CC BY
339
Г.А. Мехралиева, соискатель кафедры русской литературы Петрозаводского государственного университета.
О ВЗРОСЛЫХ И ДЕТСКИХ СМЫСЛАХ В СКАЗКАХ ЛЮДМИЛЫ ПЕТРУШЕВСКОЙ
В статье исследуется функционирование взрослых и детских смыслов в сказках Людмилы Петрушевской, выявляются литературные и исторические аллюзии, элементы научной фантастики, говорится об особенностях сказочного мира Петрушевской и о роли взрослого подтекста в ее сказках.
Критики и исследователи детской литературы не раз отмечали, что произведения для детей имеют два плана содержания - "детский" и "взрослый". Как пишет об этой семантической двуслойности Л.Н. Колесова, "особый дар детского писателя ... состоит в том, что он может видеть мир сразу в двух измерениях: детском и взрослом. Происходит открытие мира, а не перевод взрослых понятий на детский язык (...) Там, где отсутствует это двуединое видение действительности, происходит имитация детского языка, появляются назойливое морализаторство и сюсюканье. Умением видеть жизнь сразу в двух измерениях определяется двухадресность детской книги" [2: 11].
Цель настоящей статьи - показать, как в сказках известной современной писательницы Людмилы Петрушевской соединяются два пласта содержания - детский и взрослый.
Людмила Петрушевская больше известна произведениями для взрослых. Однако работы, адресованные детям, занимают заметное место в ее творчестве. Петрушевская - автор сказок, кукольного романа "Маленькая волшебница", пьес для детей, а также сценария мультфильма "Сказка сказок". Статья о писательнице включена в био-библиографический словарь "Детские писатели XX века" [8: 343-345].
О том, что Петрушевская - прежде всего сказочник, пожалуй, первым сказал критик и писатель Дмитрий Быков: "И когда в самой абсурдной из ранних пьес Петрушевской, в знаменитом "Анданте", все герои в финале водят хоровод, взявшись за руки и выкрикивая чушь, - мы в первый момент не догадываемся, что перед нами то самое чудесное преображение действительности, которое обещает нам всякая сказка. Наконец-то слово найдено: Петрушевская - сказочник" [1: 35].
Одной из характерных особенностей сказок Людмилы Петрушевской является цитатность. Пи-
© Г.А. Мехралиева, 2008
сательница обращается к сюжетам, образам и мотивам, часто хорошо известным по другим литературным сказкам. Ярче всего это проявляется в сказках "Принцесса Белоножка, или Кто любит, носит на руках" и "Матушка-капуста", написанных по мотивам сказок "Принцесса на горошине" и "Дюймовочка". В этих и других сказках обращают на себя внимание многочисленные литературные ассоциации. Петрушевская опирается и на традицию литературной сказки (Андерсен, Гофман, Е. Шварц, Гауф), и на несказочные тексты (Шекспир, Крылов, Хармс), а также на научную фантастику ("Мария и Елена", "Дедушкина картина", "Приключение в космическом королевстве").
По мнению М.Л. Лурье, интертекстуальность является тем, что обращено только к взрослому читателю: "Сфера "взрослого подтекста" таких произведений принципиально дистанцирована от "детского текста" и состоит в наличии литературных реминисценций, исторических и биографических ассоциаций, намеков, аллюзий, которые не могут быть замечены детьми не по причине их душевной и мыслительной незрелости, а в силу недостаточной образованности, отсутствия необходимых культурно-исторических знаний, неумения видеть в тексте не один смысловой слой. До понимания такого подтекста невозможно "дорасти", постепенно дойти по мере взросления: ребенок о нем просто не догадывается, взрослый же видит или не видит его в зависимости от степени своей осведомленности" [5: 330].
Трудно спорить с тем, что взрослый скорее увидит аллюзии и реминисценции, заключенные в детском тексте, но, на наш взгляд, противопоставление возможностей читателей-взрослых и читателей-детей неправомерно. Как можно убедиться на примере сказок Петрушевской, текст, адресованный детям, может содержать вполне доступные детскому пониманию литературные ассоциации, хотя в большинстве случаев они от-
носятся ко "взрослому" содержанию сказок, как в сказке "Секрет Марилены", где старик-генерал читает любовные письма негодяя Владимира, обращенные к Марии и Елене, рассматривает вложенные фотографии, "надеясь когда-нибудь удалиться на покой и там, на покое, написать роман об удивительной силе любви одного юноши В. под названием "Страдания молодого В." с фотодокументами" [7: 159]. Или, как говорится о государственном перевороте в сказке "Принц с золотыми волосами": "власть давно переменилась, всем управляли уже новые молодые люди, быстрые, в кожаных куртках."[7: 233]. Но если аллюзия на роман Гете "Страдания молодого Вертера" и намек на больше-виков-революционеров ориентированы на "взрослое" восприятие, то некоторые авторские подсказки обращены как к взрослому, так и к начитанному/наслышанному ребенку. Например: "принц ... быстро поцеловал принцессу в губы - он где-то читал, что так можно оживлять принцесс" ("Принцесса Белоножка, или Кто любит, носит на руках") [7: 202]; " - Да, помнишь, в сказке о Золушке Евгения Шварца? Во всех затруднительных случаях надо танцевать!" ("Секрет Марилены") [7: 157].
Пожалуй, большей трудностью для "распознавания" детьми является сюжетное заимствование. Сюжет сказки "Принц с золотыми волосами" явно отсылает к пушкинской "Сказке о царе Салтане", что особенно заметно в начале сказки: молодую королеву в отсутствие мужа придворные выгоняют из дворца. Правда, мотив этого поступка совершенно иной: у королевы родился сын с рыжими волосами, хотя среди предков короля не было никого рыжего, при этом "мать не принималась во внимание" [7: 217]. В сказке "Девушка Нос" главная героиня по имени Нина отдает волшебнику сначала большой палец правой руки за новый нос, потом - указательный за известия о своем любимом - Анисиме, и читатель, знакомый с "Русалочкой" Г.-Х. Андерсена, с тревогой ждет плохого конца, но Петрушевская, у которой нет ни одной сказки с плохим концом, и эту сказку заканчивает свадьбой: волшебник возвращает Нине прежний нос, а Анисим с помощью лекарства возвращает ей пальцы: "И Нина вскоре вышла замуж за своего милого Анисима и родила ему множество смешных детей" [7: 144]. Читательские ожидания, которые могут возникнуть и у детей, и у взрослых, не оправдываются и в "Принце с золотыми волосами": семья воссоединяется, но становится при этом обычной счастливой семьей: "коронация нового владыки произошла в детской, а корону дедушка склеил из картона и обтянул ее серебряной бумагой из-под шоколадки" [7: 233].
Некоторые взрослые смыслы, которые могут оставаться непонятными для детей младшего возраста, создают комический эффект. Например, в сказке "Глупая принцесса" принцесса Ира держит ветеринарную клинику и позволяет жить хозяевам вместе со своими питомцами, будь то
даже простой лесной клоп. Ее будущий муж Петр выгоняет всех шарлатанов, дав одному из них по шее: "остальные поняли все сами и удалились, сильно качаясь, видимо, от горя.
Некоторые при этом громко пели печальные песни" [7: 193].
Оценить этот пассаж могут только взрослые и дети постарше, у которых это, несомненно, вызовет радость понимания авторских намеков "не для всех".
Другой тип ассоциаций в сказках Петрушев-ской - ассоциации, понятные хорошо осведомленному читателю. Например, их мы встречаем в сказке "Приключение в космическом королевстве". Герой сказки, бывший землянин Мик, который умер молодым, в прошлой жизни "кричал свои стихи, пил и ел неизвестно что и работал на черной, грязной, хотя и хорошо отапливаемой работе" [7: 205]. По-видимому, не каждый взрослый читатель может сделать вывод о том, что Мик - не просто поэт, который был несчастен в земной жизни, но и бывший диссидент с типично "диссидентской" профессией - кочегар. В этой же сказке говорится и о друзьях принцессы Ба, которых она берет в путешествие, чьи полные имена не называются: "Ба с любовью вспоминала своих подруг и их трех друзей, произносила их имена - Эмилия, Шарлотта, Анна, затем Джордж Ноэл Гордон, Вольфганг Амадей и Александр, все отборные люди, очень непростые, каждый из которых в прошлой жизни умер молодым и до последних дней не верил, что умрет" [7: 210 - 211] . Безусловно, имена этих людей - от сестер Бронте до Пушкина
- могут остаться загадкой для многих читателей, или стать ребусом, который можно разгадать с чужой помощью, возможно, с помощью взрослого.
В некоторых сказках существует явная сюжетная опора на жанр научной фантастики. В сказке "Дедушкина картина" человечеству угрожает катастрофа, характерная для фантастики - ядерная зима, и хотя угроза не называется своим именем, ее происхождение достаточно прозрачно: "над нашей территорией нависло облако непроницаемого вещества и солнце больше никогда не появится: будет вечная зима, зима и еще раз зима" [7: 292]. Сказка "Анна и Мария" написана по мотивам научно-фантастического романа А. Беляева "Голова профессора Доуэля". Волшебник действует по технологии, придуманной Доуэлем, - заменяет больное тело своей жены Анны на здоровое тело женщины Марии, которая умирает от ранения в голову, с той только разницей, что научный эксперимент он совмещает с волшебным чудом.
Волшебная сказка и научная фантастика образуют своеобразный симбиоз в сказке "Приключение в космическом королевстве", волшебство в сказке соседствует с научно-фантастическими мотивами. Это проявляется уже на уровне названия-оксюморона: королевство, о котором пойдет
речь, существует в пределах традиционного научно-фантастического образа космоса. Главные герои - король Ктор и принцесса Ба правят не в одной стране, а в целом космосе. Герои, с одной стороны, летают на космическом корабле, преодолевая расстояния в световые годы, посещают другие планеты и т. п. С другой стороны, приключение, которому, собственно, посвящена сказка, стало возможно благодаря запрещенной в королевстве "науке превращений".
Сказки Петрушевской, как уже не раз отмечалось критиками и исследователями, наполнены множеством бытовых подробностей. По словам Т.Н. Марковой, "расширение конструктивного и смыслового диапазона сказки в значительной мере происходит за счет неизменного интереса автора к будничной жизни, к ее бытовым проблемам" [6: 260].
При этом многие проблемы, затронутые Л. Петрушевской, еще не знакомы маленьким читателям. Это, например, жизненные трудности двух одиноких старушек-сестер из сказки "Две сестры". Они получают маленькую пенсию и живут очень бедно: сестры "на обед варили картофель, на завтрак съедали по куску хлеба и выпивали стакан кипятка". Но больше всего они боятся подростков, которые сидят по вечерам на лестнице и мимо которых старушки боятся даже пройти. Эти и множество других примеров из сказок Петру-шевской убеждают в том, что автор обнажает "взрослый" смысл, не прибегая к нравоучениям, но и не сгущая краски.
"Фоном сказок Петрушевской, - пишет Е. Ти-новицкая, - выступает страшная, абсурдная и при этом ... очень узнаваемая действительность. Всегда присутствует некий житейский контекст (по взрослым произведениям Петрушевской мы знаем, что она специалист в изображении подобного рода ситуаций). Однако этот фон дается намеком, как некий шум из мира современной реальности" [9: 164]. Думается, что приведенный пример показывает, что реальность в сказках Петрушевской -это нечто большее, чем просто "шум". Кроме того, нам представляется более правомерным говорить в данном случае не о сходстве художественного метода Петрушевской в произведениях для взрослых и в сказках, а о поэтике литературной сказки в целом. Одной из особенностей литературной сказки является то, что сказочные чудеса часто происходят в мире, похожем на реальный. Как пишет об этом И.П. Лупанова, "одна из самых специфических черт современной литературной сказки -атмосфера "сказочной реальности", т.е. раство-ренности чуда, его нормативности при полной ирреальности, поддерживаемой художественными приемами" [4: 11]. Известный исследователь литературной сказки М.Н. Липовецкий на этом осно-
вании - приближении сказки к современной жизни
- выделяет особый тип - "сказка жизни", появившийся в 1930-е годы в творчестве Ю. Олеши, Е. Шварца, А. Толстого и многих других [3: 101]. В сущности русская детская книга давно вышла из мира детской, в котором в основном пребывала до революции. В 1930-е гг. Марина Цветаева в статье "О новой детской книге" язвительно отзывалась о большинстве дореволюционной детской продукции, противопоставляя ее произведениям современных авторов: "разгрузка от удушливо-слащавого быта детской, с его мамами, нянями, барашками, ангелочками, опять-таки никакой реальности не соответствующими. Есть и в новой детской литературе бараны, но - именно бараны, и пасутся они на пастбищах Туркестана, и шерсть у них клочьями, а не завитая у парикмахера" [10: 352].
Другая особенность сказок Петрушевской, которая сразу же обращает на себя внимание, заключается в том, что рассказчик часто отвлекается от повествования, чтобы поделиться с читателем жизненными наблюдениями. Приведем в пример такие отступления только из одной сказки -"Секрет Марилены":
".но ведь многие толстые люди живут счастливо!
Их отличает кроткий нрав и доброе сердце, и люди любят толстяков" [7: 144-145];
".широко известно, что в балет и на сцену принимают только знакомых";
"Кстати, многие полные люди, похоже, заколдованы: как бы они ни голодали, все равно вес возвращается, словно по волшебству!" [Петру-шевская, 1996: 148];
".в искусстве надо сильно удивлять публику, иначе подохнешь с голоду" [7: 149];
"Это ведь не секрет, что в человеке иногда исчезают прежние души и заводится новая, особенно с возрастом" [7: 150].
Эти и подобные авторские замечания, не имеющие прямого отношения к действию, обращены прежде всего к ребенку, для которого, в отличие от взрослого, многое в этих житейских мудростях может быть откровением.
Сказки Петрушевской, как мы старались показать, наполнены множеством аллюзий и реминисценций, обращенных как к читателю-взрослому, так и к читателю-ребенку. В случае совместного чтения сфера детских смыслов может быть расширена с помощью взрослого, если он пояснит маленькому слушателю то, что осталось для него непонятным. При этом, естественно, невозможно провести четкую границу между содержанием принципиально"детским"и "взрослым".Автор вовлекает читателя в игру определения источников и разгадывания намеков, в которой принимают участие и взрослые, и дети.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Быков Д. Рай уродов//Огонек. 1993. №18. С. 34 - 35.
2. Колесова Л.Н. Проза для детей, 1917 - 1987: Семинарий. Петрозаводск, 1999. С. 11.
3. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки (на материале русской литературы 1920-1980-х годов). - Свердловск, 1992.
4. Лупанова И.П. Современная литературная сказка и ее критики (Заметки фольклориста)//Пробле-мы детской литературы. - Петрозаводск, 1981.
5. Лурье М.Л. Товарищ Папава и великан Блюминг: к вопросу о "взрослом тексте" детской литературы (Сказки среди бела дня В. Витковича и Г. Ягдфельда)//Детский сборник: статьи по детской литературе и антропологии детства. - М., 2003. С. 329.
6. Маркова Т.Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX века. Дис. ... д-ра филол. наук. - Челябинск, 2005. С. 260.
7. Петрушевская Л.С. Собр. соч.: В 5 т. Харьков: Фолио; М.: ТКО АСТ, 1996. Т. 4. 352 с.
8. Русские детские писатели XX века: Биобиблиографический словарь. 3-е изд., перераб. - М., 2001.
9. Тиновицкая Е. Терапия вместо "морали". Об одной новейшей тенденции в отечественной детской литературе//Вопросы литературы. 2007. №4. С. 157 - 176.
10. Цветаева М.И. Сочинения: В 2 т. - М., 1988. Т. 2.
G.A. Mehralieva
About adult and children's senses in Lyudmila Petrushevskaya's fairy-tales
The article examines functioning of adult and children's senses in Lyudmila Petrushevskaya's fairy-tales, picks out literary and historical allusions, elements of science fiction, discusses peculiarities of L. Petrushevskaya's fairy-world, and about the role of adult subtext in her fairy-tales.
