CC BY
23DOI: 10.24412/2076-1503-2022-6-20-26 NIION: 2018-0076-6/22-729 MOSURED: 77/27-023-2022-6-928
НАДИН Алексей Николаевич,
Студент 5 курса
Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) e-mail: alex.nadin00@gmail.com
SPIN-код: 9413-9378, AuthorlD: 1077576
ОБ ИСХОДНЫХ НАЧАЛАХ ЮРИДИКО-СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИИ И ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО
ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Аннотация. В данной статье представлен анализ некоторых противоречий, возникающих между наднациональным правозащитным институтом и национальным органом конституционной юстиции. Исследуются нормы конституционного и законодательного регулирования, юридическая аргументация, используемая Конституционным Судом России, при разрешении вопроса о возможности исполнения решений межгосударственных органов (международных судов). По мнению автора, не следует ставить знак равенства между такими категориями, как основы конституционного строя и «основы публичного правопорядка», последнее имеет большее содержательное и смысловое значение. Наряду с этим, рассматривается точка зрения о необходимости обеспечения более гибкого подхода в области взаимодействия правопорядков, который, в частности, может выражаться в виде закрепления в международных правовых актах статуса частичного исполнения решений уполномоченного органа. Представленная позиция также будет способствовать повышению авторитета международных договоров и органов, компетентных к применению данных положений.
Ключевые слова: Конституционный Суд России, ЕСПЧ, суверенитет, основы публичного правопорядка, исполнение решений, конфликт правопорядков.
ON THE INITIAL PRINCIPLES OF THE LEGAL AND SOCIAL CONFLICT BETWEEN THE CONSTITUTIONAL COURT OF RUSSIA AND THE EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
Annotation. The article presents an analysis of some contradictions between the supranational human rights institution and the national body of constitutional justice. The author examines the norms of constitutional and legislative regulation, the legal argumentation used by the Constitutional Court of Russia when resolving the issue of the possibility of enforcing decisions of interstate bodies (international courts). According to the author, one should not put a sign between such categories as the foundations of the constitutional order and the "foundations of public order", the latter has a greater content and semantic significance. The point of view is considered on the need to provide a more flexible approach in the field of interaction of legal orders, which, in particular, can be expressed in the form of fixing in international legal acts the status of partial execution of decisions of the authorized body. The position presented will also contribute to enhancing the authority of international treaties and bodies competent to apply these provisions.
Key words: Constitutional Court of Russia, European Court of Human Rights, sovereignty, fundamentals of public order, enforcement of decisions, legal systems conflict.
Одним из проявлений суверенной воли дарственных объединениях и заключение соот-государств как членов мирового сооб- ветствующих соглашений (договоров), налагаю-щества является участие в межгосу- щих на них определенные обязательства.
NADIN Alexey Nikolaevich,
5th year Student Kutafin Moscow State Law University (MSAL)
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
Детерминированность конституционных изменений 2020 года1 обусловлена необходимостью пересмотра историко-социального контекста, в рамках которого была принята Конституция России 1993 года (далее - Конституция РФ)2. Исключительно масштабные изменения произошли за почти тридцатилетний период не только в внутригосударственной сфере, но и в рамках глобального сообщества и межгосударственных объединений, роль которых значительно трансформировалась в современном мире.
Представляется, что модернизация конституционного текста в области взаимодействия с наднациональным правопорядком вызвана не столько позитивными тенденциями развития межгосударственных отношений (например, укрепление сотрудничества государств, изменение структуры и содержания международных отношений), сколько негативными последствиями их взаимовлияния, выражаемые, в частности, в обострении элемента конфликтности в системе международных отношений, формировании попыток неправового воздействия на государственные институты [7, с. 120].
Участие Российской Федерации в межгосударственных отношениях и заключение договоров безусловно не означает отказа от государственного суверенитета. Интеграция в различные объединения осуществляется государством при условии соблюдения конституционно значимых ценностей (ст. 79 Конституции РФ).
Общепризнанные принципы и нормы международного права являются составной частью российской правовой системы. В том случае, если международным договором установлены иные правила, чем те, что предусмотрены законом, то применяются правила международного договора. Однако, данная позиция не может являться основанием для необходимости приведения национальной Конституции в соответствие с требованиями международных актов, так как имплемента-ция международных стандартов и правил возможна лишь при условии соблюдения высшей юридической силы Конституции в российской правовой системе, на что неоднократно указывал Конституционный Суд России3.
1 Закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 №1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» // Российская газета. № 55. 16.03.2020.
2 Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г (с изм., одобренными в ходе общероссийского голосования 01 июля 2020 г). URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения 10.07.2022).
3 Абзац 2 пункта 2.2 Постановления от 14 июля 2015 г № 21-П «По делу о проверке конституционности
Несомненно, что позиции наднациональных органов не могут быть приняты в качестве истины в последней инстанции. Как верно замечает Я.С. Кожеуров: «международный суд не может приказывать государствам, он должен брать своей убедительностью, выверенностью, если надо — дипломатичностью своих решений, выстраивая баланс между необходимостью защиты общеевропейского правового пространства и европейских ценностей и особенностями каждого члена европейской семьи» [9, с. 51].
Следует признать, что проблема допустимости исполнения решений межгосударственных органов (международных судов), имеет характер «юридического парадокса», учитывая, что в рамках международного права государство, являющееся участником соответствующего международного договора и, не исполнившее решение компетентного органа, уполномоченного действовать в соответствии с данным соглашением, будет признано субъектом, нарушающим правила поведения, предусмотренные данным документом [4, с. 19-22].
Тем не менее в рамках национальной правовой системы государство действует в качестве суверена и самостоятельно определяет допустимые пределы воздействия внешних субъектов на механизм государства и отношения, складывающиеся в данном обществе.
Среди основных причин неисполнения решений межгосударственных органов, как правило, выделяют концептуальное несовпадение позиций судей национальных и наднациональных юрисдикционных органов, отсутствие полной определенности в вопросах правовой природы, места и значения решений межгосударственных органов в отечественной правовой системе, а
положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // Вестник Конституционного Суда РФ. № 6. 2015; Абзац 2 и 3 пункта 4.2 Постановления Конституционного Суда РФ от 19.04.2016 № 12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. № 5. 2016.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
также наличие у государств-членов соответствующих объединений обоснованных претензий к решениям, выносимым наднациональным органом (к примеру, политизированный характер соответствующих решений) [8, с. 19-20].
В связи с этим, на Конституционный Суд возложены обязанности по осуществлению проверки правильности понимания наднациональным органом отечественных конституционных норм. Данные полномочия закреплены в п. «б» ч. 5.1 ст. 125 Конституции России и главах X 111.1 и ХШ.2 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее - ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»). В конечном итоге, они сводятся к тому, что позиции наднациональных органов (межгосударственных судов и иных органов), основанные на истолковании положений международных договоров, не требуют безусловного исполнения, а составляют часть диалога правопорядков и должны «приниматься во внимание» российскими правоприменительными органами (подход, использованный английскими судами при рассмотрении дела Херста1) [6, с. 45-46].
Стоит обратить внимание, что ранее соответствующие положения ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» (глава ХШ.1 в ред. от 14.12.2015 № 7-ФКЗ) распространяли свое действие только на решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека.
В связи с этим, в научной среде выдвигалось обоснованное утверждение о наличии узкого подхода при формулировании соответствующих положений закона (в данной ситуации они имели первоочередную направленность на разрешение конфликта с Европейским судом по правам человека (далее - ЕСПЧ)) [3, с. 25-26], что не могло обеспечить защиту государственного суверенитета в полной мере (например, от решений юрис-дикционных органов ВТО или Гаагского третейского суда, вынесшего против России решение по так называемому «делу бывших акционеров ЮКОСа» на сумму 50 млрд. долларов).
В рамках аргументации своих правовых позиций по делам о разрешении вопроса о возможности исполнения решений межгосударственных органов, принятых на основании положений международных договоров РФ в их истолковании, противоречащем Конституции РФ (Постановления от 14.07.2015 № 21-П, от 19.04.2016 № 12-П, от 19.01.2017 № 1-П), Конституционный Суд России активно использует такой неотъемлемый качественный признак государства, как суверени-
тет2, а также его экономическую составляющую, включающую финансовую, энергетическую, ресурсную и промышленно-технологическую независимость [2, с. 183-228].
Действительно, суверенитет государств-участников соответствующих международных договоров в соотношении с основными положениями национальной Конституции (концепция национальной конституционной идентичности), фактически, являются ключевыми юридическими аргументами в системе аргументации органа конституционной юстиции. Также зарубежный опыт демонстрирует, что отказ от исполнения решений межгосударственных органов может быть обоснован наилучшей реализацией защиты прав и свобод человека на внутригосударственном уровне3.
Между тем, судами применяются и неправовые (в частности, политические) аргументы, которые, на наш взгляд, являются дополнительным средством обоснования рациональности выносимых решений и по отношению к правовым аргументам имеют субсидиарный характер [11, с. 111114].
Однако, стоит понимать, что «суверенитет есть не безграничность, а способность юридически не связанной внешними силами государственной власти к исключительному самоопределению, а потому и самоограничению путем установления правопорядка, на основе которого деятельность государства только и приобретает подлежащий правовой квалификации характер» [5, с. 463].
С государственным суверенитетом, на наш взгляд, тесно связана такая категория, как «основы публичного правопорядка», нашедшая закрепление в п. «б» ч. 5.1 ст. 125 Конституции России.
По мнению некоторых исследователей, неопределенная конституционная формулировка «основы публичного правопорядка» приравнивается в статье 104.7 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», устанавливающей пределы проверки, к основам конституционного строя России, что, в результате, порождает правовую неопределенность и
1 Hirst v. the United Kingdom. Application no. 74025/01. Judgment of the ECHR from 06.10.2005.
2 Абзац 4 и 7 пункта 2 Постановление Конституционного Суда РФ от 19.01.2017 № 1-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского Суда по правам человека от 31 июля 2014 года по делу «ОАО Нефтяная компания ЮКОС против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. № 2. 2017.
3 Постановление Федерального конституционного суда ФРГ от 14.10.2004 по делу 2BvR 1481/04 (BVerfGE 111, 307) об исполнении Постановления ЕСПЧ от 26.02.2004 по делу Гёргюлю ^огдШи) против Германии; Постановления Конституционного Суда Итальянской Республики от 19.11.2012 по делу № 264/2012 и от 22.10.2014 по делу № 238/2014.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
может быть связано с произвольным толкованием конкретных положений правового акта [12, с. 502503].
Предполагаем, что основы конституционного строя не следует приравнивать к основам публичного правопорядка, так как последнее -категория, имеющая более объемное содержательное и смысловое значение, которая, на наш взгляд, охватывает не только положения главы 1 национальной Конституции, но и положения 2 и 3 глав, определяющих базовые параметры функционирования России в качестве демократического, правового и социального государства.
Соответствующая интерпретация рассматриваемой категории, в частности, может быть обусловлена внесенными в рамках конституционной реформы 2020 г. изменениями конституционного текста, которые расширили смысловую нагрузку главы 3 «Федеративное устройство» за счет ее наполнения правовыми нормами, логически развивающими главы, определяющие основы конституционного строя и правовой статус личности.
Среди данных норм можно отметить следующие:
- ч. 3 и 4 ст. 67.1 - уважение памяти предков, обеспечение защиты исторической правды, а также установление в качестве приоритета государственной политики развитие и воспитание детей в духе уважения к общественным ценностям (непосредственно связаны с ст. 7, ч. 2 ст. 26, ч. 4 ст. 29, ст. 38, 45 и 46);
- п. «ж.1» ч. 1 ст. 72 - защита института брака как союза мужчины и женщины, создание условий для достойного воспитания детей в семье, а также для осуществления совершеннолетними детьми обязанности заботиться о родителях (развивают положения ст. 7, 19, 38, ч. 3 ст. 40, ч. 2 ст. 41, 45 и 46);
- ч. 4 ст. 68 - определение культуры в качестве уникального наследия многонационального народа России, находящегося под особой охраной государства. Данная норма является исходной для определения комплекса правомочий, выраженных в ч. 2 и 3 ст. 44, в отношении объектов культуры, культурных ценностей и других материальных и нематериальных благ.
- ч. 5-7 ст. 75, ст. 75.1 - гарантирование минимального размера оплаты труда не ниже величины прожиточного минимума трудоспособного населения, индексация пенсий не реже одного раза в год в порядке, установленном федеральным законом, предоставление гарантий обязательного социального страхования, адресной социальной поддержки граждан и индексации социальных пособий и иных социальных выплат, создание условий для повышения благосостояния
граждан, уважение человека труда, обеспечение сбалансированности прав и обязанностей гражданина (социальный блок конкретизирует нормы ст. 2, 7, 18, 30, 37, 39, ч. 2 и 3 ст. 40, ч. 2 ст. 41, ст. 43, 45 и 46).
Одной из тенденций реформирования конституционного текста является предоставление особой правовой охраны базовым правовым нормам отраслевого законодательства (иными словами, реализован процесс «восхождения» норм законодательных актов в текст отечественной Конституции)1, к примеру, положениям права социального обеспечения, семейного права, а также отдельным нормам конкретных законодательных актов («Основы законодательства Российской Федерации о культуре» (утв. ВС РФ 09.10.1992 № 3612-1)2).
В научной литературе отмечается, что категория «основы публичного правопорядка» может быть распространена и за пределы конституционного текста (т.е. включает и нормы законодательства), тем не менее сущностное значение данного термина и его конкретные проявления могут быть выработаны практикой отечественной конституционной юстиции [1, с. 152-153].
Интересно, что перспективная направленность соответствующих изменений уже находит отражение в концепции защиты национальной конституционной идентичности, под которой следует понимать устойчивую систему фундаментальных правовых принципов, основанных на признанных обществом ценностях и, направленных на обеспечение стабильного функционирования и последующего развития государства [13, с. 18].
Необходимо понимать, что членами такого интеграционного объединения, как Совет Европы, являются государства с различными культурой, традициями, морально-нравственными устоями общества. Прогрессивные институты данного объединения, принимая решения в пределах своей компетенции, в погоне за ультрадемократическими веяниями, как правило, не имеют четкого понимания того, что государства не всегда успевают стабилизировать собственное законодательство в соответствии с потребностями общества и тем более обеспечить трансформацию прав и
1 Хабриева Т.Я. Конституционная реформа в России в координатах универсального и национального [Электронный ресурс]. URL: https://izak.ru/institute/ announcements/x-mezhdunarodnyy-kongresssravnitel nog o-pravovedeniya-konstitutsionnyeizmeneniya-v-rossii-i-v-sovre/ (дата обращения 07.07.2022)
2 Основы законодательства Российской Федерации о культуре (утв. ВС РФ 09.10.1992 № 3612-1) (ред. от 30.04.2021) // Российская газета. № 248. 17.11.1992.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
свобод личности к тем стандартам, которые формируются ЕСПЧ [12, с. 498].
При этом, без внимания не должны оставаться коренные противоречия между общественными устоями конкретного государства и сложившимся «европейским консенсусом» по ряду вопросов. Ярким примером наличия такого конфликта является дело «Федотовой и других против России»1. Суть данного спора заключалась в том, что в государстве-ответчике отсутствуют механизмы, обеспечивающие легализацию отношений однополых пар.
Национальные органы публичной власти отказали заявителям в легализации их отношений, ссылаясь на норму ст. 1 Семейного кодекса Российской Федерации, определяющую брак в качестве союза мужчины и женщины2. Аналогичная формулировка содержится в п. «ж.1» ч. 1 ст. 72 Конституции России. Одновременно было отмечено, что в государстве не создается юридических препятствий к совместному проживанию однополых пар в качестве семьи.
Между тем, ЕСПЧ в данном деле предпринял попытку обхода норм отечественной Конституции и законодательства за счет ограничительного толкования категории брака - в его традиционном смысле. Согласно действующим нормам права, браком признается форма легализации отношений мужчины и женщины, в то же время, по мнению Суда, это не исключает возможности создания государством-ответчиком иной, отличной от брака, формы легализации однополых отношений (союзов), предоставив тем самым определенный уровень правовой защиты гражданам, желающим юридически оформить возникшие между ними отношения.
Тем не менее Суд в недостаточной степени оценил доводы государства-ответчика в части наличия сформировавшегося общественного мнения, не одобряющего однополых союзов. Представляется, что по данной категории дел вряд ли возможен столь гибкий подход, как, например, в деле «Анчугова и Гладкова», что неоднократно получало огласку на федеральном уровне3. Дополнительно следует учитывать, что импле-ментация соответствующих норм в национальное законодательство потребует преобразования и конституционного текста.
1 Fedotova and others v. Russia. Application no. 40792/10. Judgment of the ECHR from 13.07.2021. URL: https://hudoc.echr.coe.int (дата обращения: 20.06.2022).
2 Семейный кодекс Российской Федерации от 29.12.1995 № 223-Ф3 (ред. от 02.07.2021) // Российская газета. № 17. 27.01.1996.
3 Путин: пока я президент, у нас не будет «родителя №1 и №2», будут папа и мама. URL: https://www. kommersant.ru/doc/4252631 14.07.2022).
(дата обращения:
Тем не менее международные договоры, но основании которых юрисдикционные органы уполномочены принимать обязательные для исполнения участниками данных договоров решения, не предусматривают в настоящий момент, статуса их частичного исполнения, либо «прогресса исполнения» [14, с. 67-68]. Хотя данный подход видится перспективной мерой развития отношений право-порядков, позволяет обратить должное внимание на основополагающие нормы Конституции и надлежащим образом обеспечить диалог судов.
В связи с этим, можно выделять классификацию вынесенных ЕСПЧ постановлений, связанных с полнотой исполнения мер, предусмотренных соответствующим постановлением, и их оценкой Комитетом министров Совета Европы (далее - КМСЕ): 1) исполнимые частично (государство предпринимает меры общего и частного характера, которых недостаточно для восстановления прав и свобод человека) 2) исполнимые полностью (приняты большинство мер общего и частного характера, а также имеется их достаточность с точки зрения реального восстановления прав и свобод человека; оформляются окончательной резолюцией КМСЕ) 3) неисполнимые постановления (связаны с противоречием решения межгосударственного органа и национальной Конституции). Определение соответствующих критериев исполнимости решений ЕСПЧ возлагается на КМСЕ.
Безусловно, определение критериев (степени) исполнимости решений ЕСПЧ с учетом многообразия практики правоприменения предполагает наличие ряда исключений.
Одним из таких примеров является дело Анчугова и Гладкова, в котором возникло противоречие конвенционного и национального законодательства (имеется в виду норма ч. 3 ст. 32 Конституции РФ).
С одной стороны, национальный орган конституционного контроля констатировал невозможность исполнения решения Страсбургского суда. Хотя установление специального конституционного ограничения, возможно, и утратило свое ключевое значение в конкретно-историческом аспекте для развития государства с учетом поддержания на стабильном уровне в течение продолжительного периода конституционной законности [10, с. 310-312].
Однако, с другой стороны, Конституционный Суд России указал федеральному законодателю на возможность устранения противоречий на законодательном уровне с точки зрения гуманизации системы уголовных наказаний. В результате, КМСЕ с учетом анализа правоприменительной практики в части назначения значительному количеству осужденных за преступления небольшой и
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
средней тяжести наказаний в виде общественных работ, которые не лишают лиц, подвергнутых уголовному наказанию, возможности реализовать активное избирательное право, принял решение о том, что постановление Суда следует считать исполненным1.
Таким образом, юридическое начало конфликта межгосударственных институтов и отечественных органов конституционной юстиции основано на устремлении наднациональных органов, в противовес принципу субсидиарности их деятельности, доминировать над национальными юрисдикциями в деле формирования и поддержания надлежащей формы архитектуры прав человека (что проявляется на примере взаимодействия с ЕСПЧ).
При решении конфликта важен, прежде всего, диалог юрисдикций, а не прямая конфронтация, учитывая, что для его разрешения необходимо совершение обоюдных действий, которые, в частности, могут выражаться в виде переговоров представителей соответствующих органов государства и межгосударственных органов. Дополнительно следует закреплять возможность реализации данной процедуры на уровне международных правовых актов (международных договоров).
В настоящее время в указанных юридических документах присутствует довольно узкий подход, выражаемый в необходимости неуклонного следования его предписания, при этом, государство-участник соответствующего объединения лишено возможности учета сложившихся в нем основ публичного правопорядка, изложенных в Основном Законе страны во взаимосвязи с интерпретационной деятельностью высшего органа конституционного контроля.
Безусловно, что диалог правопорядков должен быть поставлен во главу угла как основная мера разрешения конфликта внутригосударственного и международного права. Как показывает практика (к примеру, дело Анчугова и Гладкова), непосредственной конфронтации можно избежать лишь за счет обоюдных позитивных действий, направленных, с одной стороны, на добросовестное исполнение взятых на себя обязательств и, с другой, на учет позиции участника соглашения по принципиальному соблюдению нормы высшего порядка.
Считаем, что компромиссные тенденции должны найти закрепление в международных правовых актах, например, в качестве установления статуса «частичного исполнения» решения компетентного органа, предоставив тем самым
1 Council of Europe. Guide to procedures. CM/ Notes/1355/H46-17. URL: https://search.coe.int/cm/Pages/ result_details.aspx?ObjectID=0900001680972e12 (дата обращения: 10.06.2022).
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
больше возможностей для государства, ратифицировавшего данный договор, в выборе способов правомерного исполнения указанного решения. Представленная позиция также будет способствовать повышению авторитета международных договоров и органов, уполномоченных к применению данных положений.
Список литературы:
[1] Белослудцев О.С. Конституционная идентичность в доктрине конституционного права и практике органов конституционной юстиции: дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2022. 184 с.
[2] Болдырев О.Ю. Экономический суверенитет государства и конституционно-правовые механизмы его защиты: монография / научн. ред. С.А. Авакьян. - М.: Проспект, 2018. - 408 с.
[3] Болдырев О.Ю. Экономический суверенитет России и толкование категории «международный договор Российской Федерации» в контексте Определения Конституционного Суда РФ от 24 декабря 2020 г. № 2867-О-Р // Конституционное и муниципальное право. - 2021. - № 6. - С. 23-27.
[4] Велиева Д.С., Пресняков М.В. Реформа Конституционного Суда РФ 2020 года: «Кто будет сторожить сторожей» // Конституционное и муниципальное. - 2021. - № 1. - С. 12-22.
[5] Еллинек Г. Общее учение о государстве. - Спб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004. - 752 с.
[6] Калиниченко П.А. К вопросу о коллизии между постановлениями ЕСПЧ и Конституцией России в свете позиций Конституционного Суда РФ // Актуальные проблемы российского права. -2016. - № 2. - С. 42-48.
[7] Капустин А.Я., Бальхаева С.Б. Конституция и международное право: новая модель взаимодействия // Lex russica. - 2022. - № 4. - С. 117127.
[8] Карпович О.Г. Проблемы неисполнения решений Европейского Суда по правам человека: теория и практика // Международное публичное и частное право. - 2020. - № 4. - С. 17-21.
[9] Кожеуров Я.С. Споры о соотношении Конституции России и Европейской конвенции о защите прав человека: можно ли избежать цугцванга? // Актуальные проблемы российского права. - 2016. - № 2. - С. 49-54.
[10] Комментарий к Конституции Российской Федерации / под ред. В.Д. Зорькина. - М.: Норма: ИНФРА-М, 2013. - 1040 с.
[11] Комшукова О.В. Политическая аргументация в решениях Конституционного Суда Российской Федерации: анализ Постановления от 14 июля 2015 года № 21-П // Сравнительное конституционное обозрение. - 2019. - № 3. - С. 110-126.
[12] Конституционный Суд России: осмысление опыта: монография / под общ. ред. А. Н. Меду-шевского - М.: Центр конституционных исследований, 2022. - 652 с.
[13] Тематический комментарий к Закону Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14 марта 2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» / Т.Я. Хабриева, А.А. Клишас. - М.: Норма: ИФНРА-М, 2022. - 240 с.
[14] Филатова М.А., Балюк Е.В. О частичном исполнении постановлений Европейского Суда по правам человека: на примере дел Ким и другие против России и Анчугов и Гладков против России // Международное правосудие. - 2019. - № 4. - С. 58-69.
Spisok literatury:
[1] Belosludtsev O.S. (2022) Konstitutsionnaia identichnost' v doktrine konstitutsionnogo prava i praktike organov konstitutsionnoi iustitsii: dis. ... kand. iurid. nauk [Constitutional identity in the doctrine of constitutional law and the practice of constitutional justice bodies: a candidate of legal sciences thesis]. Kazan', 184 p.
[2] Boldyrev O.Iu. (2018) Ekonomicheskii suve-renitet gosudarstva i konstitutsionno-pravovye mekh-anizmy ego zashchity: monografiia [Economic sovereignty of the state and constitutional and legal mechanisms for its protection]. Moscow, Prospekt, 408 p.
[3] Boldyrev O.Iu. (2021) Ekonomicheskii suve-renitet Rossii i tolkovanie kategorii «mezhdunarodnyi dogovor Rossiiskoi Federatsii» v kontekste Opre-deleniia Konstitutsionnogo Suda RF ot 24 dekabria 2020 g. № 2867-O-R [The economic sovereignty of Russia and the interpretation of the category "international treaty of the Russian Federation" in the context of the Ruling of the Constitutional Court of the Russian Federation of December 24, 2020 No. 2867-O-R]. In Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, no. 6, pp. 23-27.
[4] Velieva D.S., Presniakov M.V. (2021) Reforma Konstitutsionnogo Suda RF 2020 goda: «Kto budet storozhit' storozhei» [Reform of the Constitutional Court of the Russian Federation 2020: «Who will guard the watchmen»]. In Konstitutsionnoe i munitsipal'noe. pravo, no. 1, pp. 12-22.
[5] Ellinek G. (2004) Obshchee uchenie o gosu-darstve [General Doctrine of the State]. Saint Petersburg, luridicheskii tsentr Press, 752 p.
[6] Kalinichenko P.A. (2016) K voprosu o kollizii mezhdu postanovleniiami ESPCh i Konstitutsiei Rossii v svete pozitsii Konstitutsionnogo Suda RF [On the issue of conflict between the judgments of the ECtHR and the Constitution of Russia in the light of the positions of the Constitutional Court of the Rus-
sian Federation]. In Aktual'nye problemy rossiiskogo prava, no. 2, pp. 42-48.
[7] Kapustin A.Ia., Bal'khaeva S.B. (2022) Kon-stitutsiia i mezhdunarodnoe pravo: novaia model' vzaimodeistviia [Constitution and international law: a new model of interaction]. In Lex russica, no. 4, pp. 117-127.
[8] Karpovich O.G. (2020) Problemy neispolne-niia reshenii Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka: teoriia i praktika [Problems of non-execution of judgments of the European Court of Human Rights: theory and practice]. In Mezhdunarodnoe publichnoe i chastnoe pravo, no. 4, pp. 17-21.
[9] Kozheurov la.S. (2016) Spory o sootnoshe-nii Konstitutsii Rossii i Evropeiskoi konventsii o zash-chite prav cheloveka: mozhno li izbezhat' tsugts-vanga? [Disputes about the relationship between the Russian Constitution and the European Convention on Human Rights: Can zugzwang be avoided?]. In Aktual'nye problemy rossiiskogo prava, no. 2, pp. 49-54.
[10] Zor'kin V.D. (ed.) (2013) Kommentarii k Konstitutsii Rossiiskoi Federatsii [Commentary on the Constitution of the Russian Federation]. Moscow, NORMA: INFRA-M, 1040 p.
[11] Komshukova O.V. (2019) Politicheskaia argumentatsiia v resheniiakh Konstitutsionnogo Suda Rossiiskoi Federatsii: analiz Postanovleniia ot 14 iiulia 2015 goda № 21-P [Political Argumentation in the Decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation: Analysis of the Resolution of July 14, 2015 No. 21-P]. In Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 3, pp. 110-126.
[12] Medushevskii A.N. (ed.) (2022) Konstitut-sionnyi Sud Rossii: osmyslenie opyta: monografiia [The Constitutional Court of Russia: comprehending experience]. Moscow, Tsentr konstitutsionnykh issle-dovanii, 652 p.
[13] Khabrieva T.Ia., Klishas A.A. (2022) Temat-icheskii kommentarii k Zakonu Rossiiskoi Federatsii o popravke k Konstitutsii Rossiiskoi Federatsii ot 14 marta 2020 g. № 1-FKZ «O sovershenstvovanii reg-ulirovaniia otdel'nykh voprosov organizatsii i funkt-sionirovaniia publichnoi vlasti» [Thematic commentary to the Law of the Russian Federation on the amendment to the Constitution of the Russian Federation dated March 14, 2020 No. 1-FKZ «On improving the regulation of certain issues of the organization and functioning of public authorities»]. Moscow, Norma: IFNRA-M, 240 p.
[14] Filatova M.A., Baliuk E.V. (2019) O chas-tichnom ispolnenii postanovlenii Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka: na primere del Kim i drugie protiv Rossii i Anchugov i Gladkov protiv Rossii [On the Partial Enforcement of Judgments of the European Court of Human Rights: Cases of Kim and Others v. Russia and Anchugov and Gladkov v. Russia]. In Mezhdunarodnoe pravosudie, no. 4, pp. 58-69.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 6 • 2022
