CC BY
100
Изместьева И.А.
О ПРИЧИНАХ СОХРАНЕНИЯ ГЛАСНОСТИ В АБСОЛЮТНОМ КОНЦЕ
СЛОВА
Историки русского языка отмечают тот факт, что падение редуцированных гласных в абсолютном конце неодносложного слова происходило неодновременно. В южнорусских говорах этот процесс осуществлялся раньше, чем в севернорусских; даже в пределах севернорусских говоров, как об этом свидетельствуют памятники письменности, он осуществлялся не в одно время [1]. При однозначном выводе об утрате редуцированных в конце слова в разное время оставался спорным вопрос о причинах сохранения еров в конце слов.
Древнейшие рукописи XI в. знают написания слов с пропуском конечных ъ и ь в конце строки, например, в Архангельском Ев. 1092 г. - образі I (94), дГвд (77), септ-мбр (158 об.), октомбр (160), гГн (48), в окончании глагола при непосредственно примыкающем местоимении с- - проливается I (90 об.), повинуютс-н (60), възнесетс- (4410), двигнутс-(74), събер©тс- (74б2) [2]; в Пандектах Антиоха XI в. широко отражён пропуск ъ и ь: по©щах|| (местн. мн. 43), нищими (дат. мн. 191), едини (218 об.), учителемп (дат. мн. 253 об.), нами (205, 208 об.), благовэству©штиим|| (дат. мн. 132 об.), тьмничникп (род. мн. 214
об.), умі (вин. ед. 222 об.), трэбу©щиих|| (род. мн. 216), муж|| (род. мн. 195 об.) [3]; в конечном слоге при тесном соединении со следующим словом в Синод. сп. 1 Новгородск. лет. - онже (281), покаемс- (250), възвратимс- (345, 290) [4].
Если в особых условиях конца строки отмечается пропуск конечных редуцированных, то в позиции конца слова еры опускались крайне редко, например: в Служебной Мин. 1095 г.
- с нГбсэ (0203), к том11| (0229і0), или передавались гласными полного образования: красьно (им. ед. м. р.) (0191), любьзно (0299), вьс-ко естьства чинъ (0356), бГо слово бысть (0805), ново же и дивьнъ (0 1 3 3 24), чьрътого (021012), яко прэстоло (02265) и др. [5].
Замечено, что и в книжной, и в бытовой системах письма действовало правило, требующее писать после конечной согласной словоформы ъ и ь или заменять их буквами о и е, например: во Вкладной Варлаама 1192 г. - въдалэ (=въдале=въдаль), Варламе (=Варламъ), Во Чернигово (Г. 852), Во городъ во Кряково (1283), Князь Владимирско (1321 ib.) [6]; в Ефрем. Кормчей XII в. ъ и ь в конце слов заменены на о и е - хранител-(nom. sg. 30518, 31617), властеле (-) (nom. sg. 4372, 7), по мэстомо (dat. pl. 62812), приставит- (11215), имате (75020), -сте (3 5 3 29), будете (30713), посъл-те (39525), льстите (inf. 75120), судите (inf. 45713), повелэва-мо (Praes. 1. pl. 49213) [7]. В новгородских грамотах: № 119 - въдале есмь гіорьгевицу, № 50 - олександре дале, волосе, № 30 -како ли ты венилес- како ли что дале еси рубль, № 11 - поклоно §смешка фоми цо оставиле, № 32 - купиле, соле, фешке, № 105 - вз-ле [8].
Вопрос о причинах сохранения гласности в конце слова решался многими учёными: М.А. Колосовым, А.А. Потебнёй, А.И. Соболевским, А.А. Шахматовым, А.И. Томсоном, Л.П. Жуковской, В.Б. Крысько и др. [9].
Н.Н. Дурново сформулировал орфографическое правило передачи еров для периода до преобразования редуцированных: «писать ъ и ь там, где в соответствующих словах и формах русской живой речи слышались звуки ъ и ь, а о и е там, где слышались звуки о и е» [10]. Хотя это правило уже не могло действовать в период падения редуцированных, Р.Ф. Брандт [11], В.М. Марков [12] и др. увидели в подобных написаниях отражение живого произношения. С.П. Обнорский обнаружил подобные формы в современных диалектах русского языка, но не смог найти им объяснения - мужико, домо, пастухо, дедо, извошшико (ср. здесь же 2 и 3 л. ед. ч. - идето, идешо, спито, ходито) Шенк. (Манс., 92), Мило (т. е. Нил) преподобный Твер. (со слабым произношением о, Черныш., 2): «В основе этих форм лежит фонетическое явление, хотя оно само по себе и не ясно» [13]. В.М. Марков предположил, что если признать сравнительно долгое существование слабых глухих, то
можно будет объяснить много "загадочных" написаний без сомнительных ссылок на аналогию и условности графики [14]. Однако признание неорганической гласности ещё не объясняет причину её существования в языке как до падения редуцированных, так и после их утраты.
В берестяных грамотах и памятниках церковнославянского содержания написание букв о и е на месте конечных ъ и ь в словах дене, бого, возо, городо, дворо, поклоно, рабо, сыно, хлебо, грьхово, у прихожано, к новгородцамо, на рыбахо, молодыхо, придуто, было, зяте, коне, клете и др. были объяснены особенностями книжной графической системы [15]. На Руси с XI в. существовала манера чтения церковных текстов, при которой ъ и ь читались, как [о] и [е], но церковнославянская орфографическая норма не отражала на письме книжного произношения еров как [о] и [е], а если буквы ь и е, ъ и о смешивались, то такие написания исправлялись: ъ^о^ъ, ь^е^ь, например, в Мин. 1095 г. конечное о на месте ъ исправлено на ъ - изволенъ (0361), ковьчегъ (04016), хГвъ (0424), вэрьнъ (04412), подвигомъ (06926), слугъ (09220), вьс-къ земьнъ (010315), цвэтъ (011724), нэкакъ (012418), разумъ (012817), дивьнъ (0 1 3 3 24), имамъ (0 1 3934), мукъ (015421), цэлъ (016620), былъ (017024), гГломъ (01865), нетьлэньнъ (02151) [16]. Подобные примеры обнаружены и в других древних рукописях: в Стихираре XII в., в октябрьской, ноябрьской, декабрьской Минее XII в. и др. [17], в новгородских берестяных грамотах: в грамоте № 526 (вторая треть XI в.) в слове кунъ (род. мн.) буква ъ переправлена из о, аналогичное исправление но на нъ в грамоте № 652 (конец XII - XIII вв.), в грамоте № 531 (XII - XIII вв.) в слове доцерь (вин. ед.) буква е переправлена из ь, хотя имеется форма и без исправления доцере (вин. ед.) [18].
В традиционном написании и исправлениях ъ^о^ъ, ь^е^ь в безударном положении конца слова и в форме творительного падежа усматривалось и сохранение морфологической структуры слова [19].
Факты, извлечённые из памятников письменности, хорошо соотносятся с аналогичными явлениями (наличие шума или гласности в конце слов) в русских диалектах. Доказано, что конец слова в разных русских говорах имеет разную силу. Это зависит от ритмической структуры слова. В севернорусских говорах конечный безударный слог выделяется большей напряжённостью, чем в южнорусских. В южнорусских говорах, как и в литературном языке, конечный безударный слог - единственная позиция, где в безударном положении нет полного совпадения, неразличения всех гласных фонем неверхнего подъёма [20].
Л.Л. Касаткин, описывая диерезу и оглушение гласных в говорах донской группы южного наречия, обратил внимание на то, что диереза гласного часто не отражается на общей длительности слова и количестве слогов. «В этом случае слоговость может переходить на согласный, предшествующий выпавшему гласному или следующий за ним. Эта слоговость может проявляться в повышенной звучности, интенсивности согласного. Как известно, интенсивность звука создаётся за счёт его длительности и амплитуды колебания», например, в слове дальше [дал1 ш] длительность глухого [ш] создаёт слоговость этого звука и компенсирует слоговость выпавшего следующего гласного [21].
По мнению Л.Э. Калнынь, в отношении конечного согласного (фонетического контура слова) имеет место охранительная тенденция, которая могла проявляться не только в повышении напряжённости/оглушении согласного, но и в произношении гласного пазвука после звонкого согласного - хлёбъ, холадъ, возъ, годъ, навозь, мужъ, ужъ, халхбзъ, погибь, саседъ. В этом случае как бы реставрируется (задерживается) первоначальная вокальная артикуляция на конце слова [22].
Гласные звуки полного образования в формах существительных именит. и винит. падежей ед. числа мужского рода на -о, известные как в памятниках письменности, так и на месте конечных редуцированных в некоторых современных севернорусских и окающих среднерусских говорах: амбаро, л"дно, л’есо, мдсто, мужы'ко, мухомдро, навбзо, ов’йно, ов’осо, об"¿до, от’ецо, ското и др. [23] объясняются особыми фразовыми условиями: «после
падения редуцированных окончание существительных муж. рода им.-вин. падежа ед. числа выступало в двух вариантах: в гласном -о и в нуле гласного. По-видимому, эти варианты первоначально были позиционно обусловлены и -о выступало в сильных фразовых позициях: при эмфазе или другом ритмико-интонационном выделении слова. Сильная фразовая позиция способствует более чёткому произношению слова, в этой позиции дольше задерживаются звуки, находящиеся в процессе утраты» [24]. Глагольные формы 2-го лица ед. числа и 3-го лица ед. и мн. чисел: подымешо, стоито, зовуто и др. (которые фонетически не связаны с переходом конечного [ъ] в [о]), также форма твор. падежа ед. числа с хлебомо и формы с -о новых слов колхозо объясняются тем, что конечное -о обобщилось как средство выделения слова [25].
Материал, извлечённый из памятников письменности, и свидетельства русских говоров подтверждают существование в конце слов шумов или гласности, благодаря которым поддерживаются фонетические условия слогораздела, сложившегося до падения редуцированных гласных. Эти условия объяснены ритмико-интонационными отношениями и повышенной вокальностью звуковой цепи.
Почему же тогда в современном русском языке, где старые ритмико-интонационные отношения были разрушены, тонкий знаток фонетики А.И. Томсон слышал придыхательный шум в конце слов и объяснял его как «остаток прежнего звука»? Сравнение русских слов тот, как, человек, путь с немецкими показало, что «конечные согласные русского языка не примыкают к предшествующим звукам того же слова так тесно в одно целое, как напр. в Tod, Gott lebt и пр., а скорее лишь присоединяются к концу ослабевающего уже выдыхательного толчка (динамического ударения) слога в виде придатка, опирающегося отчасти на свой собственный взрыв. В таком случае это свидетельствует о сохраняющемся до сих пор расположении русского языка к открытым слогам и объясняет между прочим, почему в таком кратком и слабом виде до сих пор сохраняются конечные глухие ь и ъ» [26]. Р.И. Аванесов обратил внимание на различное слогоделение на стыке разных знаменательных слов, он заметил, что «слогоделение в них обычно сохраняется такое, какое свойственно каждому входящему в его состав слову в отдельности. Ср. [гАд,'ук\ уб’ил’и] (гадюк убили) и [гЛд’'уку| б’и л’и] (гадюку били). Это более заметно в тех случаях, когда в исходе первого слова находится звонкий согласный, оглушающийся на конце слова, т. е. в закрытом слоге: [пАдругу\ в’’иел'й] (подругу вели), [пАдрук\ув’’иел'й] (подругувели)» [27].
И.Г. Добродомов указал, что причину этого явления на материале современного русского языка фактически увидел В.Б. Касевич, используя аналогичный материал и ссылаясь на загадочную "синтагматическую" границу, воплощением которой на самом деле является твёрдый приступ (гортанная смычка), обнаруженный им на стыке слова с консонантным исходом и следующего за ним слова с вокалическим началом: «Граница выступает как потенциальная, она может актуализироваться, когда говорящий прибегает к более или менее искусственному способу фонетического словоделения, за счёт, например, использования твёрдого приступа при начальнословном гласном. Здесь, конечно, следует вспомнить проблему пограничных сигналов, поставленную Н.С. Трубецким. Не вдаваясь в её сколько-нибудь детальное обсуждение, ограничимся следующими замечаниями. Произношение начального lui в увидел как ßu! может быть сочтено именно афонематическим пограничным сигналом, но такая квалификация соответствующего явления оправдана лишь в том смысле, что в русском языке нет фонемы */Т/ или *ßul и, следовательно, гортанная смычка или гласный со смычногортанным началом обеспечивают слогоделение, не будучи фонемами. Однако если понимать афонематичность шире - как нефонологичность, то описание должно быть другим. [ Т и\ есть основание рассматривать как постпаузальный аллофон /и/; следовательно, наличие этого аллофона свидетельствует о присутствии паузы, хотя таковая и не представлена акустически. Но пауза является фонологическим средством - иначе говоря, речь должна идти о фонологическом пограничном сигнале. Его отсутствие приводит к нейтрализации, когда исчезает противопоставленность двух сочетаний, их различие становится невозможным: собаку видел
или собак увидел» [28], а также собаку увидел. Только предварительная уверенность в том, что русский смычногортанный звук [?] фонемой не является, помешала В.Б. Касевичу сделать соответствующий вывод: этот звук есть воплощённая «синтагматическая граница» и одновременно фонема, различающая звуковые отрезки речи собак [?] увидел, собаку [?] увидел.
Следует обратить особое внимание на точку зрения Л.Л. Васильева, который в 1908 г. на историческом материале указал на функционирование гортанного смычного согласного. По мнению учёного, при помощи гортанного смычного согласного (его передаёт на письме конечный редуцированный) слова отделяются друг от друга: «когда ъ исчезал, конечные согласные предлогов произносились с твёрдым приступом, гласные же звуки о, у принадлежали именно к числу тех гласных, которые могли иметь перед собою твёрдые согласные; отсюда понятно, что рядом с формами подъ ухо, въ оба (произносились pod ucho, V oba, т. е. когда ъ исчез, осталась ещё некоторое время память о нём в слогоделении) очень рано стали возникать формы poducho, voba с единством артикуляции согласного и гласного, которые и вытесняли первые» [29].
Положение о том, что на месте утраченного редуцированного начинает проявлять себя гортанный смычный согласный, позволяет дать новое объяснение сохранению еров или написанию букв е и о в конце слов. Падение редуцированных создало на конце слова принципиально новую синтагматическую ситуацию - возникло сочетание согласного с паузой (С#), чего не было в праславянском языке. Другими словами, утрата конечных редуцированных вызвала проявление гортанного смычного согласного, который препятствовал фонетическому слиянию морфологически значимых компонентов и обеспечивал раздельное произнесение слов в потоке речи. Наличие согласного приступа перед вокальным началом следующего слова объясняет, например, широкое отражение предложного ера перед последующим гласным (при его отсутствии в приставках) в памятниках письменности: изъ едема (34 об.), изъ облака (41), изъ егюпта (42 об.) [30]. Таким способом сложившаяся древнерусская орфографическая традиция передавала особенности слогоделения, а конечный редуцированный предохранял консонантный элемент типа смычного согласного перед начальным гласным слова от процессов аккомодации. Поэтому еры (буквы) длительное время сохранялись на письме в конце слов как показатель границы между фонетико-фонологическими единицами.
Утрата редуцированных в абсолютном конце слова сопровождалась развитием гласности в исходе слов, благодаря чему поддерживались фонетические условия слогораздела, сложившиеся до падения редуцированных гласных. Эти условия связаны, с одной стороны, со старыми ритмико-интонационными отношениями и повышенной вокальностью звуковой цепи. С другой стороны, в абсолютном конце слова утрата редуцированных гласных не была полной, так как оставался след в виде глухой гортанной смычки вън ^ въ m —►во. При помощи ['?] редуцированный гласный продлевался до гласного полного образования и осуществлялось разграничение слов в потоке речи: Во городъ во Кряково, олександре дале, совр. русск. собак \^~\увидел и под. В связи этим гортанная смычка может рассматриваться как гортанный отступ конца слова.
Таким образом, принимая во внимание условия функционирования гортанного смычного согласного в русском языке, можно дать объяснение устойчивому употреблению конечных еров вплоть до конца XVIII в. В "тщательной" речи конечные еры (буквы) передавали звуковое значение кнаклаута в связи с необходимостью смыслоразличения и делимитации.
Литература
1. Борковский, В.И. Историческая грамматика русского языка / В.И. Борковский, П.С. Кузнецов. - М.: Наука, 1965. - С. 102; Горшкова, К.В. Очерки исторической диалектологии северной Руси / К.В. Горшкова. - М.: Изд-во МГУ, 1968. - С. 77.
2. Соколова, М.А. К истории русского языка в XI в. / М.А. Соколова // Известия по русскому языку и словесности АН СССР. - Л., 1930. - Т. 3. - Кн. 1. - С. 109.
3. Копко, П.М. Исследование о языке Пандектов Антиоха XI в. / П.М. Копко // Известия Отделения русского языка и словесности императорской Академии наук. - Пг., 1915. - Т. XX. - Кн. 3-4. - С. 155.
4. Ляпунов, Б.М. Исследования о языке синодального списка 1-ой Новгородской летописи / Б.М. Ляпунов. - СПб., 1899. - С. 44.
5. Корнеева, М.И. Язык Служебной Минеи 1095 г. / М.И. Корнеева // Русский филологический вестник. - Казань, 1918. - Т. LXXVIII. - № 3-4. - С. 29, 33.
6. Колосов, М.А. Материал для характеристики северновеликорусского наречия / М.А. Колосов. - Варшава, 1874. - С. 17.
7. Обнорский, С.П. О языке Ефремовской Кормчей XII века / С.П. Обнорский //
Исследования по русскому языку. - СПб., 1912. - Т. 3. - Вып. 1. - С. 31.
8. Матвеенко, В.А. Заметки о языке новгородских берестяных грамот / В.А.
Матвеенко // Вопросы языкознания. - М., 1956. - № 4. - С. 88-89.
9. Колосов, М.А. Материал для характеристики северновеликорусского наречия / М.А. Колосов. - Варшава, 1874. - С. 17; Потебня, А.А. К истории звуков русского языка / А.А. Потебня. - Воронеж, 1876; Соболевский, А.И. Лекции по истории русского языка / А.И. Соболевский. - М., 1903; Шахматов, А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка / А.А. Шахматов // Энциклопедия славянской филологии. - Пг., 1915. - Вып. 1. - Ч. 2.
- С. 269; Томсон, А.И. Исчезли ли конечные звуки ъ и ь в русском языке / А.И. Томсон // Учёные записки высшей школы г. Одессы. Отделение гуманитарно-общественных наук. -Одесса, 1922. - Т. 2. - С. 10-12; Жуковская, Л.П. Новгородские берестяные грамоты / Л.П. Жуковская. - М.: Гос. уч.-пед. изд-во Мин. прос. РСФСР, 1959; Крысько, В.Б. Общеславянские и древненовгородские формы nom. sg. masc. *о-основ / В.Б. Крысько // Russian Linguistics. - 1993. - № 17.
10. Дурново, Н.Н. Славянское правописание XI-XII вв. / Н.Н. Дурново // Slavia. - Praga, 1933. - Roc. XII. - № 1-2. - S. 64.
11. Брандт, Р.Ф. Лекции по исторической грамматике русского языка. Вып. 1. Фонетика / Р.Ф. Брандт. - М., 1892. - С. 51.
12. Марков, В.М. К истории редуцированных гласных в русском языке / В.М. Марков.
- Казань, 1964. - С. 242; Еселевич, И.Э. История редуцированных гласных в русском языке: учебное пособие по исторической фонетике русского языка / И.Э. Еселевич, В.М. Марков. -Ижевск, 1998. - С. 35.
13. Обнорский, С.П. Именное склонение в современном русском языке. Вып. 1. Единственное число / С.П. Обнорский. - Л.: Изд-во АН СССР, 1927. - С. 31.
14. Марков В.М. Указ. соч. - С. 241.
15. Шахматов А.А. Указ. соч. - С. 269-270.
16. Корнеева М.И. Указ. соч. - С. 33.
17. Успенский, Б.А. Русское книжное произношение в XI-XII вв. и его связь с южнославянской традицией (чтение еров) / Б.А. Успенский // Актуальные проблемы славянского языкознания. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - С. 99 -156. Цит. по: Успенский, Б.А. Избр. труды. Т. 3. Общее и славянское языкознание / Б.А. Успенский. - М.: Языки русской культуры, 1997. - С. 154-158.
18. Зализняк, А.А. Древненовгородский диалект / А.А. Зализняк. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - С. 225, 345, 381.
19. Успенский, Б.А. Русское книжное произношение в XI-XII вв. и его связь с южнославянской традицией (чтение еров) / Б.А. Успенский // Актуальные проблемы славянского языкознания. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - С. 99-156. Цит. по: Успенский Б.А. Указ. соч. - С. 161.
20. Аванесов, Р.И. Фонетика современного русского литературного языка / Р.И. Аванесов. - М.: Изд-во МГУ, 1956. - С. 121-122, 129, 133.
21. Касаткин, Л.Л. Диереза и оглушение гласного в говорах донской группы южного наречия / Л.Л. Касаткин // Материалы и исследования по русской диалектологии I (VII): К 100-летию со дня рождения Р.И. Аванесова. - М.: Наука, 2002. - С. 43.
22. Калнынь, Л.Э. Согласные, различающиеся участием голоса, как компоненты фонетической программы слова в славянских диалектах / Л.Э. Калнынь // Вопросы языкознания. - М., 2001. - № 3. - С. 79.
23. Касаткин, Л.Л. Рефлексы редуцированных гласных в конце слова в русских говорах / Л.Л. Касаткин, Р.Ф. Касаткина // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков, 1998. Доклады российской делегации. - М.: Наука, 1998. - С. 353366.
24. Касаткин, Л.Л. Гласные звуки на конце слова в современных севернорусских говорах на месте редуцированных гласных древнерусского языка / Л.Л. Касаткин // Русистика. Славистика. Индоевропеистика. Сборник к 60-летию А.А. Зализняка. - М.: Индрик, 1996. - С. 249; Пауфошима, Р.Ф. Фонетика слова и фразы в севернорусских говорах / Р.Ф. Пауфошима. - М.: Наука, 1983. - С. 20, 33.
25. Касаткин, Л.Л. Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка / Л.Л. Касаткин. - М.: Наука; Школа «Языки русской культуры», 1999. - С. 477.
26. Томсон А.И. Указ. соч. - С. 12.
27. Аванесов Р.И. Указ. соч. - С. 47.
28. Касевич, В.Б. Ещё о понятии фонетического слова / В.Б. Касевич // Проблемы фонетики. IV: Сб. статей. - М.: Наука, 2002. - С. 9.
29. Васильев, Л.Л. О влиянии нейотированных гласных на предыдущий открытый слог / Л.Л. Васильев // Известия Отделения русского языка и словесности императорской Академии наук. - СПб., 1908. - Т. 13. - Кн. 3. - С. 217.
30. Марков В.М. Указ. соч. - С. 65, 68.
