CC BY
72
Виктор Иванович Гладких, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий кафедрой уголовного права и процесса (Государственный университет управления) Е-таП: gladkich@mail.ru.
О ПРОБЛЕМАХ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО КОНСТРУИРОВАНИЯ НОРМ УГОЛОВНОГО ПРАВА
Реферат: в статье рассматриваются вопросы правотворческой деятельности при разработке норм уголовного закона, под критическим углом освещаются проблемы, связанные с некоторыми законодательными изменениями последних лет.
Отмечается, что система российского права сформировалась под влиянием романо-германской правовой семьи, отличительной чертой которой явилось стремление к кодификации, доктринальности и концептуальности.
Материализация общетеоретических уголовно-правовых оснований представлена в содержании диспозиций уголовно-правовых норм, которые посвящены раскрытию объективных признаков соответствующего состава преступления. В большинстве своем они отвечают требованиям всеобщности, типичности и универсальности.
Нежелательной крайностью следует считать такие законодательные конструкции объективных признаков составов преступлений, в которых их содержательные признаки сведены до неприемлемо лаконичного уровня, не позволяющего в точном соответствии с законом квалифицировать соответствующее общественно опасное деяние.
Противоположной крайностью можно признать такие уголовно-правовые конструкции, в которых операциональные признаки соответствующего состава выражены через полное, но не всегда исчерпывающее формулирование указанных признаков.
При всей значимости борьбы с терроризмом и экстремизмом весьма спорным законодательным шагом в противодействии им явилось включение в Особенную часть УК РФ таких составов, как «Организация экстремистского сообщества» (ст. 282.1 УК РФ) и «Организация террористического сообщества и участие в нем» (205.4 УК РФ), поскольку объективные и субъективные признаки этих составов вполне укладываются в рамки базовой уголовно-правовой нормы «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)» (ст. 210 УК РФ).
Типичным и наиболее резонансным шагом в этом весьма сомнительном, на наш взгляд, законодательном эксперименте явилась предпринятая в 2012 г. дифференциация такого распространенного состава, как мошенничество, путем включения в УК РФ шести новых составов мошенничества.
Сравнение базовой нормы с новыми составами порождает ряд дополнительных вопросов, касающихся рассогласованности данных норм с базовой нормой о мошенничестве.
Полагаем, что подобные законодательные манипуляции не будут способствовать повышению эффективности в противодействии наиболее опасным формам криминальных посягательств на охраняемые уголовным законом общественные отношения.
Ключевые слова: система права, правотворчество, уголовно-правовая норма, состав преступления, объективная сторона, квалификация преступлений.
Общеизвестно, что система российского права в своей основе сформировалась под влиянием романо-германской правовой семьи, отличительными чертами которой явились ярко выраженное деление права на публичное и частное, а также стремление к кодификации, доктринальности и концептуальности. В системе романо-германского права в отличие от англосаксонского права, где юридические нормы
УДК 343.217 ББК 67.408.0 Г52
вырабатываются судами при решении спорных вопросов применительно к каждому конкретному случаю, исходят из определения общих принципов и правовых доктрин, на основе которых не только создаются те или иные нормы права, но и решаются конкретные дела. Одной из особенностей романо-германского права является особая значимость закона в системе источников права [1, с. 66-68]. В романо-германской правовой семье благодаря
усилиям науки норма права поднята на высшии уровень и понимается не иначе как всеобщее правило поведения, а не конкретный судебный прецедент. Из этого следует, что норма права не создается в процессе судопроизводства. Страны, входящие в романо-германскую правовую семью, объединены общей концепцией, согласно которой первостепенная роль должна быть отведена закону. Еще со Средних веков считалось, что правовая норма должна иметь доктринальное или законодательное происхождение, и только такая норма в состоянии охватить целый ряд типичных случаев, которые уложились бы в фактический состав конкретного судебного дела. На таком подходе основано деление большинства отраслей права, в том числе уголовного, на Общую и Особенную части, в первой из которых сформулированы и законодательно закреплены такие базовые положения, как принципы уголовного права, основания уголовной ответственности, понятие и признаки преступления, система наказаний и условия освобождения от уголовной ответственности и наказания и т. п., а в Особенной части эти положения конкретизированы в соответствующих видах (составах) преступлений.
Материализация общетеоретических уголовно-правовых оснований представлена в содержании диспозиций уголовно-правовых норм, которые посвящены раскрытию объективных признаков соответствующего состава преступления. В большинстве своем они отвечают требованиям всеобщности, типичности и универсальности. Так, понятие кражи, раскрытое в ч. 1 ст. 158 УК РФ как «тайное хищение чужого имущества», является предельно абстрагированной характеристикой всех возможных видов и способов этого наиболее распространенного преступления против собственности, а более широкое понятие хищения, данное в ч. 1 примечания к ст. 158 УК РФ, является семантической квинтэссенцией всех форм хищения, независимо от бесконечного множества конкретных случаев их проявления.
Несмотря на предельную лаконичность законодательного понятия хищения, оно обладает всеми институциональными признаками любого вида хищения [2, с. 19-21].
Крайне нетехнологичными следует считать такие законодательные конструкции объективных признаков составов преступлений, в которых их содержательные признаки сведены до неприемлемо лаконичного уровня, не позволяющего в точном соответствии с законом квалифицировать соответствующее общественно опасное деяние. Таким неудачным примером можно назвать диспозицию ст. 126 УК РФ - «Похищение человека», в которой
запрещенное деяние лишь обозначается без раскрытия его наиболее существенных признаков. Не случайно всеми исследователями преступлений против личной свободы делаются попытки сформулировать и предложить собственные, более информативные конструкции рассматриваемого состава [3, с. 10].
Противоположной крайностью можно признать такие уголовно-правовые конструкции, в которых операциональные признаки соответствующего состава выражены через полное, но не всегда исчерпывающее формулирование указанных признаков, например, ст. 141.1 УК РФ - «Нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума», диспозиция которой занимает более половины страницы текста Уголовного кодекса РФ. При внимательном анализе ч. 1 данной статьи можно убедиться, что объективная сторона данного деяния фактически состоит из семи альтернативных видов общественно опасных деяний, каждое из которых претендует на самостоятельный состав преступления. Такие конструкции, несомненно, нарушают принцип предельного обобщения уголовно-правовых норм и затрудняют правоприменительную практику. К таким же, на наш взгляд, крайне неудачным формам выражения уголовно-правовых запретов можно отнести следующие статьи УК РФ: ст. 185.3 -«Манипулирование рынком», 185.5 - «Фальсификация решения общего собрания акционеров (участников) хозяйственного общества или решения совета директоров (наблюдательного совета) хозяйственного общества», 185.6 - «Неправомерное использование инсайдерской информации» и др., которые, возможно, по причине их крайней нетехнологичности практически не востребованы.
Бесспорным нарушением целостности и типичности уголовно-правовых норм является попытка законодателя уйти от их максимальной абстраги-рованности путем включения в ряд из них необоснованной, на наш взгляд, конкретизации, например, в виде искусственного дополнения ч. 3 ст. 158 УК РФ таким квалифицирующим, фактически уточняющим, признаком, как совершение тайного хищения чужого имущества из нефтепровода, неф-тепродуктопровода, газопровода, или расчленения ст. 174 УК РФ на два самостоятельных состава «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем» (ст. 174 УК РФ) и «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления» (ст. 174.1 УК РФ).
При внимательном прочтении видно, что после всех трансформаций эти два состава отличаются друг от друга только одним признаком - субъектом совершения преступлений: в первом случае это лицо, которое легализовало преступные доходы, полученные другими лицами, во втором - лицо, легализовавшее доходы, полученные им в результате совершения преступления.
При всей значимости борьбы с терроризмом и экстремизмом весьма спорным законодательным шагом в противодействии данным явлениям, по нашему мнению, явилось включение в Особенную часть УК РФ таких составов, как «Организация экстремистского сообщества» (ст. 282.1 УК РФ) (введена Федеральным законом от 25 июля 2002 г. № 112-ФЗ) и «Организация террористического сообщества и участие в нем» (ст. 205.4 УК РФ) (введена Федеральным законом от 2 ноября 2013 г. № 302-ФЗ), принятые с большими нарушениями законодательной техники, поскольку объективные и субъективные признаки, а также квалифицирующие признаки этих составов вполне укладываются в рамки базовой уголовно-правовой нормы -ст. 210 УК РФ - «Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней)» [6, с. 54-57].
Эта проблема является частью более широкой законодательной проблемы необходимости сосуществования так называемых общих и специальных норм. Нередко в таких случаях возникает вопрос: какие достаточные основания служат причиной криминализации деяний, ответственность за которые уже предусмотрена соответствующей уголовно-правовой нормой? С точки зрения экономии уголовного закона и недопустимости его дублирования ответ на данный вопрос очевиден. Вместе с тем, возможно, есть потребности следственно-судебной практики, которая ориентирована на большую конкретизацию и детализацию наиболее востребованных правоприменителями уголовно-правовых норм.
Типичным и наиболее резонансным шагом в этом весьма сомнительном, на наш взгляд, законодательном эксперименте явилась предпринятая Федеральным законом от 29 ноября 2012 г. № 207-ФЗ дифференциация такого распространенного состава, как мошенничество (ст. 159 УК РФ), путем включения в УК РФ шести новых составов мошенничества: «Мошенничество в сфере кредитования» (ст. 159.1), «Мошенничество при получении выплат» (ст. 159.2), «Мошенничество с использованием кредитных карт» (ст. 159.3), «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» (ст. 159.4), «Мошенничество в сфе-
ре страхования» (ст. 159.5) и «Мошенничество в сфере компьютерной информации» (ст. 159.6). Возникают вопросы: во-первых, целесообразна ли криминализация именно таких видов мошенничества, поскольку существует, по меньшей мере, несколько десятков других видов мошеннических действий, например мошенничество в финансовой сфере, налоговое мошенничество, мошенничество при проведении азартных игр? Во-вторых, какие проблемы возникали у правоприменителей при квалификации любого вида мошенничества по базовой (общей) норме - ст. 159 УК РФ? В-третьих, будет ли способствовать данное законодательное решение повышению эффективности борьбы с данным видом преступления?
Абстрагируясь от анализа правоприменительной практики по данным составам, посмотрим на логику законодателя, которой он руководствовался при конструировании новых составов мошенничества.
Сравнение базовой нормы с новыми составами порождает ряд дополнительных вопросов.
Вопрос первый. Чем было вызвано повышение нижнего уровня ответственности за мошеннические действия, совершенные в крупном и особо крупном размере, с двухсот пятидесяти тысяч и одного миллиона рублей до соответственно полутора и шести миллионов рублей? Тем ли, что указанные действия представляют меньшую общественную опасность, нежели иные виды мошенничества, предусмотренные соответствующими частями ст. 159 УК РФ? Разве хищение, совершенное с помощью поддельных банковских карт или с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, менее опасно, чем, например, мошенническое хищение в процессе азартных игр? Думается, что все с точностью наоборот.
Вопрос второй. Почему нижние границы размера мошенничества, предусмотренного частями первыми ст. 159.1, 159.2, 159.4, 159.4 и 159.6 УК РФ, при подъеме верхних границ в шесть раз остались на уровне границ, предусмотренных ч. 1 ст. 159 УК РФ? Получается, что теперь диапазон ответственности по частям первым указанных новых составов и ч. 3 и 4 (ч. 2 и 3 ст. 159.4) лежит в пределах от суммы, превышающей одну тысячу рублей, до полутора миллиона рублей? Почему в данных статьях (кроме ч. 2 ст. 159.3) не предусмотрена промежуточная граница ответственности в виде причинения значительного ущерба гражданину, как это сделано в ч. 2 ст. 159 УК РФ? На практике может возникнуть ситуация, когда, например, при совершении мошенничества в сфере кредитования на сумму 1 млн 499 тыс. руб. максимальное наказание, которое может быть назначено виновному, это принудительные работы на срок до
двух лет, а в лучшем случае - штраф в размере до 120 тыс. рублей. За аналогичное мошенничество в размере 1 млн 501 тыс. руб. можно получить уже до 5 лет лишения свободы. О каком соблюдении принципа справедливости может идти речь?
Вопрос третий. Почему в ст. 159.4 УК РФ -«Мошенничество» в сфере предпринимательской деятельности - не предусмотрена, как в других аналогичных составах, повышенная ответственность за деяния, совершенные группой лиц по предварительному сговору и организованной группой? Получается, что в данной сфере орудуют сплошь преступники-одиночки. Это малоправдоподобно.
Вопрос четвертый. Почему в этой статье не фигурирует понятие хищения - обязательный признак любого мошенничества? Получается, что понятие мошенничества в предпринимательской деятельности вступает в определенное противоречие с понятием хищения, данным в примечании к ст. 158 УК РФ.
Вопрос пятый. Опять-таки к ст. 159.4 УК РФ. Почему за все другие виды мошенничества, совершенные в особо крупном размере, максимальное наказание, как и в основном составе (ст. 159 УК РФ), равно лишению свободы до 10 лет, а крупные мошенники-предприниматели могут отделаться лишением свободы не более чем на 5 лет, а в лучшем случае - штрафом в размере до 1,5 млн руб.? Очевидно, что в основе такого подхода лежала политическая установка на либерализацию ответственности за мошенничество, совершенное в сфере предпринимательской деятельности. Одновременно создается впечатление, что данные составы создавались исключительно только ради
этой одной статьи под мощным давлением криминального лобби.
Анализ правоприменительной практики по делам о мошенничестве в предпринимательской деятельности показал, что после введения изменений в уголовное законодательство количество уголовных дел, квалифицируемых по ст. 159.4 УК РФ, крайне незначительно. Многие из них в силу перехода преступлений данной категории в разряд преступлений небольшой и средней тяжести прекращаются ввиду истечения сроков давности совершения преступлений [6, с. 32-35, 30-34]. Крайне сложно стало доказывать умысел на преднамеренность мошенников не выполнять обязательства [6, с. 4-8].
Думается, что подобные законодательные манипуляции не будут способствовать повышению эффективности в противодействии наиболее опасным формам криминальных посягательств на охраняемые уголовным законом общественные отношения. Не чем иным, как низким юридическим профессионализмом законодателя, подобные новеллы не назовешь. Если к этому греху добавить идеологические и откровенно популистские причины неумеренной законодательной активности депутатского корпуса, получается гремучая смесь, не говоря уже о явном присутствии в этом процессе так называемой коррупционной составляющей.
В целом следует с грустью констатировать, что подобными законодательными инициативами нарушаются выработанные столетиями основополагающие принципы отечественного уголовного законодательства.
Список литературы
1. Сыч К. А. Позитивизм в науке уголовного права // Человек: преступление и наказание. 2013. № 3. С.66-68.
2. Квалификация преступлений против собственности : курс лекций / под общ. ред. В. И. Гладких. М., 2014. С. 19-21.
3. Ушакова Е. В. Уголовно-правовые и криминологические меры противодействия похищению человека : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2012.
4. Рарог А. И. Уголовно-правовое противодействие организованной преступности и качество уголовного закона // Человек: преступление и наказание. 2013. № 3. С. 54-65.
5. Александрова И. А.. Новое законодательство о мошенничестве в свете разъяснений Президиума Верховного Суда РФ. Ст. 1. Новейшая практика применения ст. 159, ст. 159.1-159.6 УК РФ // Рос. следователь. 2014. № 4. С. 32-35. Ее же. Новое законодательство о мошенничестве в свете разъяснений Президиума Верховного Суда РФ. Ст. 2. Новейшая практика применения ст. 159, ст. 159.1-159.6 УК РФ // Рос. следователь. 2014. № 5. С. 30-34.
6. Юрин В. М. Мошенничество в предпринимательской и иных сферах экономической деятельности: особенности доказывания виновности // Рос. следователь. 2014. № 2. С. 4-8.
Viktor Ivanovich Gladkikh, Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Head of the Department of Criminal Law and Procedure, State University of Management
Е-mail: gladkich@mail.ru.
ABOUT PROBLEMS OF THE LEGISLATIVE CONSTRUCTION OF THE NORMS OF CRIMINAL LAW
The abstract: this article discusses the law-making in the development of the rules of criminal law, the critical angle highlights the problems associated with some legislative changes in recent years. It is noted that the system of Russian law at its core was formed under the influence of the Roman-Germanic legal family, the hallmark of which was the desire to codify, doctrinal and conceptual.
The materialization of the general theoretical foundations of criminal law to the greatest extent is represented in the content of the dispositions of criminal law, much of the content of which is devoted to the disclosure of the relevant objective evidence of a crime. Most of them meet the requirements of universality, typicality and versatility.
Junk extreme should be considered such legislative design objective evidence of the crimes of which they are reduced to a meaningful signs of a concise unacceptable level, which does not allow in strict accordance with the law to qualify the corresponding socially dangerous act. The opposite extreme is possible to recognize such penal structures in which operational features of the formulation can be expressed in terms of both the total, but not always comprehensive formulation of the above characteristics.
Despite the importance of the fight against terrorism and extremism, the highly controversial legislative step in combating these phenomena, according to the author, was the inclusion in the Special Part of the Criminal Code such compositions as Article 282.1 of the Criminal Code - Organization extremist community and 205.4 of the Criminal Code - Organization terrorist community and participate in it as objective and subjective features of these compounds are well within the scope of the basic criminal law - article 210 of the criminal Code -the organization of a criminal community (criminal organization) or participation in it (her).
Typical and most high-profile step in this highly questionable, in our view, the legislative experiment was undertaken in 2012, the differentiation of such widespread as fraud by including the Criminal Code of six new compositions fraud. Comparison of the basic rules of the new compounds raises a number of additional issues related to the mismatch of data standards to the base rate of fraud. It seems that such legislative manipulation will not help increase efficiency in combating the most dangerous forms of criminal attacks on legally protected public relations.
Key words: system of law, law making, criminal law, the crime, the objective side, qualification of crimes.
References
1. Sych K. A. Pozitivizm v nauke ugolovnogo prava [Positivism in the science of criminal law]. Chelovek: prestupleniye i nakazanie - Man: crime and punishment. 2013. no 3, pp. 66-68.
2. Kvalifikaziya prestupleniy protiv sobstvennosti. Kurs lekziy [Qualification of crimes against property. Сourse of lectures]. Moscow, Yurlitinform. 2014.
3. Ushakova E. V. Ugolovno-pravovyie i kriminologicheskie mery protivodeiystviya pokhicheniyu tchelove-ka. Diss.kand.yurid. nauk. Moscow. 2012.
4. Rarog A. I. Ugolovno-pravovoe protivodeiystviye organizovannoy prestupnosti i kachestvo ugolovnogo zakona [Criminal law against organized crime and the quality of the criminal law]. Chelovek: prestupleniye i nakazanie - Man: crime and punishment. 2013. no. 3, pp. 54-57.
5. Aleksandrova I. A. Novoye zakonodatelstvo o mochennichestve v svete razyasneniy Prezidiuma Verchov-nogo Suda RF. St. 1. Noveichaya praktika primeneniya st. 159, st. 159.1-159.6 UK RF [New legislation on fraud in light of the explanations of the Presidium of the Supreme Court. Article 1: The newest practice of art. 159, Art. 159.1-159.6 of the Criminal Code]. Rossiyskiy sledovatel' - Russian investigator. 2014, no 4, pp. 3235.
6. Yurin V. M. Mochennichestvo v predprinimatelskoy i inych sferakh ekonomicheskoy deyatelnosti: oso-bennosti dokazyvaniya vinovnosti [Fraud in business and other areas of economic activity: evidence of guilt especially]. Rossiyskiy sledovatel' - Russian investigator. 2014, no 2, pp. 4-8.
