CC BY
24
УДК 81'42
о правилах внутрисистемной адаптации законодательных текстов (дискурсивный аспект)
В настоящей статье представлены особенности внутрисистемной адаптации законодательных текстов в юридическом дискурсе. Совокупность законодательных текстов рассматривается автором в качестве открытого множества. Данное свойство обусловливает дискурсивные качества законодательных текстов: развитие во времени, ориентированность на процессы законотворчества и правоприменения, временная завершенность в виде интертекста и др. Правила внутрисистемной адаптации позволяют сформировать представление, с одной стороны, о взаимосвязи текстов разных законов друг с другом; с другой стороны, о гармонизации законодательного текста и юридического дискурса. Теоретическая значимость работы связана с тем, что она вносит определенный вклад в развитие таких направлений изучения языковых явлений, как теория законодательного текста, теория юридического дискурса, концепция вторичного текста. Материалом исследования послужили как исходные тексты законов, так и интертексты, образуемые при внутрисистемной адаптации данных текстов к условиям юридического дискурса.
Ключевые слова: законодательный текст, юридический дискурс, внутрисистемная адаптация.
М. В. Батюшкина M. V. Batyushkina
ON THE RULES OF INTRASYSTEM ADAPTATION OF LEGISLATIVE TEXTS (DISCURSIVE ASPECT)
The features of intrasystem adaptation of legislative texts in legal discourse are presented in the article. The collection of legislative texts is considered by the author as an open set. This property determines the discursive qualities of legislative texts: development in time, focus on the processes of lawmaking and law enforcement, temporary completeness in the form of intertext, etc. The rules of intrasystem adaptation allow to form a representation, on the one hand, of the interrelation of texts of different laws with each other; on the other hand, of the harmonization of the legislative text and legal discourse. The theoretical significance of the work is connectedwith the fact that it contributes to the development of such areas of linguistic phenomena studying as the theory of the legislative text, the theory of legal discourse, the concept of the secondary text. The material of the study was both the source texts of the laws, and the intertexts formed during the intrasystem adaptation of these texts to the conditions of legal discourse.
Keywords: legislative text, legal discourse, intrasystem adaptation.
При исследовании законодательных текстов, как правило, основное внимание уделяется их жанрообразующим и стилистическим параметрам: терминологии, калькированию языковых единиц, реквизитам и рубрикации, композиционным (синтаксическим) шаблонам, обезличенности и безэмоциональности изложения материала, предписывающей семантике, интерпретации понятий (А. Ю. Андриевский, Л. О. Бутакова, Л. А. Вербицкая, А. С. Герд, Н. Д. Голев, О. Н. Киянова, М. Н. Кожина, Л. В. Колесникова, Р. Н. Комарова, В. М. Мишланов, О. П. Сологуб, С. П. Хижняк, А. А. Че-калин, Е. С. Шматова и др.). В совокупности разноаспектные научные подходы способствуют развитию представления о лингвистических особенностях законов, осмыслению понятия «государственный язык», поскольку последнее отражает специфику функционального варианта современного русского литературного языка, используемого при создании текстов законов.
Вместе с тем практически не изучены вопросы контекстуальных условий существования законодательных текстов и их гармонизации, а также законодательные интертексты, образующиеся на основе корреляции текстов законов, в то время как исследование данных вопросов способствует уточнению научного представления, с одной стороны, о процессуальном, объектном и субъектном параметрах юридического дискурса, с другой стороны, о функциональной и жанрово-стилистической специфике законодательных текстов. Необходимость рассмотрения законодательных
текстов в данной плоскости обусловливает исследование правил внутрисистемной адаптации, к которым мы относим особенности «вступления закона в силу»; правила использования законодательных норм применительно к регулируемым отношениям; правила внесения в законодательный текст изменений, приостановления действия законодательной нормы или закона в целом, признания текста закона «утратившим юридическую силу».
Как будет показано ниже, внутрисистемная адаптация законодательных текстов зависит от последовательных волевых решений и ритуально-символических действий, принимаемых и осуществляемых субъектами юридического дискурса по отношению к данному тексту. При этом мы обращаем внимание и на тот факт, что в юридическом дискурсе законодательный текст позиционируется не только в качестве источника правового знания и формы выражения этого знания, но и в качестве персонифицированного активного субъекта волеизъявления, который самостоятельно «вступает в силу», «устанавливает» правила организации государственно-правовой коммуникации, «изменяется» сам и «изменяет» другие законы.
Дискурсивно обусловленные правила внутрисистемной адаптации помогают понять существование законодательного текста и в статике (результат), и в динамике (как процесс деятельности), а также продемонстрировать общую направленность юридического дискурса на «реализацию действий по изменению действительности» [1, с. 126].
Прежде чем представить результаты исследования внутрисистемной адаптации законодательных текстов к условиям юридического дискурса, полагаем необходимым сделать ряд замечаний относительно понятия юридического дискурса и системы текстов российских законов.
Развивая традиции применения дискурсивного подхода к интерпретации действительности (Т. ван Дейк, Р. Водак, М. Фуко, Н. Д. Арутюнова, В. И. Карасик, С. Н. Слепухин, Ю. С. Степанов, В. Т. Фаритов, В. Е. Чернявская и др.), мы рассматриваем юридический дискурс в качестве совокупности лингвокультурных явлений действительности, при помощи которых происходит порождение, восприятие и бытование правовых текстов, выражающих правовое сознание и правовую культуру, и осуществляется государственно-правовая коммуникация.
При описании юридического дискурса мы акцентируем внимание на синхронной представленности его параметров: субъектного, объектного и процессуального. С точки зрения субъектности исследуются участники дискурсивного общения, их статусно-функциональные роли. Объектный параметр предполагает анализ форм воплощения юридического дискурса: правовых текстов, а также коммуникативных ситуаций и предметно ориентированных типов общения, порождаемых данными текстами. Процессуальный параметр позволяет исследовать обстоятельства создания правового текста и его внутрисистемную адаптацию, а также проследить родовидовую взаимосвязь юридического дискурса с правотворческим, правоприменительным и судебным субдискурсами.
Следует согласиться с Л. А. Деминой в том, что потенциал теории дискурса далеко не исчерпан, поскольку «важнейшим преимуществом дискурсивного подхода» является его возможность «интегрировать результаты и методы иных методологических позиций» [2, с. 20-24]. На наш взгляд, исследование юридического дискурса сопряжено с новым видением теоретического и практического аспектов лингвистики и в целом с усилением ее роли в системе научного знания.
Когда мы говорим о системе текстов, то имеем в виду совокупность компонентов, между которыми установлены определенные отношения, превращающие эту совокупность в целостность [3, с. 79]. В связи с федеративным устройством российского государства совокупность законодательных текстов образуется на основе параллельного существования корпуса федеральных законов и корпуса региональных законов. В федеральных законах установлены правила, обязательные для применения на всей территории государства, в региональных - правила, применяемые на территории определенного региона. С помощью данных правил происходит структурное и семиотическое оформление функционирования государственной власти и жизни общества [4, с. 3; 5, с. 119].
Федеральные и региональные законы представляют собой глобальное единство типологически разнообразных и иерархически взаимосвязанных текстов. При этом под типом текста мы вслед за Р. Н. Комаровой понимаем «класс текстов, традиционно используемых для достижения определенных коммуникативных целей в типовых условиях общения, имеющих общую прагматическую целеустановку
и характеризующийся сходной лингвистической спецификой» [6, с. 3].
Как федеральный, так и региональный корпусы включают следующие основные типы законодательных текстов: конституции, уставы, законы о поправках к конституции (уставу), кодексы, базовые законы, законы о внесении изменений (в базовые законы), законы о приостановления действия законодательной нормы или закона в целом, законы о признании (иных законов) утратившими силу. Функциональные и формально-содержательные особенности текстов федеральных и региональных законов позволяют сделать вывод о том, что понятие «закон» является родовым по отношению к определенному множеству законодательных актов: конституций, уставов, кодексов, базовых законов, законов о внесении изменений и др.
Иерархия законов обусловлена позиционированием различия их «юридической силы» и позволяет выявлять те законодательные тексты, которые являются прецедентными для остальных [7, с. 93]. В частности, с точки зрения иерархии конституция является основным законом, а ее текст -прецедентным для иных законодательных текстов.
Совокупность законодательных текстов представляет собой открытое множество, поскольку существует объективная вероятность: а) включения в любой текст и любой из корпусов текстов других текстов-компонентов; б) исключения из любого текста и любого из корпусов текстов имеющегося текста-компонента; в) порождения на основе любого текста и любого из корпусов текстов нового текста-компонента [8, с. 7]. В связи с этим возможна трансформация содержания любого текста закона, любого из корпусов законов, системы законодательства и государственно-правовой коммуникации.
Существование системы законодательных текстов в виде открытого множества приводит к тому, что законодательный текст утрачивает такие свойства письменного текста, как статичность (неизменность), определенность границ и размеров и приобретает дискурсивно обусловленные свойства: развитие во времени и пространстве в пределах юридического дискурса, ориентированность на процессы законотворчества и применения закона на практике, временная завершенность в виде интертекста.
В пространстве юридического дискурса параллельно существует две версии законодательного текста: оригинальный печатный текст и его виртуальная копия, причем именно на основании данной копии складывается трактовка законодательного текста и осуществляется государственно-правовая коммуникация. Указанное дублирование возникает еще на этапе создания текста законопроекта. На заседаниях парламента одновременно рассматриваются и письменный текст закона, и его электронная версия, признаваемые в качестве равнозначных. После принятия закона его печатный экземпляр подписывается уполномоченным субъектом юридического дискурса (федеральные законы подписывает глава государства, региональные - глава региона) и передается в архив. В процессе официального опубликования, тиражирования в СМИ и использования на практике используется не печатный, единственный в своем роде экземпляр текста закона, а его электронный (сканированный) образ либо электронный образ контрольного экземпляра текста,
идентичного «оригинальному» тексту, но не содержащего собственноручную подпись уполномоченного лица. Об этом, в частности, свидетельствуют тексты законов, размещенные на официальном интернет-портале правовой информации и других источниках официального опубликования законов («Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и др.).
После такого ритуально-символического действия, как официальная публикация текста закона, начинается процесс «отчуждения» законодательного текста от действий субъектов юридического дискурса и внутрисистемная адаптация данного текста. Как было отмечено выше, в юридическом дискурсе законодательный текст позиционируется в качестве персонифицированного активного субъекта волеизъявления, который самостоятельно «вступает в силу», «устанавливает» правила организации государства и общества, «дозволяет» или «запрещает» какие-либо действия, «охраняет» права и свободы граждан, «изменяется» сам и «изменяет» другие законы, «утрачивает силу». На это, в частности, указывают примеры из текстов законов: Право частной собственности охраняется законом [9]; Федеральными законами и иными нормативными правовыми актами установлен иной порядок проведения оценки квалификации [10].
Специфика внутрисистемной адаптации законодательного текста к условиям юридического дискурса зависит от общего либо частного порядков «вступления» данного закона в «юридическую силу», которые, в свою очередь, обусловлены наличием или отсутствием в тексте данного закона положений о вступлении в силу и сроке действия закона или его отдельных положений в юридическом дискурсе. При этом длительные периоды времени законодательный текст может существовать в юридическом дискурсе, но выполнять не регулирующую, а, скорее, информативную функцию: до момента дискурсивно обусловленной «активации» с положениями такого закона можно ознакомиться, но неисполнение правил, установленных данным законом, не повлечет никаких последствий для субъектов юридического дискурса.
Так, если текст закона Омской области не содержит специальной статьи о вступлении в силу, такой закон вступает в силу на следующий день после дня его официального опубликования (общий порядок). Наличие специальной статьи свидетельствует об особом порядке вступления данного закона в силу: либо с определенной даты, либо по истечении определенного периода. Например, закон «О принципах организации и деятельности Общественной палаты Омской области» начинает свое действие 3 мая 2017 г., поскольку опубликован 2 мая 2017 г. и не содержит специальной статьи о порядке вступления в силу [11]; закон «О внесении изменения в статью 24 Закона Омской области «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области» опубликован 2 мая 2017 г., но вступает в силу с 28 июня 2017 г., поскольку содержит соответствую статью об особом порядке вступления в силу [12].
Как правило, действие законов в юридическом дискурсе бессрочное, за исключением тех, которые принимаются на определенный временной период, в частности: законы о бюджете (Закон об областном бюджете на 2017 год и на
плановый период 2017 и 2019 годов), законы, устанавливающие для отдельных категорий лиц меры социальной поддержки (Закон о величине прожиточного минимума пенсионера на 2017 год). Отметим, что актуальность таких законодательных текстов ограничена обозначенным периодом, по истечении которого данные тексты используются лишь в качестве справочного материала, поскольку являются фактически недействующими.
Правила, согласно которым организуется государственно-правовая коммуникация, принимаются на перспективу. Поэтому действие законодательного текста не может распространяться на отношения, которые возникли до вступления данного закона в силу. Однако анализ законодательных текстов показывает парадоксальные исключения. Так, Закон Смоленской области о внесении изменений в статью 2 областного закона «О налоге на имущество организаций» [13] вступил в силу со дня публикации - 23 марта 2017 года, но распространяет свое действие на правоотношения, возникшие с 1 января 2017 года, т. е. на тот период, когда в юридическом дискурсе данного закона еще не было, а правоотношения уже существовали.
Обратим внимание на то, что в юридическом дискурсе изменение, приостановление или отмена действия текста закона возможны только с помощью принятия совершенно нового текста закона, предметом которого будут соответственно внесение изменение, приостановление или признание базового закона утратившим силу.
В результате процедуры внесения изменений образуются законодательные интертексты. На первый взгляд, изменение базового текста может привести к его логико-содержательному усложнению либо упрощению. Однако в связи с тем что внесение изменений осуществляется посредством принятия совершенно нового текста закона, в дискурсивном пространстве законодательных текстов параллельно существует не два, а три текста закона: текст базового закона до внесения в него изменений; текст о внесении изменений; абстрактный образ базового закона с внесенными в него изменениями - законодательный интертекст, который позиционируется в качестве «актуальной редакции» закона. Абстрактный образ законодательного интертекста с помощью электронных ресурсов может быть преобразован как в электронный, так и печатный варианты, используемые для целей и удобства государственно-правовой коммуникации.
Например, после вступления в силу уже упоминавшегося закона «О внесении изменения в статью 24 Закона Омской области «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области» в пространстве законодательных текстов существует три текста: а) текст закона «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области» до внесения изменения (неактуальная редакция); б) текст закона «О внесении изменения в статью 24 Закона Омской области «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области»; в) текст закона «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области» с внесенными изменениями (актуальная редакция).
В отличие от текстов базового закона и закона о внесении изменений, связанных, но не слитых (один может существовать без другого в действительности), законода-
тельный интертекст не может существовать без текстов, на основе которых он создан, поскольку такой текст позиционируется и как сумма частей, и как выражение правотворческой цели.
Акцентируем внимание на том, что содержание законодательного интертекста имеет лишь временную актуальность - до момента внесения нового изменения, после которого на базе предыдущего законодательного интертекста и закона о внесении изменений с помощью электронных средств формируется новый законодательный интертекст, т. е. новая «актуальная редакция». Другими словами, актуальность редакции законодательного текста всегда относительна к тому или иному временному периоду юридического дискурса.
Процесс законодательного текстообразования может быть выражен следующей формулой: ТБЗ (текст базового закона) + ТВИ1 (первый текст о внесении изменений в базовый закон) ^ ИТ1 (первый законодательный интертекст, первая «актуальная редакция») + ТВИ2 (второй текст о внесении изменений, который фактически вносит изменения не в текст базового закона, а первый законодательный интертекст, первую «актуальную редакцию») ^ ИТ2 (второй законодательный интертекст, вторая «актуальная редакция») + ТВИ3 (третий текст о внесении изменений, который вносит изменения не в текст базового закона и не первый законодательный интертекст, а во второй законодательный интертекст) ^ ... ^ ИТ" (законодательный интертекст, актуальный для задач юридического дискурса).
В частности, в закон «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области», принятый в 2003 году, были внесены изменения двадцатью восемью областными законами, т. е. в юридическом дискурсе в период с 2003 по 2017 год в разное время существовало 27 законодательных интертекстов, позиционируемых в качестве «актуальных редакций»; 28-й интертекст представляет собой «актуальную редакцию» до момента принятия нового текста закона о внесении изменений.
Приостановление закона или признание его утратившим силу обусловливает не создание законодательного интертекста, а параллельное существование типологически разнообразных, но взаимосвязанных текстов: с одной стороны, текста базового закона, который приостанавливается или признается утратившим силу; с другой стороны, текста специального закона, который признает базовый закон приостановленным (в целом или в части) либо утратившим силу. Поясним это положение на следующем примере.
Закон Республики Тыва «О крестьянском (аратском) хозяйстве», а также все законы, которыми ранее вносились в него изменения, были признаны утратившими силу Законом Республики Тыва «О признании утратившим силу Закона Республики Тыва «О крестьянском (аратском) хозяйстве» [14] (приносим извинения за неизбежную тавтологию. - М. Б.). С момента официального вступления в силу закона «об утрате» в дискурсивном пространстве законодательных текстов существует два типа текстов: с одной стороны, утратившие силу тексты базового закона и законов, которыми были внесены в него изменения, и соответственно все законодательные интертексты, презентуемые в качестве «актуальных редакций» (утратившие
свою актуальность для юридического дискурса и имеющие справочно-информационный характер), с другой стороны, текст нового закона - о признании базового закона утратившим силу (актуальный для реализации текущих задач правовой коммуникации).
Резюмируя изложенное, отметим следующее. На примере исследования вопроса о дискурсивной обусловленности внутрисистемной адаптации законодательных текстов можно показать взаимодействие двух фундаментальных гуманитарных наук - лингвистики и права - в целях совершенствования представления о междисциплинарной области их практического применения. Введенное понятие «внутрисистемная адаптация законодательного текста» расширяет лингвистическую аксиоматику и тем самым способствует развитию методологии лингвистического анализа законодательных текстов и юридического дискурса.
Полученные результаты вносят вклад в комплексное изучение мировоззренческих оснований создания и восприятия законодательных текстов, исследование процесса текстообразования и системности законодательных текстов, а также функциональных связей законодательных текстов и юридического дискурса. Обобщения и выводы, сделанные в результате проведенного теоретического анализа, могут быть рассмотрены применительно к более широкому исследовательскому материалу, поскольку общие особенности внутрисистемной адаптации законодательных текстов свойственны правовым текстам в целом.
1. Кожемякин Е. А. Юридический дискурс // Дискурс-ПИ. 2013. Т. 10. № 3. С. 126-127.
2. Демина Л. А. Мораль, право и международный правопорядок в теории дискурса Юргена Хабермаса // История государства и права. 2014. № 6. С. 20-26.
3. Бельдиян В. М., Батюшкина М. В. Основы теории языка и речи: курс лекций. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2016. 420 с.
4. Филимонов Ю. В. Федеральный законодательный процесс: некоторые вопросы теории и практики (конституционно-правовое исследование) : автореф. ... канд. юр. наук. Томск, 2004. 24 с.
5. Юртаева Е. А. Язык закона и техника законотворчества в дореволюционной России // Журнал российского права. 2009. № 11. С. 106-120.
6. Комарова Р. Н. Язык закона: лингвистические характеристики (на материале текста Германского гражданского уложения) : автореф. ... канд. филол. наук. СПб., 2000. 21 с.
7. Медведева М. С. Юридический текст как объект профессионально-ориентированного дискурса // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2015. № 4. С. 92-94.
8. Батюшкина М. В. Жанрообразующие параметры законодательных текстов: к постановке проблемы // Вестник Томского государственного университета. 2017. № 416. С. 5-12.
9. Конституция России. URL: http://constitution.kremlin.ru. (дата обращения 09.06.2017).
10. О независимой оценке квалификации: Федеральный закон от 3 июля 2016 г. № 238-Ф3 // Российская газета. 2016. 6 июля. № 146.
11. О принципах организации и деятельности Общественной палаты Омской области: закон Омской области от 27.04.2017 г. № 1968-ОЗ // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 02.05.2017).
12. О внесении изменения в статью 24 Закона Омской области «О выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области»: закон Омской области от 27.04.2017 г. № 1969-ОЗ // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 02.05.2017).
УДК 81
концептосфера ДЕвиднтной языковой личности: лексическая экспликация
Статья посвящена проблеме языковой личности рассказчика художественного произведения. Авторы подчеркивают роль девиаций, характерных для персонажной речи героя-рассказчика романа Д. Киза «Цветы для Элджернона». Выделены концептуально значимые единицы тезауруса рассказчика, что позволило обозначить организацию его индивидуальной концептосферы. Статья акцентирует значение изучения концептосферы персонажа как линг-воментального образования и демонстрирует результаты анализа индивидуального семантического и ассоциативно-семантического поля девиантной личности.
Ключевые слова: языковая личность, девиация, концепт, концептосфера.
13. О внесении изменений в статью 2 областного закона «О налоге на имущество организаций»: закон Смоленской области от 23.03.2017 г. № 18-з // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 02.05.2017).
14. О признании утратившим силу Закона Республики Тыва «О крестьянском (аратском) хозяйстве»: Закон Республики Тыва от 05.04.2017 № 267-ЗРТ // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://pravo. gov.ru (дата обращения: 02.05.2017).
© Батюшкина М. В., 2017
M. B. EepdHUKOBa, K. A. TonbKOBa I. V. Berdnikova, K. A. Tolkova
THE CONCEPTUAL SPHERE OF A DEVIANT LINGUISTIC PERSONALITY: LEXICAL EXPLICATION
The article overviews the problem of the narrator's linguistic personality. The authors emphasize the role of deviations as a specific feature of the narrator's discourse on the basis of D.Keyes' novel "Flowers for Algernon". Being pointed out, relevant units of the narrator's vocabulary contribute to further investigation of his personal conceptual sphere. The article focuses on conceptual sphere as a lingvomental structure and represents the results of both individual semantic field and associative semantic field analysis.
Keywords: linguistic personality, deviation, concept, conceptual sphere.
В современной научной парадигме ведущую роль занимает антропоцентрический подход, в соответствии с которым каждый носитель языка является обладателем некоторой внутренней системы, позволяющей ему строить и воспринимать тексты на данном языке. Объектом изучения при таком подходе становится словарь и грамматика, «присвоенные» носителями языка, а также сами носители языка - языковые личности [1, с. 128].
Термин «языковая личность» впервые был употреблен В. В. Виноградовым в 1930 г. в работе «О художественной прозе» [2, с. 12], однако основы целостной теории языковой личности в труде «Русский язык и языковая личность» [3] заложил Ю. Н. Караулов, подчеркивавший, что «за каждым текстом стоит языковая личность». Под языковой личностью автор понимал «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов)» [3, с. 37].
Ряд исследователей отмечает, что персонаж художественного текста также является уникальной языковой личностью, ведь он предстает как целостный «образ человека»
[4, с. 244], воплощает в себе своеобразную «модель человека» [5, с. 61]. К мысли о самоценности сознания героя неоднократно обращался М. М. Бахтин: «Слово героя создано автором, но создано так, что оно до конца может развить свою внутреннюю логику и самостоятельность, как чужое слово, как слово самого героя» [6, с. 44].
Языковая личность, по Ю. Н. Караулову, является комплексным феноменом и имеет трехуровневую структуру: 1) вербально-семантический уровень; 2) лингвокогнитивный уровень; 3) прагматический уровень [7, с. 4-5].
Вербально-семантический уровень предполагает традиционное описание формальных средств выражения определенных значений.
Когнитивный уровень включает такие единицы, как понятия, идеи, концепты, которые складываются у каждой языковой индивидуальности в более или менее упорядоченную "картину мира", из чего исследователь может сделать выводы об иерархии ценностей, присущей данной личности.
Прагматический уровень содержит цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности. Этот уровень обеспе-
