CC BY
88
ДОКУМЕНТЫ. СООБЩЕНИЯ
i'-i iyVv*s ¿fe ^ ¿fe ¿fe^fe
А.В. Постников УДК 930.253+913.1/913.8
ОБ ИТОГАХ ПРЕБЫВАНИЯ РОССИЙСКОЙ МИССИИ В 1841-1842 ГГ. В БУХАРЕ И О СУДЬБЕ АНГЛИЙСКИХ ЭМИССАРОВ СТОДДАРТА И КОНОЛЛИ
Приведены документальные сведения о деятельности и трагической судьбе офицеров Генерального (Королевского) штаба Великобритании — подполковника Стоддарта и капитана Конолли, выполнявших специальные политико-географические исследования в Центральной Азии (1839— 1842).
Alexey V. Postnikov
REPORT ON THE ARRIVAL OF THE RUSSIAN MISSION IN BUKHARA IN 1841 TO 1842 AND THE FATE OF BRITISH EMISSARIES STODDART AND CONOLLY
The author gives documentary data on the activities and tragic fate of the officers of the British Royal Staff Colonel Stoddart and Captain Conolly who conducted special political and geographical research in Central Asia between 1839 and 1842.
Ключевые слова: Афганистан, Ост-Индийская компания, Персия, русские и персидские невольники в Бухаре, центральноазиатская торговля, английские эмиссары.
Key words: Afghanistan, East Indian company, Persia, Russian and Persian captives in Bukhara, Central Asian trade, British emissaries.
...Членами российской миссии 1841—1842 гг. в Бухару [1; 2] было обнаружено, что у эмира в числе 700 чел. пехоты — ок. 100 чел. русских и сверх того несколько персиян и афганцев.
Значительный интерес представляют собой сведения, полученные членами миссии от английских эмиссаров Стоддарта и Конноли, также как и детали трагической судьбы этих путешественников, оставшиеся неведомыми их соотечественникам. В предварительном отчете миссии, направленном из Бухары (письмо № 413 от 14 октября 1841 г.), по этому поводу сказано следующее: «В нынешнем году возвратился в Ко-канд посланец тамошнего хана, бывший в Кон-
стантинополе; цель посольства неизвестна; — с ним выехал в ханство итальянец, искусный в литье пушек; вскоре по приезде он, было, тяжело заболел, но был вылечен доктором Великобританского агента Конолли. Последний действительно пробрался из Хивы в Ташкент, где и встречен тамошним Беклербегом с почестию и пользовался совершенною свободою, но прибыв по разрешению хана в Коканд, содержался долго в строгом заключении на своей квартире, и хотя потом получил право ходить по городу, однако с большими ограничениями; ныне, как слышно, бухарский эмир, по просьбе Конолли разрешил ему прибыть в Бухару.
Постников Алексей Владимирович, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент Европейской академии наук и академик Международной академии истории науки, главный научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН (Москва), e-mail: apostnik@ihst.ru
Сверх того Полковник Стоддарт утверждает, что Нассер-Улла отправил Великобританскому правительству посольство с предложением союза.
Товаров Английских в Бухаре немного и те дурной доброты. Русские же, хотя тоже не отличного качества, но, по свидетельству миссии преобладают на всех базарах и даже значительно вывозятся из Бухары в Персию, Кабул, Кашмир и Коканд.
Пленников наших, по замечанию Подполковника Бутенева, довольно, он надеется их выручить и просит о присылке к нему нужной суммы на содержание их в пути» [3, л. 157—157 об.].
Полковник Стоддарт в это время жил в помещении русской миссии и находился с ней «в самых дружественных отношениях». Из общения с англичаниным и из своих собственных источников русские, в частности, выяснили: «Весьма вероятно, что результатом войны будет присоединение Коканда к Бухарии, так как брат нынешнего Кокандского владельца — Султан Ма-хомед Хан, в пользу которого, по-видимому, начаты были военные действия, впал в немилость у Нассыр Уллы. Вероятность этого политического переворота подтверждается и письмом Полковнику Стоддарту Великобританского агента Ко-нолли, который пробрался в Джюзех, получил от эмира разрешение прибыть в его лагерь и, по-видимому, желает падения [кокандского хана] Мохамед-Али» [4, л. 165 об. — 166].
В своей справке «Сведения об англичанах Стоддарте и Конолли, находящихся в Бухарии» (от 13 августа 1842 г.) подполковник Бутенев, основываясь на сведениях, полученных от Стод-дарта, следующим образом объясняет причину злоключений английского полковника по прибытии его в Бухару: «Стоддарт предполагал пробыть в Бухарии не более трех месяцев. На пути в Бухару от Герата, близ Меймуны он встретил одного невольника, только что захваченного в плен и ведомого на продажу. Различными средствами, особенно настояниями и угрозами, он успел освободить его, и даже по этому случаю имел очень сильное объяснение с владельцем Меймуны, которого хотел он одними словами убедить в уничтожении невольничества и торговли невольниками в его владениях. Это обстоятельство Стоддарт считает главною причиною всех его бедствий, ибо слухи об освобождении им одного невольника скоро везде распространились и со всех сторон к нему начали сбегаться
невольники, требуя от него свободы...». И, помимо этого, «даже самый въезд его в город [Бухару] должен был произвести на бухарцев неприятное впечатление и возбудить неудовольствие хана, ибо въезжая в своем мундире, он курил в это время кальян, строго запрещённый бухарским толкованием Корана». Неблагоприятным для Стоддарта был и тот факт, что его поселили «в доме Имани-Реиса, должность эта означает чиновника, имеющего главный надзор по духовной части и за народною нравственностью; сверх того Рахман-верды был главным закятци, т.е. сборщиком таможенных пошлин... Несмотря на преклонные лета его, он был предан сладострастию в высшей степени и, сверх того, любил опиум, который он пил в разных видах и курил с табаком» [3, л. 232—234].
Незадолго до отъезда русской миссии из Бухары в судьбе Стоддарта и Конолли происходит резкий поворот, по-видимому, объясняющийся тем, что до эмира бухарского дошли сведения о сокрушительном поражении англичан в Афганистане и их изгнании из Кабула. В рапорте Бутенева от 27 января 1842 г. сообщалось следующее: «Приехавший сюда в Октябре прошлого года Английский Подполковник арестован и все имение продано с публичного торга; вместе с ним засажен вновь также и подполковник Стоддарт. Однако эмир ещё прежде их ареста, обещал мне отпустить их со мною в Россию» [3, л. 174 об.].
Судьба английских агентов интересовала российское внешнеполитическое ведомство, поэтому от членов миссии было потребовано сообщить детали об их деятельности в Средней Азии. Во исполнение этого требования руководитель миссии подполковник Бутенев в своем письме Нессельроде от 9 мая 1842 г. (№ 390) сообщил следующее:
«Милостивый государь, граф Карл Васильевич.
В дополнение к отношению моему от 9 мая за № 385, честь имею сообщить Вашему Сиятельству некоторые подробности относительно арестования в Бухаре Полковников Стоддарта и Конолли.
Последний еще из Коканда писал Стоддарту о желании своем проехать в Бухару. Стоддарт показал это письмо Эмиру, и Носсер-Улла, из-вестясь, по слухам, что советы Конолли были главною причиною военных неудач Бухарцев в Коканде, рад был случаю отомстить ему за это, а потому скрыв свое негодование, поручил Стод-
дарту пригласить его соотечественника. В первые дни после приезда последнего с ним обошлись очень ласково и даже назначили содержание по 4 тилля в сутки; но вскоре представился Эмиру случай сбросить личину, а именно: получено было из Кабула письмо Хану от Пальмер-стона, в котором последний извещал Носсер Уллу о готовности Великобританского Правительства предать забвению проступки Хана и что Генерал-Губернатору Восточной Индии уже предписано отправить в Бухару уполномоченного агента. Вместе с этим письмом дошло до Хана первое известие о потерях англичан в Кабуле. Слух этот придал Эмиру смелость, сделав вид, что он обижен получением письма от Английского Визиря, а не от самой Королевы. Хан объявил Конолли и Стоддарту, что должен признавать их не дипломатическими лицами, но шпионами, вследствие чего приказал обоих заключить в тюрьму, а имущество их продать с публичного торга.
При этом погибли драгоценные географические сведения, собранные Конолли, и все результаты астрономических наблюдений его.
Покорнейше прошу Ваше Сиятельство принять уверения в совершенном моем почтении и преданности.
Василий Бутенев» [3, л. 180, 181].
Миссия Бутенева выступила из Бухары в обратный путь 8 апреля 1842 г. Приходится признать, что практически по всем внешнеполитическим позициям она не имела успеха. В рапорте Бутенева Перовскому от 15 апреля 1842 г. сообщается: «Относительно заключения трактата Эмир отвечал, что если Государь Император прежде его подпишет сей трактат и пришлет к нему в Бухару с отправляющимся в Россию Бухарским посланцем, то и Эмир утвердит его. Касательно отпуска русских из Бухарии Эмир обещает отослать их всех обратно в Россию, как скоро будет заключен акт. Понижение таможенных пошлин Эмир обещает произвести в таком случае, когда прежде того таможенные пошлины будут понижены для бухарских купцов в России. Наконец об англичанах Визирь объявил, что они подали Эмиру письмо, в котором писали, что их королева желает быть в дружбе с Бухариею, почему Эмир написал сам письмо королеве, и когда получится ответ ее, то их обоих отпустят из Бухары прямо в Англию...» [3, л. 263—263 об.].
С Бутеневым не были отпущены даже трое престарелых свободных русских... «Несообраз-
ность и даже неприличие поступков и ответов Бухарского владельца Бутенев предписывает тому, что он возгордился прошлогодними успехами своими над кокандцами и мечтает лишь о совершенном завоевании Коканда и о принятии титула Падишаха Туркестанского» [3, л. 170].
Несмотря на явную неудачу в выполнении внешнеполитических задач, возлагавшихся на миссию Бутенева, рассмотренные выше материалы этой экспедиции и деятельность всех её членов российским правительством были оценены весьма высоко. Бутенев был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени и 400 червонцами, Богословский — орденом Св. Станислова 3-й степени и 200 червонцами, Николай Ханыков «Все-милостивейше пожалован» 400 червонцами. Ун-тер-шихтмейстер Козлов получил 120, а находившиеся под его началом мастеровые — по 60 руб. [3, л. 305—387 об.]. Переводчик Костроми-тинов, возвратившийся «к прежней своей должности по преподаванию восточных языков» в Оренбургском Неплюевском военном училище, был произведен в чин коллежского регистратора [3, л. 471]. Топограф Яков Яковлев награжден 75 руб. [3, л. 452]. Не были забыты и нижние чины: урядник Уральского казачьего войска Василий Ротнов и казаки конвоя Михаил Зверев, Иван Чираков, Елистрат Мордовин, Демид Сосновцов, Мукш Мукуканов, Ларь Аристов, Егор Лоботрясов, Михаил Алферов и Иван Морковцев получили по 60 руб. каждый. Такие же награды получили чучельники — урядник Оренбургского казачьего войска Скорняков и казак Волженцов [3, л. 294, 295, 297]. Киргизы — «Таминского рода Давлет-Гильдинского отделения Мал-Гиль-ды Утепов» награжден золотой медалью и «Чак-линского рода Джанклычского отделения Ходжа Берген Джантуаров» — серебряной медалью на «Анненских лентах» [3, л. 295].
Если сотрудники миссии Бутенева были вознаграждены за их работы в Бухаре, то недовольство российских властей внешнеполитическими результатами посольства нашло яркое выражение по отношению к следовавшему с Бутеневым в Россию бухарскому посланнику Худояр-Беку. Император Николай I, разгневанный полным пренебрежением бухарского хана к требованиям российского посланника, не только не принял Худояр-Бека, но даже запретил ему ехать из Оренбурга в Санкт-Петербург. Бухарский посланник пробыл в Оренбурге до 4 февраля 1843 г. и
отправился в Бухару без каких-либо результатов [5, л. 87].
Полный аналитический обзор деятельности Конолли и Стоддарта в Центральной Азии был представлен российскому правительству в подлинной справке Ханыкова, обнаруженной нами в Архиве внешней политики Российской империи [6, л. 213—219]1. В справке Ханыкова сообщалось следующее:
«В 1838 году Английское Правительство, желая иметь верные сведения о политическом состоянии Туркестанских владений, прилежащих к Афганистану, отправило подполковника генерального штаба королевской службы в Бухару. Стоддарт, обративший на себя внимание покойного короля удачным исполнением возлагаемых на него поручений в Новой Голландии, Зеландии и Канаде, был помещён по личному желанию короля, господином Эллисом, военным секретарём вверенной ему миссии, с коею прибыл он в Персию и оставался там неотлучно до 1838 года. В последнее время занимался он обучением персидского войска, что и дало ему повод сопровождать шаха в поход противу Герата, где он находился во всё время осады; при окончании её, когда господин Мак-Ниль решился оставить лагерь Шаха, он получил от него инструкцию, 1000 бухарских тилль (14350 рублей ассигнациями) и предписание ехать чрез Мейману в Бухару, с тем, чтобы пробыв там 3 месяца возвратиться в Лондон либо чрез Россию, либо чрез Индию. Тайной целью миссии состояла, сколько мне кажется в том, чтобы, как мы выше заметили, узнать настоящее положение Среднеазиатских владений, близких к Афганистану, видимая же цель состояла, во-первых, в склонении владетеля Мей-мана МизробХана, прекратить торг персидскими невольниками и, во-вторых, освободив русских пленных, заключить с Бухарским эмиром дружеский трактат. Первое ограничилось неуспешными представлениями с его стороны, как самому Мизроб Хану, так и сыну его, главному начальнику отрядов, разоряющих северо-восточные границы Персии; второе же удалось ещё меньше. Он прибыл в Бухару 2 дня до праздника Рамазана; ему выслали Михмандара и отвели небольшую квартиру подле дома Махзум Берды Раиса, бывшего тогда первым
сановником Ханства. Стоддарт почёл нужным немедленно по прибытии съездить к Реису для передачи ему писем, данных ему Мек-Нилем на имя Хакима Куш Беги, известие о падении коего ещё не достигло Герата во время отправления Стоддар-та; это весьма оскорбило Реиса, однако он принял письма, хотя холодно, но довольно учтиво; на другой день Стоддарта снова потребовали к нему; но он отозвался, что не может на это согласиться, пока Реис сам не посетит его, как этого требуют обычаи его отечества; Мохзум Берды немедленно к нему приехал, но тут тон его сделался уже гораздо грубее, потому что первое слово его было: знает ли Стоддарт, что он убил всех врагов Эмира, желая тем дать почуствовать, что и ему легко подвергнуться той же участи, если он попадёт в эту категорию. Следующий день, т.е. в первый день Рамазана, Михман Дар объявил Стоддарту, что Эмир желает его видеть и что ему надобно будет приехать на Регистан и там, спешившись ожидать прибытия Эмира из мечети; Стоддарт от этого положительно отказался, заметив, что таких знаков почтения в его отечестве не оказывают и своему Государю и что следовательно он не может этого исполнить, что он скорее решится идти пешком на Регистан; а раз он доедет туда верхом, он добровольно не сойдёт с лошади перед Эмиром. Михмандар доложил об этом Реису и возвратился с разрешением сего последнего отпустить Стоддарта на встречу к Эмиру верхом; таким образом он отправился в сопровождении небольшой свиты, привлекая всеобщее внимание своим красным мундиром, а ещё более тем, что он въехал на Регистан, один из всех находившихся там, остановился ожидать верхом проезда Эмира. Эмир, возвращаясь из мечети, долго смотрел на Стоддар-та, который держал всё это время руку, приложенную к шляпе, не оказывая никаких других знаков почтения. Эмир, лишь только въехав во дворец, выслал к нему Мяхрема спросить у него, зачем он не сошел с лошади, и Стоддарт опять заметил, что это не английское обыкновение и что он не хочет и не может отступить от него; в ответ на это Эмир приказал ему сказать, что он очень им доволен и просит его к себе. Стоддарта привели во дворец и поставили в коридоре, ведшем в арзя
1 Впервые опубликована в приложении к монографии Постникова A.C. «Становление рубежей России в Центральной и Средней Азии (XVIII—XIX вв.). Роль историко-географических исследований и картографирования» / под общ. ред. и с предисл. акад. В.С. Мясникова. — М.: Памятники исторической мысли, 2007. — 462 с.: илл.
хане, заставив его здесь подождать довольно долго. Эмир выслал к нему Шихаула (церемониймейстера) для введения в приёмную залу; по узбекскому этикету обыкновенно два человека поддерживают под локти того, кто представляется Эмиру; но Стоддарт вообразил, что здесь, подобно тому, как некогда существовало в Турции, представляемого быстро подводили к Султану и, преклонив его, заставляли целовать руки его, решился во чтобы то ни стало спасти подполковника of the Royal Staff от такого унижения и, оттолкнув своих вожатых, рванулся вперёд, но тогда Шихаул бросился на него и стал ощупывать его грудь, вероятно подозревая, что Стоддарт имеет при себе какое-нибудь оружие, могущее быть опасным Правителю Правоверных, освободившись от этого досмотра силою же, Стоддарт вошёл к Эмиру. Здесь сделал он новую неловкость по причине незнания придворных обычаев благородной Бухары; обыкновенно при выезде Эмира из дворца или при въезде его в оный, равно как при следовании его по улицам и представлении ему нового лица, все присутствующие мусульмане, по возгласу Шихаула, или одного из Удайги — «молитесь об Эмире», начинают кричать краткую молитву в честь правителя правоверных. Стоддарт же понял, что слова молитвы об Эмире относились к нему, и, протянув руки перед собою, по мусульманскому закону, стал причитывать Эмиру все возможные блага; Насер-Улла, несмотря на весь комизм этой сцены, выслушал молитву его с большим вниманием, с произнесением при окончании оной «Аллаху окбарь», погладил свою бороду и принял от Стоддарта письмо; сей последний воспользовался этим случаем, чтобы довести до сведения Эмира, что кроме письма у него есть и словесные поручения, для сообщения коих он будет ожидать приказаний его. Насер Улла сказал ему, что об этом он поговорит с ним после, теперь же приглашал его отдыхать от дороги; конец этого дня и почти весь следующий Стоддарт занимался собранием сведений о числе русских невольников, об их именах и месте жительства.
Вечером второго дня Рамазана, Михмандар объявил Стоддарту, что Реис желает его видеть, чтобы ему сообщить кое-какие приказания Эмира, он хотел было одеваться, т.е. переменить сюртук, бывший на нём, на мундир, но Михмандар заметил ему, что это будет лишняя потеря времени, которая огорчит Реиса, потому что тот спешит в Кагатан для встречи русского каравана, вследствие чего Стоддарт [пошёл] к Реису как был;
войдя во двор, находившийся перед Михман Ханне (гостинной), он заметил там с некоторым удивлением присутствие 12 человек, видимо смущённых; но удивление это скоро дало место страху, когда он почувствовал, что они бросились на него и, схватив его за плечи сзади, связали ему руки, повалили на пол и крепко держали, чтобы он не мог пошевелиться; в это время двери Михман Хане растворились и оттуда вышел Реис, с большим ножом в руках, Стоддарт, думая, что последний час его пробил, произнёс по-персидски «да простит Вам Бог ваши грехи» и спокойно ожидал смерти. Реис подошёл к нему и, уперши острие ножа в грудь его, долго стоял, не произнося ни одного слова и не покидая его глазами; наконец он стал его бранить, называя: шпионом, человеком, хотевшим купить Бухару, и т.д., потом ещё раз грозился убить, несколько раз замахивался ножом и, ничего не сделав, приказал его унести. Когда Стоддарта вынесли, было уже совершенно темно, сырая дождливая погода, молчаливое шествие людей, его несших по пустынным улицам, свет факелов, взятыа некоторыми из его провожатых, всё это вместе, по собственному его признанию, навело на него такой ужас, что он стал просить, чтобы его лучше зарезали здесь, на улице, что это для них всё равно, а его избавят они от лишних мучений; Бухарцы засмеялись и сказали «ты верно знал, что тебя не убьют, а то бы не был так спокоен»; это действительно его несколько успокоило, но не надолго, потому что скоро они принесли его в совершенно тёмную комнату и, бросив на холодный каменный пол, вышли и заперли двери несколькими замками. Не прошло 2-х часов, как Стоддарт услышал, что дверь его темницы открылась, вошёл человек, тщательно закрывавший лицо своёхала-том, в сопровождении нескольких других, несших зажжённые сальные свечи, и сел против него на маленьком возвышении. Большие чёрные глаза вошедшего и сходство в росте дали Стоддарту мысль, что это был сам Эмир; тем более он склонен это думать, что все присутствовавшие относились к вошедшему с полузакрытым лицом с большим раболепством; Стоддарт, приподнявшись кое-как, стал на колени, потому что совершенно подняться не мог и начал ему говорить, что он сделал дурно, заточив человека, приехавшего к нему с дружелюбными предложениями, что если бы он не хотел его принять, то лучше воротил бы его с дороги; а если опасался его по приезде в город, то приказал бы ему немедленно выехать и т.д. Молчали-
вый пришелец выслушал внимательно речь Стод-дарта и, открывшись сказал: «хорошо я передам слова Ваши Эмиру», и вышел, оставив его в недоумении, кто это был и зачем приходил к нему; впоследствии же узнал он, что это был Мир-Шаб, подосланный Эмиром, чтобы узнать, какое действие имело распоряжение его над Стоддартом. В ту же ночь перенесли его в «захдони ломки» [?], состоящее, как мы имели случай заметить в описании Ханства, из сухого колодца сажени в три глубиной, на дно коего опускают преступников и через то же отверстие подают им хлеб и воду. Тут нашёл Стоддарт трёх человек, посаженных сюда за кражу и разбой, из коих один сидел тут уже несколько лет. На другой день после заточения его в яме спустился туда палач с приказом Эмира убить его, если он не примет мусульманство, и он решился его принять, думая, что это сколько-нибудь облегчит его положение; но оно от этого нисколько не улучшилось, более двух месяцев провёл он в этом подземелье, и оно оставило ему о себе вечное воспоминание, поразив тело его ужасным ревматизмом; оттуда был он перевезен к Мир-Шабу и содержался под строгим караулом, тут Эмир посылал к нему мулл для наставления его в Законе и тут же узнал он, что все вещи его отняты Эмиром, бумаги большею частью уничтожены, а инструменты и платья проданы, и что причина его заточения была та, что Реис уверил Эмира в подложности представленных им писем и в том, что он приехал в Бухару для одного шпионства и предательства. В течение 1839 и 1840годов он был два раза заключаем в темницу, хотя уже не в темницу, хотя уже не в яму. Первый раз эмир не объяснял причину заточения, во второй же он отозвался боязнью, чтобы не убежал в Хиву, где в это время находился [английский] капитан Шекспир, и по просьбе которого Алла Кул требовал выдачи Стоддарта; после третьего заточения Эмир взял его во дворец, поручив надзор за ним Достархи Абдул Халику. Тут Стоддарт жил несколько повольнее, хотя все-таки находился под строгим присмотром и должен был терпеть обиды от всякого, кто хотел его обижать; это и прежние его страдания сделали то, что, несмотря на крепкое своё сложение, он впал в сильную горячку; люди Достерханчи обрадовались, что он не может ходить и, следовательно, не может и жаловаться на них, перестали вовсе приносить ему пищу, и, таким образом, он наверно бы умер с голода, если бы Махзута Джунейт, доктор Эмира, посланный
сим последним к Стоддарту, не стал [кормить] его умеренной, но здоровой и всякой день выдаваемой пищей. Более 6месяцев не мог он оправиться от болезни; наконец он выздоровел и Эмир отдал его на руки Наиба Абду Самята. Здесь Стоддарт, как сам он признаётся, был свободнее чем где-либо; потому что Наиб, конечно за деньги, доставил ему возможность писать в Кабул и получать ответы; но и тут жизнь его была несколько раз в опасности, потому что он замечал неоднократно, что Наиб хотел его отравить; но удерживался от этого надеждами, которые Стоддарт ему подавал на новые денежные выгоды. В эту эпоху Эмир, по-видимому, совершенно помирился со Стоддар-том, беспрестанно оказывая ему знаки своего внимания, т.е.: заставляя наводить для себя амальгаму на зеркала, делать термометры, выдумывать свечи, горящие без дыма и т.д.; даже при отправлении Муллы Муким Бия он спросил его, не хочет ли он ехать в Россию, впрочем трудно думать, что вопрос этот был чистосердечен, потому что Эмир скоро изменил своё желание, получив от Стод-дарта странный ответ, что он с охотою поедет, но в таком случае Английское правительство не почтёт себя удовлетворённым (последняя фраза в документе отмечена на полях рукописи красной чертой. — А.П.). Сверх того в это время Эмир получил письмо из Константинополя с печатью Султана Абдул Меджида, в котором султан склонял его к освобождению Стоддарта и к отправке его в Константинополь; все обстоятельства вместе взятые побудили Эмира написать Английской королеве письмо, в котором он, как я слышал, спрашивал примирится ли она с ним, если он освободит Стоддарта. В 1841 году, когда письмо, писаное нами с Сыр-Дарьи визирю Абдул Калику, пришло в Бухару, Эмир громогласно говорил всем, что он отпустит Стоддарта и русских пленных с русским посланником, и в самом деле, вскоре после нашего приезда он возвратил Стоддарту книги и некоторые из вещей его, например, шпагу, треугольную шляпу и т.д. На другой день после моего отъезда из Бухары, т.е. 31 августа, подполковник Бутенев имел в первый раз случай видеть Стоддар-та у Ниаба, и вскоре затем были переданы ему письма, отправленные с нами на его имя, когда же Эмир поехал в поход против Коканда, то приказал Стоддарту явиться к русскому посланнику и жить у него. Достарханчи хотел было этому воспрепятствовать и оставить его у себя, и когда Мирза Зекерия, бывший тогда старшим закятчи, потре-
бовал его вечером того дня во дворец, он побледнел и почти со слезами на глазах просил господина Бутенева не отпускать его, говоря, что его там убьют; господин Бутенев старался его успокоить и для большей верности отправил с ним во дворец переводчика Миссии, коллежского регистратора Ко-стромитинова, приказав ему не выезжать из дворца пока ему не отдадут Стоддарта; твердое поведение господина Костромитинова и неоосновательность желания визиря было причиною, что господин Стоддарт был возвращен и находился в доме Миссии до 30 октября, когда по просьбе Наида Эмир приказал ему снова отправиться на жительство в Азизабад, где был помещен и соотечественник его Артур Конолли.
Артур Конолли поступил на службу Индейской компании в 1830 году (отмечено на полях красной чертой. — А.П.) в 21-ый полк легкой Бенгальской кавалерии; совершив пред тем путешествие из Лондона в Калькутту через Россию, где он имел счастье представляться Государю Императору на параде, бывшем по случаю заключения мира с Турками; через Персию и Афганистан в Кабул пришёл он с английскими войсками, и в конце 1840 года был отправлен в Хиву, вместе с афганским посланником, коему было поручено передать поклон Шаха Суджи, Алла Куян Хану. Истинная цель его поездки состояла, вероятно, в желании Английского Правительства поддерживать сношения, начатые капитанами Абботом и Шекспиром, равно, как кажется, ему поручено было узнать, чистосердечно ли отказалась Россия от повторения Хивинской экспедиции после выдачи пленных, или это маска, скрывающая приготовления к завоеваниям. Нам же Конолли говорил, что он послан был посредником между хивинцами и персиянами в деле о выдаче пленных, и, хотя ни та, ни другая сторона не просила посредничества англичан, они, по словам Конолли, решились это сделать сами от себя, понимая, как важно для них спокойствие Туркестана. Бухарские купцы, проведшие зиму с 1840 на 1841 год в Хиве, сказывали мне, что Конолли склонял хивинского хана на войну с Эмиром (подчеркнуто красным цветом. — А.П.) для того, чтобы освободить Стоддарта; впрочем это так неправдоподобно, что я привожу это мнение только потому, что оно некоторым образом имело влияние на судьбу его в Бухаре. Успех его в Хиве был ничтожен, хан не согласился на его совет выдать персиян и, как сам Конноли говорил, он остался доволен и тем, что с ним обращались вежливо и не
мешали ему делать, что он хочет. Весною 1841 года отправился он в Коканд в сопровождении хивинского посланника; тут же кажется он решительно не имел никакого поручения, кроме того, чтобы собрать сведения о прилежащем к этому ханству Китайском Туркестане. Хивинский же посол ездил к Муххаммяд Гали с требованием уступки половины Ак-Мяеджиди, по крайней мере так говорили Киргизы на Куван Дарье; сам Конолли объясняет свою поездку тем, что он встретил в Хиве одного значительного Кокандца, с которым он познакомился ещё в Константинополе, куда тот был отправлен посланником от Муххамяд Гали, и который пригласил его посетить своё отечество. Татарские купцы, находившиеся в Ташкенте во время проезда Конолли чрез этот город, сказывали нам, что Мяшкарь Куш-Беги, правивший тогда этим городом, оказал ему самый ласковый приём; но в Коканде его приняли довольно сурово, сначала заперли его в особом, для него отведенном доме и впоследствии, хотя и позволяли выходить, но содержали его под строгим присмотром. Когда он узнал о намерении Бухарского эмира идти войною на Коканд, то он решился испросить у него позволения проехать в Афганистан через его владения; главная же цель его была, как кажется, сменить Стоддарта в Бухаре, в отпуске коего с нами никто не сомневался, и о чём, вероятно, сам Стод-дарт ему писал. Стоддарт сообщил о письме Конолли Эмиру, и тот, давно желая иметь его в своих руках, потому что, кажется, был вполне уверен, что Конолли ездит во враждебные ему государства, чтобы восстановить их противу него; прислал к Стоддарту в день своего отъезда в Коканд иниатнамя на имя Конолли и другое на имя Джи-захского Губернатора, в первой он приглашал весьма благосклонно Конолли приехать в Бухару, а во второй он предписывал встретить его как посла и употребить все старания, чтобы первое из этих писем, несмотря на дурные отношения бухарцев с кокандцами, достигло рук Конолли. Джизахский губернатор должен был обещать свободу одному из своих персидских невольников за верное доставление письма Эмира к Конолли, который, таким образом, получил его и немедленно стал требовать у кокандского хана позволения выехать из его владений; пять раз Муххамед Гали позволял и запрещал ему это сделать, наконец в шестой разрешил его отпустить, но с тем, чтобы Конолли ехал на Ташкент, а не на Ходжент, боясь, что он увидит дорогу, по которой Эмир должен был следовать к
Коканду, и может быть полезен сему последнему советами. Таким образом Конолли чрез города Туркестан и Ташкент приехал в Джидзахчи, откуда написал Стоддарту письмо, спрашивая совета, что ему делать, и уведомил Эмира о своём прибытии в его владения. Эмир приказал ему явиться в свой лагерь вХоджент, и Конолли немедленно туда отправился, но там уже не застал Эмира и потому должен был следовать к местечку Мяхрем. Эмир, по приезде его в лагерь, потребовал его к себе, заставил ждать себя два часа, сидя на голой земле в особо поставленной палатке, и объявил в заключении всего, что не хочет его видеть и приказывает ему отправиться в лагерь к Наибу Абу-Самяту и следовать с сим последним в Бухару, куда он и прибыл 28 октября 1841 года. Стоддарт, находившийся тогда ещё у нас, видя, что Конолли к нему не заехал и, получив от него извещение, что в этом помешал ему Наиб Абу Самят, заметив, что это будет совершенно противно узбекским обычаям и, следовательно, весьма не понравится Эмиру, просил господина Бутенева, чтобы он, со своей стороны, сделал какое-нибудь представление, дабы доставить ему случай видеться со своим соотечественником; вследствие чего господин Бутенев поручил мне передать просьбу господина Стоддарта визирю для сообщения Эмиру, что и было на другой день исполнено, и визирь обещал не замедлить присылой ответа Эмира. Между тем Наиб, будучи весьма недоволен тем, что Стоддарт, находясь у нас, совершенно устранён от его опеки, воспользовался просьбою Конолли о выхлопотании ему позволения свидеться со Стоддартом и убедил Эмира перевести Стоддарта на жительство к нему, вместе с Конолли. В это время по Бухаре пошли слухи самые невыгодные для Конолли, например, на другой день после его приезда был у нас секретарь Эмира Миргасадык и сообщил мне, под видом глубочайшей тайны, что Конолли непременно попадет в беду и что его посадят в темницу; несмотря на это, 30 октября, т.е. в тот самый день, когда Стоддарт от нас переехал к Наибу, я встретился случайно с Эмиром во дворце и он, разговаривая со мною, обещал сам от себя непременно отпустить Стоддарта с нами в его отечество, и вообще невозможно было заметить в нём ни малейшего сердца противу англичан. 3 ноября он в первый раз позвал Конолли к себе и, хотя лично с ним не говорил и не видался, но спрашивал его через Шихаула, зачем он приехал, что намерен делать и есть ли у него письма; на другой день он снова потребовал
его и вместе с ним Стоддарта к себе и приветствовал их фразой, что таких Кафиров, каковы Инглизы, свет начинает узнавать только теперь; после этой милостивой аудиенции, они получили разрешение ехать к нам, но и тут, для большей безопасности от их действий, «исполненных соблазна», как выражались бухарцы, им придан был шпион из Мяхрамов. Конолли благодарил Бутенева и всех чиновников нашей миссии за расположение, которое они оказывали Стоддарту во время его пребывания у нас и просил настаивать на том, чтобы его скорее отправили, и отправили бы через Россию, хотя Эмир, говоря с ним, спрашивал не лучше ли его послать через Персию, и что это тем более будет приятно для Английского Правительства, что докажет всей Азии дружбу, существующую между нашими державами и даст может быть случай Стоддарту лично благодарить ТОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА за милостивое участие, оказанное ИМ к судьбе его. 8 и 10 ноября господин Бутенев имел совещание с Эмиром, и тот многократно подтверждал готовность свою отпустить с нами Стоддарта, впрочем до 16 или 17 в судьбе англичан не произошло никакой перемены; около этого же времени слухи о худом окончании пребывания Конолли в Бухаре усилились и, вероятно, вследствие этого Наиб, не желая, чтобы опала эта застала их у него в доме, причем и самому ему легко было бы подпасть гневу Эмира, представил ему, что для него обременительно содержать их на свой счёт и просил его приказать отвести им квартиру в другом месте. Эмир на это согласился и велел визирю поместить их в доме Муххамяд Шерифа Топчи Баши и отпускать им в день по 3 тилля. 20 ноября он призвал их к себе и стал упрекать Конолли в том, что он приехал к нему без писем и, вероятно, только для того, [чтобы] разузнавать Бухару и потом привести сюда войска; но, прибавил он, я посажу вас в тюрьму, и тогда пускай ваши посылают сюда солдат, вы увидите, что Узбекистан завоевать не так легко, как Афганистан; Конолли заметил ему, что он таким мнением обижает Английское Правительство, что если он приехал к нему, то это единственно потому, что ему не было другой дороги для возвращения в отечество и что Английское Правительство так сильно, что не имеет причины действовать обманом и, когда представители его уверяют Эмира в дружбе, то он должен быть уверен, что они излагают искренние мысли своего правительства; впрочем слова эти мало подействова-
ли на Эмира и он, окончив аудиенцию свою в том же тоне, как и начал, отправил их к Шихаулу, где они, по собственному своему признанию, привезли Стоддарту письмо от Лорда Пальмерстона в ответ на то, которое Эмир послал Королеве в 1840 году. В нём Лорд Пальмерстон предписывает Стоддарту сообщить Эмиру, что Королева желает забыть неудовольствие, возникшее между ними по поводу задержания её подданного и что с отпуском Стоддарта должна восстановиться дружба между Англией и Бухарой, для поддержания коей Королева приказала Тубернатору ОстИндский английских владений, как ближайшему к Бухаре доверенному лицу Правительства войти в сношения с Эмиром посылкой к нему агента. Стоддарт сообщил это письмо в подлиннике Эмиру и перевёл его письменно по требованию сего последнего; вначале он принял этот ответ довольно благосклонно, потом же объявил англичанам, что он им не доволен, потому что это писал визирь, а не Королева и что оно писано по-английски, а не по-персидски, что и заставляет думать, что смысл его выдуман ими самими; с тех пор отношения их становились всё хуже и хуже, особенно после того, как пришло известие о побиении англичан в Кабуле и о смерти Берн-са. 4 декабря он приказал Афганскому послу выехать из Бухары, а через неделю после того велел его задержать в Карши и, воротив в Бухару, посадил его в тюрьму; а 8 декабря 1841 года, призвав Стод-дарта и Конолли во дворец, посадил их под караул в доме топчи-баши; вещи их были распроданы на базаре, а бумаги и книги, писаные на Европейских языках, были сожжены. Долго не имели мы о судьбе их положительных сведений, наконец, дней 45 или 50 после их заточения им удалось переслать господину Бутеневу письмо, в котором они описывают ужасное своё положение, требование, чтобы Конолли дал за себя 2000 тилль выкупа, от чего он, равно как и от принятия мусульманской веры, предлагаемой ему Эмиром, решительно отказался; в этом же письме сообщали они, что нашли случай писать из темницы господину Мак-Нилю в Тегеран. При прощании визирь объявил господину Бутеневу, что Эмир по благосклонности своей Англичан не отпускает с нами, ожидая положительнейших сведений из Кабула и ответа на новое письмо, которое он направил через Мешед Королеве. Это, очевидно, причины пустые, главная же цель его, сколько мне кажется, состоит в том: чтобы продержать их несколько
времени у себя в виде аманатов [заложников] на случай каких-нибудь враждебных действий англичан против Бухары, и когда он успокоится на этот счёт, то нет сомнения, что он их умертвит, чтобы они не смогли рассказать своим соотечественникам, что видели и что терпели у него в плену.
Титулярный советник Ханыков.
7 августа 1842 года».
Как было впервые установлено английским путешественником и проповедником Джозефом Вулфом, предположение Ханыкова о судьбе Стоддарта и Конолли было абсолютно верным: в июне 1842 г. оба английских офицера были казнены в Бухаре [7]. Естественно, что преподобному Вул-фу рассмотренные нами выше русские документы о Стоддарте и Конноли не были известны.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. Постников A.B. Цели и задачи российской миссии 1841—1842 гг. в Бухару // Проблемы востоковедения. - 2012. — № 3 (57). — С. 82—86.
2. Постников A.B. Прибытие российской миссии в 1841 г. в Бухару: сбор первых историко-географи-ческих источников // Проблемы востоковедения. — 2012. — № 4 (58). — С. 81—86.
3. Архив внешней политики Российской империи (далее АВПРИ). Ф. СПб. Гл. Арх. 1-5. Оп. 4, 1840— 1846 гг., № 3: Об отправлении полковника Бутенева в Бухарию и о пребывании его там.
4. АВПРИ. Ф. СПб. Гл. Арх. 1-5. Оп. 4, 1840— 1846 гг., № 3: Об отправлении полковника Бутенева в Бухарию и о пребывании его там. — Из письма Перовского Нессельроде от 21 декабря 1841 г. за № 43.
5. АВПРИ. Ф. СПб. Гл. Арх. 1-5. Оп. 4, 1842 г. № 2: Об отправлении в Хиву подполковника Данилевского.
6. АВПРИ. Ф. СПб. Гл. Арх. 1-5. Оп. 4, 1840— 1846 гг., № 3: Об отправлении полковника Бутенева в Бухарию и о пребывании его там. — Справка Ха-ныкова об английских агентах Стоддарте и Конолли (автограф); подписана 7 августа 1842 г., получена МИД-ом России за № 2286, 9 августа 1842 г.
7. Rev. Joseph Wolff (1795—1862). Narrative of a mission to Bokhara, in the years 1843—1845, to ascertain the fate of Colonel Stoddart and Captain Conolly. — London: J.W. Parker, 1845 (first and second (revised) edition both came out in 1845).
