CC BY
51
УДК 316.485.26 О. В. Сорокин
аспирант кафедры философии МГЛУ; e-mail: olsory@gmail.com
ОБ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЯХ СОВРЕМЕННОГО ТЕРРОРИЗМА
В статье предпринята попытка социально-философского исследования идеологических оснований терроризма, исторических закономерностей его эволюции и их отражения в современной философии.
Ключевые слова: терроризм; идеология; идеология насилия; идеологическое сознание; исламский фундаментализм.
Sorokin O. V.
Post-Graduate Student at the Department of Philosophy, MSLU; e-mail: olsory@gmail.com
ABOUT IDEOLOGICAL GROUNDS OF TERRORISM
The article features the attempt of socio-philosophic study on ideological grounds of terrorism, historical laws of its evolution and their reflection in modern philosophy.
Key words: terrorism; ideology; ideology of violence; ideological awareness; Islamist fundamentalism.
Терроризм стал активно использоваться в эпоху буржуазных революций в Европе, перекочевав во второй половине XIX в. и в Россию. Терроризм стабильно и массово сопровождает процессы насильственной смены власти и политических режимов в государствах, ломки социально-экономических и политико-идеологических систем, появления новых государственных образований в современном мире. Практически любые глобальные социальные изменения неэволюционного характера (да и эволюционного тоже) сопровождаются террористическими акциями.
Запредельная абсурдность терроризма проявляется, в частности, в том, что он сам по себе является не только средством борьбы за власть, но и средством борьбы с существующей властью. Терроризм - это прежде всего отрицание и неприятие существующего социального порядка, возведенные в абсолют. Он возникает и действует там и тогда, где и когда в обществе или среди отдельных политически активных его представителей господствует убеждение о невозможности борьбы с властью ненасильственными (правовыми,
политическими) средствами и методами. Поэтому терроризм был и остается оружием слабых, как это ни парадоксально. Осознание данного факта, повсеместное осуждение любых проявлений терроризма и тотальная борьба с ним не должны исключать усилий общества в понимании терроризма как определенного социального феномена. Кроме того, понимание должно служить методологической основой философского анализа и в целом социогуманитарного подхода к изучению терроризма.
Политика в современном мире все больше «удаляется» от человека. Она лишена смысловой близости для большинства людей, так как не в состоянии выработать этот смысл и предложить его людям, не имеет общезначимых целей ввиду их принципиальной недостижимости. Создание моделей и механизмов общественного развития во всех областях и на всех уровнях предельно технократично, что говорит о полном непонимании природы социального и его роли на всех уровнях политического. Духовная сфера политического становится «кладбищем» интеллектуальных банальностей, демагогии и конструированием технологий, имитацией демократической процессуальности.
Огромное количество исследований терроризма, в том числе социально-философского характера, на наш взгляд, существенно не приблизили к пониманию природы этого явления, его социальных оснований и способов преодоления его «социальной генетики». Такое положение вещей, с одной стороны, возможно, связано со сложившимися и навязываемыми стереотипами в области поиска смыслов и ценностных ориентиров в общественном сознании. Общество в целом, его структуры и каждый человек в отдельности привыкли сознавать терроризм в рамках существующих понятийных идеологических и научных клише.
С другой стороны, непрекращающиеся «мутации» самого явления терроризма не позволяют экспертному сообществу выработать некое законченное и адекватное современным реалиям определение понятия «терроризм». Дискуссии на этот счет продолжаются с не меньшей остротой, чем несколько десятилетий назад. Терроризм сегодня совершенно иной по сравнению с его проявлениями в предшествовавшие периоды истории. Достаточно привести примеры закрепления отдельных элементов в целом неоднозначного понятия «терроризм» в отечественном, зарубежном и международном праве. Это и убийство политических и государственных деятелей, и массовый
захват заложников, и акты убийства и массового насилия в отношении мирного населения вне военных конфликтов, и идеология насилия, и международный терроризм и т. д. В обиход профессионального сообщества входят такие понятия, как «террористические гибридные войны», «религиозно-политические идеологии» или «политизированные религии».
Многие научные работы философской направленности на эту тему не в полной мере отражают специфику предмета собственно философского анализа терроризма, слишком погружаясь в особенности изучения его частными науками (социологией, политологией, теорией культуры, правом и др.). По этой причине традиционно вызывает вопросы и сама значимость философского анализа как возможность реализации праксиологической функции философии. Что может сказать о терроризме философия, что еще не было бы высказано другими областями знания? Между тем именно философия способна многое изложить по этому поводу. Представляется, что собственно социально-философский предмет в вопросе познания терроризма составляют его социальные основания, его социально-исторический генезис, а также метафизическое, мировоззренческое и ценностное обоснование мер практического противодействия ему со стороны общества и государства.
Зачем существует терроризм, если не для того, чтобы служить разновидностью насильственного освобождения от напряжения в социальном поле? - спрашивал Ж. Бодрийяр. И как в конце XX в. возможно такое варварство? [2] Вместе с тем подобный вопрос о явлении, не поддающемся здравому смыслу и пониманию с точки зрения западной цивилизации, остро вставал перед европейским обществом в первой половине прошлого века. Сакральное переживание ужаса двух мировых войн разрушило непогрешимую веру человечества в Разум в его классическом понимании философией. Как такое стало возможным?
Как известно, XVIII-XIX вв. прошли под знаком просвещения и прогресса, мощного гуманистического начала. Казалось, что жизнь, историю, общество и самого человека можно выстроить на неких разумных, рациональных основах. Сфера социального наивно представлялась довольно пластичной, податливой и подвластной любому разумному воздействию. Таким взглядам способствовало небывалое развитие естественно-научного знания и техники,
а также фундаментальные экономические преобразования в ряде стран Европы. Своего рода триумф мироустроительного отношения к действительности. Подобные взгляды способствовали абсолютизации роли культуры и социализации в формировании человека и объяснении его поступков. Лишь намного позже наступило понимание того, что внутренняя («организменная») природа человека и его «внешняя» (социальная) природа довольно аморфны, инертны, они сопротивляются любым извне и искусственно навязываемым изменениям и воздействиям и отторгают их. Одним словом, что общество -это не только рациональная и формально-логическая структура, но и органическая.
В свое время духовные последствия подобного подхода к пониманию природы человека и общества предугадал Ницше, развенчав среди описываемых им «идолов» идол обожествления человека, идол гуманизма. Своеобразное ницшеанское «простукивание» таких идолов позволило самому философу и его последователям судить об их незаполненности, о наличии «внутренней полости». Под тончайшей внешней оболочкой культуры, права, науки, идеологии, традиций и т. п. (т. е. всего того, что затем в позднем марксизме было определено в качестве форм общественного сознания) наличествовала ужасающая пустота. Иными словами, культура, все существующие способы социализации, самые совершенные нормы, какими бы благими они ни казались, ничего не дают человеку, мало содержат в себе гарантий человеческого существования и истории, если они есть только навязанные ему извне идеи добра, справедливости, свободы и права, если одновременно с этим конкретным человеком не проделана некая внутренняя личностная работа, внутреннее усилие по заполнению собственной «ницшеанской полости» быть человеком. Ведь быть человеком - это самое трагическое по своей природе усилие, почти бесполезное с точки зрения достижимости. Но отсутствие такого усилия почти мгновенно заполняет пустоту весьма опасным и непредсказуемым содержанием. Сам Ницше называл это крушением ценностей. Однако все это было только началом, интеллектуальным предчувствием [5].
В дальнейшем история полностью подтвердила обозначенные мыслительные интуиции. Родина Гейне и Гете, классической философии и современной физики стала в итоге дружно маршировать под гимны Третьего рейха, с тех пор прочно олицетворяя все его ужасы.
Да и сама Россия с ее представлениями о собственной духовной избранности и особом пути, православием, самобытной культурой и небывалым экономическим подъемом в начале XX в. похоронила за несколько дней все достижения своей действительно во многом уникальной цивилизации. В результате история, общественное развитие перестали мыслиться в контексте безусловного Прогресса. Человек и его существование перестали быть гарантированы. Бог умер, как сказал задолго до этого Ницше. Мир оказался тотально иррациональным и бесконечно сложным. Мир оказался абсурдным. Ни религия, ни наука были не способны представить единый образ такого мира.
Как все это оказалось возможным? Хрупкая «пленка» социального и культурного слоя оснований человеческой природы была легко «проткнута», «нейтрализована» с точки зрения ее как минимум защитного воздействия на ход общественного развития в определенный исторический период. И одновременно инертная и сопротивляющаяся внешнему воздействию человеческая природа (полость, пустота) вдруг мгновенно, без какого-либо внутреннего усилия заполнилась чем-то, перед чем не устояла ни многовековая культурная традиция, ни европейская цивилизация в целом (а Россия на рубеже XIX-XX вв. строилась именно как часть европейской цивилизации), что привело общество к известным и столь катастрофическим последствиям. Человечеству не только не удалось обустроить социум на основе принципов разума, добра, истины и справедливости, но и не удалось предотвратить ужас двух мировых войн.
Ответы на все эти вопросы нельзя было найти в сложившейся на тот момент системе рационального мышления. Попытки ответить на них требовали изменения, поворота сознания. Так появилась современная европейская философия: философии жизни, философия культуры, или герменевтика, феноменология, психоанализ, экзистенциализм, структурализм, современная метафизика и др. Эта философия только и могла появиться как результат личностного бытийного опыта переживания ада, как отчаянный порыв не сойти при этом с ума и продолжать существовать в новой реальности. Ее основным лейтмотивом стало осознание и переживание небесконечности жизни, негаранти-рованности человека и абсолютной безучастности, безразличия мира к этому. Происходящее стало мыслиться не в координатах «истины» и «заблуждения», а в русле «понимания» и «интерпретации». Таким образом современная философия вырабатывала методологию
осмысления вещей, находящихся за пределами вполне рационального, каковой представляется и идеология терроризма.
Существует, по крайней мере, одна практическая область, где философия может и должна сделать попытку дать критерии понимания феномена терроризма и предложить обоснование противодействия ему, преодоления этого неизбежного этапа эволюции социального. Существующее в российском законодательстве легитимное определение терроризма включает в себя такое понятие, как «идеология насилия». Пожалуй, это почти единственный случай (за исключением Конституции России), когда само понятие «идеология» включено в правовые нормы в качестве существенного. Что такое «идеология насилия» и в чем она выражается, каковы ее сущностные признаки и проявления, какова ее метафизическая социальная природа? Каким образом возможно отграничить «идеологию насилия» от иных крайних, но допустимых форм проявления духовного протеста и идейной борьбы? Да и что вообще такое «идеология»? Ответов на перечисленные вопросы право не дает, при этом такой смысловой пробел в праве чреват серьезными трудностями и рисками.
Современный мир предельно идеологизирован, он все больше и больше представляет собой войну идеологий и характеризуется появлением особого феномена идеологических государств, идеологических социальных структур, идеологических социальных массовых движений или течений [5]. Мир, в котором вместе с самой идеологией предельно радикализовано всё: политика, культура, межличностные и гендерные отношения, секс и др. Радикализовано сознание. С развалом социалистического лагеря глобальное официальное идеологическое противостояние социальных систем и отдельных государств прекратилось. Многие государства, в том числе и Россия, отказались от легитимации самой возможности установления единой государственной идеологии. Однако «свято место пусто не бывает». Степень, интенсивность разнонаправленного идеологического воздействия, как на индивидуальное, так и на общественное сознание возросли многократно.
Часто бытует представление об идеологии как о пропаганде, политическом механизме формирования общественного мнения, что является глубоко ошибочным. Идеология в обществе существовала всегда и везде. Более того, само существование общества на всех уровнях его организации невозможно без идеологии в принципе.
Термин «идеология» был введен в 1796 г. французским экономистом и философом Дестютомде Траси для обозначения учения об идеях в области практики, этики, социального развития, которые имели бы под собой прочный фундамент. Автор термина, его современники и единомышленники были противниками установленного Наполеоном режима личной власти, правительство которого и он сам искажали их взгляды, называли их мифотворцами, утопистами, оторванными от жизни фантазерами. Позднее Гегель в своих «Лекциях по истории философии» также пренебрежительно отнесся к термину «идеология», ограничившись исключительно критикой в его адрес. Первоначально подобное критическое отношение было воспринято молодыми Марксом и Энгельсом, однако в дальнейшем они полностью образом изменили подход к данному понятию. Так, Энгельс, возвращаясь к трактовке понятия «идеология» в одном из своих последних писем к Ф. Мерингу пишет: «Идеология - это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идеологическим процессом. Он создает себе, следовательно, представление о ложных или кажущихся побудительных силах» [4, с. 206-207].
Современные исследователи также не оставляют попыток теоретического осмысления концепта идеологии, предлагая, в том числе, оригинальные интерпретации.
Так, Славой Жижек, говоря об идеологии, упоминает, что «это не призрачная иллюзия, возводимая нами для укрытия от невыносимой действительности, это по самой своей сути фантазматическая конструкция, служащая опорой для нашей «действительности», «иллюзия», структурирующая наши конкретные, реальные общественные отношения и, кроме того, маскирующая невыносимую, реальную, непостижимую сущность «...» Функция идеологии состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности» [3, с. 52].
Понятие «идеология» наиболее часто встречается в политическом дискурсе. Различают множество типов идеологии: политическую, социальную, эпистемологическую (научную), этическую, религиозную и др. При всех дальнейших изменениях непосредственного значения
этого термина смысловые оттенки первоначального содержания понятия «идеология» таковы: быть теоретическим обобщением исходных чувственных представлений; выступать наиболее существенным компонентом имеющихся в наличии знаний; выполнять в связи с этим роль исходных принципов для практической деятельности [1].
Идеология, таким образом, представляет собой способ или процесс организации сознания, а через него - поведения людей в обществе. Это сознание организуется путем формирования в обществе достаточно устойчивых, понятных (доступных, упрощенных с точки зрения бытового восприятия) и массовых мнений и представлений о мире, самом обществе и человеке. Бесконечная сложность мира не позволяет отдельно взятому человеку самостоятельно, опираясь исключительно на имеющиеся у него знания и опыт, ориентироваться в нем (этим, кстати, объясняется усиливающаяся роль идеологии в современном мире). Так, в определенные переломные исторические периоды огромные массы людей вынуждены были отрываться от сложившихся и привычных для них жизненных укладов (экономических, культурных, семейных и т. д.), в которых прочным и достаточным основанием их сознания как способа ориентации в окружающей действительности служил их же собственный индивидуальный опыт и воспринятый ими опыт предшествующих поколений. Феномен идеологии начал выкристаллизовываться в полной мере в эпоху возникновения массового капиталистического производства, которое, в свою очередь, привело к появлению «массового общества», или «массы», как его обозначил Ортега-и-Гассет в известной книге «Восстание масс». В этих условиях «массового» и «сверхмассового» производства подавляющее большинство людей «цивилизованного» мира не имеют никакого отношения к производству того, чем они непосредственно живут (в том смысле, что живут они за счет реального труда других людей). Уровень жизни этих людей достаточно высок и продолжает повышаться, тем более что в современном сверхмассовом производстве все большую роль играют достижения науки, техники, технологии и в целом - человеческого творчества, которыми занята лишь небольшая прослойка «избранных». Все это составляет «общество потребления», а вместе с ним - феномен «отчуждения». Однако проблема, обозначенная нами ранее, сохранилась - проблема бесконечной сложности мира и способности человека вместить в себя эту сложность, т. е. самостоятельно ориентироваться в нем.
При этом осознание человеком сложности мира и способность вместить ее в себя должна проистекать из самой попытки вместить в себя эту сложность, из личного бытийного опыта, особенностей мышления и внутреннего устроения человека. То есть человек должен быть активным субъектом формирования собственного опыта непосредственного соприкосновения со сложностью мира через акт индивидуального сознания как стремления ориентироваться в мире. Человек вполне способен совершать усилие вместить в себя всю сложность современного мира, с его иррационализмом и абсурдностью. Эти попытки должны проистекать из смелости признаться себе в таковой сложности. Но вместе с тем сама эта сложность мира должна следовать из человеческого усилия ее осознания и «вмещения». В истории общества постоянно увеличивающийся и усложняющийся поток информации, воздействующей на сознание, является основанием существования идеологического процесса. Мощным толчком появления и развития идеологического мировосприятия служило профессиональное духовное производство. Как только в какой-то момент истории результат свободного интеллектуального и духовного творчества мыслителей-одиночек стал товаром и производился на продажу и по заказу, т. е. стал относительно массовым и перестал быть бескорыстным стремлением постижения истины, он тем самым заложил фундамент идеологического механизма. Современное интеллектуальное и духовное производство является профессиональным и все более экономически зависимым [5].
Как уже отмечалось, первоначально идеология определялась через понятие ложного, или иллюзорного, сознания. Идеологическое сознание - это сознание, которое как бы заблуждается относительно самого себя, полагая себя самодостаточным, а в действительности выражает нечто другое - заданные или предзаданные общественные отношения. В таком состоянии идеологическое сознание, искренне претендуя на чистоту и универсальность, является выражением з адачи и функции организовывать людей, связывать их в определенные социальные связи и структуры. Таким образом, идеология определяется в качестве таковой не по своему содержанию, а по тем задачам и функциям, которые она выполняет в обществе. Иными словами, идеология представляет собой ту «смазку», благодаря которой формируются и существуют социальные связи высокого уровня в любом обществе. Одновременно идеология выступает своеобразным
«цементом» общества, не позволяющим глубинным разрушающим началам прекратить его существование. Внеидеологическое общество невозможно. Как это ни парадоксально звучит, но с развитием общества значение идеологии в нем только усиливается.
В чем заключается идеология терроризма? Попытки ответить на этот вопрос довольно быстро заводят в смысловой тупик. Отечественное право, определяя идеологию терроризма как «идеологию насилия», не раскрывает ее содержательную сторону, предоставляя правоприменителям домысливать все ее возможные стороны и формы проявления. Видимо, речь идет о нелегитимном насилии прежде всего, но необязательно. Предложения определять идеологию терроризма как экстремизм и другие идейные проявления радикализма также, на наш взгляд, лишены перспективы внести ясность в вопрос, так как представляют собой определение одного понятия через схожее с ним родовое понятие, не раскрывая его сущности.
Терроризм в своем проявлении - это идейно мотивированное убийство или угроза убийства людей, в том числе захват заложников. Такое убийство всегда содержит в себе некий внутренний идейный посыл, укрепляющий и оправдывающий террористов в собственных глазах и призванный если не оправдать их действия в глазах остальных людей, то, по крайней мере, вызвать в них подобие сочувствия и понимания. Жертва терроризма, как правило, не имеет непосредственного отношения ни к требованиям террористов, если таковые есть, ни к их целям. Потому что основная цель террористических актов - это ужас и страх почти сакрального свойства, парализующие волю и способность трезво мыслить и действовать, которые они таким образом порождают в людях, а также сознание неспособности власти и государства, собственного бессилия что-либо изменить. Поэтому любой акт терроризма обращен, прежде всего, к оставшимся в живых. Он подобен жертвоприношению по своему воздействию на психику человека, ожиданию казни, которая может состояться в любой момент, а может и вовсе не произойти. Терроризм - это открытая издевательская демонстрация превосходства слабого над сильным в ситуации бессмысленности открытого противостояния, в которой террорист всегда идет до конца, в том числе и до конца собственной жизни. Это мистический спектакль, главный объект которого -зрители, его наблюдающие. Ряд специалистов справедливо говорят о том, что современный терроризм, перестав быть уделом идейно
экзальтированных одиночек, превратился в предельно рациональную систему ведения войны нетрадиционного характера.
Однако даже беглый взгляд на историю терроризма показывает, что он не имеет какой-либо единой идеологии, позволяющей объединить все возможные его основания и формы проявления. Поэтому говорить об идеологии терроризма как таковой бессмысленно, тем более что духовные основания терроризма выходят за рамки категории собственно идеологии. Тем не менее данное обстоятельство не мешает нам попытаться осмыслить некоторые основания современной террористической идеологии.
Не секрет, что большинство людей связывают современный терроризм с исламом, который, к сожалению, многими стал восприниматься как вполне реальная угроза всему миру. Ислам является религией, фундаментально определяющей и объединяющей самые разнообразные стороны жизни его приверженцев, принадлежащих к столь разным во всех отношениях народам, разбросанным по всему миру. Ислам прочно мыслится мусульманами в качестве мерила всех вещей и основы жизни во всех ее проявлениях. Их духовное единство явно не объясняется ни историческими, ни культурно-этническими, ни языковыми, ни тем более экономическими причинами. Принадлежность к мусульманскому сообществу порождает особую солидарность, которая опирается не только на единое вероисповедание, но и на вытекающее из самих устоев ислама мироощущение, отношение к отдельным людям, к обществу в целом, к идеям, вещам и природе. Именно это, а не сама по себе религия, позволяет говорить о существовании исламской цивилизации. Причины исламской политической радикализации подробно описаны в литературе. Это в первую очередь глубокое разочарование и фрустрация, вызванные тем, что мусульманское «сообщество избранных», приверженцев единственно верного учения, оказалось в современном мире «на обочине», переживает упадок, вынуждено бессильно смотреть, как неверные определяют судьбы человечества и правят миром. В понимании приверженцев ислама, первопричина всех бед кроется в отступлении от принципов первоначального, истинного, ислама, а ключ к решению всех проблем - в восстановлении этих принципов. Так возник исламский фундаментализм, занявший доминирующее положение в определенной части мусульманской мысли, которая ищет пути преодоления упадка [6].
Сам термин «фундаментализм» несет в себе претензию на знание неких ценностных основ бытия, отступление от которых ведет к вырождению общественного и, как следствие, человеческого. Фундаментализм - это системно закрепленные нормативные ценности, сверхчувственные по своей природе. На первый взгляд, это роднит фундаментализм с религиозными учениями. Но это не так. Для большинства мировых религий характерна способность и стремление адаптироваться к современным реалиям. Религиозная терпимость и диалог становятся все более востребованными в современном мире. Фундаментализм как способ мышления, отстаивая незыблемые основания, отрицает диалог с «отступниками» и вступает в жесткую конфронтацию с ними. Его практическая активность пронизывает весь спектр современного мира во все исторические периоды. М. Хардт и А. Негри предлагают рассматривать фундаментализм как дискурс проигравших в современном мире, что само по себе не бесспорно. Фундаментализм сегодня - это не просто вызов тем, кто воспитан в так называемой чувственной системе ценностей и ориентиров. Он воплощает собой угрозу на всех уровнях - глобальном, цивилиза-ционном, региональном, государственном, личностном. Это своеобразный вызов западному обществу и его ценностям. Он напоминает о том, что «огромные массы людей потенциально готовы отречься от когнитивно ориентированного знания вовсе не потому, что они прошли цикл чувственной культуры и приблизились к новым границам познания и понимания, за которыми замаячили универсальные ценности человеческого бытия, а потому, что эта чувственная культура им чужда, а когнитивная ориентация в лучшем случае есть лишь способ уничтожения этой культуры» [8, с. 360].
Под чувственной культурой мы понимаем культуру западного общества, о которой П. Сорокин в своей известной работе писал: «В безумстве декадентского мышления человек чувственного общества сегодня снова разрушает свой чувственный дом, который он с такой гордостью воздвигал последние пять столетий. Чувственные этика и право вновь зашли в тупик, отмечающий finis эпохи. Без перехода к идеациональной этике и праву, без новой абсолютизации и универсализации ценностей общество не сможет избежать этого тупика» [8, с. 366].
Необходимо отметить, что фундаментализм в своей идеологической направленности противоположен идейным основаниям террора
(включая большевизм), господствовавшим в умах революционных сил на рубеже Х1Х-ХХ столетий в России, когда терроризм стал средством, направленным на революционные преобразования в обществе, на его социальную модернизацию рационально-волевого свойства, о которой говорилось выше, а не на возвращение к фундаментальным ценностным основаниям. Однако фундаментализм носит гораздо более глобальный характер.
Ведущий американский специалист по проблемам ислама Джон Эспозито писал в своей книге «Исламская угроза», что «исламские политические активисты считают ислам совершенным и целостным образом жизни - это в их представлении обусловлено Кораном, Бо-жиим откровением, подкреплено примером Мухаммада и реализовано во всеобъемлющей природе шариата. А если так, вдохнуть жизнь в мусульманские правящие учреждения и в общество можно лишь одним способом: вновь утвердить исламский закон, сделать его основой государства и общества, которые должны руководствоваться исламом и опираться на социальную справедливость <.> Современное национальное государство потерпело катастрофу <...> Слабость и подчиненное положение мусульманских государств - это следствие безбожия мусульман, которые уклонились от пути, начертанного Богом, и предпочли ему светские, материалистические идеологии Запада и Востока - капитализм или марксизм» [6]. Таково описание мусульманского фундаментализма, который тем не менее нельзя напрямую отождествлять с политическим радикализмом, экстремизмом, исламизмом и тем более с терроризмом. Но система мышления, которая начинается с фундаментализма, вполне способна привести к экстремизму и террору. Сама по себе сущность ислама как религии, во всяком случае, некоторых его положений, особенности развития богословско-общественной мысли на протяжении веков, создали благоприятную почву для перерастания обычной неприязни к Западу в активное противодействие, ведущее к терроризму. При этом, безусловно, неверно называть ислам религией, возбуждающей насилие и вражду. Однако, по мнению специалистов, именно в Коране, в его тексте, содержатся идейные формулы, которые без всякой натяжки можно интерпретировать как призыв не просто к защите ислама от его врагов, но и к истреблению неверных, если они выступают против единственно истинной религии. Исламизм, в отличие от фундаментализма, идет еще дальше, провозглашая беспощадную борьбу
с иноверцами как носителями «культурной экспансии» в качестве священной обязанности мусульман и ссылаясь при этом на заповеди Аллаха. Джихад, в его наиболее точном толковании представляет собой не «священную войну», а высшее, максимальное, усилие. Главное понимание истинного джихада состоит в том, что верующий борется против зла и искушений в самом себе, путем самодисциплины стремится следовать воле Бога, идти по указанному им прямому пути, быть добродетельным, совершенным мусульманином. Это так называемый большой джихад. Есть еще и малый джихад - это борьба за распространение и защиту ислама, на которую делает упор исламизм. Один из его идеологов - Салих Сиррия - резко выступал против демократии как «образа жизни, противоречащего исламскому пути». Для радикального ислама неприемлемы основания права, созданного людьми. Единственно правильным и подлежащим исполнению мусульманами может быть только право, имеющее божественные основания (шариат). Для ислама изначально было характерно отсутствие такого института, как церковь с ее жесткой иерархией и авторитетом (в отличие от христианства), что привело в итоге к настолько радикальной свободе религиозной мысли, при которой вопросы вероучения и токования священных текстов стали доступны множеству самопровозглашенных духовных авторитетов, в том числе и не имеющих к исламу прямого отношения. Разнообразие религиозных течений и направлений в исламе сродни сектантству. Оно всё дальше уводит мусульманский мир от особого целостного мировосприятия. В итоге даже опровергающие идеологию исламизма мусульманские духовные лидеры уже не располагают необходимым набором догматически обоснованных средств воздействия на умы верующих, позволяющих опровергать человеконенавистнические призывы религиозных экстремистов [6].
Как справедливо отмечает российский ученый Дмитрий Фурман, корни проблемы лежат еще глубже. В странах христианского мира огромная сфера общественной, государственной и личной жизни всегда оставалась незатронутой влиянием церковной экспансии, развиваясь свободно и самостоятельно. Церковь справедливо заботилась лишь о том, чтобы ее власть была абсолютно признана исключительно в вопросах веры и духовной жизни, лишь изредка позволяя себе как-то вмешиваться в социально-политические процессы светского общества. В мусульманском мире дело всегда обстояло прямо
противоположным образом. «Любые социальные формы и любые изменения должны оцениваться с точки зрения одной вечной модели - модели мединского государства (или протогосударства) пророка, зафиксированной в шариате. Здесь нет колоссально «светской» сферы жизни, безразличной с точки зрения религии и поэтому - способной к эволюции» [7]. Из этого проистекает неспособность исламских духовных авторитетов изменить систему своих взглядов таким образом, чтобы она перестала быть основой противостояния и вечной напряженности между исламским сообществом и «другими мирами». В этом и заключается поле, на котором так удобно «произрастать» идее джихада в его наиболее воинствующей интерпретации, ведущей к оправданию террора.
Радикальный исламизм - это не какая-то психическая болезнь. Он имеет свои корни в некоторых глубинных, органических положениях ислама, по-своему их интерпретирует, искажает, приспосабливает для нужд насилия и террора. Любому человеку, включая самих мусульман, трудно определить, где заканчивается великая религия, и начинается человеконенавистническая идеология, основа которой - в трансформированном, измененном, мутирующем религиозном сознании, заставляющем не только умирать самому, но и убивать других людей [6].
Выше уже отмечалось, что современная европейская философия появилась как «попытка в новой ситуации разума дать человеку новые средства, позволяющие ему жить в новом мире»; средства, которые в традиционной философии не даны. В этом заключается глубокий антиидеологический пафос современной философии. Она способна как минимум снижать степень идеологического воздействия на сознание, а в некоторых случаях и приостанавливать действие идеологических механизмов. Однако для этого требуется весьма серьезное усилие, та самая внутренняя личностная работа по заполнению собственной пустоты и осознанию, промысливанию бесконечной сложности и непредзаданности мира. Эту задачу можно предложить в качестве одной из главных для современной философии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бакулов В. Д. Социокультурные метаморфозы утопизма. - Ростов-н/Д :
Изд-во Ростов. ун-та, 2003. - 352 с.
2. Бодрияр Ж. Прозрачность зла. - М. : КДУ, 2014. - С. 88-118.
3. Жижек С. Возвышенный Объект Идеологии. - М. : Художественный журнал, 1999. - 236 с.
4. Западная философия XIX века / под ред. А. Ф. Зотова. - М. : ПРОСПЕКТ, 2015. - 504 с.
5. Мамардашвили М. К. Очерк современной европейской философии. -СПб. : Азбука, 2012. - 608 с.
6. Мирский Г. И. Исламская цивилизация, исламизм и терроризм [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://polit.ru/article/1003/12/16/mirsky/
7. Послесловие к книге: Абдуллахи Ахмед ан-Наим. На пути к исламской реформации. - М., 1999. - 275 с.
8. Социальное: истоки, структурные профили, современные вызовы / под общ. ред. П. К. Гречко, Е. М. Курмелевой. - М. : РОССПЭН, 2009. -С. 360-366.
