CC BY
71
ОБРАЩЕНИЕ I К СЛОВУ|
1УДК 80
ББК 83.3(2=411.2)5-8ПУШКИН А. С. О СТИХЕ ДРАМАТУРГИИ А. К. ТОЛСТОГО
Л. В. Тодоров
В статье анализируются особенности поэтической речи в драматургических произведениях А. К. Толстого. Автор публикации показывает, что все части трилогии отличает напряженная драматическая действенность, острота коллизий, сценическая живость и естественность стихотворной речи.
Ключевые слова: трилогия, драматургия, стихотворная речь, отечественная история.
ABOUT VERSE OF A. K. TOLSTOY'S DRAMATIC WORKS L. V. Todorov
The article deals with the peculiarities of poetic speech in A. K. Tolstoy's dramatic works. The author of the article shows that all parts of the trilogy are characterized by a tense dramatic force, acuity of collisions, scenic and natural liveliness of poetic speech.
Keywords: trilogy, dramatic art, poetic speech, national history.
Историческая трилогия в стихах А. К. Толстого занимает исключительное место в развитии отечественной литературы и культуры. Пьесой «Царь Федор Иоаннович» ознаменовалось открытие Художественного театра, обращался к ней и Малый театр. «Смерть Иоанна Грозного» с успехом шла в Александрин-ском театре; спектакль по этой пьесе в середине ХХ в. составил эпоху в Театре Советской Армии. «Борис Годунов» ставился на сцене Александринки и в российской театральной провинции.
Все части трилогии отличает напряженная драматическая действенность, острота коллизий, сценическая живость и естественность стихотворной речи. А. К. Толстой необычно, в ином художественном ключе использует возможности драматургического стиха. С редкой силой звучит ритмическая речь в момент ухода грозного Иоанна из жизни (пьеса «Смерть Иоанна Грозного»). Поэт выстраивает предельно конфликтную мизансцену: вошедший в кремлевские палаты боярин Годунов сообщает, что волхвы, предвещавшие смерть царю, не отказываются от своего смелого предсказания:
Иоанн
Как смеешь Ты так смотреть?
Годунов Великий государь! Волхвы тебе велели отвечать, Что их наука достоверна. Иоанн
Как?!
Годунов Что ошибиться им нельзя и что Кириллин день еще не миновал! Иоанн (встает, шатаясь) Не миновал? Кириллин день? Ты смеешь -Ты смеешь мне в глаза - злодей! - Ты - ты -Я понял взгляд твой! - Ты меня убить -Убить пришел! - Изменник! - Палачей! -Феодор! - Сын! - Не верь ему! - Он вор! Не верь ему! - А! (Падает навзничь на пол.)
Насыщенность стиха паузами, усложненность дыхания вызывает необоримую силу переживания: умирает великий государь. Мы
слышим прерывистую речь, слова последних усилий обессиленного, но все еще столь грозного царя. Драматичность пауз, пронизывающих единицы поэтической речи, предопределяют и особенности ситуации, и сам трагический образ. Стихотворец вводит повтор слов и многочисленные переносы, эмфатические паузы в середине каждой строки.
Контрастно выстраивается обращение Бориса Годунова к собравшейся на площади толпе взволнованного народа:
Годунов
Народ московский! Федор Иоанныч, Божьей волей Великий князь и царь всея Руси, Вам повестить велел, что от недуга Скончался царь Иван. В его же смерти Виновных нет.
Речь боярина взволнованна, но полна уверенности и силы. Он убежден в своей победе, смерть царя - лишь первый шаг в начале его пути к величию, и к гибели. Восходящее значение и всевластие Годунова писатель воспринимает как кару за узурпаторское правление царя Ивана, как новую драму русского народа. Народ несет на себе всю тяжесть жестокости и несправедливости тех, кто захватывает власть, надеясь на силу и безнаказанность. Такого смысла исполнена последняя реплика. Волнения в ней уже нет, преобладает уверенность и величие:
Годунов
Народ московский! Великий царь Феодор Иоанныч Прощает вас! Ступайте все молиться За упокой души царя Ивана, А завтра утром будет вам раздача По всей Москве и хлеба и вина.
Драматизм преодолен. Годунов уверенно берет власть в свои руки. Спокойствие его речи не вызывает у народа сомнения, тревоги о будущем.
Толпа не безмолвствует:
Крики на площади Да здравствует царь Федор Иоанныч! Да здравствует боярин Годунов!
1 Новая нянька для царевича Дмитрия - Волохова.
В драматической трилогии А. К. Толстого пятистопный ямб сценической речи достиг высшего совершенства, речевой выразительности, естественного звучания.
Отличительная идейно-эстетическая черта драматургии А. К. Толстого - органическая многозначная связь содержания, сценической интриги, композиции со структурными и выразительными компонентами художественного произведения. Тесная связь определяет и предвещает развитие событий, а также придает речевую стройность развитию действия. Структурное значение обретает картина «Дом Годунова» из 4-го акта трагедии «Царь Федор Иоаннович». Перед этим зритель стал свидетелем, как царь Федор неожиданно, с несвойственной ему решительностью отстранил своего шурина Годунова от правления страной. Опальному и честолюбивому боярину приходят на ум многообещающие предсказания волхвов о его скором восхождении на престол, о противнике в этой борьбе: он думает о ближайших неотложных мерах, о замене мамки для царевича Дмитрия, сосланного с матерью в Углич. Борис ведет беседу со своим сторонником Клешниным и погружен в мысли о будущем.
Годунов
(задумывается) Мне все на ум приходит, Что в оный день, когда царя Ивана Постигла смерть, предсказано мене было.
Оно теперь свершается: помеха Моя во всем, вредитель мой и враг -Он в Угличе...
(Опомнившись.)
Скажи ей, чтоб она1
Блюла царевича!
Клешнин А посмотреть Ее не хочешь, батюшка?
Годунов
Не нужно!
(Про себя.)
«Слаб, но могуч - безвинен, но виновен -Сам и не сам - потом - убит» (К Клешнину.)
Скажи ей, Чтоб она царевича блюла!
Исполнен глубокого коварного смысла контекст реплик хитроумного боярина. Дважды прозвучавшие слова «Чтоб она царевича блюла» по закономерностям интонационно-слоговых перестроек в русском языке обретают противоположное значение. Второй раз произнесенные, для злодея Клешнина они превращаются в прямой наказ: судьба несчастного царевича Дмитрия решена.
По стиху и языку эти строки построены в структуре «правильного» пятистопного ямба: полноударные строки без внутренних интонационных пауз. Обмен репликами напряжен и полон смысловыми нюансами: каждое слово значимо, нет ничего второстепенного. Воспоминание о волхвах-предсказателях устанавливает прямую связь с трагедией «Смерть Иоанна Грозного». Вот она, страшная догадка Бориса Годунова: враг в Угличе, несчастный малолетний царевич. Борису кажется, что он предрешил судьбу несчастного, на самом деле он уготовил свой трагический конец: такова перспектива конфликта, который завершится лишь в развязке последней части трилогии.
Многозначен и психологически убедителен отказ от встречи с Волоховой перед ее отправлением в Углич. Автор художнически достоверно объяснил этот эпизод в проекте постановки на сцену трагедии «Царь Федор Иоаннович»: «Отказ Годунова увидеть Волохову также должен быть сказан знаменательно. Годунов, с одной стороны, отклоняет ответственность на случай нескромности Волоховой; с другой -чувствует невольное содрогание вступить в личные переговоры со своим гнусным орудием» [1, с. 622]. Каждая реплика героя таит в себе сложный психологический рисунок, разъясняет драматург исполнителю.
Глубокий психологизм, контрастная смена противоречивых чувств вступают в силу при обрисовке первого лица трагедии - царя Федора. В нетрадиционном треугольнике драматического конфликта (царь Федор - Борис Годунов -Иван Шуйский) его внутренний мир открывается с художественной новизной в разительной смене настроений, в искреннем осознании своего несоответствия особенностям самодержца.
Самодвижение стиха трагедии полностью находится в зависимости от переживательной наполненности сценического образа.
Вначале царь Федор предстает добрым, открытым, способным к безобидной шутке. Он слегка дразнит царицу Ирину мнимым интересом, будто проявленным к нему юной княжной Мстиславской. Увидев же, что царица всерьез расстроилась, он искренне признается жене в своих чувствах.
Ирина
Что же мне делать, Федор, Такая, видно, горькая уж доля Мне выпала!
Федор (обнимая ее) Родимая моя! Бесценная! Я пошутил с тобою!
Да есть ли в целом мире кто-нибудь, Кого б ты краше не была?..
Чистые, светлые, доверительные отношения любящих существ. Как же можно таких людей разлучить, разорвать их союз, отправить царицу в монастырь?! В пылу борьбы, стремясь уничтожить своего ненавистного соперника Годунова, такую жестокость стремится совершить князь Иван Шуйский, казалось бы, самый благородный герой трагедии. Хочет постричь добрую и справедливую жену Федора в монахини лишь потому, что она сестра ненавистного Годунова. В борьбе за народное влияние, за место при царском дворе все средства хороши, и никто не хочет думать о счастье и судьбе человека. Иной стороной оборачивается характер Федора Иоанновича в споре с Борисом о возвращении Дмитрия (картина «Покои царя Федора», 3-е действие). Царь решительно возражает ближнему боярину, не желающему возвращать царевича и его родственников Нагих в Москву.
Федор
Нет, нет, на этом, князь, Спокоен будь! Уж я сказал Борису, Что Дмитрия хочу я взять к себе!
Годунов А я на то ответил государю, Что в Угличе остаться должен он.
Федор
Как? Ты опять? Ты споришь?
Годунов
Государь, Дозволь тебе сказать.
Федор Нет не дозволю!
Я царь или не царь?
Годунов
Дай объяснить мне... Лишь послушай.
Федор И слушать не хочу!
Я царь или не царь? Царь иль не царь?
Годунов
Ты царь.
Самозванец в «Борисе Годунове» А. С. Пушкина амбициозно изрекает: «Тень Грозного меня усыновила.» Царь Федор в трагедии А. К. Толстого, в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, да и в реальности, наверное, совсем другой человек. Но поэтическим существом своим создатель трагедии ощутил генетическую предопределенность к необузданным, жестоким порывам немощного, казалось бы, последнего Рюриковича. В нем кровь отца, непреклонного и неукротимого властелина. Поистине словно из небытия «встает тень Грозного». Удивленному взору представляется непредсказуемая, невероятная картина: Годунов трепещет, всесильный боярин смирился! Молниеносна смена реплик, спорщики перебивают друг друга, и с очевидностью царь берет верх, становится хозяином положения. Через несколько минут он одумается, впадет в свое обычное нерешительное расслабленное состояние и будет просить Бориса не сдавать дела. Однако хоть на мгновение кровь Грозного взыграла, дала о себе знать. Построение стиха в диалоге полно энергии, ритмических перебоев, внутристрочных пауз, словесных и фразеологических повторов. Трижды Федор повторяет достойную истого Рюриковича фразу: «Я царь или не царь?» И с каждым разом волевое усилие, энергия слова, динамика стиха нарастают до предела. И как интонационная разрядка, почти как эхо пространства кремлевской палаты, звучит ответ-вздох: «Ты царь...»
Предельно драматичны реплики двух главных героев, ключевые слова их важны для осмысления самих образов, содержания всей пьесы. В сценической истории «Царя Федора» исполнители (великие актеры Иван Москвин, Борис Добронравов, Николай Хмелев, Иннокентий Смоктуновский) давали свое неповторимое прочтение: от грозно утверждающего, резко вызывающего, отвергающего саму возможность ответа сценического звучания до удивленно сомневающегося, почти до самоосуждающей интонации. И вну-
тренняя мотивация образа ни одно толкование не ставила под сомнение. Такое идейно-нравственное содержание открывалось и в сложном образе царя, и в драматизме интонаций, и в самой структуре стихотворной речи.
Ответ Бориса звучит подавленно и скрывает в себе и смущение зарвавшегося царедворца, и чувство опасности перед вседержавным гневом, и непреодолимое сомнение в государственном предназначении царя Федора.И как не усомниться, если сам царь понимает свою неспособность вершить делами страны.
Царем двигает даже не сомнение, а горестное сознание безысходности положения. Автор полностью исключает их «державной власти» главного героя своей исторической драмы, ничего светлого не видно и в будущем. Отчаянием исполнен заключительный монолог Федора Иоанновича - человека доброго, искреннего, справедливого.
Федор
Бездетны мы с тобой, Арина, стали! Моей виной лишились брата мы! Князей варяжских царствующей ветви Последний я потомок. Род мой вместе Со мной умрет. Когда бы князь Иван Петрович Шуйский жив был, я б ему Мой завещал престол; теперь же он Бог весть кому достанется. Моею, Моей виной случилось так. А я-Хотел добра, Арина! Я хотел Всех согласить, все сгладить. - Боже, Боже! За что меня поставил ты царем!
Полон печали, губительных последствий итог царствования кроткого и доброго властителя: ничуть не лучше, чем его грозного, коварного и кровавого отца. Современная А. К. Толстому критика видела трагедию, развернувшуюся у подножия русского престола, в том, что сам главный герой, высоко ценимый поэтом царь Федор, в ней не участвует. Вот почему гибнут честные и невиновные, а торжествует коварство и жестокость. Необычность, новаторство трагедии отмечал и ее автор: главный герой не вмешивается в конфликт противоборствующих сил - он и не с Борисом, и не с князем Иваном Шуйским. Идейный смысл трагедии, следовательно, заключен в изображении и самодвижении внутреннего мира потомка Рюриковичей. Не такой царь должен править на Руси.
При отсутствии наследника, вопреки видениям и желаниям царя Федора, шапка Мономаха возложена на Бориса Годунова. Его правление составляет заключительную часть трилогии. Второй раз в качестве героя отечественной литературы XIX в. появляется Борис Годунов: последняя часть толстовской трилогии называется «Царь Борис». По заглавному герою, по времени и пространству (теперь употребительно понятие хронотоп), по нравственным коллизиям и драматургическому конфликту две трагедии (пушкинская и толстовская) вполне соотносимы. И различия между ними немаловажные: несхожи списки действующих лиц, по-своему строят драматурги многие общие сцены, другие же эпизоды присутствуют лишь в одной из трагедий; А. К. Толстой привносит существенные изменения в детали сюжета и нравственные столкновения. Благородный датский принц Христиан (в «Истории.» Карамзина он назван Иваном; в своей пьесе Толстой избегает ассоциации с Иваном Грозным) предан Борису Годунову, потому и отравлен противниками царя при участии уже хорошо известной Василисы Волоховой.
В нравственной коллизии царя, в трагедии в целом, в сюжетно значимом одиночестве Годунова, усиливающемся в заключительных сценах драмы, решающую роль играет трактовка А. К. Толстым образа Федора, сына Бориса. Здесь он предстает вполне сложившимся молодым человеком, он прям и справедлив, ему известно дело об убийстве Дмитрия; тяжко Годунову осознавать, что сын не верит в смерть несчастного царевича.
Свободно трактуя темные места отечественной истории, А. К. Толстой дает свое нравственное обоснование облику вдовы Ивана Грозного Марии Нагой. По авторской мотивации, она сознательно, по своей воле признает в самозванце царевича Дмитрия: в таком решении ее властное самоутверждение и месть ненавистному Годунову. Так мотивируются ее поступки в трагедии (исторически достоверно: Мария Нагая признала в самозванце своего погибшего сына).
Список новаций А. К. Толстого в заключительной части трилогии можно продолжить, однако и так уже ясно: перед нами вполне оригинальное литературное произведение, не
«подавленное» влиянием предшественников. Толстой следовал историческим документам, не допуская вольного с ними обращения. Но если факты не подтверждались, источники не давали точной картины прошлого, он давал волю поэтическому воображению.
В отличие от пушкинского «Бориса Годунова», нет предела всенародному, истовому ликованию: от боярина до простолюдина все славят нового царя - таково начало пьесы Толстого. Общее мнение звучит в беседе Салтыкова и Воейкова.
Воейков
Слава Царю Борису!
Салтыков
Слава и хвала!.. .Все благодать: амбары полны хлеба, Исправлены пути - в приказах правда, А к рубежу попробуй подойти Лях или немец!
Нетрудно убедиться: автор полон сочувствия к своему герою. «Царь Борис не только меня посещает, - признается он, в письме от 26 октября 1868 г., - но и сидит со мною неотлучно. Увидев его так близко, я его, признаюсь, полюбил» [1, с. 659]. Однако в споре о виновности Годунова он занимает позицию вслед за Карамзиным и Пушкиным: грех детоубийства лежит на царе.
Поэт не принимает версии М. Н. Погодина, высказанной известным историком в пьесе «История в лицах о царе Борисе Федоровиче Годунове».
По всей видимости, А. К. Толстого в большей мере привлекала нравственная человеческая драма, суровость народного суда, отвергшего властителя-убийцу.
Фабула трагедии все стремительнее катится к нравственному осуждению царя и совершенного им преступления. Была ли ошибка в его государственных и нравственных расчетах? Возможен ли «деспотизм ума» (Н. Котляров-ский), или мораль людская выше просвещенного прагматизма?
Борис
Кто упрекнет меня, Что чистотой души не усомнился Я за Руси величье заплатить? Кто, вспоминая Русь царя Ивана, ныне Проклятие за то бы мне изрек, Что для его защиты и спасенья
Не пожалел ребенка я отдать Единого?
В жесткую (и жестокую!) ситуацию ставит героя трагедии автор. В ее решении у Толстого есть коренное отличие от тех, что принял Пушкин в своем «Борисе Годунове». Борис у Пушкина не сомневается, нравственный императив для него очевиден: «жалок тот, в ком совесть не чиста». Герой Толстого стоит перед иной альтернативой: оправдывается ли смертью невинного ребенка благоденствие Руси? Не напрасна ли такая ужасная жертва?..
Не сразу преодолевает предельно беспощадный нравственный дуализм духовно ослабевший царь. В трагедии же ответ перекликается с моралистической максимой Федора Достоевского о слезинке ребенка.
Важнейшее сущностное новшество связано с главным героем трагедии, третьим русским царем в ряду властителей, чьи образы художественно воспроизведены поэтом. Авторскую позицию проясняет монолог Бориса в последнем акте при объяснении с Клешниным (по схиме - Левкий).
Борис
.Как грозный некогда Иван, Без отдыха мятусь. Как он, средь ночи Жду схимника, чтобы сомненье мне Он разрешил. И как при нем, так ныне При мне грозит Русии распаденье!
Ужель судьба минувшие те дни Над нею повторяет? Или в двадцать Протекших лет не двинулся я с места? И что я прожил, был пустой лишь сон? Сдается мне, я шел, все шел вперед
И мнил пройти великое пространство, И только круг огромный очертил И, утомлен, на то ж вернулся место, Откуда шел. Лишь имена сменились, Преграда та ж осталась предо мной -Противник жив - венец мой лишь насмешка, А истина - злодейство есть мое -И за него проклятья!
Идея извечно порочного круга бытия и страданий людских проходит сквозь монолог. На дуалистическую апорию ответа в структуре и содержании трилогии не содержится. Царь совершил преступление - царь не мог его не совершить. Для поэта, мыслителя, государственника кризис власти безграничной необратим, неизбежен, постоянен. Невозможны правления без крови и обмана, торжество чести и закона без унижения и бедности, любовь и преданность без злобы и зависти.
Трагедия о трех царях на Руси художнически убедительно завершена. История Отечества и поэтическая драма ждут оптимистического продолжения в перспективе времени и пространства.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Толстой, А. К. Полн. собр. стихотворений [Текст]: в 2 т. / А. К. Толстой. - Т. 2: Стихотворные драмы. - Л., 1984. - С. 622, 659.
REFERENCES
1. Tolstoy A. K. Poln. sobr. stikhotvoreniy: v 2 t. (Complete set of poems: in 2 vol.) T. 2: Stikho-tvornye dramy (Vol. 2: Poetic dramas). Leningrad, 1984, pp. 622, 659.
Тодоров Лев Всеволодович, доктор педагогических наук, профессор кафедры филологии Академии социального управления Московской области e-mail: kaf.filologii@asou-mo.ru
Todorov Lev V., Dr. Habil. in Education, Professor, Department of Philology, Academy of Public Administration
of Moscow Region
e-mail: kaf.filologii@asou-mo.ru
