CC BY
38
УДК 321
В.В. Ильин, А.Г. Билалова, С.О. Рамазанов* О ПРИЧИНЕ ПОЛИТАРНОСТИ РОССИЙСКОГО СОЦИУМА
В статье проводится идея противоречия объективной гражданской ситуации отечественного общества культивируемым политической элитой представлениям о ней как о ситуации народно-демократической.
Ключевые слова: цивилизованность, самобытность, власть.
Почему от Руси до России народ не является субъектом истории? Люди проходят не по части политики? В социальном зодчестве не воплощаются императивы национальной воли? Устройство жизни сообразуется не с гражданским интересом, а силой? Почему стержнем отечественного существования пребывает борьба то за власть, то за упрочение власти?
Трактовки причин этого различны, но типологичны. Корни деспотизма усматриваются в укоренении начал византизма (Тойнби); татарщины (Виттфогель); автократии (Янов). Речь во всех случаях идет о реальном, прочном факте огромной важности — сильной власти. Высказываясь суммарно и по существу, констатирующим суждениям коллег-цивилизационщиков мы придали бы залог императивный: в отечестве власть должна быть сильной. Когда землею правят ипаты и стратиги, все идет вразнос: имеет место обвал государственности, проблематизирующий перспективы нации. Циклы подобных событий определяются следющими датами:
— середина IX в. — переход к удельности;
— конец XIII в. — начало монголо-татарского ига;
— конец XVI — начало XVII в. — Смутное время;
— конец XX в. — крах перестройки.
Просматривается, следовательно, цикл в 350—
380 лет; наблюдаются и полуциклы в 170—190, и четвертьциклы в 70—90 лет.
В обозначенные временныме рамки укладываются сотрясавшие государство события: боярская смута (1537—1547 гг.); Смутный допетровский период (правление Софьи); бездарные акции Петра III; восстание декабристов; пародия на правление Николая II; октябрьский переворот; хрущевский кризис.
Таким образом, линия, обращающая внимание лишь на некое «перерождение» власти, отход ее от либерально-парламентской магистрали и пренебрегающая законом национальной жизни, требующим сильной власти, — ложная линия.
Национальное сознание есть осознание культурно-исторического и социально-политического своеобразия. С этих позиций репером нашего национального сознания является требование сильной государственности; по основанию этатизма проводится наша национальная идентификация. Порука державной крепости страны — сила власти. Кризис власти влечет кризис державы, кризис державы влечет кризис нации.
Итак, обвал государства означает всесветную опасность национальному выживанию. Здесь правильно указать на активизацию таких факторов, как
— внешнее давление: «горячие», «холодные» войны, нашествия, набеги, потуги завоевания;
— скверная удельно-вотчинная онтогенетика: укорененные традиции управленческой, этнической, региональной автономизации и сепаратиза-ции (от роняющих политический авторитет страны анархических боярских усобиц до парада суверенитетов в постоктябрьские и постперестроеч-ные годы). Вырождение бюрократии в родовое вельможество, с чем центральная власть боролась и при Иване IV, и при Петре I, и в момент настоящий. Та же семибоярщина (боярское правительство 1610—1612 гг.), ликвидированная вторым ополчением Минина и Пожарского, возрождена в смутную ельцинскую пору — рекрутирование во власть олигархов (Березовского, Гусинского, Потанина, Ходорковского, Смоленского, Фридмана, Авена), приближенных к кремлевской власти ФПГ;
— компрадорство: усиление политической роли корпоративного фамильизма (политическое влия-
* © Ильин В.В., Билалова А.Г., Рамазанов С.О, 2012
Ильин Виктор Васильевич (vvilin@yandex.ru), кафедра философии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, 119991, Российская Федерация, г. Москва, ГСП-1, Ленинские горы, 1.
Билалова Альбина Гаязовна, кафедра философии Камской государственной инженерно-экономической академии, 423810, Республика Татарстан, г. Набережные Челны, проспект Мира, 68/19.
Рамазанов Сираждин Омарович (ramazanov@yandex.ru), кафедра философии и социологии Российского государственного аграрного университета — Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева, 127550, Российская Федерация, г. Москва, ул. Тимирязевская, 49.
ние через «семью» ввиду безграничной одиозности нельзя даже назвать клиентелой); прямая измена — бегство в Новгород (при Василии II смутьяна Д. Шемяки); в Литву (при Иване IV жи-довствующего Феодосия Косого, политического оппонента А. Курбского); оформление антипатриотических блоков (при Иване III боярская партия Борецкого составила союз с Литвой и Польшей; Казимир Ягеллон поставил в Новгород наместника, обещая оградить от Москвы; к антимосков-ской коалиции примкнул золотоордынский хан Ахмат); Б. Годунов сталкивался с коллаборационизмом боярской оппозиции, о чем заявлял в 1586 г.; в Смутное время бояре передали власть польским интервентам, приглашали на царствие Владислава и т. д.;
— коррупция: в XVI в. Иван IV (Собор 1549 г.) вменял боярству чинение «служилым людям обиды великие в землях»; в XX в. через фиктивную приватизацию и залоговые аукционы реальный сектор экономики перешел в руки олигархического бизнеса, восстановился тлетворный симбиоз удельной власти и богатства. От боярского родового строя до неинституциональных связей бизнес-элиты с правительством — удельная знать без всякого стеснительного р081еГ0Б Итео использует положение как орудие шкурных видов и желаний.
Как видно, угрозы многолики, проникающи, изощренны. Власть парировала их то единением с народом — опасность утраты независимости, суверенитета (освободительные, отечественные войны); то наступлением на элиту — усмиряющие походы, противопоставление опричнины земщине, роспуск Дум, Учредительного собрания, расстрел Дома Советов, репрессии оппонентов, террор боярства, дворянства, церкви, соратников (чистка, принудительная ротация элиты, казнь сподвижников), фабрикация «дел» (Иван IV — дело митрополита Филиппа, дело архиепископа Пимена, московское, новгородское; Сталин — несчетное множество приговоров, реализующих технологии группового уничтожения типа дела пром-партии, шахтинского дела); то наступлением на народ — введение масс в режим автотеррора, погромы, бесчинства, лагеризация жизни, выселения (Иван III выселял из Новгорода верхи, Иван IV — низы, измена стокгольмского посада повлекла свержение шведского короля Эрика XIV, с которым Иван IV был дружен; Ленин — контрреволюционные элементы (вплоть до изгнания интеллигенции); Сталин — этнические группы).
Итог — разрушение общности, о чем проникновенно писал С. Цвейг: «Систематически совершенствуемый, деспотически осуществляемый государственный террор парализует волю отдельного человека (ночное ожидание — а за кем пришли? а не за мной? — и никакой попытки к со-
противлению), ослабляет и подтачивает всякую общность. Он въедается в души, как изнурительная болезнь, и... вскоре всеобщая трусость становится ему помощником и прибежищем, потому что, если каждый чувствует себя подозреваемым, он начинает подозревать другого, а боязливые из-за страха еще и торопливо опережают приказы и запреты своего тирана» [1, с. 36].
Что получается? Не прибегая к тяжеловесным штудиям в демонстрации того, что Россия либо когда-то была Европой (при Иване III?) и туда ее надо вернуть, либо она никогда не была и не будет Европой в силу этнической чуждости, взаимной несовместимости россиян с европейцами и vice versa, заключая в скобки почвенные конструкции отечественного мессианизма и миссиониз-ма, не компрометируя исторический материал, избегая заунывных раздумий, перейдет ли служение национальным идеалам в «безнравственные и кровопролитные оргии» (В. Соловьев), в качестве обоснованного резюме из сказанного примем: тотальные обвалы в России имеют двоякий корень. Это деградация власти, вместе с обвалом которой деградирует народ; это и гипертрофия власти, мнущей элиту и народ и провоцирующей их деградацию. Причина тотальных обвалов, следовательно, не отстранение от Европы (Япония не менее далека от нее), а разрушение державы и народа вследствие перерождения власти (за которой — вырождение популяции).
Следовательно, самодержавие не палладиум России. (Здесь мы вынуждены дистанцироваться от просамодержавной традиции нашей культуры, отстаиваемой Ломоносовым, Татищевым, Кавелиным, Соловьевым, Горским, Беловым, Ярошем.) По Щербатову, «тако та неестественная власть, которой самодержцы толь желают, есть меч, служащий к наказанию их славы» [2, с. 832].
Самодержавие лишено валентности — силы, способности к сочетаниям, оно есть тупая власть над национальным продуктом страны и подданными, исключающая трансформацию. Монтескье прямо квалифицирует автократическую деспотию как исторически неэффективный, обреченный на перманентную стагнацию строй.
Казалось бы, сильно государство — силен народ. Между тем в нашей политической практике вовсе не так: сильно государство — слаб народ; в повышательных фазах государство пухнет, народ хиреет. В то же время слабо государство — слаб народ; в понижательных фазах распад государства влечет тлетворную смуту. Пожалуй, возникает парадокс: без сильной власти нельзя, но с сильной властью нельзя тоже. Где выход? Он — в погружении в глубины, куда увлекает нас основная структура в восстановлении ядра российской цивилизации, отечественной власти. Как подчеркивал Тютчев, Россия «защищает не собствен-
ные интересы, а великий принцип власти». Что из того следует?
1. Интервенции в повседневность, развал обыденного строя существования. Опека авторитарной власти, политическо-бюрократического государства исключила появление на нашей почве самодостаточного лица, полноценного агента гражданского опыта. По наблюдению Герберштейна, государь имеет в Московии «власть как над светскими, так и над духовными особами, распоряжается жизнью и имуществом всех. Между советниками, которых имеет, никто не пользуется таким значением, чтобы осмелиться в чем-либо противоречить ему или быть другого мнения... Неизвестно, такая ли загрубелость народа требует ти-рана-государя или от тирании князя этот народ стал таким грубым и жестоким» [3, с. 28].
Смена строев, режимов, цветов флага на башне радикально не меняет обстановку. Попечение самодержцев сменилось властью помещиков, затем общин (на что дальновидный государственный деятель Я. Ростовцев, а не смог удержаться от сакраментального: «общинное устройство. в настоящую минуту для России необходимо. Народу нужна еще сильная власть, которая заменила бы власть помещика» [4, с. 141]), затем колхозов.
2. Невозможность волеизъявления народа. Власть от администрирования, дирижизма себя отделить не желает и не может. Иван IV полагал царское величие равным божьему: «жаловать своих холопей мы вольны и казнить их вольны же». Аналогично поступали Иван III, Василий III. Ну, и все остальные. В такой парадигме подданные лишены возможности влиять на принятие решений. Для власти народ и его представители не носители государственной воли, а паства (корыстолюбивая этатизированная церковь пасторской роли не играет), подлежащая призрению.
За предоставление неких гарантий населению (вероятно, впервые) высказывался 19 мая 1606 г. В. Шуйский, склонявшийся к ограничению монаршего полновластия. Между тем его речь — не антисамодержавный манифест, а популистская декларация. Сколь-нибудь явных, работоспособных правовых ограничений отечественная власть никогда не имела.
Настала пора кардинально поменять ситуацию: краеугольным камнем благоустройства власти, государства должно стать благоустройство народа. Дилемму «судьба державы — судьба народа» необходимо снять. Во имя блага первого недопустимо подрывать благо второго (походы на народ Ивана IV, Петра I, большевиков, либерал-демократов). В противном случае, как прежде, мы будем оказываться в небытии и невежестве.
3. Внутренняя конфликтность. Искусство править есть умение точно определять назревшие потребности, «открывать свободный выход тая-
щимся в обществе жизнеспособным и плодотворным стремлениям» (Кизеветтер). Искусство править отечественной власти не свойственно. Она не стяжает ни умения, ни желания а) предвосхищать необходимость реформ, б) консолидировать нацию:
а) отечественные реформы — «побочный продукт революционной борьбы» [5, с. 179] или борьбы с гражданской консервацией, продуктивной стагнацией. «Правда» Ярослава — ответ на волнения начала XI в.; Устав В. Мономаха — ответ на киевское восстание 1113 г.; Судебник 1550 г., уставные грамоты середины XVI в. — ответ на волнения 1540-х гг.; Соборное уложение 1649 г. — ответ на восстания 1648 г. Реформы Петра I, Александра II, Витте—Столыпина, большевиков, либерал-демократов представляют собой форсированную модернизацию для покрытия державного дефицита вследствие упущения шансов. Покрытия всегда репрессивного: то централизация через насилие, то приватизация через него же;
б) отечественный социум несимфониен, что отражает стародавние пикировки: власть — народ; власть — элита; элита — народ (является общим местом: задача элиты в автократической стране — удерживать власть от кровопролития. В октябре же 1993 г. не в меру «прогрессивные» ставленники нашей творческой элиты призывали уничтожать депутатов и сочувствующих). Причина проста: проектируемые властью (в режиме форс-мажора) улучшения ломают уклад жизни. С целью реализовать планы (то короны, то партии, то парламентского большинства) развертывается наступление (то на элиту, то на народ). Перестало боярство быть опорой власти — заменили дворянством (с Ивана IV); перестало дворянство выполнять возложенную на него миссию — удалили его от власти (с ограничениями привилегий), заменили бюрократией (с Николая I); поменяли режим — создали новую управляющую страту (социалистическая интеллигенция). Управляют не специалисты, а подобострастники, всегда готовые «нагнуться для ответа» (Герцен). Не выказал народ готовность отстаивать самодержавное, социалистическое, либерал-демократическое дело — репрессировали народ вплоть до изничтожения (депопуляция времен Ивана IV, Петра I, Николая I, 20—30-х гг., 90-х гг. XX в.).
Отсюда следует, что прогресс (тем более вер-стуемый верхами) требует культуры — так естественно обнажаются пределы несовместимости социального устройства с организацией тоталитаризма, авторитаризма, социоморфизма.
4. Отсутствие сдержек и противовесов верховной власти. Досадное, неизбежное следствие автократизма:
— невозможность «увенчания здания»;
— непредставительность законодательных органов: и Земские соборы (за исключением короткой поры борьбы с польской интервенцией в Смутное время), и Думы суть не съезды «всенародных человек», а сборища дворовых слуг в звании «государевых холопов» (Ключевский). Как отмечал В.И. Сергеевич, у Думы не было «никакого определенного круга обязанностей, она делала то, что ей приказывали и только» [6, с. 366]. А когда не делала, ее разгоняли (третьеиюньский переворот) или грозили разогнать (ельцинские демарши);
— наследуемый характер власти: рекрутирование преемников, приспешников по принципу нелегитимной передачи власти (исключения — начало примогенитуры от Павла до Николая II) — то по воле, то для получения персонального иммунитета, то для пролонгации персональной власти;
— культ личности: незабвенные «заслуги» наших государей, «неусыпными трудами и руковож-дением» управляющих державой. Слова канцлера Головкина о Петре в тех или иных вариациях высказывались в адрес буквально всех первых лиц. Последнее первое лицо самолично сравнило свой подвижнический подвиг с «вкалыванием раба на галерах»;
— жесткая сословная поляризация населения на классы управляющих (госаппарат) и управляемых;
— отсутствие политической оппозиции (может ли быть общенациональное государство управленчески односословным, а власть в нем монопартийной — вопрос риторический).
5. Однопартийная монополия на власть. Многопартийность как таковая — формальная предпосылка демократии. Вне действенного соперничества, конкуренции, аналитики, критики, гражданских платформ, программ, линий демократия не способна ни сложиться, ни состояться. Однако одного соблюдения условия свободы циркуляции политических идей для демократии недостаточно. Реальная предпосылка социальной демократии — эффективное народовластие. Проблема обеспечения последнего крайне важна.
Без лишних слов: демократия имеет место там и тогда, где и когда реализуется возможность а) непосредственного заявления политического интереса (формальная предпосылка); б) ненасильственной смены власти (реальная предпосылка). Все решает воля народа, заявляемая через выборы. В этой связи по большей мере избыточен вопрос: кто должен править, плебс или аристократия, «хороший» пролетариат или «плохой» капитал, левые, правые или центристы. Где возможна бескровная смена правительства, отмечает Поппер, не имеет значения, кто правит; любое правительство, знающее, что в любой момент оно может быть смещено, стремится понравиться избирателям. Однако эта тенденция отсутствует, где смена правительства затруднена.
Непредвзятая оценка отечественных ситуаций демонстрирует: второе — именно наш случай. Колоссальными издержками наличного регламента властеотвода оказывается порочное единство парламентского большинства, правительства, администрации президента: фактически это одни люди — волюнтарно-бюрократическая, бессистемно тасуемая непотистская команда. Возражения подобной организации, естественно, принимают различные формы, суммируются, однако, пониманием опасности главного: в ситуации подрыва разделения властей, гипертрофии субъективного фактора возрастает вероятность установления диктатуры. Что такое абсолютизм на российской почве, мы знаем.
Никаких рычагов, чтобы не то что снять, но даже повлиять на деятельность правительства, народ не имеет. Что до парламента, то будучи пропрезидентским, заниматься какой-то санацией власти он не способен (куда как показателен прецедент утверждения одиозного кабинета Фрадкова). По всем основаниям, следовательно, правительство вне досягаемости. Ни народ, ни законодательная элита легитимно менять его не могут. Может воля и усмотрение одного лица — президента (или нелегитимного, ибо неконституирован-ного по статусу основным законом, «общенационального лидера»). Но это — архаика, патримони-альность, вотчинность, дирижизм. Раньше была «социалистическая», теперь «суверенная» демократия. Декорации поменялись, суть та же. «Эффективного народовластия» как не было, так и нет.
Фикс-пункт демократии — зависимость власти от выборщиков. Демократия — не свод деклараций (идеология), но техника — акты, процедуры, инициативы, предполагающие трансформацию реалий вследствие самоорганизации снизу. Таким образом, выражающая конкурентность, состязательность, политическую дифференцированность социума многопартийность — полдела; лишенная практической эффективности, многопартийность оказывается не нужной ни народу, воспринимающему ее как инструмент «политической трескотни», ни власти, воспринимающей ее как инструмент персональных амбиций. Итак, многопартийность — обуза. Столь нелицеприятная, но справедливая качественная оценка феномена должна быть дополнена организационной оценкой. Возможности партстроительства в России сейчас весьма затруднены. В принципе, партии вырастают либо из масс — от интересов, либо из парламентов — от конъюнктуры. Учитывая трудновыполнимые кондиции, оформить партию из масс невозможно. Учитывая пропрезидентское большинство функ-ционерно-апологетического парламента, оформить партию из ФС не нужно. Партии в России учреждаются высшей властью — прямыми решени-
ями сверху. Таковы «Справедливая Россия», «Гражданская инициатива» — вполне карманные издания. Как видно, институциональный порядок России не стимулирует партстроительство в качестве отлаженной процедуры легального заявления гражданского интереса с публичными технологиями его отстаивания.
Пропорциональная система во многом вступает в противоречие с императивами демократии. Выборы по партийным спискам с установленным регламентом (не уведомительный, а разрешительный принцип партстроительства, отмена порога явки выборщиков, поднятие процентного барьера вотирования — меры не из разряда демократических) не позволяют на уровне законотворчества отразить дифференцированность интересов общества. Верно, власть в России должна быть сильной, но почему обязательно однопартийной?! Складывается впечатление, что нашей власти не нужен политический рынок как конкурентная среда гражданских платформ. Ей нужны «свои». Но этот путь заводит в тупик расчленения общества на «овец» и «козлов» с соответствующими оргвыводами. Каков финал данных действий, хорошо известно.
Директивно-административное сужение корпуса законодателей, истончение элитного слоя, озабоченного выработкой ответственных публичных решений неприятным образом имеет следующие последствия:
— уменьшение политической активности населения (явка на выборы);
— оформление неинституциональной (площадной) оппозиционной легитимности (марш «правых»);
— дискредитацию Думы как самодостаточного органа, имеющего инициативные функции;
— кризис модели разделения властей (лояльный безликий парламент становится затратным аппендиксом правительства);
— разрыв связей депутатов с электоратом (депутаты представляют не население, а партии по правилу selection before election);
— увеличение вероятности просчетов в законодательных починах (пакеты законов о монетизации льгот; порядке контроля алкогольной продукции; гражданстве и правовом положении иностранцев; Жилищный кодекс и т. д.);
— сокращение объема полномочий (по индексу Фиша, объем полномочий отечественного парламента 0,44 — практически сопоставим с потенциалом законодательных ассамблей среднеазиатских автократий);
— упадок народовластия (руководимые сверху партии удаляются от народа; курс на наличие в Думе гарантированного проправительственного большинства делает орган однобоко однопартийным, реставрирует тлетворную иллюзию, будто «планы партии — планы народа»);
— некритикуемость правительства (вне монополии пропрезидентского лобби в парламенте в случае неутверждения председателя правительства президент назначает его же, а ГД распускает; при монополии подобного лобби парламент занимается тривиальной правительственной апологией).
Партийное посредничество в выборах президента опасно и вредно. По правовому положению возможностью избирать и быть избранным обладает каждый дееспособный субъект. Принимая во внимание, что круг полномочий президента РФ практически неограничен (по Конституции он определяет основные направления внутренней и внешней политики, через бюджетные послания намечает финансовые приоритеты, не оставляя шансов вмешательству депутатов, формирует правительство), — по методике Кроувела, количественно он сопоставим с прерогативами лидеров, не смешанных, а президентских республик Средней Азии с признаками абсолютизма; депутатство трансформируется в статусное предприятие, озабоченное оформлением клиентел, становится очевидной опасность движения в сторону патернализма.
Доминат-президент инвестирует в партийный монополь. Партийный монополь инвестирует в политическую судьбу домината-президента (или «общенационального лидера»). Рука руку моет. В чем отличие данной конфигурации от приснопамятной «руководящей направляющей силы»? А заодно и от цезаризма, бонапартизма?
При смешанной форме правления должны быть развиты конституционные и общегражданские гарантии а) самостоятельности органов законодательной, исполнительной, судебной власти; б) независимости правительства, которое не может полностью находиться под юрисдикцией президента (у нас все-таки не президентская, а смешанная республика); в) партийной необусловленности выдвижения президента, избираемого посредством прямого народного волеизъявления.
Перспективная стезя будущего России — народная, а не партийная демократия. Вступить на нее позволит конституционная реформа, имеющая в виду отказ от пропорциональной системы; переход на прямые выборы депутатов по одномандатным округам; департизацию избрания президента, здоровую самоорганизацию снизу.
Библиографический список
1. Цвейг С. Совесть против насилия. Кастеллио против Кальвина. М., 1985.
2. Щербатов М.М. История Российская с древнейших времен. Спб., 1902. Кн. 5. Ч. 2.
3. Герберштейн С. Записки о Московии. Спб., 1866.
4. История России в XIX веке. М., 1907. Вып. 10. 5. Ленин В.И. Полн. собр. соч.: в 55 т. М., 1967. Т. 30.
6. Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. М., 1974.
V.V. Ilyin, A.G. Bilalova, S.O. Ramazanov * ABOUT THE POLITARITY OF RUSSIAN SOCIETY
The article is devoted to the idea of contradiction between objective civil situation of society of our own country, cultivated by the political elite and perceptions on it as on the national and democratic.
Key words, civilization, national identity, power.
* Ilyin Viktor Vasilievich (vvilin@yandex.ru), the Dept. of Philosophy, Moscow State University, Moscow, 119991, Russian Federation.
Bilalova Albina Gayazovna, the Dept. of Philosophy, Kama State Academy of Engineering and Economics, Naberezhnye Chelny, 423810, Republic of Tatarstan.
Ramazanov Siradzhin Omarovich (ramazanov@yandex.ru), the Dept. of Philosophy and Sociology, Russian State Agrarian University — MTAA named after K.A. Timiryazev, Moscow, 127550, Russian Federation.
