CC BY
83УДК 821.161.1
О ПСИХОЛОГИИ ПАМЯТИ В РАССКАЗЕ А. П. ЧЕХОВА «ВЕРОЧКА»
Ильюхина Татьяна Юрьевна,
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы, Санкт-Петербургский государственный университет, (Санкт-Петербург, Россия), e-mail: tilyukhina@yandex. ru
В работе рассматриваются особенности сюжета чеховского рассказа в связи с феноменом памяти и психологией творчества
Ключевые слова: А. П. Чехов, сюжет, художественное время, художественное пространство, психология памяти, физиология памяти, воспоминание, психология творчества.
Рассказ А. П. Чехова «Верочка» (1887) с первой февральской публикации в газете «Новое время» был воспринят в рамках «нередко трактованного сюжета: «она» случайно полюбила «его», но «он» случайно не любит «ее», и что из этого произошло» (Чехов, 637). Об этом писал автору В. В. Билибин уже в марте 1887 г. Им же отмечена новизна чеховского произведения в обращении к теме: Билибин замечает внимание Чехова к одному из «разрядов современных людей, у которых по обстоятельствам сложившейся жизни, сердце засохло» (Чехов, 637). Спор вокруг «Верочки» по следам ее первой публикации и последующей повторной в сборнике
© Т. Ю. Ильюхина, 2019
«В сумерках» велся и вокруг формы произведения - незаконченной, обрывочной, недостаточной для прояснения чеховского истолкования «нередко трактованного сюжета» и судеб героев (Чехов, 638). Были указаны и фабульные образцы, ориентиры для Чехова -«Ася» И. С. Тургенева, тургеневская манера описывать природу, «мотив пушкинской грусти», обозначена чеховская оригинальная техника - «соединение психологической и внешней манеры» (Чехов, 639) и другие «технические достоинства» произведения. Однако, суть формата рассказа - воспоминание героя о пережитом около полугода назад - оказалось, и, кажется, до сих пор остается вне рамок внимания профессиональных читателей.
Чеховское произведение описывает один вечер из жизни героя. Описание оформлено как воспоминание, с самого начала текста: «Иван Алексеевич Огнев помнит, как в тот августовский вечер он со звоном отворил стеклянную дверь и вышел на террасу» (Чехов, 69); и до самого конца: «И помнит Иван Алексеевич, что он опять вернулся» (Чехов, 81). Внутри этого «воспоминания» отпечатки прошлого и ощущения времени искусно градуированы автором: отмечено оставшееся в памяти (густой запах гелиотропа и резеды, детали облика Верочки и др) и запомнившееся надолго (клочья тумана в саду, темные окна дома Кузнецовых и др.); широко и разнообразно использованы в тексте рассказа временные указатели: всегда, никогда, всю жизнь, было время, тогда, теперь и др., включая их психологическую составляющую: в первый раз, в последний раз и др., а также своеобразные «выпадения» из временной парадигмы: бывает так. Сам герой размышляет о роли памяти в жизни человека: «...он шел и думал о том, как часто приходится в жизни встречаться с хорошими людьми, и как жаль, что от этих встреч не остается ничего больше, кроме воспоминаний» (Чехов, 70). Свойства памяти, оформление ею границ настоящего и прошлого, способность человека удерживать реальность и забывать - и есть сюжет произведения. Автор как бы восстанавливает перед читателем забытое героем, утраченное им сразу и со временем, и в целом в произведении его усилиями создается непростая картина временных отражений, связи прошлого, настоящего, будущего в неравном союзе, в котором ведущую роль играет
прошлое (воспоминание), настоящее труцно уловимо, будущее предопределено. По-настоящему важным для героя чеховского рассказа оказывается именно прошлое, то, что уже обратилось в воспоминание.
Сюжет-воспоминание включает в себя несколько фрагментов прошедшего, выходящих за границы одного вечера, и «запланированного» будущего. Это становится возможным благодаря присутствию рядом с героем Верочки. Казавшаяся Огневу красавицей (автор более сдержан в описании внешности героини: отмечено хорошее сложение, правильные профиль и красивые вьющиеся волосы), девушка стимулировала работу его сознания-памяти и заставила высказаться о будущем. Герой воскрешает один за одним «весенние и летние дни», проведенные здесь. В памяти восстанавливаются эпизоды прожитого, когда время «летело незаметно». В этих эпизодах - природа, своеобразный мир и ритм ее жизни с апреля по август, переданный посредством образов птиц (элемент литературной памяти - своего рода воспоминание о манере И.С.Тургенева, как и выражение «собачья старость», используемое героем, элемент того же рода в связи с афористической манерой М.Е.Салтыкова-Щедрина; впервые, кажется в «Губернских очерках»). Названы виды птиц, среда их обитания: «под облаками, заливая воздух серебряными звуками, дрожали жаворонки, а над зеленеющими пашнями солидно и чинно взмахивая крыльями, носились грачи»; период их активной жизни: «один за другим, пророча конец лета, переставали петь сначала соловей, потом перепел и немного позже коростель...» (Чехов, 73-74). Озвучены «общие воспоминания»: поездка «всем обществом» в девичий монастырь, поездки верхом, жаркие споры, рыбные ловли, встречу с юродивым и др. Массу впечатлений, отпечатавшихся в памяти и воскресших «случайно», герой хотел бы сохранить, вопреки законам памяти, поскольку память как явление психологическое не только запоминание (запечатление), но и забвение, едва ли не большего числа полученных впечатлений (Рибо, 37). Будущее в воспоминаниях Огнева представлено в двух временных форматах -ближайшее: поездка к матери на две недели и возвращение в Петербург на работу, работа в течение зимы и новая поездка весной в
какой-нибудь уезд за материалами; далекое (лет через 10), в котором отчетливо противопоставлены настоящее («теперь мы чувствуем настоящее») и будущее («а тогда при встрече мы уже не будем помнить ни числа, ни месяца, ни даже года, когда виделись в последний раз на этом мостике» (Чехов, 76); будущим определены и судьбы героев «вы будете почтенной матерью семейства, а я автором какого-нибудь почтенного, никому не нужного статистического сборника» (Чехов, 75).
Воссоздание героем реальности пережитого содержит ряд преломлений и хроногнозий. Герой остро чувствует скорость превращения настоящего в прошлое (сравнение жалобно-восторженного крика журавлей, едва различимых глазом на горизонте, с мельканием лиц и речей людей в жизни), буквально «через минуту» реальность может стать прошедшим, реальность преломится в «ничтожные следы памяти». Также остро герой ощущает саму границу перехода настоящего в прошлое, в рассказе этот момент понимается героем как простой выход за калитку сада у дома, в котором он бывал едва ли не каждый день пребывания в №ском уезде (« . но выйдет он сейчас за калитку, и все это обратится в воспоминание, у утеряет для него навсегда свое реальное значение...» (Чехов, 71). Классическая иллюстрация действию законов хронотопа.
Основное и единственное событие произведения (признание в любви) растянуто во времени и окружено пассажами припоминаний и забываний героя. Сама сцена занимает в рассказе не менее трети его объема, а если учитывать ее начало - ввод Огневым «романической темы» - почти половину. Длительность объяснения героев имеет психологическую основу: девушке сложно преодолеть смущение и высказать свои чувства, сделать это впервые, она как будто ожидает инициативы от героя, герою же трудно подобрать ответные слова, поскольку произошедшее оказалось для него неожиданным, сравнимым с катастрофой («точно перевернулась в нем душа»), он также впервые оказался в «романической истории», и кроме того, все это время до признания девушки занимался преломлением настоящего в прошлое, своеобразным учетом прошло-
го, делал это вслух. (В строе его речи и в припоминаемых деталях воспоминания чувствуется его увлечение статистикой в желании обобщить, вывести объективную закономерность в восстановленных сознанием впечатлениях пережитого.) Автор рассказа использует и эту сцену для характеристики интересующего его феномена работы памяти. Реакция героя на слова Верочки - предмет скрупулезного анализа автором состояния героя в части его способности пережить настоящее и запечатлеть его в своей памяти. «Как человек, внезапно испуганный не может потом вспомнить [...], так и Огнев не помнит слов [...]. Ему памятны только [...]. Он помнит как будто [...]» (Чехов, 77). Слова героини в сцене также связаны с воспоминанием (девушка говорит о первом знакомстве и о охватившем ее тогда предчувствии счастья). Пытаясь амортизировать своеобразную атаку на его сознание, Огнев, отрицая сказанное о нем повествователем («Бог его знает, заговорил ли в нем книжный разум, или сказалась неодолимая привычка к объективности, которая так часто мешает людям жить» (Чехов, 78), «искренне сознался» перед собой в бессилии души, неспособности глубоко воспринимать красоту, ранней старости, «приобретенной путем воспитания, беспорядочной борьбы из-за куска хлеба, номерной бессемейной жизни» (Чехов, 81). Несостоявшееся личное счастье двух «хороших людей», обычно объясняемое этими словами героя о себе (словами не новыми, уже звучавшими неоднократно еще в пушкинскую эпоху; относительно новым можно считать только объяснение причин явления), увиденное сквозь сюжет произведения, позволяет заметить ситуативность его признания. Пережитое им напряжение чувств, завершившееся полной их утратой («ничего не ощущал кроме своих мыслей» (Чехов, 81) действительно сродни катастрофе. К тому же высказанное Верочкой представление о будущей жизни с героем в больших сырых домах, «где страдают, ожесточены нуждой и трудом...», не может не вступить в противоречие с высказанной ранее оценкой этой жизни самим Огневым. Герой называет ее предрассудком и удивляется, что умные и чувствующие люди не бегут за простором
и правдой из тесных меблированных комнат на Невском проспекте. Однако, законы вспоминания, о которых в рассказе размышляет герой, очень скоро преломят пережитое в «ничтожные следы памяти», в которых «память чувствований» изгладится позднее, нежели «память идей» (Рибо, 99). Именно поэтому Огнев будет вспоминать не свое признание самому себе, а совсем другие впечатления, специально отмеченные автором.
Сохранившееся в памяти героя связано с работой разных органов чувств, включая их остановку, своеобразный отказ функционирования, сознательный или бессознательный («Огнев уже не слушал...», «... он ничего не ощущал, кроме своих мыслей...» и др.); и подчинено общему ритму повторов, перенесений автором образов из сферы внутренней жизни во внешнюю и наоборот. «Ничтожные следы памяти» и «следы маленьких ног» героини, которые ищет герой на дороге; звон стеклянной двери, чугунной доски и интонация и мелодика речи Верочки; восхищение воздухом героя в сравнении с духотой городов и слова Верочки об опостылевшем ей воздухе; повторяющиеся жесты героев в ситуациях волнения; «собачьи» образы (сравнение с собакой, определение «собачья старость» и др.); одористические детали ( запах «резеды, табака и гелиотропа» в начале рассказа и «гелиотропа и резеды» после объяснения); восприятие природного явления (туман в лунный августовский вечер) как декорации, устроенной «неумелыми пиротехниками» и жестов и слов героини при объяснении «приторными, несерьезными»; «лобзанья» и объятья, осуществленные и предполагаемые, уход Верочки и вместе с ней части молодости героя и мн. др., наконец -попытка Огнева повторить объяснение, подзадоривая себя воспоминаниями».
Вопросы памяти в связи с рассказом имеют и иное измерение, авторское. Воспоминания писателя о времени, проведенном в Бабкино (с 1885 г. три лета подряд) и его окрестностях, памятные встречи, наблюдения, знакомства, разговоры и пр. приметы подмосковного отдыха вошли во многие чеховские произведения, написанные т.ск. «с натуры» (для «Осколков», «Петербургской газеты»). «Ве-
рочка» для «Нового времени» в 1887 г. и близка этой практике, и, очевидно, отделена от нее интересом к феномену запечатления, сохранения и воспроизведения прошлого опыта. Сравнение «воспоминаний» Огнева о пикниках, рыбных ловлях, поездках в монастырь и «горячих, нескончаемых, чисто русских спорах» и мн. др. и воспоминаний М.П.Чехова о периоде конца 1870 - середины 1880 гг. в жизни брата вскрывает безусловную связь художественной реальности произведения и личного опыта его автора. К числу памятного должно отнести и «чтение запоем» Тургенева, разговоры о Щедрине, врачебную практику у доктора П.А.Архангельского и, очевидно, изучение трудов психологов, физиологов как во время практики, так и после, включая работы Г. Спенсера (с идеей близости науки и искусства), Т. Рибо (с опытом описательной психологии). Непосредственно для времени оформления рассказа имеет значение, как часто у Чехова, и контекст издания, для которого создается произведение, его информационно-тематический фон. В первом январском выпуске «Нового времени за 1887 г. (№3894) при подведении итогов прошедшего, 1886 г., в разных сферах жизни, в разделе «Книги» названы работы А. Бэна «Психология», Т. Рибо «Болезни личности», Н. Бакста «Курс физиологии органов чувств» и др. Работа над оформлением не новой фабулы в сюжетный этюд об особенностях психики современного человека и катастрофе несовпадения, вероятно, заставила Чехова использовать собственный личный опыт восстановления впечатлений, обнаруживая тем самым неровный характер запоминания, связь его с литературным опытом (тургеневские мотивы и др.) и научным (врачебные практики и труды по психологии и физиологии).
Список использованных источников
1. Чехов, А. П. Верочка / А. П. Чехов // Чехов, А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т.: т. 6. - М.: Наука, 1976. - С. 69-81. [Примечания. - С. 636-640].
2. Чехов, М. П. Вокруг Чехова. Е. М. Чехова. Воспоминания / М. П. Чехов. - М.: Художественная литература, 1981. - 335 с.
3. Рибо, Т. Болезни памяти / Т. Рибо. - СПб.: Ред. журн. «Медицинская библиотека», 1881. - 118 с.
ON THE PSYCHOLOGY OF MEMORY IN CHEKHOV'S STORY VEROCHKA
Ilyukhina Tatyana Yuryevna,
Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, Department of the History of Russian Literature, St. Petersburg State University (St. Petersburg, Russia), e-mail: tilyukhina@yandex. ru
The plot features of the Chekhov's story are considered in the work in connection with the phenomenon of memory and psychology of creativity
Keywords: Anton Chekhov, plot, artistic time, artistic space, psychology of memory, physiology of memory, recollection, psychology of creativity.
References
1. Chekhov, A. P. Verochka / A. P. Chekhov // Chekhov, A. P. Poln. sobr. soch. i pisem: v 30 t. Sochineniya: v 18 t.: t. 6. - M.: Nauka, 1976. - S. 69-81. [Primechaniya. - S. 636-640].
2. Chekhov, M. P. Vokrug Chekhova. Ye. M. Chekhova. Vospominaniya / M. P. Chekhov. - M.: Khudozhestvennaya literatura, 1981. - 335 s.
3. Ribo, T. Bolezni pamyati / T. Ribo. - SPb.: Red. zhurn. «Meditsinskaya biblioteka», 1881. - 118 s.
