CC BY
128
ч
г
ПРАВО И СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
-
л
УДК 17.02
И.К. Чебыкин
О ПРОБЛЕМЕ НРАВСТВЕННОСТИ В РУССКОЙ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВОЙ МЫСЛИ
Статья посвящена сравнительному анализу взглядов виднейших представителей философско-правовой мысли на проблему взаимодействия права и нравственности. Автор делает попытку выявить перспективы становления правовой доктрины Российской Федерации.
Ключевые слова: закон,справедливость, нравственность, мораль.
ABOUT THE MORALITYISSUEIN THE RUSSIAN PHILOSOPHICAL AND LEGAL THOUGHT
The article is devoted the comparative analysis of the views of prominent representatives of the philosophical and legal thought on the problem of interaction between law and morality. The author makes an attempt to identify the perspectives for the formation of legal doctrine of the Russian Federation.
Keywords: law, justice, morality, moral.
В области науки права в дореволюционной России большое внимание уделяли проблематике взаимодействия духовно-общественной этики и государственного закона. В указанной области трудились такие выдающиеся мыслители, как В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, И.А. Ильин, отстаивавшие позицию взаимосвязи указанных начал общественного бытия, и П.И. Новгородцев, Б.Н. Чичерин - наиболее известные представители противоположной точки зрения.
Так, П.И. Новгородцев писал: «... разграничение областей юридической и нравственной сказывается лишь в эпохи более развитой культуры. И для права, и для нравственности их тесная связь сказывается с течением времени неудобной; обе сферы отношений стремятся к отделению друг от друга. Отделение права от нравственности вызывается развитием общественной жизни, когда более сложные отношения и более частые столкновения отдельных лиц заставляют позаботиться об установлении более твердых основ юридического оборота»1.
Любопытно, что в своей работе, посвященной общефилософским вопросам, В.С. Соловьев высказывал почти тождественную мысль. Существенным отличием было то, что разграничение различных сторон бытия: бытового, умственного и духовного (мистического), по мнению Владимира Сергеевича, является вторым этапом человеческого развития. На третьем же и высшем уровнях они должны вновь объединиться, но уже в рамках органического синтеза, а не произвольного хаоса2. Тем не менее не вызывает сомнений, что усложнение общественных отношений, связанное с увеличением числа коммуникативных связей между индивидами, вызвало потребность в развитии права позитивного как инструмента защищающего личные интересы. Таким образом, юснатурализм просто развивает указанную мысль далее, полагая, что если источником права явилась необходимость формального закрепления ранее «естественных» прав индивида, то торжеством права будет полная его тождественность свободе человека. Однако при этом упускается тот факт, что нормы сожительства людей и цели их существования, составляющие изначальную сущность права, не перестали существовать и после выхода человека за рамки родоплеменного строя.
IK Chebykin
1 Новгородцев П.И. Право и нравственность // Правоведение. 1995. № 6. С. 107.
2 Соловьев В.С. Философское начало цельного знания. Минск: Харвест, 1999.
Если П.И. Новгородцев отстаивал самостоятельность нравственного и правового начала с либертарной точки зрения, то позиция Б.Н. Чичерина по данному вопросу аргументирована позитивистскими соображениями о самостоятельности права. Право, по его мнению, «не есть только низшая ступень нравственности, как утверждают морализующие юристы и философы, а самостоятельное начало, имеющее свои собственные корни в духовной природе человека. Эти корни лежат в потребностях человеческого общежития»3. Однако, если свести всю сущность права только к вопросам обеспечения безопасного сосуществования неопределенного круга лиц, то мы вновь окажемся перед заключением, что право служит лишь целям охраны личных прав и свобод. Тем не менее, каждодневная практика говорит об обратном, руководители государств непрерывно принимают решения касательно внешней политики, в том числе военных действий, вопросов социального развития, научного и культурного прогресса и т.д. Можно сказать, что государственный аппарат как единственно легитимная властная структура на уровне страны направляет общество в его развитии, и указанная управленческая деятельность подлежит правовому регулированию. У каждого человека в отдельности и у общества в целом есть масса других целей, помимо собственного выживания, поэтому сводить мораль к высшей форме социальных инстинктов животных будет некорректно.
Противоположную позицию о том, что нравственность является источником права, его целью и его критерием высказал В.С. Соловьев. Указанная позиция интересна, тем, что в отличие от двух представленных выше не имеет западных аналогов, предшествовавших ей, кроме, конечно, христианства, так маккиаве-лизм ведь и состоял в освобождении политики от нравственности. Кроме того, с учетом того, что взгляды Соловьева послужили почвой для развития новых теорий, предложенных его последователями и оппонентами, нам следует уделить данной концепции особое внимание.
Владимир Сергеевич в духе диалектики всеединства полагал, что право позитивное (выраженное в форме актов власти) и естественное (нравственность, обычаи, мораль) дополняют друг друга и неразрывны в трех их основных различиях:
1. Право есть не нравственность вообще, а лишь нижний ее предел, но именно это и делает право осуществимым на общеобязательном уровне. Действительно, право не требует, например, возлюбить врагов своих, но обязывает не наносить ущерба их собственности и жизни, что само по себе не являет нравственной максимумы, но представляет некий минимум, обеспечивающий существование общества. При этом человек от природы стремится к нравственному совершенству, и потому закон государственный возможен лишь как доля нравственности, в этом его цель, и осуществление этой цели в данный момент составляет содержание права. В то же время нравственность как добровольный акт невозможна без закрепления определенного минимума на обязательном уровне, низшего предела, преступление которого составляет уже прямое противоречие нормам морали и представляет собой тот или иной масштаб угрозы самому существованию общества. Таким образом, «право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел или некоторый минимум нравственности, равно для всех обязательный»4.
2. Нравственные заповеди не предписывают конкретных действий, а имеют лишь абстрактное значение, с осознанием которого индивид предпринимает те или иные поступки и этими действиями никак не исчерпывается все содержание нравственности. Юридический закон напротив «имеет своим предметом реально определенные внешние действия, совершением и содержанием которых этот закон удовлетворяется вполне»5. Присовокупляя оба известных нам различия, целью права является «обеспеченное осуществление в действительности определенного минимального добра»6.
3. Нравственное требование совершенства личности не допускает принуждения. Правовой же закон уже по содержанию предполагает прямое или косвенное принуждение, но при этом и достижение определенной доли свободы. Индивид вправе распорядиться своей свободой, если он своими действиями посягает на права других, государство насильственно изолирует его, либо иным образом ограничивает его волю, дабы он имел возможность избрать иной образ мыслей, по собственному желанию, но при этом был бы обязан изменить образ действий.
Е.Н. Трубецкой, при глубоком почтении к В.С. Соловьеву, тем не менее, не во всем разделял его взгляды. Так, Евгений Николаевич критиковал подход к праву как минимуму нравственности, по его мнению, не всякий закон бывает нравственный, однако, если он отвечает всем формальным требованиям, то, как и
3 Чичерин Б.Н. Философия права. М., 1990. С. 91.
4 Соловьев В.С. Право и нравственность. Минск: Харвест. М.: АСТ, 2001. С. 33.
5 Там же.
6 Там же. С. 34.
прочие, составляет данную систему права. Конечно, история показала, что далеко не всякий нормативный акт является правом. Уже на заре европейской истории на это указывает Софокл в своей Антигоне. Так же, как и В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой одним из разграничительных признаков права и нравственности полагал определенность и четкость предписаний. Однако в отличие от Владимира Сергеевича автор «Энциклопедии права»7 видел причину не в том, что нравственность есть некое чувство, которое невозможно свести к совокупности предписаний. Евгений Николаевич видел причину неконкретности нравственности в ее, как он полагал, релятивности: «естественное право вообще не заключает в себе никаких раз и навсегда данных, неизменных юридических норм: оно не есть кодекс вечных заповедей, а совокупность нравственных и вместе с тем правовых требований, различных для каждой нации и эпохи»8.
Характерной особенностью диспута мыслителей конца XIX века является тот факт, что почти все они сходились в той мысли, что право имеет своей областью регулирование поступков внешних, в то время как нравственность - область внутреннего самоконтроля. Так Е.Н. Трубецкой выразил данную позицию в следующих словах: «До тех пор, пока наши помыслы и намерения не выразились в каких-либо осязательных внешних действиях, праву до них нет дела: человек, только замысливший преступление, но ничего не сделавший для осуществления своего замысла, осуждается нравственностью, но он вовсе не является нарушителем права; вот почему так называемый голый умысел не карается правом уголовным: оно принимает во внимание злое намерение, только если оно выразилось в злых деяниях» 9. Однако даже одно только уголовное право не сводится лишь к частной превенции, о которой здесь идет речь, задача права далеко не ограничивается наказанием конкретного преступника за конкретное противоправное деяние. В области убеждения и воспитания, составляющих методы всех отраслей в отдельности и системы права в целом, правовое воздействие направлено именно на внутренний мир человека, на его сознание. Далее Е.Н. Трубецкой заключает: «Нетрудно убедиться также, что под наше определение права не подходят все те нравственные правила, которые требуют от нас того или другого внутреннего настроения, например, любви, доброжелательства или уважения к ближнему»10. Несложно возразить, что при столь радикальном подходе в разграничении права и нравственности по признаку внутреннего убеждения, соблюдение норм права теряет всякий смысл, не считая того, что оно требуется государством, и нарушение подразумевает санкции. Такого рода «право» поддерживается лишь механизмом принуждения и не может вызывать у людей иного чувства, кроме страха. Однако данная позиция, как уже утверждалось ранее, служила точкой пересечения, казалось параллельных взглядов мыслителей разных русских школ.
Б.Н. Чичерин утверждал, что «право и нравственность определяют две разные области человеческой свободы: первая касается исключительно внешних проявлений, вторая дает закон внутренним побуждени-ям»11. П.И. Новгородцев полагал, что внутренняя свобода лишь тогда представляет интерес для области юридической, когда этого требует выявление субъективной стороны преступления: «Если право и принимает во внимание внутренние мотивы, то не при исполнении, а при нарушении закона, там, где требуется определить виновность лица»12. Из чего следует заключить, что институт права не должен учитывать внутренние побуждения лица к его исполнению, что в реальности привело бы к росту правового нигилизма, противопоставлению закона и общества. «Дело в том, что ни законодатель, ни правоприменитель не могут рассчитывать на эффективное осуществление права, если граждане проявляют к нему безразличие, недоверие, либо внутренний протест»13.
При этом мотивы разграничения права и нравственности по области применения, очевидно, продиктованы вопросом допустимости принуждения. Действительно никакой нормативный акт не может налагать принудительные требования к внутреннему миру человека. Так, Л.И. Петражицкий утверждал: «Подлинная мораль - это внутреннее сознание долга, выполнению которого человек должен посвятить всю свою жизнь, при одном обязательном условии, чтобы на него не оказывали никакого внешнего давления»14. По справедливому замечанию В.С. Соловьева, «Без личной свободы невозможно человеческое достоинство и высшее
7 Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998.
8 Там же. С. 74.
9 Там же. С. 44, 42.
10 Там же.
11 Чичерин Б.Н. Право и нравственность // Правоведение. 1995. № 6. С. 106.
12 Новгородцев П.И. Соч. М., 1995. С. 225.
13 Сорокин В.В. Право и православие: моногр. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2007. С. 173.
14 Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб, 2000. С. 508.
нравственное развитие»15. Возникает вопрос, как возможно не взаимоисключающее существование юридического требования и чисто нравственного порядка, по своему смыслу, не допускающего принуждения. В.С. Соловьев разрешает данную проблему исходя из суждения, что человек не может существовать, а следовательно, и развивать свою свободу и нравственность иначе как в обществе. Таким образом, чисто нравственный интерес, подразумевающий личную свободу, требует и самого существования общества, где свобода каждого ограничена свободой другого. «Для этого, то есть для согласования личной свободы с общественным самосохранением, не может служить безусловный идеал нравственного совершенства, поставленный отвлеченно, как цель свободных единичных усилий, ибо он, спасая и совершенствуя признающего его, для непризнающего лишен всякого действительного значения, ибо во имя его от них требуют самого большого - любви к врагам, но не могут дать им и самого малого - хотя бы заставить их воздержаться от убийств и грабежей»16. Таким образом, требование абсолютной свободы порождает совершенно обратное: беззаконие и беспредел, результатами которых является полная бесправность жертв и невозможность преступником избрать иной путь, кроме противозаконного.
«Цель нравственного закона та, чтобы человек жив был им, а живет человек только в обществе. Существование же общества зависит не от совершенства некоторых, а от безопасности всех»17. Следовательно, необходим такой порядок, при котором личная свобода человека находилась бы под охраной принудительных норм.
При этом закрепленный минимум нравственности не может иметь частный характер, а является общей для всех чертой «допустимого» аморального поведения. «Правовое начало может рассматриваться отвлеченно, в нормальной воле субъекта, и тогда оно есть лишь прямое выражение справедливости: я утверждаю мою свободу как право, поскольку уважаю свободу других как право. Но понятие права по самой своей природе заключает в себе, как мы видели, элемент объективный, или требование реализации: необходимо, чтобы право всегда имело силу осуществляться, то есть, чтобы свобода других, независимо от моего субъективного признания или моей личной справедливости, всегда могла на деле ограничивать мою свободу в равных пределах со всеми»18.
Указанное В.С. Соловьевым требование справедливости всеобщей, а следовательно, объективной и принудительной составляет существенный признак права, коренящийся всецело в идее общего блага и общественного интереса. Мера и способы реализации нравственного минимума зависят, конечно, от морального состояния общества в данный момент и на данной территории, а также иных исторических и социальноэкономических условий. «Таким образом, право естественное необходимо есть вместе с тем и право положительное (позитивное) и с этой стороны может выражаться в такой формуле: право есть исторически подвижное определение принудительного равновесия между двумя нравственными интересами: формально нравственным интересом личной свободы и материально нравственным интересом общего блага»19.
Таким образом, В.С. Соловьевым было обоснована необходимость отграничения нравственных требований от правовых, как не допускающих принуждение. Однако осталась в силе проблема, связанная с тем, что нормы права, лишенные требования от нас того или другого «внутреннего настроения, например, любви, доброжелательства или уважения к ближнему», оказываются лишенными всякой мотивации помимо страха наказания. Таким образом, по одну сторону, мы имеем требование защиты свободы нравственного интереса от методов всеобщего принуждения, составляющих отличительную особенность права, по другую - неэффективность закона, подкрепленного сугубо механизмом внешнего воздействием на человека. Тем не менее, указанное противоречие снимается изменением отношения к праву как к институту лишь карательноохранительному и сдерживающему людей от противоправных поступков: «Некорректно, с научной точки зрения, видеть в праве только внешние, формальные стороны; существует и внутренняя составляющая права (убеждение, воспитание, духовно-нравственные ценности), опирающаяся на добровольное осуществление, соблюдение и исполнение правовых норм»20. Действительно, как минимум институт правосознания, признанный как школой чистого права, так и юснатуралистами, говорит о том, что право распространяется и на внутренний мир человека. Право не просто может требовать от человека внутренних настроений, на-
15 Соловьев В.С. Право и нравственность. Минск: Харвест. М.: АСТ, 2001. С. 36.
16 Там же. С. 37.
17 Там же. С. 38.
18 Там же. С.39
19 Там же. С. 40.
20 Сорокин В.В. Право и православие. С. 174.
стоящее «право» по своему смыслу задает для личности и человечества цели и мотивы, идеалы и критерии жизни по правде, то есть праведной жизни. Сказанное звучит не светски и не либерально, но корректно для языка, имеющего как романские корни, так и в русском языке, где слова «право» и «праведность» однокоренные, в связи с чем либертарным юристам и позитивистам следует либо принять данное понимание термина «право», либо использовать иной, например, «официальный нормативный акт» или «систему официальных нормативных актов».
На основе такого полного понимания права Н.М. Коркунов высказывался, что право никогда «не ограничивает своих определений одной только внешней стороной человеческих действий, а всегда более или менее принимает в соображение и внутренние их стимулы»21. Кроме того, если компетенция права распространяется на внешние действия, то и источником его не может учитываться внутренне самосознание народа, а лишь изданные представителями власти акты, которые не могут выражать волю каких-либо классов, так как «воля» -это термин, относящийся ко внутреннему мира человека. И.А. Ильин, убедившийся на личном опыте, что представляет собой возможность законодателя видеть в праве только совокупность им же изданных норм, возникающих и распространяющих свою юрисдикцию на мир лишь внешних явлений, писал, что «творческий источник права пребывает во внутреннем мире человека; и действовать в жизни право может только благодаря тому, что оно обращается к внутреннему миру человека, а именно, к тем слоям души, в которых слагаются мотивы человеческого поведения и, сложившись, порождают живой поступок человека»22.
Таким образом, можно прийти к выводу, что ориентация права на нравственные абсолюты необходима для существования российского общества как такового. Данный порядок являет собою обоснование деятельности государства, с одной стороны, и действительно служит направлением политики последнего, не допуская антиобщественной реформации - с другой. Главным образом эта нравственная направленность необходима как ценностный императив, без которого невозможно существование никакого сообщества: «России необходимо новое правосознание, национальное по своим корням, христиански-православное по своему духу и творчески-содержательное по своей цели»23.
Данная работа являет собою лишь частичное освещение означенной проблемы, в рамках рассмотрения позиций мыслителей XIX - начала XX веков, внесших фундаментальный вклад и положивших основание различным школам в русской науке о праве. На настоящий момент (или же до недавнего времени) свои взгляды в данной области юриспруденции высказывают такие ученые, как В.Г. Графский, Р.З. Лившиц, Е.А. Лукашевич, Н.С. Малеин, Г.В. Мальцев, Л.С. Мамут, Г.И. Муромцев, В.С. Нерсесянц, А.П. Семитко, В.В. Сорокин, А.К. Черненко, В.А. Четвернин, В.М. Шафиров и др.
--------♦'-----------
21 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб, 1909. С. 44.
22 Ильин И.А. Собр. соч. Т. 1. М., 1993. С. 226.
23 Ильин И.А. О русской идее // Русская идея. М., 1992. С. 443.
