CC BY
23
чина, тип, мужик > rombiere - важная дама, тетка; greluchon - молодой человек, альфонс > greluche -молодая женщина; frangin - братан > frangine -сеструха, шлюха.
Новые слова могут иметь как краткую форму, состоящую из одного слога, чаще всего это 3 звука: согласный, гласный, согласный: gus, zigue, гаес - парень, мужик, так и состоять из нескольких слогов, с использованием всевозможных суффиксов. Одни из них свойственны общему языку: donzelle - молодая женщина (по аналогии с mademoiselle), gonzesse, ponette - молодая девушка, так и суффиксы, типичные для арго: petasse - баба, тетка, poufiasse - толстая, накрашенная, вульгарная женщина; zigoto (zigoteau), zigowar(d) - сомнительный тип, фрукт (faire 1е zigoto - валять дурака); gilolpince (gigolo) - молодой человек на содержании у женщины. Формы арготических суффиксов, не существующие во французском языке, по выражению Кальве, являются как бы фабричной маркой, придающей всему слову особый колорит.
Для просторечных и арготических существительных, называющих женщин, характерно повторение первого слога:
pepette - уничиж. - девка, бабенка, баба; nenette, nenesse — симпатичная девушка.
Как отмечают все исследователи арготической лексики, для нее типично изменение формы слова путем его усечения. Наиболее часто встречается апокопа, здесь проявляется закон наименьшего усилия, так как сохраняется первая часть слова, которая несет больше информации, максимум смысла: gigolo > gig, putain > pute -шлюха, zigoward - zig.
Наиболее интересным способом изменения формы слова является ее кодификация согласно
определенным правилам. Наиболее часто употребляющимся способом кодификации формы слова является верланизация, заключающаяся в изменении порядка следования слогов или звуков Кодируется как общеупотребительная лексика, что тем самым ограничивает ее понимание, хота смысл слова не меняется: femme > meuf, man > rim а pere > reup, mere > reum, так и просторечные и арготические слова: frangine > negrifran, mec > keum.
Таким образом, как показало исследование, арго и просторечие подчиняются своим определенным нормам. Анализ просторечной лексики со значением «мужчина» и «женщина» дает воз можность заключить, что характерно как изменение смысла слова, так и изменение его формы. Человек, говорящий на арго или употребляющий арготическую лексику, делает это сознательно стремясь противопоставить себя общему языку у общепринятым моделям поведения. Поэтому оправдана точка зрения П. Гиро, когда он называет арго своеобразным социальным знаком (signurt: social), как одежда или род занятий, формуль вежливости или семейный ритуал, которые демонстрируют принадлежность данного человек; к определенному классу, группе, касте [4, р. 97] В этом смысле арго является знаком людей, которые хотят противопоставить себя обществу.
1. Bernet Ch., Rezeau P. Dictionnaire du francais parle P., 1989. P. 7.
2. Билли 111. Французская стилистика. М., 1961 С. 325-327.
3. Vandel Ph. Le dico francais/'francais. P., 1993. P. 5-7 117.
4. Guiraud P. L'argot. P, 1969. P. 5-8.
5. Rudder O. Lc francais qui se cause. P., 1986. P. 21.
ОБ ОДНОМ ИЗ ВИДОВ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ПЕРЕКАТЕГОРИЗАЦИИ ГЛАГОЛОВ ЗВУЧАНИЯ В РУССКОМ И ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКАХ
Н.А. Кудрина
Глаголы звучания обладают большим потенциалом функциональной перекатегоризации, что обусловлено спецификой обозначаемого ими процесса: «издавание звука» редко является самостоятельным и, так сказать, «самоценным» процессом. В большинстве случаев звук сопровождает различные действия: движение и перемещение, изменение состояния, воздействие на объект. Таким образом, издавание звука часто выступает как «сопряженный признак» какого-либо действия. Двойственный характер процесса -конкретное действие, сопровождаемое звуком -вербализуется во многих глаголах звучания, которые, вследствие этого, совмещают свойства и
собственно «звуковых», и акциональных глагс лов. На фоне системной бикатегориальност большинства глаголов рассматриваемой группы речи нередко происходит их полная или части1 ная перекатегоризация.
Сопоставительный анализ русских и фра! цузских звукономинирующих глаголов показа что одни и те же виды (или модели) их функцис нальной перекатегоризации не всегда одинаков представлены в двух языках, что, в конечном сч! те, обусловлено различиями в концептуализацг звуковой сферы русскими и французами.
Одним из распространенных видов фун циональной перекатегоризации звуковых глап
VI Державинские чтения, 2001
лов является развитие в них квалификативного значения, то есть значения характеристики или свойства объекта. Звуки, характерные для тех или иных предметов, лиц и явлений, могут рассматриваться как их свойства, постоянные (например: хрусталь звенит - le cristal sonne, змеи шипят - ies serpents sifflent) или временные (например: насос скрипит - la рошре grince).
Наряду с совпадениями, наблюдаемыми при реализации этой модели функциональной перека-тегоризации в русских и французских глаголах звучания, отмечаются и многочисленные расхождения, проявляющие различия в восприятии русскими и французами одних и тех же звуков. Так, наличие в обоих языках глаголов «скрипеть», «скрежетать» и «crisser», «grincer» свидетельствует о том, что русские и французы дифференцируют акустически разные звуки «скрип» и «скрежет», однако предметы, которым приписывается свойство издавать эти звуки, не всегда совпадают, вследствие чего между перечисленными глаголами не устанавливаются прямые и однозначные межъязыковые связи.
Неполная межъязыковая эквивалентность в глаголах звучания может быть обусловлена и иными причинами. Например, в связи с особенностями фонем в двух языках глагол «картавить» -«grasseyer», указывающий у русских на недостаток речи, не имеет этого значения у французов, для которых увулярное «г» является нормой.
Отмечаемая в лингвистике способность русских тонко улавливать акустические различия звуков отражается в значительно большем, чем во французском языке, количестве глаголов звучания, что, в частности, позволяет более четко разграничивать звуки-свойства разных предметов. Так, одному французскому глаголу «siffler» соответствует три русских — «свистеть», «шипеть» и «сипеть», вследствие этого для русских звук летящих пуль («пули свистят») отличается от звуков, издаваемых змеями или гусями («змеи шипят», «гуси шипят»), в то время как для французов это одинаковые звуки:
les balles
les serpents sifflent
les oies
Глагол «zezayer», объясняемый в словарной статье как «произносить «ш» вместо «с» и «ж» вместо «з», совмещает значения русских глаголов «шепелявить» и «сюсюкать», называющих, с точки зрения русских, разные звуки-свойства.
Более дифференцированными оказываются для русских и, например, звуки, издаваемые носом: «сопеть», «шмыгать», «фыркать», обозначаемые по-французски одним глаголом «renifler». Правда, для обозначения фыркающего животного во французском языке используется специальный глагол «renacler» (а для лошади - отдельный глагол «s’ebrouer»). Подобные случаи свидетельствуют о том, что для французов дифференциация
звуков связана не столько с акустическими характеристиками, сколько с их источником.
Ср. также: гудеть - bourdonner - насекомые, колокол, механизмы;
vrombir - мотор, машина, пропеллер; grander - ветер, город; ronfler - огонь.
Характеристика различных объектов, основанная на издаваемых ими звуках, в русском языке выражается относительно чаще, чем во французском, в котором некоторые «звуковые характеристики» невозможны из-за отсутствия соответствующих глаголов звука. Например, не вербализованы такие звуки-свойства, как: «шаркать», «чавкать», «цокать», «дребезжать» и др. Их французскими эквивалентами являются акцио-нальные глаголы. Ср.: «шаркать» и «trainer les pieds» («волочить ноги»), «дребезжать» и «trembler» («дрожать»). Таким образом, при описании одной и той же ситуации для французов более важным оказывается зрительный образ, а для русских - звуковой.
Перекатегоризация глаголов звучания по линии «звук - свойство» происходит и при их метафорическом переосмыслении.
Наиболее часто в обоих языках отмечаются переносы «звуковых характеристик» животных на людей, предметы и явления природы, причем здесь наблюдается много межъязыковых совпадений. Например:
«щебетать» и «gasouiller» - о птицах и человеке;
«рычать» и «rougir» - о животных и человеке; «гудеть» и «bourdonner» - о насекомых и механизмах.
Во-вторых, глаголы звучания могут использоваться для обозначения черт характера человека, моделей его поведения. В таких случаях, в отличие от предыдущего вида метафорического осмысления, основное - «звуковое» - значение глагола ослабляется, отходит на второй план. Например, русский глагол «стонать» и его французский эквивалент «geindre» имеют одинаковое переносное значение «ныть», «хныкать», причем в обоих языках именно это значение (как черта характера человека) закреплено в отглагольных существительных «нытик» и «geignard». Как и в других случаях, в этой модели перекатегоризации наряду с межъязыковыми совпадениями отмечаются и расхождения. 'Гак, в русском языке глагол «хрипеть» не претерпевает семантического развития, свойственного его французскому эквиваленту «raler», который приобретает переносное значение «ворчать», «злиться», закрепленное и в производном существительном «raleur» - «ворчун», «скандалист».
Перекатегоризация, основанная на метафорическом переносе, может быть и более глубокой. Это происходит тогда, когда глагол звучания обозначает свойство, не связанное со звуком. Напри-
мер, французский глагол «зіґґіег» («свистеть») может означать «пить залпом», «пропустить стаканчик». При таком виде метафоры основное значение глаголов звучания полностью нейтрализуется. Несмотря на это в большинстве случаев, как и в приведенном примере, можно объяснить механизм такого переосмысления процесса изда-вания звука, то есть установить связь между прямым и переносным значением. Так, появление у глагола «пыхтеть» переносного значения «усердно работать» представляется совершенно естест-
венным и обусловленным, как и в других видах перекатегоризации, основным значением глагола Однако при всей логичности и ясности таких образных переносов они, конечно же, очень редко совпадают в разных языках.
Таким образом, при общности основных видов перекатегоризации глаголов звучания по линии «звук - свойство» в русском и французском языках наблюдаются расхождения, проявляющие особенности строения звуковой концептосферы двух народов.
О РОЛИ ПРЕДИКАТИВНОГО ОТНОШЕНИЯ В МОДЕЛИРОВАНИИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ СОВРЕМЕННОГО НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
Л.Г. Казарян
Моделирование предложений - один из достаточно часто дискутируемых и широко разрабатываемых в германистике вопросов. Во всех научных и многих практических грамматиках немецкого языка, появившихся в последние десятилетия, имеются соответствующие разделы. Интерес к данной проблеме, объединяющей различные направления и концепции в лингвистике, является отражением общепринятой тенденции к осознанию и восприятию предложения как структурного единства, а не как некой суммы словоформ. Однако в остальном теоретические дивергенции
и, как следствие этого, расхождения в номенклатуре моделей настолько велики, что это побуждает обратиться к сопоставительному рассмотрению принципов и механизмов построения моделей предложений и их классификаций.
Как показывает даже самое поверхностное знакомство с работами по данной проблематике на материале различных языков, в основу выделения моделей предложения кладутся принципы, отвечающие трем направлениям лингвистических исследований: традициям депендентной, генеративной и функциональной грамматик. Большинство немецких грамматистов в вопросе моделирования предложений тяготеют к принципам и методам депендентной грамматики, исходящей при анализе типов предложений из понятия «простого нераспространенного предложения» и понятия «валентности» глагола. Под таким углом зрения предложение воспринимается как образование, группирующееся вокруг глагола. В результате этого в целом ряде грамматических работ укореняется глубоко ошибочный тезис, позволяющий подменять анализ предложения исследованием валентности его глагола.
«Выделение логико-грамматических типов является самостоятельной задачей, ни в коей мере не сводимой к выявлению сочетательных потенций глагола. Конечно, глагол в немецком языке
играет исключительно большую роль в формировании предложения и используется для образования его наиболее важных логико-грамматических типов. Но ставить знак равенства между валентностью глагола и логико-грамматической типологией предложения все же никоим образом нельзя Предложение есть именно предложение, использующее для своего построения различнейшие возможности морфологического строя и систем ь словосочетаний соответствующего языка без обязательного ограничения сферой глагольных фору и глагольных сочетаний» [1].
Традиция установления моделей предложения с учетом целого ряда факторов, а не лишь одного фактора валентности, таких, например как роли субъекта в предложении и динамичного характера предикативного отношения, отличае-«функциональную» школу, представителями к:-торой являются отечественные германисты.
Отказ от абсолютизирующей роли глагола и его сочетательных потенций в структуре предложения, многофакторный подход к анализу предложения позволили установить, что к моделяу предложения в немецком языке должны относиться не только те, которые образованы с помощью глагола, но и те, в которых отсутствует финитный глагол, например, односоставные номинативные бытийные предложения. Модели предложения подобного рода должны, безусловно, найти свое место в типологических исследованиях предложений современного немецкого язы:<а. хотя бы даже только в тех, которые претенд\.ч: на их исчерпывающее описание.
Модели предложений или, в терминах ф\ нк циональной грамматики, логико-грамматическ' типы, как неоднократно подчеркивал В.Г. Адм.,. ни в своих работах, образуют «полевую» стр;. туру и являются динамичной, подвижной сист мой, благодаря напряжению, возникающем) предикативном отношении и его проекциях.
