CC BY
8
О СООТНЕСЁННОСТИ ЭТНИЧЕСКИХ И ЛАНДШАФТНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ САЯНО-АЛТАЯ С ПОЗИЦИЙ СОВРЕМЕННОЙ ЭКОЛОГИИ (НА ПРИМЕРЕ МИНУСИНСКОЙ КОТЛОВИНЫ)
© Буров В.Ф.*
Хакасский технический институт - филиал Сибирского федерального университета, г. Абакан
Актуальность темы исследования обусловлена процессом формирования в рамках современной экологии новой проблематики - проблемы качества пространства. Её появление обусловлено самим процессом перехода наших представлений о пространстве, как суммативной множественности пространственных единиц на душу населения, к вопросу о том, чем конкретно заполняются эти единицы, какова динамика этого заполнения и его перспективы. Решение этой проблемы возвращает современное человечество к «предустановленной гармонии» мира и человека, целостности бытия во всех его проявлениях.
Ключевые слова: ландшафт, антропогенные ландшафты, археологические комплексы Южной Сибири, отчуждение, противоречие, этнос и ландшафт, качество пространства, современная культурно-историческая среда.
Прежде чем приступить к изложению результатов нашего теоретического исследования, необходимо заметить, что отдельные, камерные тенденции общественного развития прошедших веков, превратившись в современные глобальные проблемы, породили не только фундаментальное разделение мира на материю и сознание, но и его следствие - глобальный кризис планетарной цивилизации, имеющий психо-духовную природу. Его можно охарактеризовать афористически кратко - утрата целостности, дезинтеграция человека.
Человек - житель двух миров: природного и культурного, что отражено в его сущностной характеристике, тяготеющей к универсализму. В силу этого, именно от него зависит та «предустановленная гармония» всеобщей согласованности в мире как единства культуры и природы, о которой говорил Г. Лейбниц, называя человека «маленьким богом», свободно творящим мир собственной культуры [6]. Однако, эта «предустановленная гармония» на поверку оказывается внутренне противоречивой, что предполагает постоянно возникающий и разрешающийся конфликт между природой и культурой. Результат подобного противоречивого взаимодействия хорошо известен -это культурно-историческая среда обитания человека, т.е. всё та же природа, но преобразованная и организованная особым способом - человеческой
* Доцент кафедры Гуманитарных дисциплин, кандидат философских наук.
жизнедеятельностью. Примером такой среды являются уникальные антропогенные ландшафты Верхнего и Среднего Енисея.
Рассматривая судьбу этих древних ландшафтов Южной Сибири, необходимо учитывать их противоречивую природу. С одной стороны, они результат взаимодействия культуры и природы - культурно-историческая среда обитания древних этносов, а с другой, - культурное наследие - базовый элемент культуры и культурной среды аборигенного населения. Выступая в виде овеществлённого сознания, культурное наследие обеспечивает историческую и культурную преемственность человеческих поколений, целостное существование самой культуры в определённой культурно-исторической среде. Таким образом, культура, культурное наследие и культурноисториче-ская среда в своей целостности могут быть охарактеризованы как искусственный, вещественный и духовно-психологический мир, сознательно или бессознательно созданный людьми с целью своего существования и саморазвития.
По свидетельству археологов, «Хакасско-Минусинский район явление исключительное в археологии Сибири и всей Евразии: это своеобразный «музей под открытым небом», где на десятки и даже сотни километров хорошо видны прямо на поверхности археологические памятники разных эпох и народов. К тому же в этом районе ведутся раскопки, собран огромный, первоклассный археологический материал» [10, с. 3].
Сегодня древности Южной Сибири широко известны в мире археологов и историков, но это мало способствует их сохранению и использованию. В связи с этим возникает вопрос: возможно ли гармоничное сочетание различных элементов разновременных культур в единое целое в современном мире? Речь, по сути дела, идёт о новых подходах в осмыслении экологической проблематики, включающей в себя не только экологию природы, но и экологию культуры, экологию нравственности. Это крайне необходимо, потому что сохранение и использование богатейшего культурного наследия, древнего в том числе, - задача не менее важная, чем сохранение природы. Её решение является важнейшим моментом формирования духовного строя личности, её «нравственной оседлости», «исторической укоренённости» в родной земле [7, с. 83].
Рассмотрение экологической проблемы, заявленной автором статьи, должно осуществляться с учётом истории взаимоотношений человека и культурно-исторической среды на протяжении целого ряда исторических эпох -от древности, когда всё начиналось, до современности. Конечно, сам экскурс в древность, во многом гипотетический, напоминает своеобразные экологические реминисценции - «смутные» воспоминания, наводящие на сопоставление с тем, что было, с тем, что мы наблюдаем сегодня в этих взаимоотношениях. Для подобного сопоставления у нас есть всё необходимое, так как древние антропогенные ландшафты Южной Сибири, в этом плане,
являются уникальным материалом для исследования проблемы. И ещё один, помимо экологического, немаловажный фактор в отношениях человека и вмещающего его природного ландшафта. Чем интенсивнее шло «очеловечивание» ландшафта, тем всё более усиливалось его обратное воздействие на становление внутреннего мира человека, на выработку определённых стереотипов поведения по отношению к внешнему миру, который вбирал в себя не только окружающую природу, но и соседние родовые образования с их непохожестью на других. Стереотип поведения - высшая форма активной адаптации человека к вмещающему ландшафту, отмечал неоднократно Л.Н. Гумилёв. Уже в палеолите закладываются различные стереотипы поведения локальных групп людей, что в дальнейшем привело к формированию на этой основе настоящей полифонии древних и современных этнических культур.
В научной литературе термин «ландшафт» рассматривается как природный географический комплекс, в котором все основные компоненты: рельеф, климат, воды, почвы, растительный и животный мир находятся в сложном взаимодействии и взаимообусловленности, образуя единую неразрывную систему [13, с. 278]. Признаётся, что природные процессы, формирующие тот или иной вид местности, имеют обратимый характер, что порождает определённую цикличность в истории ландшафтных образований, связанную напрямую с тектоническими процессами, периодами похолодания или потепления климата планеты, солнечной активности или иными космологическими факторами.
Чередование мощных оледенений с межледниковыми периодами в истории земли отражалось на конфигурации материков и морей, которые весьма существенно отличались от своих современных очертаний. Например, «возникновение Хакасско-Минусинской котловины относится к девонскому геологическому периоду (410-360 млн. лет назад). Тогда были заложены основы современного рельефа - холмистые равнины и невысокие горы из слоистого девонского песчаника красно-коричневого цвета. Таким образом, чрезвычайно сложный рельеф, а также разнообразие ландшафтов, которые придают Хакасии неповторимую природную красоту и особую привлекательность, возникли в процессе длительной геологической истории Саяно-Алтая, продолжавшейся много миллионов лет» [15, с. 6].
Но говоря о природных ландшафтах, необходимо признать, что девственных, незатронутых деятельностью человека природных комплексов на земле практически не осталось. Их место заняли антропогенные, т.е. деформированные человеческой деятельностью естественные ландшафты, для которых характерно отсутствие обратной связи, способности к восстановлению без поддержки человека. За последние пять тысяч лет роль антропогенного фактора в преобразовании ландшафтной структуры Минусинской котловины резко возросла. Это во многом предопределило эволюцию при-
родных геосистем, изменение коренных свойств их морфологической структуры [12, с. 61-62].
Обживая любой ландшафт, человек преобразует его, превращая в часть собственной культуры, т.е. искусственной среды, необходимой для его собственного самостояния и развития наряду с природой. Однако крайности преобразовательной деятельности, которые на протяжении всей истории сопровождали процесс «аккультурации» природы, как процесс её взаимодействия с человеком, во многих случаях не позволяют считать эту деятельность разумной. По сути дела, - это знак некоего духовно-психологического разрыва между миром и человеком, который приобрёл вполне осязаемые очертания в результате новоевропейской научной и культурной революции ХУ1-ХУ11 вв. Именно тогда произошло разрушение целостного космоса бытия, «развенчание Космоса», по выражению известного историка науки А. Койре [5, с. 16], что способствовало утверждению в сознании европейцев рационально-механистических воззрений. Живой мир древности и средневековья превратился в огромный сложный, бездушный агрегат, лишённый какой-либо целесообразности Он перестал существовать как целостная живая система, отмеченная органичным присутствием в ней человека. Возобладало мнение, что человек приходит в этот мир только для того, чтобы преобразовать его на разумных началах и приспособить для своих нужд, а не просто понять и обжить.
В результате, разорвав свою родовую «пуповину» с матерью-природой, человек окончательно «покинул» её, противопоставив себя природному окружению. Это обусловило, со временем, формирование особой, ментально-сти, которая существует и поныне, - ментальности ненасытного потребления с её рационально-механистическим восприятием мира. В свою очередь, рациональное восприятие мира обусловило мощное развитие технологии, как совокупности «способов опредмечивания в природном материале трудовых функций, навыков, опыта и знаний, а также использование сил и закономерностей природы» [1, с. 16].
С другой стороны, развитие рациональных способов воздействия на природу с помощью орудий труда предоставило человечеству широкие возможности для получения необходимых средств к существованию. Так как цель любого производства - удовлетворение растущих потребностей человека и общества, которые, в свою очередь, служат мощным стимулом для развития производства, то при таком технологическом подходе ценностные установки человеческого сознания «дрейфуют» в сторону вполне определённых интересов. На его поверхность выходят ценности и установки, прежде всего, материального свойства.
Это нашло своё отражение не только в производственной, но и в познавательной, и образовательной деятельности по отношению к природе. «При изучении ландшафтов с геоэкологической точки зрения, - отмечает В.А. Ни-
колаев, - главное внимание географов обычно обращается на их ресурсный потенциал и комфортность среды обитания. Разумеется, ими определяется сама возможность физического существования человека и социума в целом. Но люди - не только разумная и социально организованная часть земной биоты, но и её одухотворённое начало. И стали такими во многом благодаря тому, что были выращены и эмоционально воспитаны Природой, её гармонией и красотой. Мы ещё плохо осознаём исключительную роль эстетических ресурсов ландшафтной среды в эволюции человечества. А на самом деле без их участия было бы невозможно рождение человека, чувствующего красоту мира, восторгавшегося его непостижимым величием, а главное -человека-создателя» [9, с. 3-4].
Со времён Рене Декарта и Исаака Ньютона природный мир стал рассматриваться как объект безразличный по отношению к познающему его субъекту. Считалось, что подобная познавательная установка даёт возможность объективно анализировать природу, т.е. мысленно её расчленять, описывать и классифицировать. Знание о любом предмете, добытое подобным образом, обладало рядом преимуществ, но таило в себе и не осознаваемую до поры и времени огромную опасность. Это было знание обездушенного мира, в котором человек исключался из многообразных связей и переставал восприниматься как сопричастник бытия. «Грехопадение» науки привело к тому, что человек оказался «распят» на кресте сциентизма, и его будущее «воскресение» мыслилось только в рамках грядущей цели - построение техногенной цивилизации с её культом технического прогресса и технологического переустройства мира. По мнению Б. Рассела, «машинное производство изменило общественную структуру и дало человеку новое представление о его мощи по отношению к природной, физической среде» [11, с. 811].
Задачи технического прогресса диктовали и соответствующие установки в познании и образовании, где всё было подчинено политехническому развитию человека, формированию технократического сознания. В расчёт не принималось или принималось очень слабо, что научно-техническая революция не только открывает новые перспективы перед человечеством, но и резко повышает требовательность ко всей организации жизни, духовной в том числе. Для нас, жителей XXI века актуальной остаётся мысль Маркса, высказанная в одном из писем к Энгельсу по поводу книги К. Фрааса «Климат и растительный мир во времени, их история». Маркс писал следующее: «Вывод таков, что культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно..., оставляет после себя пустыню» [8, с. 45]. И хотя данное замечание было сделано относительно конкретных взаимоотношений между человеком и природой, трудно переоценить его методологическое значение при рассмотрении любых экологических проблем.
Это заставляет по-иному взглянуть на отношение стихийного и сознательного моментов в общественной жизни, выделив огромную, возрастаю-
щую роль сознательного момента сегодня, когда зашатались сами основы природного и социального бытия человека под напором техногенных сил. Налицо возрастающая роль этого момента, его удельного веса в преобразующей деятельности людей. История человеческой культуры убедительно показывает, как стихийно формируемая человеком социокультурная среда по мере продвижения человечества по пути прогресса становится для него таким же необходимым, естественным условием существования, как и природа. Взаимопроникая друг в друга, эти системы выступают в виде конкретных, чрезвычайно сложных природно-антропогенных образований, являющихся органическим элементом человеческой культуры и общества в целом. Растёт и доля сознательных действий человека по преобразованию этих сред и приспособления их к потребностям конкретной исторической эпохи.
Эта древняя парадигма чувствования мира и человека в нём осмысливались на протяжении тысячелетий в мифологических сюжетах первобытных культур, а также в духовном контексте восточных, античных и средневековых цивилизаций. Именно встроенность человека в гармоничную конструкцию космоса и в сотворённый богом мир характеризовала восприятие наших предков и отличает его от современных представлений, основанных на совершенно иной, «некосмической» парадигме рационально-механистического мышления. С позиций этого мышления человек не принадлежит миру, а противопоставлен ему, что осложняет решение практической задачи по сохранению окружающей среды, формированию ландшафтного окружения, его качественного наполнения. Возникает проблема качества пространства, когда от суммативной множественности единиц пространства на душу населения, отмечает Н.Н. Трубников, человечество переходит к вопросу о том, «каким не отвлечённым содержанием заполняются эти единицы, какова динамика этого заполнения и его перспективы. Современное мышление едва соприкоснулось с этой проблемой, к которой пора готовить себя» [14, с. 153].
Давно замечено, что ландшафтное окружение любого этноса составляет с ним единое целое. Согласно Л.Н. Гумилёву, «каждый этнос вживается в свой этнический ландшафт, создаёт и обустраивает его. Одновременно ландшафт активно участвует в формировании нравственно-духовного облика этноса. В результате образуется этноландшафтная геоэкосистема, в которой прослеживаются прямые и обратные связи между этнической и ландшафтной подсистемами. Помимо материально-энергетических связей в ней ярко проявляет себя всевозможные информационные связи, в том числе духовные, вплоть до сакральных, выражающихся в священной обрядовой сопряжённости этноса и ландшафта. В каждой этноландшафтной системе возникает своя особая духовная аура» [4, с. 90].
Верность данного суждения подтверждается самим фактом существования на протяжении тысячелетий этноландшафтов долины Енисея с их неисчислимым множеством древних памятников. Эта естественная «музее-
фикация» археологических объектов, принадлежащих различным этническим культурам, стала возможной благодаря уникальным природным условиям и сложившемуся на их основе культурно-хозяйственному типу древних жителей долины Среднего Енисея. Задолго до земледелия, с которым обычно связывают появление «очеловеченного» ландшафта, началось формирование культурной среды обитания древних южносибирских этносов. Как отмечается в специальной литературе, «любая территория с длительной историей антропогенного воздействия, как, например, Минусинская котловина, неизбежно наследует особенности хозяйственной деятельности в прошлом, что непосредственно отражается на структуре современных геосистем. Изучение истории антропогенных преобразований природы состоит в анализе постоянно сменяющихся стадий её освоения» [12, с. 61-62].
Таких стадий в истории освоения природных и антропогенных ландшафтов Южной Сибири, считает В.В. Рюмин, насчитывается около десятка. На начальных этапах, в эпоху каменного века, воздействие человека на природное окружение было не слишком заметным и касалось, в первую очередь, лишь отдельных биоценозов. Однако, при переходе племён Минусинской котловины к скотоводству и земледелию в III тыс. до н.э. местные степи стали покрываться многочисленными «городами» мёртвых. Они появились в условиях становящегося производящего хозяйства, когда роль человека в жизни земли чрезвычайно возросла. Таким образом, антропогенное воздействие с определённого этапа можно рассматривать как фактор, ускоряющий ход преобразовательной динамики, ведущей к изменению и смене ландшафтной структуры. Начало же существенных изменений природных ландшафтов следует отнести к эпохе ранней бронзы (III тыс. до н.э.), когда антропогенный фактор стал почти вровень с естественной динамикой степных ландшафтов.
Традиционные виды хозяйственной деятельности, такие как скотоводство, не подвергали степные ландшафты заметному изменению, хотя отдельные участки степи испытывали, очевидно, отрицательные последствия от интенсивного выпаса скота. В целом же, динамическое равновесие между ландшафтом и человеком восстанавливалось естественным путём, пограничная полоса между ними не имела чёткого абриса. Это была культурно-историческая, экологическая ниша, в которой жили и осуществляли свою жизнедеятельность различные этносы. Для них она представляла естественную среду обитания, и никому в голову не приходило подвергнуть её тотальному разрушению. В отличие от нас, древний человек воспринимал мир своего родового и племенного окружения как единое целое, которому он сам принадлежал. Это целостное восприятие было впоследствии утрачено. В сознании человека других исторических эпох и других культур возобладали иные представления, в которых он видел себя не частью мира, а его господином и повелителем.
Первое, что бросается в глаза при знакомстве с археологическими комплексами Минусинской котловины, - их непохожесть друг на друга. Да, все они археологические памятники, но на этом сходство, в основном, и кончается. Каждый из них принадлежит к определённому кругу древних культур, нашедших своё воплощение в традиционном культе предков, идущим из глубины веков. Священные могилы, а также души умерших выступали, согласно древним верованиям, стражами родовой территории. Своим присутствием они очерчивали пространство, занимаемое определённой родовой общиной, охраняли и берегли его.
Особое место среди этих погребальных комплексов занимают памятники татарской (скифской) культуры - величественные курганы, относящиеся к I тыс. до н.э. Их уникальность заключается в том, что из-за особенностей местного климата они во время раскопок находились, практически, в том же состоянии, что и при их создании. Это позволило археологам вступить в своеобразный диалог с поколениями людей, казалось бы, навсегда затерявшихся в неведомых глубинах прошлого, духовный опыт которых был зашифрован в таинственных мегалитах - огромных сооружениях из камня.
Включение памятников прошлого в культурно-историческую среду обитания народов, населявших Минусинскую котловину в древности, характеризовалось особой формой культурного наследования. Характерная для древнего мифологического сознания неопределенность понятий «прошлое» и «настоящее» порождала эффект присутствия всего во всём, прошлого в настоящем и наоборот. Мёртвые крепко «держали» живых, и это было вполне естественно в понимании человека того времени.
В последующие исторические эпохи, вплоть до наших дней, начинает набирать силу процесс отчуждения древностей от их создателей, хранителей и почитателей. И хотя для многих коренных жителей Минусинской котловины памятники прошлого ещё сохраняли свою общественную значимость и ценность, как факторы, духовно консолидирующие этнос, эта линия развития отношений между человеком и его историческим прошлым всё больше превращалась в нисходящую, угасающую во времени.
Этот экскурс в древность, дающий необходимый фактологический материал, требует этнологической и культурологической интерпретации эмпирических данных, что вполне отвечает целям исследования, но эта тема уже другого разговора.
Несмотря на экологический кризис, переживаемый сегодня человечеством, проблема «человек - культурно-историческая среда» не получила глубокого теоретического осмысления, хотя в средствах массовой информации время от времени об этом говорят и пишут [3, с. 4-9]. Объяснение этому, очевидно, надо искать в том поверхностном отношении к проблеме, которое бытует повсеместно.
Автору не раз уже приходилось высказываться по этой проблеме в своих публикациях, в том числе и кандидатской диссертации [2]. Однако пора-
зительное равнодушие к вопросу охраны и использования культурно-исторического наследия наблюдается повсеместно. Создается впечатление, что обществу совершенно не свойственно чувство, суть которого очень точно выразил A.C. Пушкин, как «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Да и зачем оно, если мы с катастрофической быстротой превращаемся в общество потребителей-маргиналов, для которых подобные чувства лишь словесная риторика.
Сегодня в России возродился старинный промысел - «бугрование». Снова рыщут по российским погостам «чёрные копатели». Ограблению подвергаются не только древние курганы («бугры»), но и современные кладбища и захоронения. Наша историческая память выставлена на продажу - оптом и в розницу. Идёт торг человеческой совестью и порядочностью. Конечно, не сегодня появилась эта проблема, она была всегда, но в условиях глобального кризиса человеческой цивилизации и социальной нестабильности проблема культурно-исторической преемственности крайне обострилась, что реально грозит нравственному здоровью человека, превращению его в «Ивана, не помнящего родства». Одновременно с этим, нас склоняют к мысли, что единственный путь к спасению - это западный путь развития. Мы должны стать цивилизованными людьми, т.е. европейцами. Тем самым нас лишают права на культурную и национальную самобытность. Это путь в никуда. Мы ни Запад, и ни Восток, а удивительный исторический симбиоз славянского и тюркского миров, сцементированный, в своей основе, греческим православием и исламом. Многонациональную страну с большим разнообразием этнических, национальных культур и религиозных конфессий, как историческую данность, ретивые «реформаторы» стараются переиначить на западный манер чисто большевистскими методами.
Нас постоянно «сдают» Западу, делая это с помощью массированной атаки на нашу духовность, разрушая её с помощью ангажированных средств массовой информации. Такого тотального оболванивания людей не было даже в годы правления Н.С. Хрущёва и Л.И. Брежнева. Наглое и циничное, оно с завидным постоянством разрушает культурную среду, а значит духовность и нравственное здоровье народа, насаждая психологию ненасытного потребления. Возникает ощущение пути в никуда, «пира во время чумы». У общества отнимают прошлое, тем самым лишая его и будущего, что таит в себе грядущие катастрофы. Примеров тому в истории достаточно. Поэтому своё исследование автор рассматривает, как своеобразное предупреждение о надвигающейся на нас полной духовной деградации.
Для многих современных людей культурное наследие, да и культура в целом как этническое или национальное образование, утратили непосредственную связь с переживаниями сегодняшнего дня. Скажем больше, они превратились для них в досадную помеху современной жизни. На «чудаков», которые убеждены в обратном и выступают за бережное отношение к культурному наследию, смотрят подозрительно, упрекая в излишней эмоциональности.
Защитники старины одну из основных причин уничтожения памятников истории и культуры видят в низком культурном уровне тех, на чьей совести лежит их разрушение. Но действительно ли всё дело в нашем бескультурье, и стоит лишь поставить пропаганду культуры на широкую основу, и дело сдвинется с мёртвой точки? К сожалению, жизнь показывает нечто противоположное сказанному. Существующий сегодня образовательный уровень населения достаточно высок, но он как раз и не является основным показателем действительной культуры отдельного человека. Просто эта «иная» культура со своей шкалой ценностей и приоритетов. Её можно называть как угодно - «массовой» или «поп-культурой», смысл от этого не меняется. Поставленная на поток она тиражируется средствами массовой коммуникации, являясь детищем XX века, весьма далёким от этнических корней прошлого. Иметь или быть, знать или быть? - эти, воистину, гамлетовские вопросы поставлены во весь рост перед современным человеком. И человек зачастую выбирает «иметь» и «знать», соблазнённый достижениями техногенной цивилизации. Очевидно, причина кроется в самой сущности процесса освоения культуры, как чего-то вторичного, призванного «обслуживать» экономический базис общества.
По сути дела, сегодня в Сибири на наших глазах разворачиваются последние акты исторической драмы - окончательное исчезновение с лица земли неповторимых культурно-исторических ландшафтов Минусинской котловины. И если что-либо ещё можно спасти, то речь идёт о создании специальных музеев-резерватов, где могли бы существовать небольшие участки прежних культурно-исторических ландшафтов, уничтоженных в процессе тотального «преобразования» Сибирского края.
Список литературы:
1. Абсалямов М.Б. Очерки истории и культуры Сибири. - Красноярск: FAMILIA, 1995.
2. Буров В.Ф. Взаимодействие человека и культурно-исторической среды: автореф. дисс. ... канд. философ. наук. - Абакан: Изд-во «Роса» ХРИП-КиПРО, 1999.
3. Буров В.Ф. Минусинские древности и экология. Полемические заметки // Достояние поколений. - 2007. - № 1 (2).
4. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера земли. - М.: Айрис-пресс, 2003.
5. Койре А. Очерки истории философской мысли. - М.: «Прогресс», 1985.
6. Лейбниц Г.В. Сочинения в четырёх томах. - М.: Мысль, 1982-1989.
7. Лихачёв Д.С. Земля родная. - М., 1983.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 32. - М., 1955-1981.
9. Николаев В.А Ландшафтоведение: Эстетика и дизайн. - М.: Аспект Пресс, 2003.
10. Пяткин Б.Н., Мартынов, А.И. Шалаболинские петроглифы. - Красноярск, 1985.
11. Рассел Б. История западной философии. - Ростов н/Д: «Феникс», 2002.
12. Рюмин В.В. Динамика и эволюция южносибирских геосистем. - Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1988.
13. Словарь иностранных слов. - М.: Рус.яз., 1989.
14. Трубников H.H. Время человеческого бытия. - М.: Наука, 1987.
15. Угдыжеков С.А. Археологические экскурсии по Усть-Абаканскому району. - Абакан, 2009.
