CC BY
16хеологические разведки и раскопки в Чанцзи-Хуэйском автономном округе) / Синцзян вэньу каогу яньцзюсо (Институт культурного наследия и археологии Синьцзяна). Пекин, 2015а. С. 160-173.
Синьцзян вэньу каогу яньцзюсо. Хабахэ сянь Цзялангашэнь муди, Хабай-хань муди фацзюэ баогао (Институт культурного наследия и археологии Синьцзяна. Отчет о раскопках могильника Цзялангашэнь, могильника Хабайхань в уезде Хабахэ // Синьцзян Алэтай дицю каогу юй лиши вэньцзи (Сборник статей по археологии и истории округа Алтай, Синьцзян). Пекин, 2015б. С. 177-197.
A.A. Kovalev1, Ch. Munkhbayar2, M.A. Pertseva3
1Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences, Russia;
2Khovd State University, Mongolia; 3St.-Petersburg State Museum-Institute of the Roerich Family, Russia
EARLY IRON AGE POTTERY FOUND IN RITUAL AND BURIAL SITES IN THE HIGH MOUNTAINS OF MONGOLIAN ALTAI
In the course of the field work of the International Central-Asian Archaeological Expedition of the St. Petersburg State Museum-Institute of the Roerich Family and Khovd State University (Mongolia) in 2014, 2015 and 2018 in Bayal-Olgii aimag, nearby Dayan-nor lake, one settlement place, four ritual (?) structures and one burial mound were discovered. During the excavations of these sites fragments of pottery vessels were found, similar to the potteries of the early Iron Age from the territories of Mountain Altai, Kazakhstan and Dzhungaria. The authors of the present article set the task to introduce material that has not been previously introduced into scieintific use. Information is also published on recent discoveries of vessels of the early Iron Age from the territory of the adjacent regions of Xinjiang. Evidences on forms and technology of newly discovered potteries (in 2015 and 2018) provide new arguments in favor of the heterogeneity of the population of Mongolian Altai in the early Scythian time, before the spread of the Pazyryk culture here.
Key words: Early Iron Age, pottery, Bayan-Olgii, Xinjiang, Mountain Altai, Kazakhstan.
УДК 902(571.1)
С.А. Ковалевский
Кузбасский государственный технический университет им. Т. Ф. Горбачева, Кемерово, Россия
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ ГРУППЫ ИРМЕНСКИХ ПАМЯТНИКОВ
Статья посвящена вопросу о специфике северо-восточной группы памятников ирменской культурно-исторической общности, существовавшей на территории Западно-Сибирской лесостепи во второй половине II - начале I тыс. до н.э. Отдельным особенностям северо-восточных ирменских некрополей, а также их отличиям от некрополей юго-западной территориальной группы
уже посвятили свои работы сибирские специалисты. Их наблюдения и выводы приводятся в данной статье. Нами на более обширном материале, а также с привлечением данных естественных наук (технико-технологический анализ керамики, химический анализ металла, палеоантропология и одонтология) делается попытка дополнительно обосновать специфику северо-восточной группы ирменских памятников, исследованных на территориях Кузнецкой котловины, Томском и северной части Новосибирского Приобья. Кроме того, рассматриваются истоки формирования данных особенностей с использованием материалов археологических культур послеандроновского времени (еловская, корчажкин-ская, танайская).
Ключевые слова: ирменская культура, карасукская культура, ирменская культурно-историческая общность, территориальные группы, локальные варианты, Кузнецкая котловина, погребально-поминальные памятники.
Характер археологического материала, полученный при изучении ирменских древностей юга Западной Сибири, позволяет специалистам говорить об имеющихся различиях памятников отдельных территорий. В свое время были выделены локальные варианты ирменской культуры (томский, алтайский, розановский, инской). Предпринимались попытки обосновать и более крупные территориальные группировки памятников.
Так, новосибирскими исследователями, по результатам анализа элементов погребального обряда, в ирменском ареале были выделены две территориальные группы памятников: юго-западная, включающая в себя территории лесостепного Прииртышья, Барабы и Алтайского Приобья, и северо-восточная, охватывающая территории Томского и Новосибирского Приобья, а также Кузнецкую котловину [Бериков и др., 2011, с. 94].
Для северо-восточной территориальной группы ирменских памятников Д.В. Степаненко называет следующие особенности: овальная форма насыпи, расположение погребений рядами, наличие фрагментов деревянных сооружений под насыпями курганов, а также каменных стел и камней-обелисков и сопровождающие погребения животных. Различия двух территориальных групп она объясняет разными природно-климатическими условиями регионов (север степи - для юго-западной группы и юг тайги - для северо-восточной) [Степаненко, 2012, с. 11, 29-30].
Вместе с тем рассмотрение всей совокупности признаков, включающей, наряду с элементами погребально-поминального обряда, анализ сопроводительного инвентаря из ирменских могильников, вносит определенные коррективы в предложенную схему. Думается, что разделение ирменских памятников, предложенное ранее В.В. Бобровым [1991, с. 60-72], на западную и восточную территориальные группы является более соответствующим существовавшим в древности историческим реалиям. В то же время восточно-ирменская и западно-ирмен-ская территориальные группы также дифференцируются на достаточно специфичные локальные варианты со своим набором признаков [Ковалевский, 2016, с. 31-32].
Наиболее дискуссионным в существующих схемах является место памятников алтайского варианта ирменской культурно-исторической общности. Ранее нами оговаривалось, что ирменские памятники Алтайского Приобья демонстрируют разнонаправленные тенденции, но тяготеют в большей мере к материалам восточно-ирменской группы [Ковалевский, 2017, с. 112].
В то же время при анализе археологических источников ирменской культурно-исторической общности действительно обращает на себя внимание определенная специфика северо-восточной группы ирменских памятников, проявляющаяся в локализации на этой достаточно обширной территории так называемых овальных или «длинных» курганов, порой достаточно масштабных по своим размерам. Наиболее многочисленна эта категория в Кузнецкой котловине, где встречена в крупных могильниках, таких как Журавлево-IV, Танай-VII, Ваганово-П, Заречное-I, Сапогово-I, Шабаново-IV [Бобров, Чикишева, Михайлов, 1993; Бобров, Чикишева, Мыльников, 2004; Бобров, Горяев и др., 2001; Зах, 1997; Илюшин Ковалевский, Сулейменов, 1996; Илюшин, Ковалевский, 1998]. Есть подобные объекты и в составе немногочисленных раскопанных погребально-поминальных памятников Новосибирского (Камень-I), а также Томского Приобья (EK-II/5) [Новиков, Степаненко, 2010; Матющенко, 2006]. Интересно, что и количество овальных в плане курганов в Кузнецкой котловине и Томском Приобье примерно одинаково (38,4 и 35,5% соответственно).
По мнению В.В. Боброва, В.С. Горяева и С.А. Васютина, овальные или «длинные» курганы, в отличие от округлых, функционировали как сакральное место продолжительное время и выполняли роль усыпальницы определенной группы кровных родственников. Об этом, по мнению специалистов, свидетельствуют остатки поминальных действий в насыпях и под насыпями курганов (остатки поминальной пищи, керамические сосуды и их фрагменты, кострища), осуществлявшихся некоторое время [Бобров, Горяев и др., 2001, с. 236-239].
Другим важным отличием северо-восточной группы ирменских памятников является локализация на этой территории курганных насыпей с большим количеством погребенных. Как было отмечено специалистами, такие погребения организовывались, как правило, в форме ряда. Преимущественно «многомогильность» характерна для овальных и «длинных» курганов, но встречается и в округлых. Для других ирмен-ских регионов эта традиция не типична.
Еще одной особенностью северо-восточной группы ирменских погребально-поминальных памятников является то, что только здесь известны немногочисленные сосуды, украшенные сложными композициями, образованными сочетанием разнонаправленных треугольников, нескольких горизонтальных штрихованных зигзагов, реже насечек. Такие композиции зачастую именуются в специальной литературе
«лестничными». С одной стороны, подобные сосуды единичны и вряд ли должны рассматриваться в качестве этнокультурного маркера для достаточно обширной группы памятников северо-востока. С другой стороны, их нетипичность для ирменской традиции позволяет видеть в этом результат прямого межкультурного взаимодействия. Варианты подобных композиций, известных из могильников Танай-VII, Титово-I, Журавлево-IV, Камень-I и EK-II/5, локализованных на территориях Кузнецкой котловины, северной части Новосибирского и Томского Приобья, были приведены нами в отдельной статье [Ковалевский, 2012, с. 45, табл. 3].
И.В. Ковтун обратил внимание на полную аналогию сосудов с подобной орнаментацией из еловского могильника ЕК-I (Томское При-обье) и корчажкинского могильника Танай-I (Кузнецкая котловина). Специалист также отмечает, что сосуды с аналогичной орнаментальной схемой есть и в близлежащих ирменских могильниках Кузнецкой котловины, таких как Журавлево-IV, Танай-VII, Титово-I. Соответственно, И.В. Ковтун [2016, с. 68] предполагает миграцию из Томского Приобья в Кузнецкую котловину (или наоборот) представителей сравнительно узкой социальной группы, претерпевшей впоследствии социокультурную трансформацию при преобразовании раннеандроновского танай-ского сообщества и формирования в том числе ирменской культуры.
Андроноидные памятники Кузнецкой котловины, квалифицированные ранее как корчажкинские, были выделены И.В. Ковтуном в самостоятельную танайскую культуру, своеобразие которой, по мнению специалиста, обусловлено присутствием классического карасукского компонента. Отмечая также сходство орнаментации посуды памятников Кузнецкой котловины с декором еловской посуды Томского и северной части Новосибирского Приобья, ученый указывает на вероятные культурно-генетические связи, существовавшие в древности между популяциями, проживавшими в этих регионах. Кроме того, им отмечается существовавшее взаимовлияние андроноидных и раннеирменских групп в Кузнецкой котловине [Ковтун, 2016, с. 68-71].
Выделение самостоятельной археологической культуры на территории Кузнецкой котловины, на наш взгляд, требует развернутой аргументации. Действительно, И.П. Лазаретов в коллективной монографии, посвященной карасукскому могильнику Кюргеннер-I, анализируя факт появления в памятниках Приобья и Кузнецко-Салаирской горной области вещевого комплекса и керамики карасукского облика, связывает его с продвижением на запад в конце I этапа и на II этапе эпохи поздней бронзы (по терминологии А.В. Полякова и И.П. Лазаретова) групп мигрантов с территории Хакасско-Минусинской котловины, где они оставили «следы» в памятниках еловской и корчажкинской культур. По мнению исследователя, корчажкинская культура сложилась как результат взаимодействия пришлого посткарасукского и местного населения,
использовавшего гребенчато-ямочную керамику. И.П. Лазаретов ставит вопрос о степени «андроноидности» некоторых культур юга Западной Сибири и возможности именовать их, скорее, «карасукоидными» [Гряз-нов и др., 2010, с. 89-90].
Однако, если степень участия «карасукцев» в культурогенезе различных андроноидных групп населения Западно-Сибирской лесостепи еще предстоит аргументировать, то существовавшие в послеандронов-скую эпоху генетические связи между популяциями Томского Приобья и Кузнецкой котловины уже вполне очевидны. По мнению А.В. Зубовой, инфильтрация с территории Томского Приобья в Кузнецкую котловину родственного «еловцам» населения началась еще в конце андроновской эпохи и связана преимущественно с мужской частью населения. Происходившее в Кузнецкой котловине смешение пришлого еловского и местного андроновского населения привело, по ее мнению, к формированию корчажкинской культуры [Зубова, 2014, с. 191].
Определенным подтверждением существовавшей в послеандронов-ское время культурной близости населения северо-востока могут являться и выводы, полученные В.А. Борисовым в результате технико-технологический анализа ирменской керамики. Они свидетельствуют о том, что ирменская керамика памятников Кузнецкой котловины демонстрирует смешанную шамотно-дресвяную традицию, объединяющую посуду ин-ского варианта с посудой ирменских памятников Томского (Еловское поселение) и северной части Новосибирского Приобья (Крохалевка-УПА), а также Мариинско-Ачинской лесостепи (Тамбарское водохранилище). Данная традиция, по мнению В.А. Борисова, восходит к еловским (могильник ЕК-1, поселения Десятовское, Ордынское-Х11, Алдыган), корчаж-кинским (поселения Танай-Щ Красная Горка-1, Саратовка-У1) и андро-новским (Тамбарское водохранилище) материалам этих же территорий. В то же время, по мнению исследователя, ирменская посуда памятников различных территорий демонстрирует значительное сходство не друг с другом, а с керамикой предшествующих культур (еловской, корчажкин-ской), как бы продолжая керамические традиции каждой местности [Борисов, 2009а, с. 22-23; 2009б, с. 256-259; 2013, с. 101-110].
Изучение специалистами ирменского металла также свидетельствует о неоднородности его химического состава в различных регионах. По данным С.В. Кузьминых, в западном ирменском варианте (Прииртышье, Бараба) доминировали оловянные и оловянно-мышьяковые бронзы и он по-прежнему, как и в более раннее время, снабжался металлом из горно-металлургических центров Рудного Алтая и Казахстанской области по действующему Иртышскому торговому пути [Молодин, Парцингер и др., 2009, с. 207-211].
Для восточных регионов реконструирована иная ситуация. Еще в первой половине 1970-х гг. проведенный спектральный анализ ирменского металла Томского Приобья (ЕК-11, Усть-Киргизка и Еловское по-
селение) показал, что по наличию мышьяка, висмута и никеля он очень сходен с металлом карасукской культуры Минусы [Матющенко, 1974а, с. 51; 19746, с. 97-104]. Анализ ирменского металла Кузнецкой котловины, проведенный (по материалам Титовского могильника) сначала Б.Н. Пяткиным [1978, с. 63-65], а позднее В.В. Бобровым, С.В. Кузьминых и Т.О. Тенейшвили, продемонстрировал неоднородность его химического состава. Был сделан вывод о том, что сплавы с высоким содержанием мышьяка и сурьмы без олова, известные в ирменском металле из Кузнецкой котловины, были ориентированы на сырье из Саянского горно-металлургического центра. Исследователи считают, что приток металла из Саянского горно-металлургического центра в Кузнецкую котловину и, следовательно, сдвиг границы Центрально-Азиатской металлургической провинции на запад начались еще в доирменское время. Если для предырменской эпохи, по мнению специалистов, можно говорить об активизации андроноидных культур этого региона с карасукской, включая миграцию населения последней на запад, то для эпохи поздней бронзы предполагается активное взаимодействие лугавской и ирменской культур [Бобров, 1997, с. 72-75; 2000, с. 145-146; Бобров, Кузьминых, 1997, с. 9-12; Бобров и др., 1997, с. 57-62, 68-72].
Таким образом, специфика северо-восточной группы ирменских памятников достаточно логично объясняется участием в ее формировании позднеандроновского, а также андроноидного компонента при определенном внешнем карасукском воздействии. Дискуссионный характер носит только атрибуция андроноидных материалов Кузнецкой котловины, рассматриваемых сегодня специалистами в рамках корчажкинской культуры (В.В. Бобров) либо самостоятельной танайской культуры (И.В. Ков-тун). Думается, что не исключено восприятие данных материалов и как еловских (например, в рамках самостоятельного танайского варианта).
Механизм процесса формирования ирменского населения Кузнецкой котловины, Томского и северной части Новосибирского Приобья, а также степень участия андроноидного населения в ирменском культу -рогенезе еще предстоит выяснить специалистам. Нам представляется, что существовал определенный период взаимодействия формирующейся ир-менской культуры и андроноидных групп населения [Ковалевский, 2008, с. 116-119]. Следовательно, и истоки обозначенных в данной статье особенностей северо-восточной группы ирменских памятников также следует искать в традициях частично синхронных и предшествующих культур.
Библиографический список
Бериков В.Б., Степаненко Д.В., Рыбина Е.В. Характерные черты погребального обряда ирменской культуры (опыт анализа с использованием логико-вероятностных методов) // Вестник НГУ Сер.: История, филология. 2011. Т. 10, №5. С. 85-95.
Бобров В.В. Особенности погребального обряда ирменской культуры в Кузнецкой котловине // Древние погребения Обь-Иртышья. Омск, 1991. С. 60-72.
Бобров В.В. Бронзолитейное производство в системе экономики обществ поздней бронзы Кузнецкой котловины // Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. Барнаул, 1997. С. 72-75.
Бобров В.В. О западной границе центральноазиатской металлургической провинции в эпоху поздней бронзы // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 2000. Вып. XI. С. 145-146.
Бобров В.В., Горяев В.С., Васютин С.А. Особенности организации погребального пространства в овальных курганах ирменской культуры (по материалам могильника Ваганово-11) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск, 2001. Т. VII. С. 236-239.
Бобров В.В., Кузьминых С.В. Химический состав металла в аспекте локальной специфики развития ирменской культуры // Четвертые исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Омск, 1997. С. 9-12.
Бобров В.В., Кузьминых С.В., Тенейшвили Т.О. Древняя металлургия Среднего Енисея (лугавская культура). Кемерово, 1997. 99 с.
Бобров В.В., Мыльникова Л.Н., Мыльников В.П. К вопросу об ирменской культуре Кузнецкой котловины // Аридная зона юга Западной Сибири в эпоху бронзы. Барнаул, 2004. С. 4-34.
Бобров В.В., Чикишева Т.А., Михайлов Ю.И. Могильник эпохи поздней бронзы Журавлево-4. Новосибирск, 1993. 157 с.
Борисов В.А. Опыт разработки и применения экспериментальных методов исследования керамики (по материалам эпохи бронзы Верхнего Приобья): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Барнаул, 2009а. 27 с.
Борисов В.А. Особенности ритуально-погребальной керамики (по материалам памятников эпохи бронзы Верхнего Приобья) // Роль естественно-научных методов в археологических исследованиях. Барнаул, 2009б. С. 256-259.
Борисов В.А. Опыт разработки и применения экспериментальных методов исследования керамики (по материалам эпохи бронзы Верхнего Приобья). Кемерово, 2013. 254 с.
Грязнов М.П., Комарова М.Н., Лазаретов И.П., Поляков А.В., Пшеницы-на М.Н. Могильник Кюргеннер эпохи поздней бронзы Среднего Енисея. СПб., 2010. 200 с.
Зах В.А. Эпоха бронзы Присалаирья (по материалам Изылинского археологического микрорайона). Новосибирск, 1997. 132 с.
Зубова А.В. Население Западной Сибири во II тысячелетии до нашей эры (по антропологическим данным). Новосибирск, 2014. 228 с.
Илюшин А.М., Ковалевский С.А. Курганный могильник Шабаново-4 // Вопросы археологии Северной и Центральной Азии. Кемерово; Гурьевск, 1998. С. 15-53.
Илюшин А.М., Ковалевский С.А., Сулейменов М.Г. Аварийные раскопки курганов близ с. Сапогово // Труды ККАЭЭ. Кемерово, 1996. Т. 1. 206 с.
Ковалевский С.А. Взаимодействие населения корчажкинской и ирменской культур в Северо-Восточном Присалаирье // Время и культура в археолого-этно-графических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции. Томск, 2008. С. 116-119.
Ковалевский С.А. Особенности орнаментации ритуальной посуды ирмен-ской культурно-исторической общности // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2012. №1 (16). С. 42-48.
Ковалевский С.А. Ирменские древности юга Западной Сибири: история изучения и исследовательские концепции: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Барнаул, 2016. 43 с.
Ковалевский С.А. Об алтайском варианте ирменской культурно-исторической общности (по материалам погребально-поминального обряда) // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 2017. Вып. ХХШ. С. 109-114.
Ковтун И.В. Андроновский орнамент (морфология и мифология). Казань, 2016. 547 с.
Матющенко В.И. Этапы развития бронзолитейного производства в лесостепном Приобье // Бронзовый и железный век Сибири. Древняя Сибирь. Новосибирск, 1974а. Вып. 4. С. 47-54.
Матющенко В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Еловско-ирменская культура // Из истории Сибири. Томск, 1974б. Вып. 12. 196 с.
Матющенко В.И. Еловский археологический комплекс. Часть третья. Елов-ский-П могильник. Комплексы ирмени и раннего железного века. Омск, 2006. 120 с.
Молодин В.И., Парцингер Г., Кривоногов С.К., Казанский А.Ю., Чемяки-на М.А., Матасова Г.Г., Васильевский А.Н., Овчаренко А.С., Гришин А.Е., Ермакова Н.В., Дергачёва М.И., Феденева И.Н., Некрасова О.А., Мыльников Д.В., Пилипенко А.С., Ромащенко А.Г., Куликов И.В., Кобзев В.Ф., Новикова О.И., Васильев С.К., Шнеевайсс Й., Приват К., Болдырев В.В., Дребущак В.А., Дре-бущак Т.Н., Деревянко Е.И., Бородовский А.П., Боургарит Д., Рейхе И., Кузьминых С.В., Марченко Ж.В. Чича - городище переходного от бронзы к железу времени в Барабинской лесостепи. Новосибирск, 2009. Т. 3. 248 с.
Новиков А.В., Степаненко Д.В. Камень-1 - могильник ирменской культуры в южнотаежном Приобье // Археологические изыскания в Западной Сибири: прошлое, настоящее, будущее (к юбилею проф. Т.Н. Троицкой). Новосибирск, 2010. C. 39-60.
Пяткин Б.Н. Результаты спектральных анализов бронзовых предметов из могильника Титово-1 // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978. С. 63-65.
Степаненко Д.В. Погребальный обряд ирменской и позднеирменской культур: опыт многомерного статистического анализа: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2012. 33 с.
S.A. Kovalevsky
Gorbachev Kuzbass State Technical University, Kemerovo, Russia
THE FEATURES OF THE NORTH -EASTERN IRMEN GROUP OF SITES
The article is devoted to the specifics of the North-Eastern group of sites of the Irmen cultural and historical community that existed in the territory of the West Siberian forest-steppe in the second half of the 2ns - early 1st Millennium BC. Siberian specialists have already devoted their works to certain features of the North-Eastern Irmen necropolis and their differences from the necropolis of the South-Western territorial group. Their observations and conclusions are given in this article. We make an attempt to further substantiate the specificity of the North-Eastern group of the Irmen
sites investigated in the territories of the Kuznetsk basin, Tomsk, and the Northern part of Novosibirsk Priobye using more extensive material and with the involvement of data of natural sciences (technical-technological analysis of ceramics, chemical analysis of metal, anthropology and odontology). In addition, the sources of the formation of these features using the materials of archaeological cultures of post-An-dronovo time (Elovskaya, Korchazhkinskaya, Tanaiskaya) are considered.
Key words: Irmen culture, Karasuk culture, Irmen cultural and historical community, affinity groups, local options, the Kuznetsk hollow, burial monuments.
УДК 903.4(571.150)
Е.Б. Красноперов, Д.В. Папин1,2, А.С. Федорук1
'Алтайский государственный университет, Барнаул, Россия;
2Институт археологии и этнографии СО РАН, Новосибирск, Россия
КОЛЛЕКЦИЯ СЛУЧАЙНЫХ НАХОДОК ИЗ ОКРЕСТНОСТЕЙ ПОСЕЛЕНИЯ БУРЛА-3
В данной работе рассматривается проблематика случайных находок периода поздней бронзы на севере Кулундинской равнины. Случайные находки являются важнейшим источником по реконструкции древнего прошлого. На примере поселения Бурла-3 показано, что данная категория источников позволяет обоснованно расширить и зафиксировать границы территории объекта археологического наследия.
Ключевые слова: период поздней бронзы, Степной Алтай, Бурла-3.
Благодаря широкомасштабным исследованиям алтайских археологов к настоящему времени раскопаны значительные площади поселенческих комплексов степного Алтая периода поздней бронзы, но случайные находки остаются важнейшим корпусом источников, дополняющим материалы из раскопок поселений и могильников. С 2012 по 2018 г. авторы статьи проводили стационарное изучение поселения эпохи поздней бронзы Бурла-3, расположенного в Хабарском районе Алтайского края, на краю левобережной надпойменной террасы р. Бурла [Папин, Федорук, Демин, Редников, 2018]. В 2016 г. краеведом Е.Б. Краснопе-ровым, в 200 м к югу от Бурлы-3, на пашне был собран подъемный материал. Находки были сосредоточены на площади 200 кв. м и, по всей видимости, маркируют остатки культурного слоя. Так как шурфы не закладывались, то надежно идентифицировать происхождение находок не представляется возможным.
Собранная коллекция представлена бронзовыми изделиями, камнем и керамикой.
Бронзовая бритва (рис.-'). Длина изделия - 7,2 см, ширина черешка - 0,5 см, лезвийной части - до 1,9 см. Сохранность хорошая, равномерно покрыто зеленой патиной. На обеих сторонах лезвия нанесена сеточка из мелких резных линий.
