CC BY
32
Из истории науки
Вестник ДВО РАН. 2005. № 1
К 75-летию со дня рождения видного слависта и диалектолога Марка Алексеевича Михайлова
Выпускники славянского отделения филологического факультета МГУ благодаря получаемому фундаментальному филологическому и лингвистическому образованию находят применение своим творческим способностям в широкой сфере научных и образовательных учреждений, занимаясь исследованием и преподаванием не только инославянских языков и литератур, но и отраслей филологической русистики. Ярким примером этого служит жизнь и деятельность Марка Алексеевича Михайлова (1930-1993), который после окончания славянского отделения филологического факультета и аспирантуры МГУ внес весомый вклад в изучение языка лужицких сербов (малой славянской народности в Германии), а затем, работая в Дальневосточном государственном университете (1956-1964) и в Нижегородском (Горьковском) государственном университете (1964-1993), успешно сочетал педагогическую деятельность с исследованием проблем русского языка (преимущественно словообразования).
Н.С.АРАПОВА
О трудах М.А.Михайлова по серболужицким языкам
В русском славяноведении серболужицким языкам «повезло» меньше, чем другим славянским языкам, и изучать их начали сравнительно поздно. Хотя интерес к серболужичанам и их языкам пробудился в России в начале XIX в. (интересные данные об этой этнолингвистической группе мы находим в трудах А.И.Тур-генева и А. С.Кайсарова), количество исследований по серболужицким языкам не
АРАПОВА Н.С. - доктор филологических наук (Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова).
так велико, как по другим славянским языкам и их диалектам. Однако интерес к языку сербов-лужичан не ослабевает в течение последних двух столетий. Об этом свидетельствуют труды О.М.Бодянского, И.И.Срезневского, Е.П.Новикова, А.Ф.Гильфердинга, А.А.Кочубинского, Л.В.Щербы, A.M.Селищева. В середине XX в. эту эстафету подхватили несколько молодых московских исследователей. В их числе оказался аспирант кафедры славянской филологии М.А.Михайлов.
К моменту поступления в аспирантуру М.А.Михайлов имел блестящую подготовку в области славистики. Он окончил филологический факультет МГУ по специальности чешский язык и литература. При чрезвычайной личной скромности (а это качество он сохранил на всю жизнь; скромность и необыкновенный такт -вот доминанты этого незаурядного ученого) он был одним из лучших студентов на курсе. Чешским языком владел блестяще и как практик-переводчик, и как специалист-языковед (что всегда подчеркивала А.Г.Широкова, у которой он учился). Два базовых языка - чешский и русский, хорошее знакомство с польским и словацким языками, а также весьма основательные знания в области русской диалектологии, полученные в полевых условиях, дали молодому ученому возможность быстро овладеть и новым для него языком - языком сербов-лужичан.
О подготовке М. А.Михайлова в области русской диалектологии следует сказать особо. Среди студентов русского отделения, посвятивших себя языкознанию, диалектологические экспедиции были делом обычным. Но студенты славянского отделения редко в них участвовали. Марк Алексеевич был, кажется, первым из «славян», кто стал регулярно ездить с диалектологами и увлек в это полезное занятие многих студентов-славистов младшего поколения. Ему крупно повезло - диалектологическую практику он начинал под руководством замечательного ученого С.С.Высотского. М.А.Михайлов побывал на Смоленщине, на Кубани, в Белгородской, Великолукской (теперь Псковской) и Вологодской областях. В трех таких экспедициях, где М.А.Михайлов выступал в качестве руководителя, довелось участвовать и мне. Прекрасная общелингвистическая подготовка позволила Марку Алексеевичу превратить эти экспедиции в занятия по сравнительной грамматике славянских языков для их участников, так что после этих поездок мы слушали курс проф. С.Б.Бернштейна на совершенно новом уровне. Именно общение в экспедициях с М. А.Михайловым подвигло многих из русистов на серьезное изучение славянских языков.
В 1953 г. М.А.Михайлов оканчивает университет и поступает в аспирантуру, где выбирает специальностью серболужицкое языкознание. Для этого надо было хорошо ознакомиться с серболужицкими языками. К сожалению, это знакомство было чисто книжным. Студенты и аспиранты не имели в те годы возможности знакомиться с изучаемыми языками в их естественной среде. В нашем случае это особенно обидно, так как и чешский, и серболужицкие языки находились в пределах социалистического лагеря, и, казалось бы, для посещения Чехословакии и ГДР не должно было быть особых препятствий. Увы, о подобных поездках мы и не мечтали.
Проблема, которая привлекла внимание М. А.Михайлова, связана с системой словообразования имен существительных со значением действующего лица в языке сербов-лужичан. Ей посвящена кандидатская диссертация М. А.Михайлова. Она была опубликована в Ученых записках Института славяноведения АН СССР в 1959 г. (т. 17, с. 128-207). Во вступительной части автор останавливается на специфике исследуемого материала - сильном диалектном членении обоих серболужицких языков (нижнелужицкого и верхнелужицкого), сравнительно позднем возникновении в них литературного языка, а также на том обстоятельстве, что ни
один из серболужицких языков никогда не имел статуса государственного языка и волею судеб все носители этих языков говорили по-немецки, преподавание в школе и в вузе велось на немецком языке, и, следовательно, влияние немецкого языка не могло не отразиться и на самом серболужицком языковом материале. В связи с этим очень трудно давать квалификацию тем языковым явлениям, с которыми сталкивается исследователь при анализе материала, как общим или частным, а проверка на месте была, как мы уже сказали, недоступна для аспиранта-москвича. Однако это не помешало М.А.Михайлову проанализировать материал, которым он располагал, и сделать существенные и обоснованные выводы. Положительной стороной диссертации М. А.Михайлова является и то, что он не ограничился данными словарей, а широко использовал тексты художественной литературы и публицистики. Это было нелегко. Чешских, польских, болгарских книг и журналов было сколько угодно; тексты на серболужицких языках надо было еще и разыскивать.
Охарактеризовав картину существительных со значением действующего лица в славянских языках, автор переходит к собственно лужицкому материалу и рассматривает словообразовательные группы в порядке продуктивности суффиксов. От наиболее частого суффикса -аг он переходит к словам с суффиксами -ak, -се1, -с и -ck.
Подробно рассмотрев каждый из суффиксов и сделав частные выводы по каждому из них, М.А.Михайлов делает общее заключение о том, что «среди других западнославянских языков серболужицкие отличаются небольшим количеством словообразовательных средств для обозначения действующего лица».
Защита диссертации М. А.Михайлова состоялась в 1962 г. в Институте славяноведения и балканистики АН СССР. Работа получила высокую оценку членов ученого совета Института.
В 1963 г. в печати появляется еще одна работа М. А.Михайлова «О форме винительного падежа имен существительных как составной части верхнелужицких сложных слов», которая была опубликована в «Серболужицком лингвистическом сборнике», изданном Институтом славяноведения (М., 1963, с. 107-137). Как и все работы М. А.Михайлова, она носит конкретный характер: без всяких вступлений автор сразу переходит к делу, рассматривая интересующий его класс сложных слов. Винительный падеж существительного в качестве первой части композит -крайне редкое явление в славянских языках, но как раз в верхнелужицком языке эта модель получила значительное развитие. Статья написана на материале словарей Якубаша, Пфуля и Краля. Написание ее продиктовано тем, что наиболее исчерпывающее исследование верхнелужицкого словообразования - известная работа М.Кречмара «Словообразование в верхнелужицком языке» [2] почти не останавливается на этом типе словообразования, весьма специфическом и своеобычном. М.А.Михайлов обращает внимание на то, что изучение таких сложных слов верхнелужицкого языка может многое прояснить в словообразовании композит немецкого языка, так как винительный падеж в славянских языках грамматически более четко выражен, чем в немецком. В этой работе М. А.Михайлова затрагивается также важный теоретический вопрос словообразования сложных слов - необходимость различать сложение и сращение.
В 1967 г. в печати появляется небольшая - всего в три страницы - рецензия М.А.Михайлова на книгу Р.Леча «Единство и членение серболужицкого языка» [3]. В этой маленькой рецензии в очередной раз поднимается вопрос о правомерности выделения двух серболужицких языков, о достаточности и недостаточности признаков для определения тождества и различия языков, о плавности диалектного перехода из одного языка в другой. Здесь-то рецензенту и пригодился
опыт русских диалектологических экспедиций и уроки С.С.Высотского, который умел в полевых условиях показать студентам-диалектологам на каком-нибудь совершенно конкретном и узкодиалектном примере связь его со всеми славянскими языками. Этот широкий взгляд учителя, усвоенный Марком Алексеевичем еще на студенческой скамье, позволил ему даже в рецензиях освещать вопрос широко, в общеславянском контексте, и увидеть в частностях общие для славянских языков закономерности исторического развития.
Уже работая в Горьком, М.А.Михайлов публикует небольшую, но опять-таки теоретически и методологически важную статью «Исследование верхнелужицких отглагольных форм на -at-y в глагольных конструкциях» [1]. Он еще раз обращается к спорному вопросу трактовки верхнелужицких отглагольных производных, их соотношению с очень похожими на них причастиями, рассматривает вопросы адъ-ективизации причастий в славянских языках вообще и то, как этот процесс протекал в верхнелужицком языке и как эти формы используются классиками верхнелужицкой литературы. Особое внимание уделено использованию форм на -at-y в творчестве Радысерба-Вели. Как и в других работах М.А.Михайлова, здесь поражает удивительное умение сочетать анализ конкретного материала с широким общеславистическим аспектом, столь свойственное трудам Марка Алексеевича, посвященным серболужицким языкам.
Особо хочется отметить простоту и доступность изложения, свойственную трудам М.А.Михайлова. Никакой псевдоучености, все ясно и просто, никаких длинных наукообразных преамбул - всегда только по делу, лаконично, емко и в то же время исчерпывающе. Таков он был и в занятиях с нами, студентами младших курсов.
Работы М.А.Михайлова в области серболужицкого языкознания составляют несомненный весомый вклад в эту отрасль славистики.
ЛИТЕРАТУРА
1. Михайлов М.А. Исследование верхнелужицких отглагольных форм на -at-y в глагольных конструкциях // Исследования по серболужицким языкам. M., 1970.
2. Krejcmar M. Tworjenje slowow w homjoserbscinje. Budysin, 1954.
3. Lötsch R. Einheit und Gliederung des Sorbischen. Berlin, 1965.
Л.И.МИНИНА
Наш Марк Алексеевич
Нам, его первым студентам, сейчас уже пожилым людям, невозможно представить его человеком преклонного возраста. Для нас он остается и навсегда останется молодым, бодрым и энергичным.
Известный славист доктор филологических наук Марк Алексеевич Михайлов работал в области серболужицкого и русского языкознания.
МИНИНА Лариса Ильинична - кандидат филологических наук (Херсонский государственный университет).
Опубликовав в 1959 г. в Ученых записках Института славяноведения и балканистики АН СССР текст своей кандидатской диссертации, М.А.Михайлов успешно защитил ее в 1962 г.: «Суффиксы имен действующего лица в серболужицком языке» (научный руководитель - проф. С.Б.Бернштейн).
В 1977 г. М.А.Михайлов защитил докторскую диссертацию.
Ей предшествовала солидная монография «Вопросы морфологического анализа», опубликованная в 1976 г. в Польше (Варшава-Вроцлав), содержащая цельную научную концепцию, базирующуюся на ряде блестящих образцов морфемного и словообразовательного анализа. Существенным для теории морфемы и для общей лингвистики (учения об элементарных единицах языка) является обоснование и воплощение идеи о морфеме как не обязательно минимальной языковой единице, чем и завершился в русистике спор о минимальности морфемы. Анализ собственных наблюдений над живой разговорной речью современников позволил автору увидеть в синхронии факты диахронического развития, динамики словообразовательной системы (современного) русского литературного языка, например появление некоторых новых разновидностей аффиксального словообразования глаголов.
Для филологов, связанных с ДВГУ, как ни для кого другого, ясен вклад М.А.Михайлова в дальневосточную диалектологию. После выхода во Владивостоке в 1925 г. ряда работ проф. А.П.Георгиевского говорами Приморья никто не занимался. Существовало мнение, что на территории позднего заселения собственных диалектных особенностей нет, что говоры переселенцев сохраняют черты исходных областей.
М.А.Михайлов начиная с 1957 г. организовал и провел восемь диалектологических экспедиций в разные районы Приморского края, а в 1965 г., уже работая в Горьковском университете, приехал в село Смольное Анучинского района, где находилась очередная экспедиция, на собственные средства за 7,5 тысяч километров! Таким образом, он лично участвовал в девяти диалектологических поездках в Приморье. Экспедиции работали по Программе ИРЯЗ АН СССР, выполнить которую собирателю нелегко. Но Марк Алексеевич терпеливо учил начинающих диалектологов, и постепенно мы накапливали нужные знания, формировали навыки сбора и первичной обработки материала.
В университете появились курсовые и дипломные работы по русской диалектологии. Первое дипломное сочинение написала в 1959 г. Анна Селезнева, но сама она в экспедициях не бывала, а использовала чужие записи.
Вторую дипломную работу, на собственном материале двух экспедиционных поездок, защитила в 1960 г. Лариса Высоцкая (автор этих воспоминаний): «Фонетический строй говора сел Архиповка и Янмутьхоуза Чугуевского района Приморского края».
Тогда удалось установить, исследовав диалектные особенности и историю переселения жителей этих сел, что на основе двух говоров Вологодско-Вятской группы севернорусского наречия (Осинского уезда Пермской губернии и Томской губернии) в соседних селах менее чем за полвека выработался единый говор, общий для Архиповки и Янмутьхоузы. Спустя два года после консультаций с Марком Алексеевичем, я подробно мотивировала этот вывод в статье, посвященной аффрикатам в новом, приморском, говоре этих сел. Оказалось, что в переселенческих говорах на новой территории происходят в течение нескольких десятилетий процессы, приводящие к качественным изменениям диалектных систем.
Под руководством М.А.Михайлова был записан говор ряда населенных пунктов Анучинского района Приморского края (Смольное, Старая Варваровка, Новая Варваровка, Виноградовка, Ново-Гордеевка, Берестовец и др.), основанных в
80-90-х годах XIX в. переселенцами из деревни Ширяевка Суражского уезда Черниговской губернии. История возникновения этих сел, прослеженная по краеведческим и архивным материалам, сохранение общих для их жителей диалектных особенностей позволяют говорить об одном говоре, распространившемся на компактной территории к западу и к югу от райцентра Анучино и образующем сплошной однородный и устойчивый диалектный массив. Обнаружение в 1961 г. этого массива было большой удачей диалектологов Дальневосточного университета во главе с М.А.Михайловым. Экспедиции продолжались и в последующие годы, охватывая все новые населенные пункты: Анучино, Ширяевка Ивановского района, Ново-Сысоевка Яковлевского района, Перетино и Сергеевка Партизанского района и др.
Диалектологическое собрание ДВГУ включало не только полевые блокноты, рабочие картотеки по Программе ИРЯЗ, но и фонотеку, создание которой делает честь ученику Марка Алексеевича, тогда студенту, Геннадию Малых.
В 1963 г. он с огромным магнитофоном, занимавшим целый рюкзак, самоотверженно записывал речь носителей «нашего говора», перемещаясь из села в село, из района в район, в своей автономной диалектологической поездке, продолжавшейся полгода (!) и финансировавшейся Марком Алексеевичем из собственных средств.
На материале этого диалектного массива, открытого М.А.Михайловым с учениками и последователями, написан ряд дипломных сочинений и кандидатская диссертация Л.И.Мининой «Вариантность местоимений и прилагательных в переходном говоре Анучинского района Приморского края (в сопоставлении с исходным говором села Ширяевка Брянской области)».
Сам Марк Алексеевич в 1974 г. опубликовал в материалах и исследованиях по Общеславянскому диалектологическому атласу за 1971 г. статью «О количественной форме имен существительных (на материале говора брянских переселенцев Приморского края)».
М.А.Михайлов, организовавший впервые в ДВГУ диалектологические экспедиции, сам участвовавший в них и привлекший к участию ряд своих коллег (Ю.С.Язикову, М.А.Леоненко, Г.Н.Сергееву, С.А.Стародумову), вырастивший уче-ников-диалектологов (Л.Высоцкую, Э.Колобову, Л.Сухурову, Г.Малых, Э.Кулешо-ву, Е.Акимову и др.), открывший уникальное явление в Приморье - диалектный массив, является основателем приморской диалектологии.
После отъезда Марка Алексеевича из Владивостока кафедра поручила проводить диалектологическую практику и диалектологические экспедиции мне, и я с радостью делала это, продолжая дело Марка Алексеевича, под влиянием которого формировалась как полевой диалектолог и начинала понимать, какие проблемы можно рассматривать на материале «нашего говора». Это: понятие одного говора, проблема вариантности и отождествления языковых единиц, специфика функционирования вариантов в диалектной речи, специфика нормы в диалекте, эволюция диалекта на разных территориях и др. Поэтому, поступив в 1967 г. в аспирантуру Ленинградского университета, я сама предложила научному руководителю, А.И.Лебедевой, тему своей диссертации, которая и была принята и утверждена.
Но вернемся во Владивосток. Окончив университет, я уехала в другой город, а Марк Алексеевич велел мне написать статью по теме дипломной работы; вместе с Ю.С.Язиковой организовал рецензентов (одним из которых была А.И.Лебедева, ставшая впоследствии моим научным руководителем в аспирантуре) и нашел возможным представить статью в Ученые записки ДВГУ, V выпуск. Спасибо, Марк Алексеевич, за мою первую публикацию!
Марку Алексеевичу я обязана и приглашением на кафедру русского языка в alma mater, где я проработала 5 лет до поступления в аспирантуру, из них два года - ассистентом Марка Алексеевича. Я вела за ним практические занятия по русской диалектологии, словообразованию и морфологии современного русского литературного языка, ходила на все его лекции и тщательно их конспектировала.
Читал лекции Марк Алексеевич так, что складывалось впечатление, будто ни в какие свои записи он не заглядывает: молодой лектор (ему было тогда около 30 лет) так владел материалом, что смотреть в конспект ему не было нужды. В начале каждой лекции он подводил слушателей к новой теме, кратко изложив содержание предыдущей, что активизировало студентов.
Записи на доске Марк Алексеевич располагал в определенном, хорошо продуманном порядке, и после лекции оставалась как бы схема ее, при одном взгляде на которую в памяти всплывало все услышанное. (Свои лекции по диалектологии в Херсонском пединституте, куда была распределена после аспирантуры, я тоже старалась сопровождать подобными записями на доске, предварительно отобрав примеры и расположив их в системной последовательности. А когда после открытых лекций коллеги отмечали эту особенность, я всегда с благодарностью вспоминала Марка Алексеевича.)
Доцент Читинского пединститута Э.А.Колобова, с которой нас в юности подружили диалектологические экспедиции родного ДВГУ, говорила мне, как ей помогали конспекты лекций по диалектологии Марка Алексеевича, сделанные ею еще в студенческие годы. Круг научных интересов Э.А.Колобовой сложился под благотворным влиянием нашего Учителя: она защитила 1974 г. диссертацию по сибирской диалектологии «Фонетическая система говора села Макарово Шилкинского района Читинской области». И хотя научным руководителем был не Марк Алексеевич, тогда еще доцент, его ученицу, получившую в Дальневосточном университете основательные знания и имевшую опыт полевого диалектолога, с удовольствием взяла под свое руководство профессор Н.А.Цомакион.
Особо хочется сказать о лекциях Марка Алексеевича по словообразованию. Я их слушала начинающим преподавателем в начале 60-х годов ХХ в. В то время происходило становление словообразования как самостоятельного раздела науки, отмежевание его от морфологии и лексикологии, разграничение словообразовательного и морфемного анализа, и Марк Алексеевич распространял методику словообразовательного анализа и усвоенные в Московском университете идеи Г.О.Ви-нокура в Дальневосточном университете, а ученики его, ставшие преподавателями, в последующие годы не только в ДВГУ, но и в других вузах (провинциальных и далеко разбросанных) продолжали это дело.
Когда наконец словообразование и словообразовательный анализ, в отличие от «разбора слова по составу», проникли в школьные программы, мне пришлось много работать с учителями Херсонской области, разъясняя цели, методику и конечные результаты морфемного и словообразовательного анализа. Нередко я использовала примеры Марка Алексеевича, запомнившиеся мне на всю жизнь, например: выделить словообразовательный суффикс в словах «плодовитый», «ледовитый», «домовитый», «деловитый». И когда в лекции по Общему языкознанию в 1972 г. я рассказывала студентам о достижениях в морфо- и словообразовании, то для иллюстрации полного словообразовательного анализа использовала примеры Марка Алексеевича. На перемене ко мне подошла Наташа Полищук, которая недавно перевелась из Горьковского университета, где преподавал М.А.Михайлов, и сказала, что тоже запомнила эти примеры. В свое время она защитила диссертацию, и мы, уже коллеги, тепло вспоминали иногда нашего Марка Алексеевича, нас связывала
добрая память об этом талантливом преподавателе, с которым нам посчастливилось встречаться в разные годы и в разных университетах, и это сближало нас в Херсоне, далеко от родины.
Из 37 лет своей успешной педагогической и научной деятельности М.А.Михайлов в ДВГУ проработал только восемь. Здесь он начал преподавать, отсюда ездил в Москву защищать кандидатскую диссертацию, здесь стал доцентом, организовал и регулярно проводил диалектологические экспедиции, воспитал учеников, будучи еще совсем молодым ученым: когда он уехал из Владивостока, ему было только 34 года. Он оставил глубокий след в наших душах и добрую память.
Часто вспоминаются первые годы работы М.А.Михайлова во Владивостоке. В 195б г. на кафедре русского языка ДВГУ появились сразу два новых преподавателя: М.А.Михайлов и Ю.С.Язикова. Мы, студенты, несколько диковатые провинциалы с комплексом жителей «края земли», во все глаза разглядывали этих выпускников столичных университетов, Московского и Ленинградского, приехавших к нам после аспирантуры: как они ходят, как говорят, как одеваются и т. д. и т. п. Они даже жили не «у себя дома», а в гостинице «Золотой Рог»: университет пока не мог предоставить квартиры молодым специалистам, приехавшим по распределению, оплачивал им проживание в этой лучшей гостинице Владивостока, потом - в гостинице Тихоокеанского флота. Позже, уже став мужем и женой, Марк Алексеевич и Юлия Сергеевна получили квартиру в Минном городке. А пока они жили в «Золотом Роге». Марк Алексеевич рассказывал, что, приехав первый раз в отпуск, встретился в Москве со своим однокурсником Никитой Ильичом Толстым - внуком великого писателя. Когда тот узнал, что Марк Алексеевич живет в гостинице «Золотой Рог», то спросил: «Сколько ступенек на лестнице, ведущей на второй этаж, в ресторан при гостинице?» Марк Алексеевич, нередко обедавший там, не мог точно сказать, а Никита Ильич назвал ему точное количество и рассказал семейное предание. Один из сыновей Л.Н.Толстого был морским офицером и в начале ХХ в. служил на Тихоокеанском флоте. Корабль его базировался на Русском острове. Когда моряки выезжали в увольнение во Владивосток, они посещали ресторан «Золотой Рог». После веселого ужина, по установившемуся обычаю, они выпивали по бокалу шампанского на каждой ступеньке, так что прекрасно помнили, сколько именно ступенек на этой лестнице.
Опытный диалектолог, участвовавший в ряде экспедиций МГУ, М.А.Михайлов уже в первый год своей работы во Владивостоке подготовил базу для организации первой в истории ДВГУ диалектологической экспедиции. Было создано два отряда: один, под руководством Ю.С.Язиковой, поехал в Камень-Рыболов, в другой, под руководством М.А.Михайлова, - в село Ново-Девица Спасского района. В этом отряде была и я вместе с однокурсницами Валей Ткаченко и Ниной Романенко. С Ю.С.Язиковой ездили Галя Гончарова, Света Панина и Нина Ткаченко. Это первые диалектологи ДВГУ: 2 преподавателя и б студенток (июль 1957 г.). Ново-Девица расположена неподалеку от озера Ханка, основали ее переселенцы из Кур -ской губернии. Нам повезло: там был говор с диссимилятивно-умеренным яканьем. Можно представить, сколько пришлось поработать только что окончившим второй курс новичкам в диалектологии, чтобы правильно определить такой сложный тип безударного вокализма. Помню, когда уже было накоплено достаточно материала, нам никак не попадались слова с О ударным. Вечером мы работали с полевой картотекой и сокрушались: мол, нет злосчастных примеров с О этимологическим под ударением. Марк Алексеевич показал образец находчивости и помог получить нужный пример на глазах у нашей хозяйки (она же и объект наблюдения), он хватает пустое ведро для воды, выбегает с ним в темноту - и тут же
возвращается с пустым ведром. Мы, еще не понимая, что произошло, изумленно смотрим на него, а хозяйка комментирует: с вядром пабёх, с вядром и прибёх. И только тогда мы сообразили, что он спровоцировал реплику информанта, где с необходимостью должна появиться долгожданная форма.
Потом и я научилась так ставить вопрос носителю говора, чтобы в ответ получить именно то, что нужно, но первый урок дал именно Марк Алексеевич.
На следующий год (1958) мы поехали в таежный Чугуевский район. Из района на случайной машине добрались до самых дальних сел - Архиповки и Янмутьхо-узы (о, эти гольдские топонимы!), где кончалась проселочная дорога, упираясь в необитаемые отроги Сихотэ-Алиня. Природа - сказочная: тайга, горы, зеленые вблизи и синие вдали, быстрая река Сандагоу, на перекатах которой в ледяной воде ловилась форель-пеструшка; земляничные поляны за околицей, где нельзя было и шага сделать, не наступив на ароматную ягоду. Никогда больше не видела я такого обилия земляники и, конечно, больше не увижу. На следующее лето мы варили земляничное варенье на меду (!): сахару в архиповском сельпо не было, а липового меду в колхозе - сколько угодно, и очень дешевого.
Поселились мы в староверской Архиповке, в последней избе, у излучины Сандагоу. Банька наших хозяев Опёнышевых приютилась под отвесной сопкой с плоской вершиной. На это плато мы пару раз взбирались за хворостом и валежником, чтобы вытопить баньку (хозяйские запасы дров, припасенных на зиму, берегли). Как-то, собирая это подножное топливо, мы разбрелись, громко и весело перекликаясь, и с шумом тащили большущие ветки к краю плато, чтобы сбросить их вниз, к нашей баньке. И вдруг я увидела, как побледнела хозяйская дочь Фрося, сопровождавшая нас. Что такое? А она показывает мне свежие царапины на стволе соседнего дерева (еще сок стекает): «Хозяин!» Не успев испугаться, я позвала девочек - и мы быстро сбежали вниз; только тут они узнали, что где-то совсем рядом затаился осторожный медведь. Такая вот таежная романтика. А Марк Алексеевич бесстрашно отправлялся по лесной дороге за 8 км в Янмутьхоузу и уверял нас, что летом медведи сыты и на людей не нападают.
Жили мы не в душной избе, а, по предложению Марка Алексеевича, на большущем сеновале, устроенном над сараем. Спали на душистом сене, просыпались от звона тонких струек молока о жестяной подойник: прямо под нами помещалась корова. Степанида Даниловна угощала бледных горожан парным молоком, а хозяин приносил нам на зорьке свежевыловленных харюзков на уху. Мы быстро отдохнули после сессии, и знакомые крестьяне говорили: «А вы порумянели». В этом берендеевом царстве мы записывали колоритный севернорусский говор с полным оканьем, с утратой затвора обеими аффрикатами (что довольно редко встречается) и др.
Марк Алексеевич то уходил пешком в Янмутьхоузу записывать речь участника Гражданской войны Денисова, то ездил в другой отряд экспедиции (в Кокшаровку, кажется), где работали наши преподаватели Ю.С.Язикова и М.А.Леоненко, то возвращался к нам в Архиповку, а мы старательно выполняли свою программу, заполняя блокноты транскрипций и разнося материал в полевую картотеку. Меня заинтересовали согласные, и на четвертом курсе под руководством Марка Алексеевича я написала работу о консонантизме этого говора.
На следующий год (1959) Марк Алексеевич назначил меня начальником отряда, и мы поехали в дорогую Архиповку с Ниной Романенко, Леной Колобовой и Галей Низяевой уже без преподавателей. Мне надо было собирать материал для дипломной работы и обучать диалектологическим премудростям младших студенток. Чувство ответственности за успех экспедиции было у меня так велико, что
сейчас я назвала бы его гипертрофированным. Постоянно помня, что надо будет держать отчет перед строгим Марком Алексеевичем, я и сама много работала и не давала спуску подружкам, которые меня шутливо укоряли за то, что я не даю им «любиться с парнем в зеленой рубахе», а заставляю корпеть над картотекой. Лена сочинила очередную свою оперу - шутливую хронику студенческой жизни в стиле капустника, где наш сеновал именовался загадочно ЧАБС (чердак амбара бабы Стеши), описывались тяжкие диалектологические «труды и дни», якобы приведшие переработавшихся студенток к печальному концу, упоминался ректор Григорий Семенович Куцый и, конечно, наш Марко Алексеевич, как его называли архиповцы:
На ЧАБС лежат четыре трупа...
И даже сам Куцый рыда-а-а-л,
И даже Марко Алексеич Украдкой слезу утирал.
Через два года Лена Колобова писала у Марка Алексеевича диплом о многократных глаголах и отлично его защитила.
Кроме Архиповки, мне особенно запомнилось Смольное. Я побывала там пять раз и собрала материал для диссертации методом языкового сосуществования, но главное было - проведение экспедиций и диалектологической практики. Мы со студентками нередко ходили по лесной тропе в соседнее село Старая Варваровка, где находился второй отряд экспедиции. Наш испытанный и любимый информант Наталья Никодимовна Божок предостерегала: «Опасывайтесь, девки: ходить цыг-ра по дорозе». Мы же в ответ: тигры, дескать, летом сыты и на людей не нападают (но «Баллада о тигре» И. Сельвинского все время вспоминалась). Рассказы старожилов о земляках, повстречавших в тайге тигра, и предупреждения Натальи Никодимовны сделали слово «цыгры» в экспедиции 19б5 г. высокочастотным. Моя четырехлетняя дочка, которую я взяла с собой в экспедицию, всерьез уверяла, что видела из окна, как «в нашем садочке бегала цыгра». Марк Алексеевич подружился с этой девицей, сделал ей лук и стрелы, и они вдвоем отправлялись «на охоту» (правда, возвращались без добычи). Позже Марк Алексеевич прислал из Москвы посылочку, в которой оказался надувной резиновый мяч, бело-голубой, огромный, такого во Владивостоке тогда было не купить, и радости ребенка не было предела, да и я была тронута таким вниманием к девочке.
Смольное находится в долине реки Тудагоу (переименованной, правда, в Арсе-ньевку, но как было отказаться от такого колоритного названия! Тем более что раньше, в Чугуевском районе, мы побывали на реке Сандагоу). И вот кто-то из новичков спрашивает, как же называется наша речка. Марк Алексеевич с тонкой улыбкой: «Тудагоу - Сюдагоу. Или Сюдагоу - Тудагоу».
Иногда на прогулках он задавал нам неожиданные вопросы: «На что похоже это облако?» А как-то, приближаясь к месту, называемому под сколами, мы услышали: «На что похожа эта скала?» Ее края четко выделялись на фоне неба, и вдруг я ясно увидела профиль Пушкина, о чем тут же и объявила. Пауза изумления. Но тут же все увидели этот профиль, и Марк Алексеевич тоже. В других ракурсах этот утес выглядел как упрямый лоб горного отрога, расположенного перпендикулярно к основному хребту. Его обнаженные скальные породы выделялись среди остальных гор. Покрытых густым лесом. Местные жители называли их сколами.
Бывая в Смольном, мы обязательно взбирались на эту скалу встречать восход солнца, по экспедиционной традиции, введенной Марком Алексеевичем. Он будил студентов часа в четыре, и мы в прозрачной предрассветной мгле шли далеко за село, забирались повыше и, как солнцепоклонники, ждали появления светила. Когда оно появлялось из-за горизонта, обязательно пробегал ветерок, трепетали листья
деревьев, а воздух в эти мгновения почему-то становился прохладнее. Встретив солнце, мы долго еще ощущали радостный подъем.
Коренной москвич, Марк Алексеевич полюбил роскошную дальневосточную природу. Экзотические таежные пейзажи он запечатлел на своих фотографиях. Он сам проявлял пленку и печатал снимки отличного качества: вот уже сорок лет они сохраняются в прекрасном состоянии, не пожелтели и не поблекли от времени.
Марк Алексеевич говорил, что природа Подмосковья - умиротворяющая, а природа Приморья - будоражащая. И мы, коренные дальневосточники, подтверждали (почему-то с гордостью): да, это так. И действительно, все во время экспедиций испытывали какой-то радостный подъем и находились в приподнятом настроении.
Марк Алексеевич часто приглашал нас на прогулки по окрестностям очередного села, и мы взбирались на сопки, топали по проселкам и таежным тропам. Останавливались отдохнуть где-нибудь у излучины реки. В первой экспедиции, конечно, отправились на озеро Ханка, славное своими лотосами. Впечатлений было много, но вот лотосов мы без провожатых не нашли, и Марк Алексеевич, как и мы, конечно, огорчался, что не удалось их увидеть. Через два года Нина Светличная пообещала, что знакомые ребята раздобудут лотосы. Сказано - сделано: лотосы были пересланы ближайшим поездом во Владивосток, где мы их встретили и принесли к московскому поезду, которым Марк Алексеевич уезжал в отпуск. О том, что эти реликтовые кувшинки занесены в Красную книгу, мы студентами просто не знали, и хорошо: иначе не смогли бы сделать любимому преподавателю такой необыкновенный подарок.
Кроме встречи солнца была еще одна экспедиционная традиция: вернувшись во Владивосток, мы на следующий день собирались вместе и шли фотографироваться на память. Джентльмен Марк Алексеевич всегда сам оплачивал все снимки, вручал кому-нибудь из нас квитанцию, а наше дело было получить их потом и раздать фигурантам.
И вот спустя десятилетия я перебираю экспедиционные снимки, вспоминаю наших преподавателей, подруг-студенток, потом коллег по работе в ДВГУ, своих студентов и, конечно, нашего Марка Алексеевича, отдавшего Дальневосточному университету свою молодость и много сделавшего для него.
Живя уже больше 30 лет в Херсоне, в некоторой информационной изоляции от дальневосточных друзей и коллег, я поздно узнала, что Марка Алексеевича нет на земле. Это было невозможно осознать! Он всегда был с нами, как воздух, и остался с нами навсегда. Живым.
