CC BY
88
УДК 17
Сикирин В.Л. (Воронеж, ФГБОУ ВПО «ВГПУ») Тел.: 8-960-115-46-80, e-mail: [email protected]
О РАЗЛИЧИИ ПРИНЦИПИАЛЬНОГО И ПРАГМАТИЧЕСКОГО НЕНАСИЛИЯ
В статье рассматривается современное состояние феномена ненасилия как социально-политической борьбы — показано различие принципиального, мировоззренческого ненасилия и ненасилия прагматического, обусловленного необходимостью выбора соответствующих методов борьбы. Подчеркивается, что оба феномена имеют разную природу и различные цели. При этом эффективность прагматических ненасильственных кампаний не обосновывает претензии сторонников принципиального ненасилия касательно последнего как способа организации общества.
Ключевые слова: ненасилие, принципиальное и прагматическое ненасилие, политическое неповиновение
В самом общем смысле, ненасилие есть феномен, согласно которому отказ от насилия, введение любви, справедливости, правды и прочих высших моральных принципов является эффективным средством организации социальной реальности. Ненасилие не застывший феномен, а исторически развивающееся явление, изменяющее свое содержание и форму. Ненасилие современности качественно отличается от своих древних предшественников, опираясь при этом на схожие мировоззренческие установки и идеи.
При этом оно сочетает в себе две стороны: мировоззренческую и практическую, отчего можно выделять ненасилие принципиальное, понимаемое как следование мировоззренческому принципу, заключающемуся в стремлении к причинению минимального вреда живому и к сведению принуждения воли другого человека к минимуму, и как ненасилие прагматическое, существующее в форме конкретных форм и методов социально-политической борьбы.
В первом случае ненасилие выступает как абсолют и является обязательным условием личного совершенствования или спасения, а также средством качественного изменения социальной реальности, всего общественного устройства. Принципиальное ненасилие основано на вере в свой особый преобразовательный потенциал, способность практического применения принципов ненасилия приводить к мироизменению через самосовершенствование.
Ненасилие же прагматическое, в первую очередь, включает в себя понятие силы и выступает как средство общественного преобразования. Оно менее идеалистично, чем его «близнец»? - ненасилие здесь вопрос не мировоззрения, веры, а вопрос тактики, тщательно продуманной и спланированной кампании.
В действительности эти два явления тесно переплетены и неразделимы, но не идентичны и не равнозначны, и у нас есть основания полагать, что в будущем они продолжат свое размежевание. Причина этого в том, что это явления совершенно разного порядка, у них различная природа и иные цели - обусловленность второго первым кажущаяся.
Принципиальное ненасилие - феномен, прежде всего, мировоззренческий. Социальное в нем выводимо из основных принципов, оно вторично, хотя и может занимать главенствующие позиции. Но в своем начале ненасилие как мировоззренческий принцип индивидуально, факт личного выбора и опыта, и в этом смысле не общественно - вопрос социального переустройства на более справедливых, более соответствующих ненасилию принципах может стать актуальным, а может и не стать - он «надстроечный», вытекающий как следствие. Вне зависимости от Другого, от общества, от ситуации сторонник принципиального ненасилия выбирает путь минимального вреда и принуждения. Казалось бы, что ненасилие можно определить лишь в противоположности насилию, т.е. лишь с учетом наличия, существования Другого, столкновения или только самой возможности конфликта с ним. Однако, нам кажется, что здесь во многом путаются причина и следствие, принцип Post hoc ergo propter hoc, когда «после этого значит по причине этого» - по крайней мере исторически, хронологически идея непричинения вреда, ахимса, а также христианская концепция о непротивлении злу силой возникают, прежде всего, (для первого случая это особенно справедливо) как моменты личного самосовершенствования, как средства на пути к мистическому спасению - сотериологический аспект здесь на безусловном первом месте, именно он при этом изначален. Со временем идеи ненасилия развиваются, и сотериологическое мировоззренческое ядро его сторонников обрастает общественными категориями и ценностями, идеалами, целями: справедливостью, правдой, равноправием, свободой личности, ее самовыражения и пр. Все это приводит к тому, что ненасилие начинает рассматриваться его адептами как средство изменения не только личности, но и социальной реальности, как эффективный путь и метод общественных преобразований. Здесь ненасилие и средство и цель.
Ненасилие же прагматическое - явление совсем иного порядка, другого рода. Оно изначально социально, общественно, массово. Более того - только в массовости своей оно по-настоящему и возможно; единицы здесь могут лишь быть идеологами, глашатаями, организаторами, но исполняющей силой. Прагматическое ненасилие - социально-
политическая борьба, ведущаяся мирно, без оружия и применения насилия, направленная, на преодоление общественного явления, понимаемого и принимаемого как несправедливое. Здесь ненасилие лишь средство - оно становится методом социально-политической борьбы, переходит из сферы морали индивидуально-перфекционистской [1] в мораль общественную, становится фактом общественной практики.
Исторически первые современные широкие кампании ненасильственного сопротивления были инициированы, обоснованы ненасилием принципиальным, опирались на его принципы и идеи - сатьяграха Ганди, движение Кинга. Но в дальнейшем идеологическое «оправдание» становится необязательным для подобных кампаний -требования ненасилия отныне не особый принцип мировоззрения, не идеологический фундамент, они либо просто требования соблюдения законности, неприменения насилия в отношении представителей власти, благое пожелание свести количество жертв к минимуму, либо, что чаще, единственно возможный, адекватный и относительно бескровный метод социально-политической борьбы.
В то же время подобное отношение к ненасилию переводит его из моральной, мировоззренческой плоскости в правовую сферу, существование в которой предполагает и обусловливает более полное закрепление соответствующих ценностей ненасилия - отказ от насилия, стремление к справедливости, терпимость, поиск компромисса, ведение диалога и пр. - в общественном сознании и практике.
Если теоретики принципиального ненасилия - для современности это, прежде всего, Толстой, Ганди, Кинг - делают упор на нравственном преображении своих сторонников, на переустройстве мира через работу над собой, то теоретики, и, уж тем более практики ненасильственных кампаний позднейшего периода более прагматичны - для них это лишь способ (зачастую единственно возможный и с наименьшим количеством жертв) добиться необходимых или желаемых перемен, свержения расцениваемой ими как несправедливой власти, установления демократии. Примеров этому гораздо больше чем в первом случае -оранжевая революция в Польше, борьба против апартеида в ЮАР, опыт Филиппин, Чили, Непала, Замбии, Болгарии, Венгрии, Нигерии, недавние ближневосточные «твиттерные» оранжевые революции, перевороты в Украине, Грузии, Киргизии и пр., пр.
Оставим в стороне историческую и теоретическую обоснованность участников этих и будущих аналогичных кампаний на особые возможности организации социальной реальности, перехода этих движений во что-то большее, нежели социально-политическая борьба, и обратим внимание на саму возможность подобных кампаний.
Крупнейший исследователь это вопроса - американец Д. Шарп - для объяснения эффективности и сравнительной доступности ненасильственной борьбы предлагает теорию о
центрах политической власти. Согласно ей возможность добиться требуемых изменений, смены власти объясняется тем, что методы ненасилия направлены на сами источники власти (авторитет власти, человеческие ресурсы, профессиональные знания и должностные обязанности, идеология, материальные ресурсы, система принуждения) [2, 25-26] контроль над которыми и позволяет правящему режиму осуществлять свое управление, они есть один из способов ее смены. Исследователь подчеркивает, что политическое неповиновение эффективно не из-за каких-либо моральных преимуществ или особой возможности через ненасилие, следование высшим моральным принципам организовывать социальную реальность, а потому, что оно осуществляется в той сфере, где у власти нет абсолютного преимущества, которое имеется, например, в армии, в силовых структурах.
Заметим, что сам Шарп различает ненасилие как политическую тактику и ненасилие, проявляющееся как борьба с более широкими целями, и для обозначения первого использует термин «массовое политическое неповиновение» [2, с. 10-11]. Политическое неповиновение предполагает «намеренный вызов власти» [2, с. 10], отказ повиноваться ей. Термин обозначает действия, помогающие перехватить у власти контроль над государственными институтами, «постоянно нападая на ее источники силы и намеренно используя в этих целях стратегическое планирование» [2, с. 10-11].
Таким образом, мы имеем два схожих, похожих, но различных феномена - в одном случае некую «моральную практику» (вспомним Канта и Фихте), в другом лишь актуальный социально-политический метод. Путать их не следует. Успех или неудача одного из них не предполагает аналогичного результата для второго.
Многие теоретики и практики ненасилия считают, что практика подтверждает их надежды на возможность построения ненасильственного общества. Так Толстой думал, что отдельные случаи непротивления и отказа от повиновения правительству, властям есть образец метода для перехода к новому правильно понятому христианскому обществу; Ганди полагал, что сатьяграха выступает своеобразной школой для индийского народа, который выйдет из нее готовым к свободе и изменится внутренне, заплатив страданием за свои перемены; Кинг также считал, что движение за права афромериканцев лишь начало в длительном процессе социально-политического и морального обновления общества Соединенных Штатов. Но авторы и практики здесь допускали распространенную и принципиальную ошибку - соединяли ненасилие как мировоззренческий принцип с ненасилием как средством социально-политической борьбы. Это неверный путь. Практика, история показывают, что массы придерживаются идеалов, принципов ненасилия лишь до тех пор, пока им это выгодно, пока этот способ борьбы эффективен. Именно своей возможностью и эффективностью в условиях, прежде всего, обществ хотя бы с зачатками
гражданских прав, ненасилие и «подкупает» своих многочисленных сторонников. Ненасилие как политический метод несовместимо с ненасилием принципиальным, их союз кажущийся или временный.
Принципиальное, мировоззренческое ненасилие представляет собой особый случай индивидуально-перфекционалистской морали, понимаемой и существующей как мораль самосовершенствующегося индивида, противопоставленная морали общественной, в которой это внутреннее совершенство отнюдь не обязательно, а идеалы противоположны [1]. В то время как ненасилие прагматическое, понимаемое и реализуемое как метод социальной борьбы является фактом морали общественной - мотив индивидуальной чистоты, милосердия и сострадания как доброжелательности, здесь практически пропадает, уступая место идее справедливости, стойкости, правды, лучшей жизни.
Феномен ненасилия зародился как принцип индивидуально-перфекционалистской морали, принцип религиозный, понимаемый, прежде всего, как вопрос, собственной чистоты. На протяжении тысячелетий он практически не имел возможности проявить себя как принцип общественного устройства.
В то же время он обладал потенциалом быть использованным как маргинальный метод социально-политической борьбы. И в новейшее время этот потенциал реализовался в различных и многочисленных кампаниях ненасильственного сопротивления, гражданского неповиновения. Более того, в отдельных, пока еще, случаях ненасилие становится действительной категорией, составной частью морали общественной. Это стало возможно благодаря развитию гражданского общества, демократических ценностей, глобализации, информационной открытости мира - развитию и увеличению созидательных аксиологических ориентаций. Таким образом, успехи ненасильственных социально-политических кампаний не предполагают истинность принципов ненасилия, обоснованность претензий сторонников принципиального ненасилия по поводу ненасилия как средства и метода социально-политических изменений, построения новой социальной реальности, в которой сфера индивидуальной морали расширится до уровня морали общественной и станет определять все сферы человеческой жизни.
Ненасилие, понимаемое в его правовом, «идейном», узком аспектах может и становится реалией социальной жизни, категорией общественного сознания. Необходимость отказа от насилия как способа решения проблем и конфликтов все больше осознается, реализуется на практике. Идеи ненасилия вместе с принципами компромисса, терпимости, равноправного диалога широко проникают в политику, социальную борьбу, становясь главенствующими методами. В этом смысле развитие принципов ненасилия вширь является одним из завоеваний гражданского общества, его «побочным следствием». Но все это еще
вовсе не означает «победу» ненасилия, его признания как главенствующего мировоззренческого принципа, расширения сферы индивидуальной морали до уровня общественной или хотя бы саму теоретическую возможность подобного. Успехи современных ненасильственных кампаний говорят нам лишь о том, что в современном мире выгоднее, безопасней и эффективней вести социально-политическую борьбу мирно, массово, с учетом достижений демократии и гражданского общества. Но и этого уже совсем не мало, и оставляет надежду на дальнейшее углубление принципов ненасилия в общественной жизни.
Литература
1. Прокофьев А.В. Мораль индивидуального совершенствования и общественная мораль: исследование неоднородности нравственных феноменов. Великий Новгород: изд-во НовГУ, 2006. 282 с.
2. Шарп Д. От диктатуры к демократии. М.: Новое изд-во, 2012. 84 с.
Sikirin V.L
ABOUT THE DIFFERENCE BETWENN PRINCIPLED AND PRAGMATIC NONVIOLENCE
The article discusses the current state of the phenomenon of non-violence as a social and political struggle - shows the difference of principle, ideological pragmatic non-violence and non-violence caused by the need to choose the appropriate methods of struggle. It is emphasized that both phenomens are of different nature and different goals. The effectiveness of pragmatic nonviolent campaigns not substantiate claims of the supporters of the latter principle of nonviolence as a way of regarding the organization of society .
Keywords: non-violence, principled and pragmatic nonviolence, political defiance
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
1. Бирюкова Элеонора Алексеевна - доктор философских наук, доцент, заведующий кафедрой «История, философия и культурология» Новомосковского филиала ФГБОУ ВПО «Российский химико-технологический университет им. Д.И. Менделеева».
2. Варава Владимир Владимирович - доктор философских наук, профессор, профессор кафедры культурологии ФГБОУ ВПО «Воронежский государственный университет».
3. Зайцев Андрей Кириллович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и социологии ФГБОУ ВПО «Калужский государственный университет им. К.Э. Циолковского».
4. Золкин Андрей Львович - доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии ФГКУ ВПО «Московский университет МВД РФ».
5. Когай Евгения Анатольевна - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии и политологии ФГБОУ ВПО «Курский государственный университет».
6. Кожемякин Евгений Александрович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой коммуникативистики, рекламы и связей с общественностью ФГАОУ ВПО «Белгородский государственный национальный исследовательский университет».
7. Лопухина Раиса Васильевна - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка как иностранного ФГБОУ ВПО «Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого».
8. Мартынова Елена Петровна - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории и археологии ФГБОУ ВПО «Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого».
9. Мелешко Елена Дмитриевна - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и культурологии ФГБОУ ВПО «Тульский государственный педагогический университет им. Л. Н. Толстого».
10. Мирошникова Елена Михайловна - доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии и культурологии ФГБОУ ВПО «Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого».
