CC BY
25Г.-Р.А.-К. Гусейнов
О западных пределах Кумыкского государства ХУ1-ХУМ вв. в зеркале фольклора и исторических источников
Можно полагать, что сфера государственных интересов кумыкского (Тарковского) Шам-хальства еще со второй половины XVI в. простиралась далеко за пределы тех границ, которые традиционно ограничивают их нынешними границами Дагестана. Так, если иметь в виду западные пределы, то еще в 1566/67 г. в Кабарде гибнет шамхал Будай 1 [в надмогильной надписи он - сын 'Уммал Мухаммеда - пал «мучеником сражении с кафирами» (Шихсаидов, 1985, с.295), а в 1641 г. там же, на берегу р. Малки, пал другой кумыкский шамхал - сын основателя династии засулакских кумыкских князей Султан-Мута - Айдемир (Ист. Сев. Кавк, 1988, с.ЗОЗ). До Будая 1 в эпитафии конца 1552 - начале 1553 г другого памятника шамхальского типа из (Казн-) Кумуха упоминается «юноша прекрасный, благородный, самый прекрасный, славнейший, прощенный, счастливый, мученик, убитый в сражении с неверными чаркас [Кабарде] Мухаммад сын 'Уммал Мухаммада», брат первого (см.: Эпиграф, памят., 1966, с.248, 208, 209; Эпиграф, памят, 1980, с. 107, прим. 839; Шихсаидов, 1985, с.294-295), которому и наследовал в этом случае, если иметь в виду удельно-лествичную систему престолонаследия в шамхальстве, Будай 1. Таким образом, уже к середине XVI в. территориальные пределы и государственные интересы (сфера влияния) Кумыкского государства со столицей в (Казн-) Кумухе (нынешняя Лакия в центральном горном Дагестане) включали на западе пределы «неверных (кафиров) чаркас».
Все это свидетельствует о том, что, с одной стороны, войны в Кабарде носили со стороны шамхалов и религиозный (джихад с неверными кафирами) оттенок, с другой, хотя и косвенным образом, - об их кумыкской этнической принадлежности. Ср. в последнем отношении турецкую (или кумыкскую) надпись на надгробной плите предшественника шамхала Айдемира - Ильдара (1635-1636 гг.) и кыпчак-ский характер узора на одном из памятников шамхальского кладбища, относящемся ко второй половине XVI в. (Шихсаидов, 1985, с.305, 307, 302, 303). При этом в кабардинском языке обнаруживаются кумыкские лексичес-
кие элементы (Гусейнов, 1998, с.121), свидетельствующие о достаточно давних взаимосвязях носителей соответствующих языков, каковые предполагают тем самым территориальную близость носителей соответствующих языков.
Гибель в Кабарде на протяжении второй половины XVI - первой половины XVII вв. трех кумыкских верховных правителей-шам-халов отнюдь не случайна. Причем известно, что в своей экспансии на восток группировка кабардинских феодалов во главе со старшим князем Темрюком Идаровым, поддержанная его зятем - русским царем Иваном IV, столкнулась с Тарковским шамхальством, владения которого, как полагают историки, распространялись до Кумы и Пятигорья (см. Аджаматов, 2003, с. 190). Однако какие-либо систематические доказательства в пользу последнего положения до сих пор не приводились, и данная публикация представляет собой первую попытку подобного анализа с привлечением не только исторических, но и иных, прежде всего, фольклорных сведений, в том числе в силу известной скудости освоенных исторических источников, главным образом восточных.
Традиционно считается, что массовое продвижение адыгов на восток до р. Сунжи имело место еще в XV в, переселившихся на восток адыгов стали назвать кабардинцами, и они к XVI веку занимали равнинные места и предгорья по левым притокам Терека, до входа в горные ущелья, по правому берегу Терека и левому берегу или почти до р. Сунжи. При этом Пятигорье в описываемое время уже не было местом их постоянного жительства. Карачаевцы же, область проживания которых - Къарачай -также упоминется в кумыкских казак-йырах (Оразаев, 1989), к 30-40 гг. XVII в. прочно обосновались в верховьях Баксана и жили по Баксанскому ущелью, в первой половине XVII в. часть их из-за феодальных раздоров выселилась в верховья Кубани. Балкарцы в это время и во второй половине XVII в. были расселены по Балкарскому ущелью и р. Черек. В конце XVI в. Кабарда распадается на Большую (от Малки до Уруха) и Малую (от Уруха до среднего Терека и
по правому берегу Терека) (Ист. нар. Сев. Кавк., 1988, с.237,277,303).
В рассматриваемом смысле обращает на себя внимание зачин одного из записанных
сравнительно недавно Г. Оразаевым (1989) в 1988 г. в г. Хасавюрте казак-йыров (героических песен):
Болгьурлар ессиз, Болгьур тав, Болгьур тав. Сенден бийик тав болмас. ...Хан гюбе, сенден асил зат болмас! Болгьуртавну бийиклиги не болсун, -Сасыкъ гёзел деген эмгексиз Топурагьын алып тавгьа - тюзге атгьан сонг?
Болгуров владения без, Болгур-гора, Болгур-гора.
Тебя выше горы не будет.
... Ханская кольчуга, тебя драгоценнее
(благороднее) вещи не будет.
Болгур-горе высоте что станет, -
Хорьком называемая (существо), беззаботно
Почву ее взяв, но гору-равнину бросило после того как?
При этом, как было установлено нами (Гусейнов, 2006, с.34), данная гора локализуется в Пятигорье, которое, как было отмечено выше, в XV 1-ХVII вв. уже якобы не было местом постоянного жительства кабардинцев, и знаменитый турецкий путешественник Эвлия Челеби в 1666 г. упоминает в данной зоне опустевший Боргустан и его горы (ср. выше: «Болгьурлар ессиз, Болгьур тав, Болгьур тав»). Однако именно сюда совершает свой рейд отец Айдемира Султан-Мута за кумыками-брагун-цами и поселяет их в пределах своего княжества в 1619 году. Причем еще в русских источниках 1598 г. были известны владения первостепенного князя («козлара»), а затеи и князя («мурзы») Таймаса Барагунского и его детей, расположенные в Кабарде (см.: Виноградов, Магомадова, 2000, с. 13).
Поэтому остается мало непонятным, как и откуда появились брагунцы в этой области, якобы покинутой кабардинцами. При этом в одной из кумыкских героических песен (Къум. Йыр, 2002, с. 162) об ее герое - выходце из засулакского кумыкского селения Яхсай (Аксай), который был «(из) есаульских всадников один» («Ясавул атлыланы бириси...», говорится: «...Полностью всей Кабарды половины Ты с Борагьаном называемых областей, Ты, не примериваясь поехав, добычу (трофей)
взял» («...Толу бютюн Къабартгьыны яртысы Сен Борагьан деген буса эллерден Сен, бойламай барып, олжа алдынг»). Действие же песни «Когда пустеет Боргустан» как раз-таки имеет место не ранее XVI XVII вв., если иметь в виду упоминание в аксаевском йыре «Уподобившейся загону (для скота) Курдюковской станицы», где ее герой «...днем даже тревогу устраивал» («Гюрюнлеген Кюрдюккъалагьа, Сен гюнде чи гьарай-къувун сала эдинг»), так как данная станица относится к числу первых, основанных гребенскими казаками на Тереке еще в ХУ1-ХУ11 вв. (см. Ист. нар. Сев. Кав., 1988, с.328-329). Об известной архаичности последней песни свидетельствует то, что впервые опубликовавший ее Г. Оразаев обнаружил ее запись в арабографической форме в г. Хасавюрте (Къум. Йыр, 2002, с.415 комм.).
Тем самым действие рассмотренного йыра оказывается, возможно, связанным с периодом пребывания брагунцев в вышеупомянутой области их первоначального расселения. Данные исторические песни оказываются в кумыкском фольклоре отнюдь не единственными, если иметь в виду отражение в нем реалий, связанных с Кабардой, Карачаем и Балкарией. Их географические ориентиры упоминаются и в другом севернокумыкском (засулакском) казак-йыре:
Таш бурундан сен, къазагьым, мал гьайдап, Къызбурундан буса дагьы йылкъы гьайдап, ... Гезейгенинг Черкес тавну арты эди, Къуш чюйгенинг Къабартыны тюзю эди, Олжа этгенинг маярланы къызы эди.
... Отбашынгда сен къазакъны ойнайгьан Гюржю къыздан тувгьан кюлдей увакъ яш эди
(Къум. Йыр, 2002, с. 160-161, 41). Из Ташбуруна ты, мой казак, овец погоняя, Из Кызбуруна тогда, еще табун погоняя, ... Место, где ты странствовал, - черкесской горы позади, Где птиц подбрасывал, - Кабарды равнина была, Супругой ставшей бояр дочь была, .. .У очага твоего твои, казака, играющие, От грузинской девушки рожденные, Пеплу подобные, малолетние дети были.
Вместе с тем в рассматриваемый период по сравнению с ранним средневековьем (см. Гусейнов, Мугумова, с.2005) ойкумена кумыкского фольклора сужается, как и область героических ристалищ, которая занимала в преж-
ние годы несравнимо обширные пространства, для одинокого казака - героя одной из баллад, относимых к эпохе средневековья и зафиксированной в хасавюртовской зоне. Ср.:
Къызбурундан шыраллап акъгьан къара сув -Эдиллер болмай, сагьа Терк болду ... (Къум. Йыр, 2002, с.90, 402) Из Кызбуруна журча вытекавшая черная река (подземная вода) -Не став Эдилями (Волгой и Камой), тебе Тереком стала...
Он отправляется верхом на равнину Кабарды (Къум. Йыр, 2002, с.890), чтобы показаться большого (великого) князя Бийарслана на глаза (Оразаев 1990, ср. название г. Беслана в нынешней Северной Осетии, которое, в принципе, может представлять собой стяженную форму кумыкского мужского антропонима Бийарслан «князь-лев» (см.: Гаджиахмедов, Гусейнов, 2004, с. 80). Этот князь, возвысив казака - героя баллады - и сильно его полюбив, раньше однажды ради него с гяурской страны (ср. вышеупомянутую гибель кумыкских шамхалов в пределх «неверных (кафиров) чаркас») собрал подать (Къум. Йыр, 2002, с.89). Казаку была дана воля гнать: из Ташбуруна (название местности у одного из рукавов Волги (Къум. Йыр, 2002, с.90 прим. 1), т.е. ее дельты, низовий, куда только, по всей видимости, может достигнуть герой) жеребят (до 2-летнего возраста), из Кызбуруна табуны кабардинских [известных с XVI в. (Больш. сов. энц., с. 11; 95 )] лошадей (Къум. йыр, 2002, с.90), но казак гибнет от рук (холодного оружия, доел. - меди) гяуров (кабардинцев?), как и предупреждала его мать о том, что кабардинцы - плохой народ и на головы продажи будут. Сам герой - мусульманин, ибо его безутешная мать задается вопросом: «Из сосны криво сделанный белый гроб (носилки) Не вонзится ли в белоснежное твое тело?» (Къум. Йыр, 2002, с.90).
Учитывая, что этноним кабардинцев был впервые упомянут в 1436 г. и стал широко известен в русских документах XVI в. (Волкова, 1973, с.45), а принятие ислама большинства населения Кабарды относится к XVII в. (Ист. нар. Сев. Кавк., 1978, с.495, можно предполагать, что действие данного фольклорного произведения относится к временному промежутку между XV и XVII вв., т.е. к рассматриваемому периоду времени. Об этом свидетельствует упоминание Кызбуруна -названия местности на берегу р. Баксан в современной Кабарде (Къум. Йыр, 2002, с.90 прим. 2) балкаро-карачаевского происхождения (Ист. нар. Сев. Кавк., 1988, с.237), о чем свидетельствует современные наименования поселков Кызбурун Первый, Второй и Третий по течению р. Баксан западнее и южнее г. Баксан КБР, расположенного на границе Кабардинской равнины гор, населенных в настоящее время балкарцами.
В связи с вышеизложенным можно считать закономерным упоминание Кабарда и Чегема (и соответственно Балкарии) в знаменитом кумыкском йыре (героической песне) «Об Ибаке и Зоруше», в котором (Къум. Йыр, 2002, с.114-117; Хрестоматия, 2002, с.71-73) говорится о необходимости:
1) навести мост к чегемцам («Чегемлеге энни кёпюр ким салар?»), т.е. балкарцам -жителям Чегемского ущелья, каковые (чегем-
цы) становятся известными в русских источниках лишь в XVIII в. (Волкова, 1973, с.90);
2) установить «кто будет в Кабарде кабак-узденем» («Къабартыда къабакъ оьзден ким болур?») и возьмет с ее жителей по счету дань-ясак («Олардан санап ясакъ ким алар»).
Надо полагать, что речь в данном случае идет об охране западной кумыкской границы, о которой было сказано в предшествующем изложении, если иметь в виду, что один из героев йыра - Ибак, возвращаясь с сорока нукерами и добычей из Кабарды, гибнет в сражении от стрелы (Къум. Йыр, 2002, с.115), т.е. в эпоху до распространения на Северном Кавказе огнестрельного оружия, имевшего место здесь в ХУ1-ХУШ вв. (Ист. нар. Сев. Кав, 1988, с.471). При этом, как причитает его мать, на пограничной дороге («Дазув йол-дан...неге (нетме) геле эдинг?!») на пути к народам, странам (к.-балк. - «селениям») Гель-баха («...Гелбакъ деген эллеге...»). Под последним следует, видимо, понимать соответствующую историческую область из «Дер-бент-наме», отождествляемую обычно с исторически кумыкским селением Верхний Чи-рюрт (см. Шихсаидов, Айтберов, Оразаев, 1993, с.20, 46 прим. 3) у выхода р. Сулак на равнину. Возможно о том, что война в Кабарде шла не только в чистом поле, свидетельствут ответ на упреки матери Зорушу его жены (ай гелини «луноподобной невестки»): «Къабартыда, мени абайым, къала бар, Бу Зорушну явру-нунда нече тюрлю яра бар» (Къум. Йыр, 2002, с. 117) «В Кабарде, моя бабушка, крепость есть, У (этого) Зоруша на верхней части спины столько различных ран есть».
Именно в Кабарде, где был главой пограничной стражи и сборщиком дани Ибак и где много разбоя [«Къабартыда къбакъ оьзден, кёп тонав - Мени бир Ибакъ балам оьллен сонг, Олардан санап ясакъ ким олар?» (Къум. Йыр, 2002, с.117)], он и гибнет, о чем свидетельствует ответ матери брата Ибака - Зоруша, готового к мести: «Моря берег-песок-пыль, не поехав, жеребенка копыто разве завязнет? Зорушем именуемый один твой сын цел пока, Ибака кровь на земле разве будет?» (Къум. Йыр, 2002, с.117; Хрестоматия, 2002, с.72-73). Видимо, для героев йыра не все потеряно, если иметь в виду другую часть ответа Зоруша своей матери, в которой он берет на себя обязательство проложить мост к чегемцам, стать в Кабарде пограничным узденем и взять с нее по счету ясак (Къум. Йыр, 2002, с. 117).
Как отмечает в своем комментарии к данному йыру A.M. Аджиев (Къум. Йыр, 2002, с.405), можно предполагать, что мать Ибака и Зоруша была гельбахской княгиней, ибо, как сказано в тексте ее права собственности достигали Кабарды. Возможно, по его его мнению героями этого произведения являются кумыки-брагунгцы, если иметь в виду непосредственное их упоминание в некоторых его вариантах, в частности, в одном из них, записанном в селении Буглен, и само оно отражает кумыкско-кабардинские взаимоотношения XV1-XV11 вв.
Обращает на себя внимание и то, что вышеупомянутая гибель «в сражении с неверными чаркас Мухаммад сын 'Уммал Мухаммеда» в конце 1552- начале 1553 г. практически совпадает по времени с прибытием в Москву в ноябре 1552 г. первого посольства адыгов с просьбой о принятии в русское подданство, в 1566/67г. - шамхала Будая, поддержавшего группировку кабардинских князей во главе с Пшеапшокой Кайтукиным в сражении с войсками Темрюка Идарова (Идрисов,
2005, № 44) - с походом в Кабарду русских войск во главе с воеводами Дашковым и Ржевским (см. Ист. Сев. Кавк, 1988, с.332, 334). Хотя после 1589 г. в Кабарде побеждает про-кумыкская группировка и влияние шамхала после неудачного похода А. Хворостинина в 1595 г. на Тарки в бассейне Терека значительно возросло, поражение Айдемира, предпринявшего совместный с русскими поход в «в горы, в Балкары», в 1641 году в столкновении между вышеупомянутыми группировками на р. Малка, в котором приняли участие и некоторые владетели Малого Ногая, имело как негативные, так и позитивные последствия. Речь идет о том, что после этого сражения князья Малой Кабарды, ослабленные поражением, оказались в подчинение у брата Айдемира - Казаналпа (см. Ист. нар. Сев. Кавк, 1988, с.ЗОЗ; Аджаматов, 2003, с.76; Алиев,
2006, с.69).
Об исторических западных пределах Кумыкского государства рассматриваемой эпохи свидетельствует и то, что Казаналп и шамхал Сурхай 111 в своем письме русскому правительству от 1652 г. (архивные материалы) указывали, что «все Черкассы исстари дагестанские и шевкаловы» (см. Алиев, 2006, с.72). Вполне закономерным в указанной связи следует считать упоминание «множества храни-телей-тюрбедаров, которые происходят из кумыков», еще в 1666 г. у Татартупа в районе
известных Эльхотовских ворот в Малой Кабарде у Э. Челеби (1979, с. 101-102). Вместе с тем, по всей видимости, пределы Кумыкского государства и его интересы простирались в это время еще далее на запад, ибо не случайно, надо полагать, что Э. Челеби (Челеби, 1979, с.840) писал и о том, что в Кабарде, в крепости Шад-Кермен, на берегу р.Дженджек, впадающей в Кубань, крымский хан назначил кадием Тухтар Хаджи-Али из кумыков, вместе с которым «в крепости прочно обосновались сто кумыкских молодцев-джигитов. Все они -мусульмане-единоверцы толка Шафи». Таким образом, можно предполагать, что в именно в этой области в рассматриваемое время могли соприкасаться границы Крымского ханства и Кумыкистана.
В более позднее время об этом говорит и содержание исторических песен-йыров о Казанбие (см. Къум. Йыр, 2002, с. 164-166), в первом из которых он именуется «Кабарды суровым всадником...» («Къабартыны къатты атлысы...»), втором - «полководцем, воено-начальником» («Черивлер башы...»). Он с товарищами, разгоняя выстрелами из ружей (т.е. примерно в ХУП-ХУШ вв. - см. выше) табуны по Астраханью, пригоняет лучшие из них в Кулдавузские лощины («Гелип тюшдюк Къулдавузлу къоллагьа»), откуда его друзья уходят по Капайской дороге («Ёлдашлар гетти Къапай ёллагьа»), но при этом они предварительно все вместе побывали у кубанских князей («Гюн ашайыкъ Къобан бийлер къолун-да...»), что еще раз указывает на западные ареальные пределы Кумыкского государства.
В свою очередь, Кулдавузские лощины оказываются известными под тем же названием Пулозан боьра (ущелье р. Калаус в Малой Кабарде) чеченскому «Илли о Чеге Бесстрашное Сердце и Бибулате, сыне Таймы», в котором говорится о набеге в ногайские степи во владения князя (кабардинского) Тепсарки (Илли, 1979, с.31-39, 235; Нохч. фольк, 1990, с.339-346). Последний мог иметь место, если иметь в виду упоминание в нем чеченского
наездника Бибулата Таймиева, в первой четверти XIX в., а «Къапай ёллар» представляется возможным соотнести с кум.кизляр. Каьпкей - названием основанного в 1784 г. (Больш. сов. энц., с. 18, 495) нынешнего г. Владикавказа (см. Хангишиев, 1989, с.79), который именуется в кумыкских частушках Буравлу Къала (Къум. Йыр, 1991, с.395), как и чеч. уст. Буре-т1е и инг. уст. Буру Пала, каковые отражают, по всей видимости, кум. бару «ограда, стена, забор» иранского происхождения.
Не исключено, что (с учетом вышеупомянутых сведений Э. Челеби) столь ощутимое внимание, каковое уделяется йырам о Казанбие в кумыкском фольклоре [наряду с плачем о Казанбие известен и плач о Зоруше (ср. выше), который, «странствуя по пространству Аракътау (хребет Аракмеэр во внутригорном, или среднегорном, Дагестане между нынешними аварскими сс. Гимры и Хунзах], встречных как лисицу обдирал» (Къум. Йыр, 2002, с. 117) свидетельствует о кумыкском происхождении этого героя из Малой Кабарды, чье имя носит (Казанбий) аналогичный характер (Гаджиахмедов, Гусейнов, 2004, с.97). Оно не отмечено в доступных антропонимических словарях адыгейского и кабардино-черкесского языков, в условиях когда известен, например, кабардинский феодальный род Казанищевых дагестанского, точнее, кумыкского происхождения (см. Ист. нар. Сев. Кавк, 1988, с.301, 518). Следует обратить внимание и на то, что йыр о Казанбие был впервые зафиксирован еще в конце X1X в. все в той же хасавюртовской зоне, ближайшей к Малой Кабарде.
Со временем положение в Кабарде для кумыкских удальцов-казаков становится еще более затруднительным, если иметь в виду содержание йыра, записанного на аджаме в г. Хасавюрте и обнародованного Г.Оразаевым (1989), а затем А.Аджиевым (Къум. Йыр, 2002, с. 118-119):
Къабарты булан чергес жыйылап, Чегемлеге темир къыршав ким салсын?! Болжасыз боз топуракъ ябулуп, Къабартыдан къагъып йылкъы ким алсын?! С кабардинцами черкесы собрались,
Чегемцам (балкарцам) железный обруч кто поставит?! (защитит) Без срока бурая земля (почва) закрылась, Из Кабарды внезапно табун(ы) кто возьмет?!
Следует, видимо, полагать, что ко времени, когда разворачиваются (см. ниже) события, описываемые в этом йыре, вышеприведенный отрывок уже приобрел свойства общего места,
в какой-то мере рефрена, ибо его лирический герой, обращаясь к кабардинскому казаку говорит о другой угрозе (Къум. Йыр, 2002, с. 119):
Къабарт къазагьым, сенден сонг
Къалалар [Къабартгьылар (Оразаев, 1989)] тогьасларын къакъмасын,
Тенг къазакълар къаравулун бакъмасын,
Орусда маярлары сююнсюн,
Апсерлери эркин юрюсюн...,
Сен къазакъны сюймегенлер кёп эди,
Къазакъ, сени шю гюнюнге сююнсюн.
Кабардинский казак мой, после тебя
Крепости (кабардинцы) засовы пусть не ставят (не вколачивают),
Донские казаки свой караул пусть не направляют (в твою сторону),
У русских бояре пусть радуются,
Офицеры свободно (вольно) пусть ходят...
Тебя, казака, не любивших много было,
Казак, твоему этому дню пусть радуются.
Появление этого йыра (где слово Тенг представляет собой кумыкское и ногайское название р. Дон (Оразаев, 1989), знаменующего эпоху прекращения походов на Кабарду, в том числе, видимо, в защиту балкарцев, следует, по всей видимости, ко времени не позднее последней четвенрти XVI11 в, когда на Северо-Восточном Кавказе стали расселяться донские казаки, затем была построена крепость Моздок и на пространстве между Азовом и Моздоком с 1777 г. на возводившейся линии военных укреплений были поселены казаки с Волги и Хопра (см. Ист. нар. Сев. Кавк, 1988, с.373, 450) - притока Дона.
Что касается промежуточной в настоящее время между Кабардой и Кумыкистаном области нынешней Чечни (и Ингушетии), то в ходе начавшегося дробления шамхальства после гибели шамхала Будая известный родоначальник засулакских кумыкских князей Султан-Мут, согласно известными сведениями А.-К.Бакиханова (1926, с.88, 90), «принудил своих братьев отдать ему в удел все земли, лежащие между реками Сулаком и Тереком с нижней частью Мичикича [нынешней Чечни] и Салатавского округа до горы Керхи [чама-линское Кенхи на границе Шароя и Чеберлоя], что на границе Гумбета [северо-западный Дагестан]». Причем под нижней частью Мичикича, уступленной [до 1659 г, в первой половине XVII в. (Ист. Сев. Кавк, 1988, с.295)] впоследствии «эмирами Андреевой» Турловым (Терлав), которые «населили эти места жителями Нашшага (верхняя часть Чечни)» [первыми чеченцами в нынешнем значении
этого этнонима], понимаются «Чечен-Тала, Герменчук-Шали, Атака и проч.» в нижнем течении р. Аргун в вышеупомянутой нижней равнинной Чечне. Причем династия Турловых являлась тюркской (булгарской) по происхождению, а тюркско (кумыкско) язычное население было представлено в рассматриваемое время и в нынешних горных частях Чечни и Ингушетии (см.: Гусейнов, 2006, с.12-15; Гусейнов, 2007, с.29-38).
Именно Султан-Муту, как сообщается в чеченских преданиях, живший в западном нагорном чеченском обществе Нашхой (Наш-ха) легендарный предок чеченцев Тинавин-Вис, сын Молкха, при котором произошло расселение чеченцев в предгорьях, платил дань (Очерки, 1967, с.58; Берже, 1991, с.86; Чеч. фольклор, 1998, с.35). Начало же массового переселения вайнахов - будущих чеченцев и ингушей, окончательное оформление общностей которых относится к середине XVIII в. (Ахмадов, Хожаев, 1992) - на плоскость, прежде всего предгорную зону, из обществ Нашаха на восток (чеченцы) и Галай на запад (ингуши) относится учеными к ХУ1-ХУ11 вв. (Кобычев, 1997, с. 183-184).
Вместе с тем обращает на себя внимание то, что Султан-Мут был известен в Чечне и как шейх Мут, ср.: «Так, в 10-20-х гг. XVII в. в Ичкерии поселился шайх Мут (конец XVI - 40-е гг. XVII в.) - внебрачный сын Тарковского шамхала Солтан-Мут. Пещера, в которой он уединялся, стала «святым» местом - Ших-Мут Хьех. Сохранились предания о таких наставниках, как
шайх Мурат, Бата, Термаол, Берсан-шайх» (Месхидзе, 1998, с. 107).
В свою очередь, чеченских илли - героико-эпических песнях, датировку наиболее старых из которых можно отнести, как уже отмечалось, ко второй половине XVII или к началу XVIII века (Мальсагов, Ошаев, 1963, с.26) и чье обозначение восходит к араб, иль Алла в известной исламской формуле единобожия (Гусейнов, 2001, с.25) (последняя могла распространиться здесь не ранее принятия ислама, имевшего место на территории Восточной Чечни и предгорных Чечни и Ингушетии в XVI в., горной Чечено-Ингушетии - в XVII-XVIII вв. (Ист. Сев. Кав., 1988, с.495), когда и началось переселение на плоскость) представителей соседних народов - называются не просто кумыки, а «тарковские юные молодцы» (таркхой жима к!ант). Это отразилось в их названиях: «Илли о тарковском молодце казаке, сыне вдовы, Актоле, сыне Джумы», «Илли о тарковском молодце и сыне вдовы» и «Илли о кабардинце Солее, вдовьем сыне и тарковском молодце», а также чеченском названии Каспийского моря - Таркхойн х!орд. Этноним г!умкхи(и) «кумык, кумычка» используется лишь во второй из упомянутых песен в связи с кумыкскими женщинами, которыми сшита одежда героев (Илли, 1979, с.ЗЗ 1-332).
Именно к нему - сыну вдовы - в западно-чеченское с. Гехи, впервые упоминаемое в 1745 году как находящееся под управлением кумыкских аксаевских князей (Волкова, 1974, с. 16), приезжает «тарковский добрый молодец». Возникновение этих песен, действительно, могло иметь место не ранее времени, когда в первой половине XVII в. оформляется конфедерация кумыкских княжеств под сюзеренитетом шамхалов Тарковских, подданные которых и именовались, по всей видимости, еще в это время тарковцами в Чечне. При этом представители отождествляемого с ними тайпа Таркхой, а также отчасти Пумкхий оказываются известными практически во всей нынешней равнинной и предгорной Чечне, преимущественно в восточной ее части (см. Гусейнов, 2001, с.21 -24) и являются, если иметь в виду вышеизложенное, потомками прежнего тюрко (кумыкско) язычного населения указанных областей, известного в русских документах XVI—XVIII вв. под названием Мичкиз (Минкиз) (см. Гусейнов, 2001, с.21-24, 20).
Не случайно, что среди чеченцев и ингушей широко бытуют этногенетические легенды о
приходе их предков на Кавказ из Аравии, каковые являются наиболее распространенными из всех версий о предках-пришельцах. Причем ведущее место среди них занимают те из них, которые восходят к преданиям о происхождении кумыкских (Тарковских) шамхалов из Шама (Сирии) (Дахкильгов, 1978, с.ЗЗ, 35).
Видимо, поэтому еще первый чеченский этнограф УЛаудаев (1990, с.19) писал в 1872 г. об одной из этих легенд, согласно которой «...какой-то шамский князь (Шам - Сирия), заслужив гнев своего повелителя, бежал и поселился на Кавказе». Младший из его сыновей, называвшийся Нахчой, «взял себе уделом землю в горах и сделался родоначальником чеченцев». Этот же исследователь отмечал, что «предание это ничем не подтверждается и есть скорее всего выражение тщеславия молодого народа, желавшего иметь своим родоначальником княжеского сына; или же, не есть ли оно переиначенная генеалогия фамилии Шамхалов...».
Литература
Аджаматов Б.А. История первой Кавказской войны. - Махачкала, 2003.
Алиев K.M. Шамхалы Тарковские. - Махачкала, 2006.
Ахмадов Я., Хожаев Д. Территория и расселение вайнахов с XVI века и до наших дней //Голос Чечено-Ингушетии, 1992, 14января.
Бакиханов А.-К. Гюлистан-Ирам. - Баку, 1926.
Берже А.П. Чечня и чеченцы. - Грозный, 1991.
Большая советская энциклопедия, 3 издание.
Виноградов В., Магомадова Т. Брагунцы. Кто они и откуда // Вести КНКО. - Вып. 1. -2000.
Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия народов Северного Кавказа. - М., 1973.
Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII - начале XX в. -М., 1974.
Гаджиахмедов Н.Э., Гусейнов Г.-Р.А.-К. Кумыкские личные имена. - Махачкала, 2004.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Адыгские языки в дооктябрьской истории ареального взаимодействия языков народов Северо-Восточного Кавказа (Вопросы этимологии и семантики) // Семантика языковых единиц разных уровней. - Вып. 3 - Махачкала, 1998.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. «Тарковские юные молодцы» чеченских героических сказаний и
проблемы этнической географии СевероВосточного Кавказа ХУ1-Х1Х вв. // Вести КНКО. - Вып.2-3. - 2001.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Болгьур-тав кумыкских героических песен // Вопросы тюркологии. -Махачкала, 2006.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Отражение исторических и этнических связей чеченцев с кумыками в чеченском фольклоре // Тезисы докладов научно-практической конференции «Исторические связи народов Дагестана и Чечни». - Махачкала, 2006.
Гусейнов Г.-Р.А.-К. Шубут // Вопросы тюркологии. - Махачкала, 2007.
Гусейнов Г.-Р.А.-К, Мугумова А.Л. Ойкумена кумыкского фольклора периода хазарской и кыпчакской общности как одно из свидетельств крайних ареальных пределов кумыкского этноса эпохи раннего средневековья // Вестник кафедры литератур народов Дагестана и Востока. - Вып.5. - Махачкала, 2005.
Дахгильгов И.А. Исторический фольклор чеченцев и ингушей. - Грозный, 1978.
Идрисов Ю. Борьба Тарковского государства за свою независимость // Ёлдаш. - 2005. -28 октября.
Илли: Героико-эпические песни чеченцев и ингушей. - Грозный, 1979.
История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. - М, 1988.
Кобычев В.П. Расселение чеченцев и ингушей в свете этногенетических преданий и памятников их материальной культуры // Этническая история и фольклор. - М, 1997.
Къумукъланы йырлары. - Магьачкъала, 1991,2002.
Къумукъ халкъ авуз яратывчулугьу. Хрестоматия. - Магьачкъала, 2002.
Лаудаев У. Чеченское племя // Чечня и чеченцы. - Элиста, 1990.
Месхидзе Дж.И. Чечено-Ингушетия // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. -Вып.1.-М, 1998.
Мальсагов Д.Д, Ошаев Х.Д. Устное поэтическое творчество чечено-ингушского народа // Очерк истории чечено-ингушской литературы. - Грозный, 1963.
Нохчийн фольклор. - Грозный, 1998.
Оразаев Г.М.-Р. Бырынгы йырлардан бешиси // Ленин йолу. - 1989. - 31 октября.
Оразаев Г.М.-Р. Бырынгы йырлардан алтысы // Ленин йолу. - 1990. - 9 октября.
Очерки истории Чечено-Ингушской АССР с древнейших времен по март 1917 года. - Т.1. -Грозный, 1967.
Хангишиев Д.М. Къумукъ диалектоло-гиясы. - Магьачкъала, 1989.
Чеченский фольклор. - Махачкала, 1998.
Челеби Эвлия. Книга путешествий (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII в.). - Вып.2. - М, 1979.
Шихсаидов А.Р. Эпиграфические памятники Дагестана. - М, 1985.
Шихсаидов А.Р, Айтберов Т.М, Оразаев Г.М.-Р. Дагестанские исторические сочинения. -М, 1993.
Эпиграфические памятники Северного Кавказа. - 4.1.-М, 1966.
Эпиграфические памятники Северного Кавказа. - 4.3. - М, 1980.
