настоящим и неизбежно уйдет в прошлое. Очень часто лишь осознание нашей смертности превозмогает в нас лень и безразличие. Когда человек встает перед лицом смерти, он, по сути, остается один на один с самим собой, поскольку свою смерть он не может кому-либо «передать». Каждый человек умирает за самого себя. И в этом некая уникальность каждого индивида, ведь смерть — это, пожалуй, самый большой секрет во всей человеческой жизни. В этом смысле монотеизм выступает как бы гарантом освобождения от страха перед смертью, выявляя ее возможный истинный смысл.

1. Джемаль Г. Огненный ислам // Революция пророков. М., 2004.

2. Джемаль Г. Смерть как знак Бога // Освобождение Ислама. М., 2004.

3. Достоевский Ф. М. Идиот. М., 1996.

4. Коран. Перевод смыслов Э. Р. Кулиева. М., 2004.

Статья поступила в редакцию 18 июня 2009 г.