И. Панькув*
О ЗНАЧЕНИИ СЕМЕЙНОГО СОЦИАЛЬНОГО И ЛИДЕРСКОГО КАПИТАЛА В ФОРМИРОВАНИИ ПОЛЬСКОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ЭЛИТЫ1
Материал статьи — составная часть исследования локальных элит в поветах (см. предыдущую статью в журнале), в котором рассматривается влияние семейных традиций и ресурсов на формирование задатков, обеспечивших занятие представителями элиты руководящих позиций в локальной общности. Очерчены подходы Дж. Коулмана, Р. Патнэма, П. Бурдье и Ф. Фукуямы к определению социального капитала и его компонентов, что позволило ввести понятие «лидерский капитал», характеризующее компетентность, моральность лидера, его умение находить правильные решения социальных проблем. Показано, что семейные нормы, ценности и традиции оказали существенное влияние на процесс политической социализации респондентов, успешно реализовавших себя в локальной политике. Оказалось, что представители местной элиты существенно отличаются среди окружения по семейным ресурсам, влияющим на «лидерский капитал». Как правило, они — выходцы из семей с богатыми традициями, известных и уважаемых в местной среде, рано включились в публичную жизнь и выступали инициаторами разного рода начинаний на благо общности. Их отцы, матери, деды и другие родственники проявляли себя как участники национально-патриотического движения, мировых войн и других важных событий. Автор дифференцирует семейный социальный капитал на пять составляющих: политическое участие в узком смысле (партийная принадлежность родителей и других значимых членов семьи); участие в исторических событиях; отношение (преимущественно негативное) к прежней, периода ПНР, системе власти; этикокультурные ресурсы («культурный капитал»); включенность в публичную деятельность («капитал общественника»).
Ключевые слова: семейный капитал, лидерский капитал, биографический метод, «Я-концепция», политические ориентации.
Введение
Локальное самоуправление в стабильных демократических странах имеет давние традиции. Практическая реализация демократии в локальных общностях важна не только сама по себе, но и как укрепление хрупкой «центральной» демократии, обновление ее идеалов и лекарство от ее недугов, таких как централизация власти, отчуждение политических элит и политическая апатия граждан (см.: Barber, 1984). Живые идеалы демократии лучше сохраняются
* Pankow Irena. Spoteczny kapitat rodzinny a kapitat przywodczy w demokracji lokalnej // Powiatowa elita polityczna / Pod redakj prof. Jacka Wasilewskiego. Warszawa: Wyd. Instytutu Studiow Politycznych Polskiej Akademii Nauk, 2006. S. 65-102.
1 Перевод с польского (с сокращениями) А. А. Зотова.
© И. Панькув, 2009
в локальной демократии. Слова Пэри «малое прекрасно» означают в данном случае «малое оказывается демократичнее» (Parry, 1995). Первые выборы местного самоуправления2 прошли в 1990 г. под лозунгом: «Одного управления недостаточно, выбирай самоуправление».
Политическая и гражданская жизнь локальных общностей оказывается картиной в миниатюре политической жизни страны в целом. Но она имеет свою специфику, связанную с особенностями локальных связей и характерным для малых общностей функционированием социального капитала.
Социальный капитал, капитал лидерский: общие положения
Социальный капитал — его проявление и величина — ныне выступает общепринятым показателем качества демократии. В данной работе предлагается операционализация этого понятия, при которой социальный капитал будет исследован в ракурсе семейных ресурсов членов локальной политической элиты. Это будет попыткой дать ответы на ряд вопросов. Каким образом воспринимается роль семейных ресурсов как источника социального капитала локальной политической элиты? Как совершается представление и интерпретация этих ресурсов? Из каких элементов складываются семейные ресурсы как составная часть (либо решающий фактор) социального капитала локальных элит и их членов?
В локальной среде можно ожидать большей значимости первичных связей, чем связей формального характера. Однако с прогрессирующей институционализацией общественной жизни в локальном публичном пространстве неминуемо происходит проникновение институтов в ткань традиционных социальных отношений. Посредничающим соединителем между миром традиционных связей, норм и ценностей, и миром институтов является именно социальный капитал. Он не функционирует вне социального пространства и исторического времени, реализуется в сети социальных интеракций, проявляется в конкретном ситуационном контексте.
При реальном социализме социальный капитал локальных общностей пытались подчинить системному контролю, а когда это не удавалось, он сознательно уничтожался. Прежние власти пытались разорвать (zerwac) естественные локальные отношения саморегуляции, заменив их формальными и вертикальными связями. Этому должны были служить административная система управления ПНР и ее аппарат. Локальные общности «не могли управляться
2 Первые после смены общественного строя демократические выборы советов гмин — низшего уровня местной власти. — Примечание переводчика.
____________________________________________________________________________ 29
сами», были лишены субъектности, а возможности вмешательства центральных властей в местные дела оказывались практически неограниченными. Одним из вызовов демократического преобразования стало создание структурных условий для того, чтобы общности могли стать самостоятельными субъектами в плюралистической системе. Чтобы «самоуправляться», социальная общность должна была обладать способностями к самоорганизации с широким привлечением граждан к участию в общих делах.
Термин «социальный капитал» как научное понятие впервые появился в 1916 г. Первоначально под ним понимались реальные ценности, которые много значат в повседневной жизни людей и выражаются в «симпатии, доброй воли и добрососедских отношениях между людьми, образующими некую социальную группу» (Rak-Mtynarska, 2004, s. 497). Этот термин был использован для объяснения устойчивости и качества демократии (см.: Putnam, 1995; Coleman, 1990); воспроизводства социального неравенства (Bourdieu, 1983); состояния и способа функционирования экономики (Fukuyama, 1997). «Социальный капитал — это не только сумма созданных обществом институтов, но и цементирующий его соединяющий материал, так как на его основе складываются активные отношения между людьми, формируются доверие, взаимопонимание, общие ценности и нормы поведения, которые связывают членов общности и делают возможным сотрудничество» (Rak-Mtynarska, 2004, s. 497). Согласно Джеймсу Коулману (Colemann, 1988; цит. по: Kwiatkowski, 2005, s. 105), социальный капитал означает «умение развивать сотрудничество в группах и в организациях в целях реализации общих интересов». Это «естественный ресурс», складывающийся во внутрисемейных отношениях и в организации данной общности. Он проявляется в таких формах, как: а) социальное доверие (или при ином подходе: обязательства и ожидания, следующие из социальных ролей); б) социальные ценности, нормы и санкции; в) узы в виде социальных связей, сетей и структур; г) источники информации и доступ к ним.
По мнению некоторых исследователей, самым существенным является доверие, иногда отождествляемое с социальным капиталом (см.: Fukuyama, 1997). Дефиниции и операционализации понятия «социальный капитал» различны (см.: Paxton, 2002; Lewenstein, 2006). Доминируют трактовки, в которых во внимание принимается общество, а не власти и, скорее, массы, чем элиты. Р. Патнэм (Putnam, 1995) связывает социальный капитал с гражданскими демократическими традициями, для него важно, склонны ли общности к bowling alone, или они склонны к bowling together. Но возможен подход, при котором социальный капитал связывают в основном с
властными отношениями, с теми, кто управляет, а также с доверием граждан к избранным ими представителям (см.: Mondak, 1998; Renshon, 2000). Он позволяет ввести понятие лидерского капитала, основанного на компетентности, моральности лидера, его способности к выбору правильного решения социальных проблем (см.: Renshon, 2000). Ключевую роль в успешной социальной активности общности в этом случае играют не граждане, а их лидеры. Такую точку зрения представили некоторые респонденты:
«Надо для начала иметь лидеров в своей общности, и они должны как-то людей созвать, собрать вокруг себя ... группа должна иметь какую-то наметку. Действие должно отличаться определенностью. Не может быть так, чтобы дискуссия возникала по ходу действий ... Без общественных и политических лидеров с сильным характером в этой местной среде ничего сделать нельзя» (0-31).
«Вероятно, необходим тот, у кого, с одной стороны, твердая рука и, с другой стороны, есть способность выслушивать других» (0-32).
Социальный капитал позволяет налаживать и укреплять социальные отношения, связывает людей и облегчает их сотрудничество ради общего блага. Лидерский капитал также облегчает и укрепляет (в оригинале — «смазывает и склеивает», о^ i skleja. — Примеч. пер.) социальные отношения, представляет (может представлять) собой «дрожжи», облегчающие развитие локальной общности. Особым ресурсом оказываются амбиции, ценности, нравственность и подлинность (autentycznosC) лидеров. На этой основе жители могут строить свое чувство безопасности и доверие.
От семейного капитала к лидерскому капиталу
Семья, наряду с выполнением воспитательной и образовательной функции, представляет собой основной центр социализации индивида. Она также является тем институтом, в котором вырабатывается и передается от поколения к поколению социальный капитал, как в символическом (благодаря приданию соответствующей значимости идеям, ценностям и нормам), так и в структурном отношении (поскольку в ней начинается включение индивида в общество).
Среди исследователей продолжаются споры о том, может ли семья выступать элементом гражданского общества. Два аргумента говорят за то, что для проведения нашего анализа необходимо включить семью в гражданское общество. Первый аргумент касается формального значения семьи с учетом ее сильного нормативного потенциала. Второй аргумент вытекает из особенностей польской истории на протяжении последних двух веков: как во времена раз___________________________________________________________ 31
делов Польши, так и в период «реального социализма» польские семьи играли существенную роль как институт отсутствовавшей либо сильно урезанной публичной сферы (см.: Lewenstein, 2006).
Для нас семейный социальный капитал раскрывает принадлежность к политическим элитам в поветах. Родительские дома, в которых воспитывались наши респонденты, неоднократно представлены как места встреч и дискуссий, а семья — как источник социального капитала с высоким потенциалом. С точки зрения интересов общности, в рамках которой функционирует семья, ее капитал может оцениваться двояко: он может использоваться на благо общности, но может также приводить к «аморальной семейственности»; он может укреплять гражданское общество и может ослаблять его. Это зависит от культивируемых ценностей и практикуемых в семье образцов поведения. «Основной чертой большинства стандартов морали и нравственности, — пишет Кшиштоф Кициньски, — является “принуждение” индивида к таким видам поведения, при которых они выходят за границы стратегии преследования индивидуального интереса» (Кю^№, 2005, s. 51).
Респонденты охарактеризовали свои семьи как место, где практикуются ценности и образцы поведения на благо общности, а также ценности, «выводящие» за пределы индивидуального и семейного эгоизма. Это семьи с большими моральными ресурсами, к которым относятся с любовью и уважением. Примеры:
«Отец был исключительно добросовестным деятелем самоуправления» (К-5).
«В моей семье, в моем окружении общественная работа понимается как исполнение определенных обязанностей. Если можно что-то сделать для другого человека, для окружения, для соседства, то это как раз и есть долг, обязанность человека. Это я наблюдал в первую очередь у моего отца» (1.-2).
«В моем родительском доме вообще царила атмосфера доброжелательности к другим людям и готовность прийти им на помощь. Поведение на благо общности ... считалось естественным поведением или долгом» (Т-20).
«Родители были поветовыми радными, публичными деятелями в социальной и культурной сфере, они награждены за свою деятельность на благо локальной общности. Во мне укоренилось стремление передавать умения и знания другим и распространять христианские традиции и ценности, прививать любовь к малой родине, ценности, связанные с работой и с семьей» (Т-3).
Понятие «социальный капитал» интуитивно подсказывает наличие в человеке чего-то, что превышает норму, достаточную для обычной жизни. Такое понимание проявляется имплицитно в вы-
сказываниях многих респондентов. Большинство из них убеждены в том, что их семья имеет (имела) такую «добавку», выделявшую ее на общем социальном фоне.
Приступая к исследованиям, мы исходили из гипотезы, что социальный капитал имел значение в процессе политической социализации респондента и теперь повышает оценку его публичного «Я», составляет существенный ресурс, используемый ими при исполнении публичных ролей. Зондирующий вопрос о социальном капитале был сформулирован в опроснике так: «Просим Вас вновь обратиться к прошлому, к обстоятельствам жизненного пути Ваших родителей, а также их родителей и других членов семьи. Были ли среди них люди, выполнявшие деятельность на публичной ниве: общественной, политической, патриотической, связанной с движением за независимость? И, быть может, имелся кто-то из Вашей семьи, кто выделялся в своей среде особым образом? Просим нам немного больше рассказать о ценностях и традициях Вашей семьи и их влиянии на Вас» (когда респондентом оказывается женщина, задается дополнительный вопрос: «Какой была роль женщин в семье?»).
С тем же вопросом мы обращались к респондентам в первой части глубинного интервью, которое записывалось на магнитофон: «С какого времени Вы стали участвовать в общественной/публичной деятельности? Был ли в Вашей семье кто-нибудь, кто осуществлял публичную (общественную, политическую) деятельность? Является ли Ваша нынешняя деятельность продолжением семейных традиций?»
Общий образ семейных традиций и «унаследованного» социального капитала следует из ответов на приведенный вопрос интервью. На него 78,1% респондентов (121 интервьюируемый) ответили утвердительно. Они убеждены, что вышли из семей, выделявшихся на общем фоне. Только в 34 случаях давался ответ «нет». Причем в 7 случаях из 34 отрицательный ответ дополняют комментарии, общую линию которых можно выразить словами одного из респондентов: «Мои родители жили как простые люди, заслуживающие уважения, занятые тяжелым трудом».
«Нет, родители занимались только хозяйством [крестьянствовали], не было никаких таких традиций» (Ь-12).
«Нет, не было такой традиции. Нормальная католическая, крестьянская семья» (Ь-14).
У части респондентов интуитивно возникает ощущение, что им не стоит говорить о какой-то особенной традиции, что им нечем особо хвалиться. Традиция — это социальный капитал; она представляет собой нечто добавочное, что выделяет семью на фоне
общности, словом — нечто, что составляет повод для похвальных слов. Рассмотрим это на конкретных примерах.
Первый пример ^-17). Респондент включился в общественную деятельность еще в молодости, в 27-летнем возрасте был выбран солтысом3. Его семейное повествование богатое, охватывает многих людей. Он гордится патриотической традицией семьи, которая во время войны вела на борьбу, а в период существования ПНР не позволяла вступать в партию. Эти предписания и запреты, а также, о чем можно догадаться, стоящие за этим семейные санкции заложили основу при формировании социального капитала семьи. Вследствие полученного в годы войны опыта отца и дяди (брата отца) семья имеет широкие перспективы и богатое историческое знание. Семейное окружение респондента создало своего рода барьер, защищавший ее членов от неподобающего политического выбора. Сознательное невступление в партию само по себе могло быть проявлением политической идентичности. В этом случае идентичность оказывается более определенной — правой ориентации. Повод для гордости дает также профессия отца: «знаменитый ремесленник», столяр, заслуженный строитель приходской часовни, реставратор: «Выстроил полностью алтарь для старого костела. Вместе с паном X, известным художником из Мшан, выполнял там золочения, полихромию. И в этом смысле осуществлял публичную деятельность».
Второй пример Т-5. Выдержка из нарратива: «Мое детство прошло в галицийском селе. Родился в западной части Львовского воеводства... В нашей семье господствовали польские традиции, любовь к родной земле, к отечеству. Особое значение в моем патриотическом воспитании имели деды. Оба участвовали во Второй мировой войне. Один из них принял участие также в Первой мировой войне и в большевистско-польской войне 1920 года». На политическую социализацию респондента повлияло патриотическое воспитание (культ маршала Пилсудского в семье). Привлечены образы обоих дедов и бабки, а также отца — простого, но славного человека, с широким кругозором и способностью влиять на других. Респонденту также повезло с учителями, которые в мрачные годы сталинизма не боялись поведать о неприглядной странице советской истории (17 сентября 1939 г.).
Некоторые исследователи выходят за пределы обычно используемых понятийных рамок категории социального капитала, который, как правило, оценивается ими однозначно позитивно, и учитывают также то, что может быть охарактеризовано как отрицатель-
3 Sottys (польск.) — сельский староста. — Примечание переводчика.
34 __________________________________________________________________
ный социальный капитал. То есть может наследоваться и отрицательный багаж. Ханна Пальска на основе эмпирического материала рисует контрастный образ: богатые наследуют положительный капитал, а бедные — отрицательный. «В этих семьях (бедных. — И. П.) “наследуются” невзгоды, многодетность, одинокое материнство, алкоголизм» (Ра^ка, 2002, s. 75). В семьях наших респондентов ресурсы социального капитала семьи диаметрально отличаются от ситуации в «бедных» семьях из исследований Пальской, и, как мы можем судить, они вообще значительно выше ресурсов средней семьи. Наши респонденты не являются выходцами из семей «сельской бедности». Их семьи во многих случаях оказывают действенную помощь семьям, оказавшимся в стесненном положении.
Не все респонденты могут опереться на ресурсы семейного капитала. Однако, по их мнению, также семьи, которые ничем не выделяются, могут заслуживать уважения. Отсутствие существенных семейных ресурсов дает некоторым респондентам ощущение того, что они ничем никому не обязаны. Повторяются такие декларации, как: «Являюсь пионером такой деятельности; с меня это все началось». Также встречаются случаи, что наши собеседники испытывают ощущение, что, быть может, они положили начало новой семейной традиции: «Участвовать в публичной (политической) жизни я начал в 1994 году. Затем в малую политику вступил мой брат, который спустя четыре года после моей избирательной схватки также избран в состав городского совета и ныне является радным. Итак, все началось, собственно, с меня» (Т-1).
Высказывания респондентов о жизненном пути позволяют признать, что в их семьях, на основе большего по сравнению с их окружением семейного капитала, был выстроен лидерский капитал. Значительный социальный капитал может быть использован в профессиональной карьере за пределом тех мест, откуда человек родом, как в случае «богатых» респондентов из исследований Пальской. Две трети из них ведут родословную от семей с ориентацией на общественную деятельность, но сами не продолжили эту традицию. Они прямо выразили принцип: «Либо мы осуществляем публичную деятельность, либо работаем» (см.: Ра^ка, 2002, s. 215). Наши респонденты исходят из иного подхода: «И осуществляем публичную деятельность, и работаем».
Формирование социального капитала на локальном уровне — длительный процесс, неразрывно связанный с определенной территорией. Территориальное укоренение укрепляет принадлежность к общности; признание «за своего» облегчает доступ к ресурсам локального социального капитала. Обследованная общность характе-
ризуется очень сильным укоренением: три четверти радных живут на территории своего повета не менее 25 лет, свыше 40% из них в нем родились, почти в 70% случаев в нем родился и вырос хотя бы один из их родителей. Избиратели ставят на «своих». Те радные, которых избрали, несмотря на то, что они не были «местными», сами удивляются, что такое оказалось возможным.
Наши респонденты чувствуют себя обязанными исполнять роль предводителей. Многие из них четко осознают эту миссию и обладают необходимым описанием этой ситуации понятийным аппаратом. Подавляющее большинство респондентов отмечают значение семейных ресурсов в своей публичной деятельности.
Семейные ресурсы: компонент биографического образца
и «агент» политической социализации
Семейные нарративы не являются хаотичным собранием повествований. Их обработка состояла в выявлении, упорядочивании и интерпретации отдельных тематических линий, составляющих часть биографии, изложенной в свободной форме. Эти биографические описания мы подвергли селекции и классификации исходя из задач исследования. При этом использовался соответствующий ключ и так называемый биографический образец (wzorzec Ыод^^пу). В состав этого образца входят: а) семейные темы; б) реальные исторические события и социальный фон; в) «Я-концепция»; г) субъективный значимый образец.
Семейные темы как составная часть биографии были отобраны с учетом «Я-концепции»4 и с применением субъективного значимого образца. Поскольку наши респонденты занимают публичные должности, они имеют опыт выстраивания «Я-образа», а также специфические, связанные с идентичностью, причины такой, а не другой иерархии тематических линий в нарративе. Осуществляя самопре-зентации, они обычно хорошо знают, о чем стоит сказать, что следует выделить. «Деятель самоуправления», «публичное лицо», «общественный деятель» — так чаще всего они идентифицируют себя в контексте исполняемых ролей. Хотя они занимаются политикой на локальном уровне и отдают себе отчет, что эта деятельность имеет политический контекст, называть себя «политиками» считают неуместным. Политика на уровне поветов, согласно часто разделяемому мнению, не должна быть партийной: «Неважно, как мести: слева направо или справа налево, важно, чтобы было чисто».
4 «Я-концепция» — одно из базовых понятий гуманистической психологии, означающее совокупность представлений индивида о самом себе, на базе которых он строит отношение к себе и взаимодействие с другими людьми. — Примечание переводчика.
36 ____________________________________________________________________
Дистанцирование от политики следует из обыденного понимания: «Люди склонны негативно воспринимать как само слово "политика”, так и политиков». Отсюда «политики», особенно «партийные» для собственной идентичности оказываются нежелательными. В публичной деятельности членов своей семьи наши респонденты также не усматривают политики: «Эта деятельность была общественной, а не какой-то политической».
Способ проведения нарратива служит разным целям. С одной стороны, семейные нарративы респонденты выстраивают так, чтобы они служили позитивной самопрезентации — укреплению значимости собственного «Я» как публичной персоны. Участие в локальной политике и, следовательно, институционализация публичного пространства вызывает также необходимость отыскания себе места в сложном и меняющемся символическом, культурном и политическом пространстве.
Характеристика собственной семейной среды не только оказывается поводом к презентации собственных корней, но и открывает возможность для представления своего кредо, обращения к ценностям, культивируемым в среде и вынесенным респондентами из этой среды: «Сельское окружение. Мама — представитель самоуправления в гмине, осуществляла социальную опеку над неблагополучными семьями. Отец работал в хозяйственных органах самоуправления, в сельской кооперации. Быть честным и добросовестным в работе, делиться с нуждающимися — этому учили родители» (t-3).
«Все самое важное в истории жизни начинается в детстве», — утверждает авторитет в вопросах биографических исследований Норман Дензин (Denzin, 1990, p. 63). В исследованиях механизмов социализации вообще и политической социализации в частности эта точка зрения нашла сторонников. Семейные темы представлены в теориях первичной социализации (см.: Dawson, Prewitt, 1996; Sears, 1975). Она влияет как на наследование предрасположенности к политическим делам, так и шире — к делам публичным. Родители и иные члены семьи являются важными «агентами» политической социализации5. «В психологическом смысле политическая ангажированность для многих мужчин и женщин является делом семейного наследования» (см.: Putnam, 1976, p. 66). В детстве и в ранней молодости индивид наиболее «гибок». Именно тогда формируются устойчивые политические позиции (см.: Skarzynska, 2005)
5 Политическая социализация может пониматься как элемент познавательного и нравственного развития ребенка и как результат усвоения исторического опыта (см.: Skarzynska, 2005).
_____________________________________________________________________ 37
и наследуется вовлеченность в общественные дела (см.: Кога^^, Malewska-Peyre, 1996).
Использованная в наших исследованиях методика не позволяет реконструировать реальный процесс социализации. С ее помощью мы можем уловить только некоторые ее фрагменты, увиденные с перспективы взрослого человека и выраженные в нарративах6. Респонденты в силу исполняемых ими лидерских ролей имеют не только опыт и навык сознательного построения собственного портрета, они также имеют под рукой соответствующий материал для создания портрета своей семьи: семейную память и понятийный аппарат для ее понимания. Семейные традиции переданы в памяти, это следует из материалов интервью. В большинстве случаев они имеют вид готовых, четко выработанных ранее формул, передаваемых без особых раздумий. Значительно реже полученное в ходе интервью высказывание имеет форму рефлексии над семейной традицией.
Какой образ семьи как источника и ресурса социального капитала вырисовывается из собранного материала, каковы способы его презентации респондентами? Во-первых, образ этот четкий. Семья предстает не только как фактор, формирующий сознание и позиции обследуемых, но и как важный социальный институт и прочная (устойчивая) система отнесения, а также как действующий субъект в общественной жизни и на фоне исторических событий. Во-вторых, семья оказывается сплоченной, в ней отмечается общность взглядов. В-третьих, ее отличает некая общая черта: общие ценности, активная общественная позиция, гражданские добродетели.
Семья в нарративах оценивается только положительно. Респонденты соблюдают табу не говорить плохо о семье. К капиталу семейной традиции прибегают в целях демонстрации позитивных аспектов собственного «Я». Соблюдение принципа анонимности исследования не позволило провести верификацию рассказов интервьюируемых. Респонденты, как правило, стремятся вписать себя в семейную традицию, обозначить ориентацию на семейные ценности, а не отвергать эту преемственность7. Большинство опрошенных лидеров самоуправления считают, что выбрали публичное поприще в соответствии с пословицей «Яблоко от яблони недалеко падает» и полагают, что семейные традиции (как социальный капитал) высоко ценятся со стороны избирателей. Происхождение не
6 Подобный метод исследования социализации «так, как она запечатлелась в памяти», предлагают исследователи американских элит (см.: Lerner, Nagai, Rothman, 1996).
7 В собранном материале мы имеем немногочисленные случаи индивидов, отстраняющихся от семейного наследования традиций (например, отец был деятелем ПОРП (Польская объединенная рабочая партия), отсюда отвращение к партиям). Встречаются высказывания о том, что респондент выбился в лидеры помимо семейных ресурсов.
38 _________________________________________________________________________
только «отсюда», из этих мест, но и из известной и уважаемой в округе семьи представляет собой сильный козырь в ходе локальных выборов: «Я — коренная островчанка8 и испытываю гордость, что большинство из тех, кто за меня проголосовали, показали этим, что знают моего отца и понимают, что, просто говоря, яблоко от яблони недалеко падает» (О-8).
Образ семьи, как правило, отличается также емкостью. В него входят не только отец и мать, но и родственники по боковой ветви. Наряду с родителями и прародителями в интервью порой оказываются представленными дети, братья и сестры, которым, в свою очередь, респондент «передал» политический ген (табл. 1).
Таблица 1. Члены семьи, роль которых в передаче семейной традиции оценивалась как решающая
Поветы Отсутствие рассказа/ традиции Традиция со стороны
отца (представлен только отец) матери (представлена только мать) обоих родителей иные родственники, братья, деды и т.д.)
Дзержонювский 2 2 0 6 11
Картуский 3 6 1 0 13
Лимановский 10 2 1 2 20
Луковский 9 3 2 2 6
Островецкий 9 4 0 4 7
Тчевский 2 7 0 4 17
Итого 35 24 4 18 74
В табл. 1 приведена классификация нарративов с точки зрения того, кто из родственников выступает основным носителем семейной традиции. В ней обрисовывается картина укоренения респондентов в семейном целом, которое шире, чем нуклеарная семья. В 74 случаях из 155 нарративы выходят за пределы нуклеарной семьи и вширь и вглубь. Наследование только по женской линии (в нарративе появляется только мать) выявлено нами только в 4 случаях. Значительно выше количество высказываний, в которых речь идет о наследовании со стороны обоих родителей, а больше всего тех, в которых сообщается о наследовании только «по мужской линии». Члены более широкой семьи во многих нарративах также представлены как образы из истории семьи. Это дяди, деды, их братья, прадеды.
Если примем во внимание выразительность обрисованных об-
8 Жительница города Островец-Свентокшиски (Ostrowiec Эм^ск^^). — Примечание переводчика.
_________________________________________________________________________ 39
разов и частоту их привлечения респондентами, то на первый план явно выдвигаются отцы: в 71 интервью отец появляется как значимый другой. Поражает, что значимыми оказываются также деды — в 52 упоминаниях. Женская линия представлена значительно реже (21 упоминание матери как особо значимой персоны и 6 таких упоминаний в отношении бабушек).
Деды и отцы
Начнем с нарратива респондента, который полагает, что унаследовал политические гены от деда:
«Родители не действовали на публичной, общественной или политической ниве. Однако часто вспоминаю деда; свое стремление к деятельности на общественно-политической сцене унаследовал в генах от деда, который был значимой и активной личностью по месту проживания, на селе. Дед очень любил читать, получать знания, писал статьи в газеты на социальнополитические темы. Он также составлял по просьбе и от имени других заявления и обращения к властям. Был солдатом. Бабушка работала в местном народном Совете (Gromadzka Rada Narodowa9)» (T-32).
Что мы узнаем из рассказов о дедах? Имеют большое значение и хорошо известны респондентам их исторические судьбы (принимали участие в войнах, восстаниях, переносили невзгоды, погибали). Деды выделяются не только на историческом фоне, но и на фоне локальных общностей (солтысы, войты, лица, выполняющие важные функции в сельских кооперативах, в органах просвещения и региональной культуры, общественных и политических организациях). Но особого внимания заслужили деды с патриархальными чертами, которые задают нравственные стандарты для всей семьи. Приведем примеры нарративов на тему деда:
«Брат деда был общественником — вуйтом гмины Лиманова, основал сельскую школу, знал Винцента Витосаю, был делегатом на общенациональных съездах партии PSL-Piast1. Занятия патриотической позиции дед требовал от всех членов семьи» (L-1).
«Прадед был депутатом и сенатором от аграрной партии. Дед основал в гмине кооператив, оба участвовали в национальнопатриотическом движении» (L-1B).
«Дед в течение 40 лет являлся солтысом в Шевней (Szewnej),
9 В соответствии с Конституцией ПНР от 1952 г. Народные Советы являлись выборными органами управления в гминах, поветах, воеводствах, малых и средних городах, а также в районах крупных городов. Народные Советы низшего уровня избирали председателя и были подотчетны Народным Советам высших уровней. — Примечание переводчика.
10 Wincenty Witos (1874-1945), премьер Польши в 1920-1921 гг.
11 Аграрная партия, действовавшая с 1913 по 1931 г.
40 ____________________________________________________________________________
авторитетом и третейским судьей в местных спорах. Дед со стороны матери был солтысом перед войной, во время войны и после войны. Был членом наблюдательного совета аграрного производственного кооператива» ^-10).
«Дед по материнской линии был активным человеком на общественной ниве на сельских территориях Келецкого воеводства. Был солтысом» (Т-20).
«Дед был зам. начальника почты. Участвовал в церковной жизни. Ему было поручено ведать казной строившего костел товарищества. Состоял в католической мужской конгрегации — обществе св. Иосифа» (Т-21).
Хотя деды оказались значимыми, в отношении числа упоминаний и выразительности образа они, несомненно, уступают отцам. «Отец был наиболее важным, его примеру последовал; политические гены имею от отца», — так утверждают многие респонденты. Портреты отцов охватывают их черты характера, их роль в общности, принадлежность к общественным и политическим организациям, выполняемые ими функции. Вот несколько портретов отцов:
Портрет 1. «Первый крестьянин на селе» ^-2). Отец респондента — первый крестьянин на селе, новатор, авторитет, общественник, дистанцировался по отношению к коммунизму. В семье респондента общественная работа, помощь другим людям, «для окружения, для соседства были и являются долгом, обязанностью. Это я видел у моего отца». Он был для респондента примером, помогал другим, консультировал, предоставлял материальную помощь. Отец представлен в нарративе как моральный авторитет и как предприимчивый человек, инноватор: «Благодаря отцу в селе появились первая гидроэлектростанция, первый двигатель внутреннего сгорания, первый автомобиль, вообще был человеком, который умел подать пример». Всего этого он достиг, несмотря на слабое здоровье. Политический силуэт отца очерчен его связью с Армией Краевой и дистанцией от всего, что связывалось с «коммуной». Респондент унаследовал по отцу ценности, ориентацию на общественную деятельность, а также негативную установку в отношении прежней политической системы, но оценивает себя как человека менее находчивого и изобретательного, чем его отец.
Портрет 2. «Отважный отец — партизан, затем противник коллективизации» ^-20): «Когда началась война, отцу было тринадцать лет. [Дядя (брат матери) был одним] из командиров партизанской ячейки, папа стал в ней участвовать [перевозил подпольную прессу, информировал о тайных совещаниях]. Это, конечно, было связано с риском, отец был молод, тринадцати_________________________________________________________ 41
пятнадцати лет, но уже умел находить правильные решения в сложных ситуациях... [И правильно повел себя в послевоенные годы, когда] наши просоветские правительства стремились любой ценой провести коллективизацию ... Отец твердо встал на защиту семейных хозяйств на селе. Как солтыс села он, хотя ему было тогда только 25 лет, пользовался авторитетом не только в своем селе, но и на уровне гмины и повета. Он был в числе старост, задававших острые вопросы [представителям местной власти] и ходивших почти по лезвию ножа. Люди, твердо противостоявшие принуждению, а также психическому и иному давлению, были тогда очень нужны ... Во мне течет эта же кровь, патриотичная прежде всего, имею ту же бациллу, люблю организовывать людей в позитивном смысле, это страсть общественника, о чем уже говорил ... Я сумел заразить этой бациллой и своих сыновей. У меня два сына, одному 23 года, другому 25 лет, и я горд, что и они становятся такими же».
Портрет 3. «Самоотверженный врач» (0-8): «Призванием отца как врача всегда было оказание помощи людям ... Вел прием, пока были люди, а не по обозначенному времени, от часа до часа ... Никогда не слышал, чтобы он жаловался».
Портрет 4. Отец — «прирожденный охотник», активный член Общества защиты детей, опекун ромов [цыгане] ^-27). «Отец был, как и я, прирожденным охотником. Он основатель [местного охотничьего] общества. Он был ловчим в том охотничьем обществе и активистом Товарищества помощи детям. Организовывал колонии, экскурсии, отдых для детей. Много сделал для цыганских семей. Я также охотник, председатель [охотничьего] общества, создал Союз жителей Лиманова, организую мероприятия для детей. Пожалуй, у нас обоих есть что-то в крови по части общественной деятельности». После смерти отца респондент продолжает деятельность во всех тех областях, в которых проявил себя отец.
Родители: мать и отец. Респонденты чаще говорят о семье в целом и ее членах, чем только о родителях. Несколько респондентов в равной мере уделяют внимание обоим родителям и их совместному вкладу в политическую социализацию респондента:
«Родители — люди социально активные, осуществляли благотворительную деятельность, исповедуют католические ценности ... бережное отношение к прошлому» (О-17);
«Родители были радными повета, деятелями культуры, отмечены наградами за деятельность на благо локальной общности. Их отличало стремление передать другим свои умения и знания, распространять такие ценности, как христианские традиции, любовь к малой родине, ценности, связанные с трудом и
семьей» (Т-3).
Матери и бабушки. Матери и бабушки имели меньшее значение в политической социализации респондентов, их образы очерчены слабее. Как в грамматике, так и в жизни исключение подтверждает правило. Только один респондент четко сообщает, что он «от матери унаследовал склонность к публичной деятельности» р-24). Его мать — заслуженный деятель культуры и просвещения (имеет правительственную награду орден «Кгеуг Kawalerski»), а в годы немецкой оккупации входила в тайную учительскую организацию и вместе с отцом тайно проводила занятия12.
Некоторые респонденты гордятся бабушками, одна из которых «накормила пирогами целую улицу», другая руководила центром дошкольной работы и была общественницей, третья награждена медалью «Chasid Umot ha-Olam»13. Еще одна бабушка — педагог и патриот, смело противостояла германизации, еще одна — активистка Общества Католических Матерей (Т-21).
Сущность семейного социального капитала
Результаты исследований показывают, что подавляющее большинство респондентов считают себя наследниками семейной традиции. Поскольку средний возраст лидеров местного самоуправления на момент избрания (2002 г.) составлял 48 лет, а в самые многочисленные когорты входили люди в возрасте 41-49 и 51-
59 лет, то из этого следует, что период социализации подавляющего большинства обследованных пришелся на годы существования ПНР. Речь идет не только о первичной социализации в семье, но и о последующей социализации в образовательной системе, в профессиональном труде и в публичной деятельности. Как они в таком случае — в связи с радикальным изменением политической ситуации и иной конфигурацией символического пространства после упадка реального социализма — с перспектив сегодняшнего дня воспринимают передачу семейной традиции? Какие нити этой передачи признаются важными, какие содержательные элементы — на уровне идей, ориентаций, воззрений и ценностей — складываются в
12 Польскому населению Рейха Гитлер определял роль рабочей силы. Были закрыты все школы, включая начальные, а немецкие школы польским детям было запрещено посещать. Несмотря на террор, стихийно создавались подпольные школы, в которых с соблюдением конспирации проводилось обучение детей. — Примечание переводчика.
13 Высшая награда, вручаемая правительством Израиля лицам не еврейской национальности (или членам их семей, если медалиста нет в живых) за спасение жизней евреев в период геноцида Второй мировой войны. — Примечание переводчика.
____________________________________________________________________________ 43
ресурсы имеющегося в их распоряжении социального капитала?
На основе собранного материала семейный социальный капитал элит в поветах будет охарактеризован с учетом его отдельных составляющих — политической, исторической, фактора антикоммунизма, культурного контекста и капитала общественного вовлечения. Разумеется, в одном нарративе может присутствовать одновременно более одного отнесения к отдельным срезам (измерениям) социального капитала, поэтому нельзя суммировать приводимые процентные данные. Типология семейных ресурсов в соответствии с числом отнесений представлена следующим образом:
1. Политические традиции в узком смысле слова, понимаемые как принадлежность к политической партии кого-либо из родителей, либо иных значимых членов семьи (связь семьи с четко обозначенной политической ориентацией отмечают 16,8% респондентов).
2. Политические традиции, понимаемые как участие членов семьи в больших исторических и политических событиях (о том, что в старшем поколении были борцы или жертвы репрессий, сообщают 39,4% обследованных).
3. Антикоммунизм или негативный опыт в отношении послевоенной системы проявляется в двух версиях: как «традиция страха» перед могущественной системой, по отношению к которой человек оказывается бессильным, или как «традиция сопротивления», а также как дистанцирование либо пассивное неприятие (четко выразили 9,0% наших респондентов).
4. Четкое выражение культурной традиции и нравственных ресурсов — патриотическая и мировоззренческая традиция, традиция поступать достойно и честно, традиция общественной работы, трудовая этика и т. д. (сообщают 38,7% обследованных).
5. Традиция вовлечения в общественные (публичные) дела, описываемая такими характеристиками, как принадлежность к органам самоуправления, выполняемые функции, общественная активность (отмечена в 42,6% случаев).
Свидетельства интервьюируемых относительно обращения к обозначенным выше типам семейных ресурсов распределены неравномерно. Ссылки на непосредственно политические ресурсы, т. е. узко понимаемую политическую деятельность, включая антикоммунизм (пункты 1 и 3 типологии), оказались не особенно частыми. Значительно чаще упоминаются исторические источники семейного социального капитала (пункт 2), а также источники, располагающиеся в культурном измерении (пункт 4). Наиболее выделяется и является наиболее важным капитал вовлечения в общественную активность (пункт 5). Прежде чем мы перейдем к качественной характеристике отдельных типов капитала, присмотримся к социально-
демографическим и политическим особенностям отдельных поветов. Политический капитал в узком смысле в семьях респондентов оказывается низким, а принимая во внимание публичный характер выполняемых ими ролей, пожалуй, даже крайне низким (выявляется только у каждого шестого респондента). Наиболее «политизированной» (в смысле семейной традиции) оказалась элита Дзержонюв-ского повета — о семейном политическом капитале сообщили почти 40% интервьюируемых. В Луковском и Картуском поветах политический капитал в узком смысле просматривается только в одном нарративе.
Социальный капитал исторического характера (определяемый участием семьи в исторических событиях) более значителен, чем политический капитал в узком смысле и выявляется почти у 40% респондентов. Первенствует Дзержонювский повет — связанный с историческим прошлым семейный опыт обнаруживается в 70% нарративов. Наименее опытными в этом отношении оказались элиты Луковского повета (13%). У респондентов из трех остальных поветов этот уровень оказался близким (около 40%).
Антикоммунизм и негативное восприятие прежнего общественного строя, что можно трактовать как особую форму социального капитала в его политическом ракурсе, слабо представлены в семейном опыте респондентов. О его наличии сообщают только 14 радных, более всего — из Лимановского повета (5 человек), и менее всего — из Луковского и Островецкого поветов (по одному человеку). Вероятно, это объясняется тем, что почти две трети политической элиты двух последних поветов составляют активные участники политической жизни во времена существования ПОРП.
Часть социального капитала, представленная на языке культурных ценностей семьи, проявляется в 38,7% интервью. Самым важным среди унаследованных капиталов с точки зрения исполняемых респондентами ролей в публичном пространстве является общественный капитал, измеряемый фактическим включением семьи в общественную деятельность. Он проявляется в нарративах 42,6% респондентов. Его уровень по всем поветам похож, за исключением Дзержонювского повета, где он самый низкий. Здесь родители респондентов в основном приехали из других мест14 и не были публичными деятелями.
Рассмотрим те зависимости, которые отмечаются в отношении социального капитала по социально-демографическими характери-
14 В коренном населении этого города ранее преобладали силезские немцы, а после Второй мировой войны почти все они переехали в Германию. — Примечание переводчика.
___________________________________________________________________ 45
стикам. Трудно выявить четкую зависимость, поскольку в обследованной группе мало женщин (13,5%). Вхождение в локальную политическую элиту требует от женщин более значительных ресурсов социального капитала, чем от мужчин. Образование родителей, особенно матери, положительно коррелирует с обращением в нарративах к теме особых черт, выделяющих семью. Несколько удивляет, что возраст респондентов почти не выступает дифференцирующим фактором в отношении полученного семейного капитала. Немного выше культурный капитал в крайних возрастных группах. В самоуправлении доминирует поколение сорока- и пятидесятилетних. Место проживания (поветовый город - село) не дифференцирует респондентов по наследуемому капиталу, за исключением культурного капитала, который оказался выше в городах. Но капитал общественного вовлечения у тех и других одинаков.
Как уже отмечалось, в локальных общностях высоко ценятся, когда избирается коренной житель, если здесь жили его «деды-прадеды». Нам важно было выяснить, коррелирует ли «здешность» родителей с капиталом общественного вовлечения детей. Оказалось, что «пришельцы» располагают более высоким уровнем культурного капитала. Зато у «коренных» жителей чуть ли не в два раза больше капитал общественного вовлечения (50% указаний на традицию общественника среди «местных» и только 26,5% — у недавно прибывших). Различия появляются также тогда, когда мы сравниваем рядовых радных с теми радными, у которых много должностных функций. Неудивительно также, что радные, исполняющие в советах многие функции, имеют больше такого капитала, чем те, у кого функций мало. Наибольшие отличия касаются капитала общественного вовлечения (40% указаний на него среди рядовых и 73% — среди функционирующих радных).
Как можно было ожидать, политические традиции связаны с партийной принадлежностью родителей (или старших родителей) к партии и в некоторой мере наследуются. Члены SLD и PSL наследовали политический капитал чаще, чем члены других партий (30% в SLD и 21% в PSL, в среднем по всей выборке — 17%).
Неожиданных результатов не дает и сопоставление нынешней политической идентификации респондентов по шкале: правые-левые с их семейными ресурсами. Радные с левой политической ориентацией имеют больше ресурсов политического капитала, а с правой ориентацией имеют больше исторического капитала.
Политический капитал в узком смысле
В стабильных демократиях передача политического капитала совершается как переход готовой политической ориентации, выра-
ботанной предшествующими поколениями как наследование политических/публичных диспозиций в открытой форме. По мнению Скаржиньской, «наиболее стабильным элементом политической ориентации индивида является его партийная идентификация» ^кагёу^ка, 2005, s. 128). «Идеология, которую исповедовали родители, влияет на идеологию их потомков», — утверждают исследователи современных политических элит в США ^етег, Nagai, Rothman 1996, s. 136). Однако в польских условиях передача партийной идентификации между поколениями была невозможна в принципе. В отношении отсутствия политической свободы последовал разрыв преемственности по существу в отношении всех политических ориентаций (Paczkowski, 1995). Поэтому оставался иной путь — наследование политического капитала как диспозиций. Семьи наших респондентов не были особо политизированными. Явное меньшинство указывает на передачу политической традиции в узком смысле. И все же наследование готовой политической ориентации от поколения к поколению было отмечено. Среди респондентов обнаружились три индивида из PSL и один из SLD с большим политическим потенциалом, вышедшие из политизированных семей.
«Мой дед перед войной и после войны был солтысом, а также руководителем отделения PSL, и у него [в доме] был такой сельский политический салон, где участники войн и иных важных исторических событий собирались, рассказывали друг другу обо всем и обсуждали ситуацию в нашей прекрасной стране» (0-28).
«Прадед был депутатом и сенатором от PSL в Сейме. Дед заложил в гмине кооператив, оба участвовали в национальном движении. Отец был председателем ZSL/PSL, входил в воеводское правление ZSL и был в руководстве Добровольной Пожарной Охраны» (И8).
Исходя из веса политического капитала в узком смысле, посмотрим, каковы его содержанию и оттенки. Для сравнения приведены результаты исследований по центральной элите (табл. 2).
В табл. 2 мы воспользовались категоризацией политических ориентаций, взятых из наших предшествующих исследований по центральной элите. Политический капитал, измеряемый числом указаний на него (а не числом респондентов), значительно выше на уровне страны (23 указания среди 42 партийных лидеров), чем в локальной элите (25 указаний среди 155 респондентов). В обеих элитах доминирует левая традиция. Можно было ожидать большего числа указаний на народные традиции в локальной элите, однако этого нет. Правая традиция, вероятно, оказалась недооцененной, поскольку были учтены только те высказывания, в которых определение «правый» появлялось прямым образом. Значительная доля
респондентов из локальной элиты указывала на национальные, патриотические и христианские традиции в семье, что потенциально связано с правой ориентацией, но ее однозначное обозначение не появлялось и потому не учитывалось при подсчете. В центральной элите из 42 респондентов 4 указали на правую традицию, а в локальной элите из 155 респондентов только 5.
Таблица 2. Элиты и их политическая ориентация
Политическая ориентация Элиты
Центральные (Ы =42) Локальные (Ы= 155)
Левая 9 12
Народно-национальная 5 9
Правая 4 5
Пилсудчиковская 5 2
Итого 23 28
В трех «сельских» поветах (Лимановском, Луковском и Карту-ском) не встречается указаний на левые традиции. В двух «городских» поветах (Островецком и Дзержонювском) превалирует левая традиция, а в «городском» Тчевском повете примерно в одинаковых пропорциях встречаются левая, народно-национальная и антикоммунистическая традиции. Отнесение к левым политическим традициям чаще всего связано с принадлежностью отцов к ПОРП, а в двух случаях касалось также PPS и PPR15. Левые традиции в высказываниях наших собеседников представлены очень кратко, редко удается узнать, с какими конкретными ценностями связана эта позиция. Временами попадаются эвфемистически звучащие определения «деятель рабочего движения» или «профсоюзный деятель», что связано с принадлежностью к ПОРП.
Антикоммунистические антитела
Антикоммунизм был причислен к политическим ориентациям в узком смысле, когда имел (приобрел после 1989 г.) очевидное политическое значение, но не следует придавать ему значение заданной политической ориентации (антикоммунистическая позиция может сочетаться с различными политическими предпочтениями). Часть респондентов (12 человек) воспитана в антикоммунистическом духе. Они отмечают свое «негативное отношение к прежнему строю», «отвращение», «сопротивление», «дистанцирование». В
15 PPS — Польская социалистическая партия, действовавшая с 1892 по 1948 г.; PPR — Коммунистическая партия, созданная в 1942 г. и существовавшая до 1948 г.
48 ____________________________________________________________________
семьях респондентов антикоммунизм имел пассивный характер: неприятие режима не сопровождалось оппозиционной, антиправительственной деятельностью, не было открытого конфликта.
«В доме господствовали ценности национальной независимости, антикоммунистические настроения, но не было активных борцов; имели место пассивное сопротивление властям и отсутствие антиправительственной деятельности во времена ПНР» ^-12).
«Семья с антикоммунистическими традициями: не поддерживали режим, но не было открытого конфликта и преследований» ^-4).
Подчеркивание отсутствия антисистемной и антиправительственной активности является отображением фактической ситуации, а также свидетельствует об испытываемом задним числом когнитивном диссонансе: антикоммунистическая или национально-
патриотическая установка не связывается с оппозиционной деятельностью. Антикоммунизм, действительно, не побуждал к действиям, скорее удерживал от вовлечения в политику. Один из респондентов сообщает: «Дома мне привили антикоммунистические антитела». В результате его семья оказалась устойчивой перед искушениями со стороны властей. Порой родители настаивали на полной аполитичности, иногда запрет охватывал ZMS16 и ПОРП, но была дозволена принадлежность к ZSL17: «Запретили детям записываться в ZMS, а членам семьи — в ПОРП. Тесть принадлежал к ZSL, отец перед войной — к PSL, но разочаровался. Принадлежность к народным партиям [была] принята в семье, не столько по причине соответствия воззрений, сколько из неприязни к коммунистам» ^-4).
Антикоммунистическая установка появилась в семьях респондентов по разным причинам, порой — вследствие репрессий: «Мой дядя (брат матери) был арестован НКВД, убит и зарыт там, за тем зданием. Отец вынужден был долго скрываться. Позже он объявился, был посажен в тюрьму, находился под наблюдением». В другой раз это было идейное сопротивление, вытекающее из патриотических традиций семьи: «Один дед погиб в Австрии в Первую мировую войну, другой дед — тоже солдат в Первой мировой, принял активное участие в польско-большевистской войне 1920 года. Пример и патриотическое воспитание дедов и родителей привело к нежеланию вступать в партию, к неприятию коммунистического режима, навязанного нам после Ялтинского соглашения. Отец был
16 Союз социалистической молодежи. — Примечание переводчика.
17 Zjednoczonne Stronnictwo Ludowe — Аграрная партия. — Примечание переводчика.
______________________________________________________________________ 49
унтер-офицером в бригаде Андерса™, принимал участие в польско-немецкой войне 1939 года, был активным воином Армии Краевой от момента ее создания и до конца существования» (Т-5).
Антикоммунизм иногда описывается как результат более широких интеллектуальных горизонтов, приобретенных благодаря слушанию «Свободной Европы» или встречам со значимыми другими: «Влияние на мое воспитание имели родители, они привили интерес к истории, и потому мы не имели ничего общего с коммуной» р-16).
Исторический капитал — «Во мне тоже течет такая
патриотическая кровь»
Исторический опыт членов семьи является частью живой семейной памяти наших респондентов. Какое значение приписывают им сами обследуемые? Образовательная роль исторических событий выявлена в теориях социализации, это относится именно к тем историческим событиям, в которых индивид непосредственно участвовал. Кристина Скаржиньска ^кагёу^ка, 2005, s. 139) констатировала, что «политические ориентации формируются под влиянием запоминающихся политических событий, которые кодифицировались как важные». В случае наших респондентов это влияние было косвенным, и трудно оценить его роль в формировании их политической идентичности. Меньше сомнений у нас в отношении оценочной роли исторического капитала. Можно даже говорить о семейной мифологии в отношении исторических событий с участием членов семьи. Участие в истории, пережитые невзгоды позволяют лучше оценить происходящее (dowartoscюwu^з), учат, расширяют горизонты. Мы узнаем о перенесенных предками опрошенных обидах, невзгодах и репрессиях. Так, например, в одной семье из Тчева «после восстания конфисковали имение, а самого сослали в Сибирь». Семейный архив исчез в годы войны, и историю семьи респондент знает со слов матери, которая «часто рассказывала о прошлом семьи и привила любовь к истории и литературе». Военные истории поколений сибирских ссыльных представлены следующим образом: «Дед 12 лет провел в Сибири за деятельность в Армии Краевой в Украине, воевал против иРА19. В 1956 г. вернулся в родной край» р-6).
Здесь нет героических повествований, отражены судьбы людей, в основном участников двух войн, которые боролись, погибали, попадали в плен: «Родители многое вынесли в годы войны, отец
18 Владислав Андерс (1892-1970) — командир польской армии на Западном фронте.
19 Украинская повстанческая армия — организация украинских националистов (Банде-ровское движение). — Примечание переводчика.
50 ______________________________________________________________________
был в немецком плену. Семья получила хорошее патриотическое воспитание» р-1). В нескольких случаях семейная память охватывает несколько веков. Долгая и хорошо документированная история семьи встречается редко. Приводимый ниже нарратив является исключением: «Наши корни изучены от 1670 года. Семья ведет родословную из-под Опатова, то есть сандомерской земли. Наш род был шляхетский. Имеются документальные свидетельства участия его представителей в январском восстании20 и в Наполеоновской кампании» ^-1).
Из интервью с другим респондентом мы узнаем о трудных судьбах поляков: «Порой оказывалось так, что из одной семьи кто-то воевал в Вермахте, а кто-то — в Войске Польском. В моей семье тоже дезертировали из Вермахта, переходили линию фронта... Некоторые пошли (с Войском Польским. — Примеч. пер.) дальше на Запад и затем вернулись ... Когда вернулись, старые раны оставались глубокими. Тем более что с приходом советских войск вновь начинались аресты и тех, и других» (К-7).
Семейные истории, пожалуй, свидетельствуют, что то, что было травмой для участников исторических событий, для последующих поколений является составной частью семейной гордости, укрепляющей патриотическую традицию. Формирующая роль семейного опыта из давней уже истории прослеживается слабее, чем иных форм социального капитала. В нарративах доминирует Вторая мировая война (33 упоминания), в основном при показе связей семьи с Армией Краевой (21 упоминание). Появляются также высказывания об участии членов семьи в партизанском движении либо о помощи партизанам. К Первой мировой и к большевистской войне обращаются уже значительно меньше респондентов (9 упоминаний).
Культурный капитал
Под этой категорией часто понимается как компетенции в языке и в культуре, приобретенные в семьях, которые оказывали влияние на школьные успехи или неудачи детей. О таком капитале мы узнаем относительно немного из наших материалов. Культурный капитал в используемом здесь его понимании является неоднородной категорией, введенной в основном, исходя из особенностей языка описания семейных историй. Семейный социальный капитал охватывает патриотические ценности, христианские ценности, трудовую этику, моральные нормы, а также ценности, связанные с общественными отношениями.
20 В Польском национальном восстании 1863-1864 гг. — Примечание переводчика.
___________________________________________________________________ 51
В характеристике семейных аксиологий доминируют патриотические и религиозные ценности, а также ценности, связанные общественными отношениями, которые складываются в этос общественного деятеля. Отмечается как широкое декларирование патриотизма, так и его соединение с «большой историей», а не только с «малой родиной». Быть может, локальные деятели и практикуют местный патриотизм, но унаследовали патриотизм в традиционном понимании. Общую линию религиозных ценностей хорошо выразил один из интервьюируемых. О своей семье он сказал: «Нормальная, католическая, крестьянская семья». Мы знаем, что предки наших респондентов по своей активности в области поддержки религиозных общин оказывались на уровне, превышающем средний: состояли в церковных организациях, участвовали в строительстве культовых объектов. На этом фоне традиционного католицизма выделяется несколько примеров углубленного католицизма, при котором «жизнь костела была также жизнью семьи». Встречаются и обращения к Десяти заповедям Моисея.
Наибольшая часть семейного капитала — это, с одной стороны, семейная нравственность, а с другой — следование семейным нормам по отношению к окружению (поддержание нравственных ценностей в семье и в отношениях с соседями). Часть обследованных описывают их наследование аксиологически в категориях трудовой этики и основательности в действиях.
Этос представителя самоуправления: общественники и предводители
«Локальные общности нуждаются в ведущих и в людях, которые решают их земные проблемы» (^-3). Одним из наиболее поразительных результатов исследований идентификации общественных деятелей в Польше и во Франции, проведенной Ядвигой Кора-левич и Анной Малевска-Пейре, было общественное и политическое участие их родителей: «У милитантов (общественных деятелей. — И. П.) вовлечение в общественные дела вплетается в ход их семейной жизни, является продолжением истории семьи» (Кога^^, Malewska-Peyre, 1998, s. 14). В семьях наших респондентов это также прослеживается, можно прямо говорить о передаче последующим поколениям образцов публичной деятельности и публичных добродетелей. Семьи наших респондентов «знают, уважают и любят», и это переносится и на них. Членам таких семей легче исполнять руководящие роли, трудиться на благо окружения. «Эти традиции труда на благо окружения живы: если что-то можно сделать сообща, то это нужно сделать». Можно говорить о семейном этосе участия в делах других людей и в публичных делах: «В доме я получила такое воспитание, чтобы всегда быть на стороне тех, кто нуждается в помощи» р-6). «В родном доме
родители научили меня ответственности и тому, чтобы думать не только о своих делах» (Т-15).
Респонденты говорят о своеобразном прообщественном императиве; повторяются словосочетания: «опека над бедными», «быть на стороне тех, кто нуждаются», «соседская помощь», «разрешение споров». В этом отношении важна позиция матерей, но это не меняет общего образа: прообщественный настрой наследуется в основном по отцу. Некоторые отцы респондентов помогали людям, но не состояли в общественных организациях и не исполняли никаких важных функций. Общественный деятель — так определялась идентичность отца как в связи с формальной принадлежностью к организации, так и вне такой связи. Члены повятовых элит очень охотно ссылаются на традиции общественника в семье. Для нас особо интересным оказывается, однако, то, что в их идентификации и в идентификации их родителей функции общественника переплетались с функциями локального политика. Удивительно часто отцы (а также деды) выполняли важные функции в локальных общностях. Функции радного, солтыса, войта часто упоминаются в характеристике общественной деятельности отцов и дедов наших респондентов:
«Дед был солтысом в годы войны. Отец — известный местный общественник, солтыс на протяжении 30 лет. Член OSP, судебный инспектор, общественный опекун» ^-14). «Дед был рад-ным в гмине, отец — солтысом и радным» (О-15).
Члены поветовых элит унаследовали социальный и общественный капитал от своих отцов и дедов, запечатленный в примерах действия. Они также в какой-то мере унаследовали сеть знакомств, выработанных в ходе активности отца и деда. Активность отцов пришлась в основном на период ПНР. Они были местными общественниками, а также местными политиками. В тот же период по их следам начали путь и наши респонденты.
Заключение
Члены локальных элит происходят из семей, обладавших более значительным социальным капиталом, чем их окружение. Это облегчило им занятие руководящих позиций в локальной общности. Этот капитал в прошлом был значимым для социализации вообще и для политической социализации респондентов в частности. Теперь он служит выстраиванию позиции и презентации собственного портрета как публичного лица на фоне портрета «знатной и уважаемой семьи».
Семейный социальный капитал в малых общностях, где люди знают друг друга, легче всего привести в действие. Семейные порт________________________________________________________ 53
реты выразительные и емкие, охватывают широкий круг лиц. Можно прямо сказать о межпоколенной трансмиссии образцов публичной деятельности, а также о наследовании семейных образцов, способствовавших публичной деятельности и помогавших занятию руководящих позиций. Эта трансмиссия осуществляется в основном по мужской линии: значимые другие — это прежде всего отцы и деды.
Содержание социального капитала складывается из таких составляющих, как:
1) политические традиции в узком смысле, понимаемые как принадлежность к политической партии кого-либо из родителей ли-
бо иных значимых членов семьи;
2) политические традиции, понимаемые как участие членов семьи в важных исторических и политических событиях;
3) антикоммунизм или негативный опыт в отношении сложившейся в нашей стране после войны социально-политической системы;
4) четко обозначенная культурная традиция;
5) традиция занятия публичными делами, описываемая через принадлежность и функции, а также через «неорганизованную» общественную активность.
Ресурсы политические (в узком смысле) членов повятовых элит не богатые. Значительно богаче их семейный социальный капитал, обращенный к историческим источникам, а также семейный капитал, располагающийся в культурном измерении. Отчетливее всего обозначен и наиболее хорошо схватывается (измеряемый активностью) капитал общественника как наиболее важный в самопре-зентации. Значительная часть локальных политиков имела шансы в семье на усвоение прообщественных ценностей и образцов поведения. Однако более значительный по сравнению со средним уровнем общественный капитал может стать также предпосылкой антидемократичных форм поведения, приводящего к использованию занятой позиции в своих целях, к замыканию в пределах партикулярных и элитарных интересов за счет других членов общности.
Литература
1. Barber B. R. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age. Berkley: University of California Press, 2004.
2. Bourdieu P. The Forms of Capital // J. G. Richards (red.). Handbook of Theory and Research for Sociology of Education. New York: Greenwood Press, 1983.
3. Coleman J. S. Foundation of Social Theory. Cambridge: Harvard University Press, 1990.
4. Colemann J. S. Social Capital in the Creation of Human Capital // The American Journal of Sociology. 1988. Vol. 94. Suppl. P. 95-120.
5. Dawson R., Prewitt K. Political Socialization. Boston: Little Brown and Co., 1996.
6. Denzin N. Interpretative Biography. Newbury Park; London; New Delhi: Sage Pub-licatio n, 19590 .
7. Finifter A. W. Political Alienation // S. M. Lipset (red.). The Encyclopedia of Democracy. London: Routledge, 1996.
8. Frqtczak-Rudnicka B. Socjalizacja polityczna cztonkow elity - autopercepacja procesu // Raciborski J. (red.) Elity rzqdowe III RP 1997-2004. Portret socjologiczny. Warszawa: Wyd. Trio, 2006.
9. Fukuyama F. Zaufanie, kapitat spoteczny a droga do dobrobytu. Warszawa - Wroclaw: Wydawnictwo Naukowe pWn, 1997.
10. Kicinski K. Moralnosc a wi^z spoteczna // Societas Communitas. 2006. N 1.
11. Koralewicz J., Malewska-Peyre H. Cztowiek cztowiekowi cztowiekiem. Warszawa: Instytut Studiow Politycznych PAN, 1998.
12. Kwiatkowski M. Kapitat spoteczny // Encyklopedia socjologii — Suplement. Warszawa: Wydawnictwo Oficyna Naukowa, 2005.
13. Lerner R, NagaiA, Rothman S. American Elite. New Haven: Yale University Press, 1996.
14. Lewenstein B. Spoteczenstwo rodzin czy obywateli - kapital spoteczny Polakow okresu transformacji // Societas Communitas. 2006. N 1.
15. Mondak J. J. Editor's Introduction // Political Psychology. 1998. Vol. 19. N 3.
16. Muxel A., Percheron A. Histoire politiques de famille: Premieres illustrations // Life Stories/Recits de vie. 1988. N 4. P. 59-73.
17. Paczkowski A. Szkic do genezy elity politycznej // Rzeczpospolita. 1995. N 1-2.
18. Palska H. Bieda i dostatek. Warszawa: Instytut Filozofii i Socjologii PAN, 2002.
19. Parry G. Types of Democracy // S. M. Lipset (red.). The Encyclopedia of Democracy. London: Routledge, 1995.
20. Paxton P. Social Capital and Democracy: An Interdependent Relationship // American Sociological Review. Vol. 67. N 2. April. P. 254-277.
21. Putman R. D. Bowling Alone: America's Declining Social Capital // Journal of Democracy. 1995. Vol. 6. N 1. January. P. 65-78.
22. Putnam R. D. The Comparative Study of Political Elites. New York; Englewood Cliffs: Prentice-Hall Inc., 1976.
23. Rak-Mfynarska E. Kapitat spoteczny // B. Szlachta (red.). Stownik spoteczny. Krakow: Wydawnictwo WAM, 2004.
24. Renshon S. A. Political leadership as Social Capital: Governing in a Divided National Culture // Political Psychology. 2000. Vol. 21. N 1. P. 199-206.
25. Sears D. Political Socialization // F. Greenstein, N. Polsby (red.). The Handbook of Political Science. Vol. 2. Addison; Wesley: Reading, 1975.
26. Skarzynska K. Cztowiek a polityka. Zarys psychologii politycznej. Warszawa: Wydawnictwo Naukowe Scholar, 2005.