CC BY
113
http://www.zabvektor.com ISSN 1996-7853 ISSN 2542-0038 (Online)
ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА
LINGUISTIC WORLDVIEW
УДК 81.42
DOI 10/21209/1996-7853-2017-12-2-70-78
Марина Владимировна Батюшкина,
старший консультант отдела лингвистической экспертизы и систематизации законодательства, Законодательное собрание Омской области (644002, Россия, г. Омск, ул. Красный Путь, 1), e-mail: [email protected]
Законодательный текст, его адресант и адресат
В статье раскрываются понятия «адресант» и «адресат» законодательного текста в аспекте юридического дискурса. Уделяется внимание анализу соотношения понятия «юридический дискурс» с понятиями «дискурс», «законодательный дискурс», «правоприменительный дискурс». Автор высказывает свою точку зрения на определение понятий «дискурс», «юридический дискурс», «законодательный дискурс» и «правоприменительный дискурс». Законодательный текст определяется как интеллектуальная форма взаимодействия адресанта и адресата. Подчёркивается дискурсивный статус категорий адресанта и адресата. Доказывается, что специфика коммуникативной направленности юридического дискурса во многом обусловлена особыми функциями адресанта и адресата законодательного текста. В статье рассматриваются основные признаки категории субъективности в законодательном тексте, а также языковые средства, служащие для репрезентации данных признаков, определяется место языка в процессе создания правовых норм. Методологическую базу исследования составляют положения теории дискурса, теории речемыслитель-ного процесса. Поставленные задачи решены путём анализа действующего российского законодательства. Научная статья предназначена для обсуждения категорий «адресант» и «адресат» законодательного текста преподавателями, аспирантами и студентами. Выводы, сделанные автором научной статьи, могут быть использованы для проведения дальнейших исследований по данной проблематике.
Ключевые слова: юридический дискурс, законодательный дискурс, правоприменительный дискурс, текст закона, адресант, адресат
Вводная часть. Актуальность вопроса о категориях адресанта и адресата законодательного текста объясняется необходимостью формирования целостного и точного представления о природе современного юридического дискурса, его субъектном, объектном и процессуальном параметрах. Дискурсивный аспект позволяет, с одной стороны, оценивать законодательный текст в комплексе с той действительностью, которую он порождает и отображает; с другой - применять междисциплинарный подход, заключающийся в неизбежной корреляции лингвистических и юридических понятий при исследовании и описании адресанта и адресата законодательного текста.
Методологическую основу исследования составляют положения теории дискурса (Т. ван Дейк, М. Фуко, Р. Водак, Н. Д. Арутюнова, В. И. Карасик, В. Е. Чернявская и др.). При этом для целей исследования дискурс понимается как языковая культура, в которой формируется общество и существует личность.
Частнонаучной базой исследования послужили концепции отечественных учёных в области юридического дискурса (Л. А. Борисова, Н. Д. Голев, Т. В. Губаева, Л. Е. Попова, С. Н. Слепухин, Л. В. Колесникова и др.). Юридический дискурс понимается нами как совокупность лингвокультурных явлений
70
© М. В. Батюшкина, 2017
действительности, при помощи которых происходит порождение и восприятие правовых текстов и осуществляется правовая коммуникация. На наш взгляд, юридический дискурс воплощает в себе политические, экономические, морально-этические, этноязыковые и другие факторы организации государства и общества, а также существования в них человека, наделяемого тем или иным статусом.
В качестве специальных методов исследования лингвистического материала были использованы контекстуальный и сопоставительный анализы. Эмпирической основой исследования послужили тексты Конституции России, федеральных и региональных законов, поэтому выводы, сделанные автором, относятся к российскому юридическому дискурсу.
Результаты исследования. В процессе анализа эмпирической основы, а также научных трудов по рассматриваемой проблематике были сформулированы следующие положения, предлагаемые для обсуждения.
Теоретический анализ. Законодательный текст является особой формой представления юридически значимой информации и особым способом отражения и создания правовой действительности. Как отмечает Е. А. Юртаева, «тексты законодательных актов фактически являют собой пример структурно-семиотического оформления функционирования государственной власти и социальной жизни» [13, с. 119]. Выступая элементом правовой культуры, законодательный текст не только отражает определённые общественные ценности, накопленные за время развития данной культуры, но и устанавливает определённые правила, рамки жизни человека, те социально-правовые роли, которые он может или не может выполнять, алгоритмы действий практически во всех социальных сферах, меру ответственности за нарушение правил и неисполнение институциональных ролей.
Формальную юридико-лингвистическую определённость правовому содержанию придаёт юридический язык, являющийся лингво-семиотическим кодом, благодаря которому выражаются генетические, функциональные и структурные связи законодательного текста и юридического дискурса, а правовая норма отличается от других норм. С лингвистической точки зрения, юридико-лингви-стическая определённость характеризуется требованиями, предъявляемыми к языковым единицам (грамматическая правильность,
точность, уместность) и тексту как речевой единице (логичность, содержательность).
Законодательный текст постоянно воспроизводит и преобразовывает юридический дискурс. Поскольку формирование юридического дискурса основано на двух взаимосвязанных процессах: создании общеобязательных правил и обеспечении их реализации, законодательный текст целесообразно рассматривать в связи с двумя этапами: подготовительным и основным. На подготовительном этапе формируется идея будущего закона, разрабатывается «первоначальный» текст законопроекта и осуществляется его доработка. Подготовительный этап завершается процедурой принятия доработанного и согласованного законодательного текста на заседании парламента. После начала применения законодательных норм на практике можно говорить об основном этапе существования законодательного текста - функционировании в юридическом дискурсе. Данные этапы соответствуют двум взаимосвязанным процессам и соответственно субдискурсам: законотворческому (законодательный субдискурс) и правоприменительному (правоприменительный субдискурс). Юридический дискурс, законодательный субдискурс и правоприменительный субдискурс находятся в родо-видовой взаимосвязи.
На указанных этапах формирования юридического дискурса, на наш взгляд, происходит последовательная репрезентация некой правовой модели, правового инварианта. Поэтому правовая модель как минимум дважды проявлена и объективирована: в первом случае - в законодательном тексте (вариация нормы), во втором - при функционировании данного текста в правоприменительном субдискурсе (вариант нормы). Вариант нормы одновременно отражает как правовую модель, так и её вариацию, представленную в законодательном тексте.
В силу этого законодательный текст обладает специфическими взаимосвязанными закономерностями, характеризующими его генезис (порождение и развитие), содержание и структуру, восприятие и функционирование. Формирование представления о данных закономерностях обусловлено коммуникативными процессами, происходящими между субъектами юридического дискурса. Автор разделяет точку зрения В. И. Карасика, считающего, что субъектный подход к пониманию дискурса даёт возможность объяснить специфику осуществления общения с позиций той или иной социальной группы [5, с. 74].
Полагаем, что именно дискурсивная стратификация во многом предопределяет системность юридического дискурса.
Российская модель юридического дискурса предполагает существование множества субъектов законодательного субдискурса и субъектов правоприменительного субдискурса (как индивидуальных языковых личностей, так и коллективов). В нашем исследовании субъект дискурса - это собирательный и обобщённый образ, который мы распространяем на множество субъектов, нивелируя при этом специфические различия между этими субъектами, сделав приоритетной их доминантный связующий признак - характеристику функциональной роли в законодательном или правоприменительном субдискурсах.
По отношению к группе субъектов законодательного субдискурса, которые выполняют чётко определённые функции при разработке, рассмотрении и принятии законодательного текста, используется понятие адресанта. По отношению к группе субъектов правоприменительного дискурса, которые исполняют заданную в законодательном тексте коммуникативную поведенческую установку, используется понятие адресата. Следует согласиться с мнением О. В. Нагога, считающей, что адресант и адресат законодательного текста находятся в социально-ролевых отношениях, при этом «прагматическая программа» данных отношений «сводится к императивно-авторскому, волевому началу» [9, с. 237].
В юридическом дискурсе в качестве адресантов и адресатов законодательного текста позиционируются не только индивидуальные языковые личности, но и группы людей, коллективные субъекты (общество, органы власти, организации). Хотя, безусловно, с позиции речемыслительного процесса [3, с. 154] законодательный текст воспринимается и интерпретируется человеком индивидуально.
В проводимом нами исследовании категория адресанта рассматривается в связи с тремя этапами подготовки законодательного текста: предварительным, экспертным и итоговым [11, с. 207, 233].
На предварительном этапе формируется идея будущего закона, разрабатывается «исходный» текст законопроекта. На данном этапе в качестве адресантов позиционируются авторы-разработчики законодательного текста. Особую роль выполняют юристы, обладающие специальными законотворческими знаниями и навыками. Анализ правовых
актов и методических материалов показывает, что существует набор определенных требований юридико-технического и лингвистического характера, которые предъявляются к структуре и содержанию законодательного текста1. Совокупность данных требований позволяет создать обобщенную модель законодательного текста и конструировать на её основе различные законодательные тексты в процессе законотворчества.
На экспертном этапе осуществляется доработка или переработка законодательного текста. Данный этап выделяется нами потому, что в качестве соадресанта может выступить специалист, осуществляющий различные виды экспертиз законодательного текста (правовую, юридико-техническую, лингвистическую, педагогическую, научную и др.). Экспертное исследование позволяет подойти к содержанию законопроекта и его оформлению с различных позиций, оценить целесообразность и эффективность средств, которые были использованы разработчиками при создании законодательного текста, и, при необходимости, неоднократно исправить, уточнить текст либо заново переписать. От профессиональных компетенций экспертов зависит не только выбор критериев экспертной оценки законодательного текста, обоснованность выводов и экспертных рекомендаций, но и, в конечном счёте, качество закона. При этом на этапе экспертизы законодательного текста важна гармонизация различных точек зрения на объект речи, форму его представления и интерпретации, поскольку в сознании каждого из адресанта (автора-разработчика, автора-неюриста, экспертов-юристов, экспертов-лингвистов, экспертов-педагогов) присутствует некий прототип идеального закона и образ будущего закона, в котором реализуются черты данного прототипа [2, с. 271-273].
Итоговый этап связан с обсуждением законодательного текста в парламенте. На данном этапе в качестве адресантов выступают определённые лица, обладающие специальным «правом законодательной инициативы». В качестве субъектов права законодательной
1 Комментарии к методическим рекомендациям по юри-дико-техническому оформлению законопроектов. - Изд. 4-е, испр. и доп. - М.: Изд. Гос. Думы, 2013. - 120 с.; Методические рекомендации по лингвистической экспертизе законопроектов. - М.: Изд. Гос. Думы, 2013. - 40 с.; Систематизация и модернизация законодательной базы Российской Федерации в 1994-2014 гг. Уроки и приоритетные направления для дальнейшего развития: отчёт о научно-исследовательской работе. - М.: Ин-т законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, 2014. - 254 с.
инициативы позиционируются субъекты, официально наделённые «правом вносить» от своего имени в парламент проекты законов и «представлять» данные проекты на его заседаниях. Например, в Государственную Думу вправе вносить законопроекты Президент России, Совет Федерации, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы, Правительство России, региональные парламенты, Конституционный Суд РФ, Верховный Суд РФ, Высший Арбитражный Суд РФ [24]. Никто кроме обозначенных субъектов не может внести законопроект в Государственную Думу и представлять его при обсуждении.
Субъекты-адресанты, выделяемые нами в соответствии с предварительным, экспертным и итоговым этапами подготовки законодательного текста, выполняют различные, но взаимосвязанные функциональные роли и ритуально-символические действия. В свою очередь, корреляция функциональных ролей является предпосылкой для статусного равноправия или статусного различия адресантов. Волевые решения и ритуально-символические действия, которые адресанты принимают и осуществляют в соответствии со своими субъектными позициями, являются экстралингвистическими факторами порождения законодательного субдискурса и законодательного текста.
Следует отметить, что на этапе функционирования законодательного текста в юридическом дискурсе информация об авторах-разработчиках, экспертах и субъектах права законодательной инициативы, а также об их функциональных ролях утрачивает свою значимость. В юридическом дискурсе своё символическое значение сохраняет только информация о субъекте, подписавшем законодательный текст. (Федеральные законы подписывает глава государства, региональные - главы субъектов Российской Федерации). При этом используемые в научных и публицистических текстах понятия «законодатель», «федеральный законодатель», «региональный законодатель» применяются только по отношению к депутатам парламентов [4; 8; 12].
При рассмотрении категории адресанта законодательного текста следует отметить, что в юридическом дискурсе специфическими атрибутами и качествами «активных» субъектов волеизъявления наделены государство и закон.
Функциональные роли государства, благодаря которым формируется «образ государства» как адресанта - источника права и
закона, воздействующего на адресатов, дозволяющего или запрещающего им какие-либо действия, закреплены в законодательных текстах. Приведём примеры: государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина (ст. 18 Конституции России); Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причинённого ущерба (ст. 52 Конституции России); языки народов Российской Федерации находятся под защитой государства (преамбула Закона Российской Федерации «О языках народов Российской Федерации»).
Законодательный текст позиционируется, с одной стороны, в качестве источника правового знания и формы представления этого знания, с другой - в качестве персонифицированного «активного» субъекта-адресанта. В результате корреляции данных функциональных ролей создаётся иллюзия того, что «закон» устанавливает и определяет политические, экономические, морально-этические, этноязыковые и другие факторы организации государства и общества. Примеры: право частной собственности охраняется законом (ст. 35 Конституции России); настоящий Закон, выражая уважение ко всем народам, населяющим Удмуртскую Республику, определяет основные принципы регулирования общественных отношений в области использования и развития языков, которыми пользуются народы Удмуртской Республики (преамбула Закона Удмуртской Республики «О государственных языках Удмуртской Республики и иных языках народов Удмуртской Республики»).
Понятия «государство» и «закон» представляют собой правовые концепты, выражающие в концентрированном виде наиболее значимые аспекты содержания национальной правовой системы и культуры, поэтому языковое выражение «образа государства» и «образа закона» в качестве адресантов законодательного текста, а также формирование представления об их основных атрибутах (презумпции невиновности, высшей ценности и силе) можно считать речевой стратегией, направленной на достижение целей законотворчества.
Поскольку в законодательном тексте содержатся общие правила, которые в правоприменительном субдискурсе распространяются на определённый вид общественных отношений, но неопределённый круг субъектов [1, с. 6], в качестве адресатов законодательного текста могут быть рассмотрены, с одной стороны, целевая аудитория, коллек-
тивный субъект (общество, группа людей, органы власти, организации и др.), с другой -человек как представитель общества, индивидуальный субъект.
Множество субъектов-адресатов в зависимости от объёма функциональных ролей, реализуемых в общественных отношениях, может быть разделено на «обобщённые» субъекты-адресаты и «выделенные» субъекты-адресаты.
Для целей исследования к категории «обобщённых» субъектов отнесены адресаты, включённые в российский юридический дискурс, к которым применимы общие нормы российского законодательства. Категория «обобщённых» субъектов в законодательных текстах, как правило, представлена с помощью существительных «человек», «гражданин», «мужчина», «женщина», «народ», а также местоимений «все», «каждый», «никто». Несмотря на общеупотребительность данных слов, в юридическом дискурсе данные понятия имеют особый, терминологический оттенок. Примеры из Конституции России: мужчина и женщина имеют равные права; никто не может присваивать власть в Российской Федерации; каждый имеет право на жизнь; каждый гражданин Российской Федерации обладает на её территории всеми правами и свободами; все равны перед законом и судом (ст. 3, 6, 19, 20). Примеры из других законов: каждый человек имеет право на все виды творческой деятельности в соответствии со своими интересами и способностями (ст. 10 Основ законодательства Российской Федерации о культуре); каждый народ имеет суверенное право сохранить свою самобытную культуру, традиции, язык (преамбула Закона Республики Саха (Якутия) «О языках в Республике Саха (Якутия)»).
Понятие «выделенный» субъект применяется нами по отношению к группе субъектов, являющихся адресатами в определённых ситуациях и выполняющих в данных ситуациях предопределённые юридическим дискурсом функциональные роли. Данные роли могут быть отражены в наименовании «выделенных» субъектов. Примеры: работник - работодатель (трудовая сфера), обвиняемый - обвинитель (уголовная сфера), налогоплательщик - налоговый агент (налоговая сфера), истец - ответчик (судебная сфера) и т. д.
В законодательном тексте может быть приведено краткое определение понятия «выделенного» субъекта. Например, в соответствии со ст. 19 Налогового кодекса РФ
налогоплательщиками признаются организации и физические лица, на которых в соответствии с Налоговым кодексом РФ возложена обязанность уплачивать налоги.
При первичной или вторичной номинации «выделенного» субъекта могут использоваться дискурсивные слова-маркеры. Примеры: каждый участник референдума обладает равным числом голосов (ст. 2 Федерального конституционного закона «О референдуме»); каждое лицо (вместо «каждый налогоплательщик» - М. Б.) должно уплачивать законно установленные налоги и сборы (ст. 2 Налогового кодекса РФ).
Следует также отметить, что если в определённом виде общественных отношений предусмотрено участие «выделенных» субъектов, выполняющих взаимозависимые функции, вместо наименований данных субъектов могут использоваться дискурсивные понятия «стороны», «участники», «лица, участвующие в качестве сторон», и т. п. При необходимости указания на иных адресатов, противопоставляемых «выделенным» субъектам, используются дискурсивные понятия «третьи лица», «иные лица». Примеры: стороны трудовых отношений (ст. 20 Трудового кодекса РФ); обязательство не создаёт обязанностей для лиц, не участвующих в нём в качестве сторон (то есть для третьих лиц - М. Б.) (ст. 308 Гражданского кодекса РФ); ответственность должника и иных лиц в деле о банкротстве (ст. 10 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)»).
Поскольку общей функциональной ролью как коллективных, так и индивидуальных адресатов является трансформация абстрактных правовых правил в конкретные действия, функционирование законодательного текста осуществляется через волю и сознание конкретного человека.
Всё кажущееся на первый взгляд многообразие реализации адресатом прав в конкретных действиях может быть сведено к трём основным поведенческим установкам, формируемым посредством законодательного текста и реализуемым в пространстве правоприменительного субдискурса: исполнение, использование и соблюдение [1, с. 245]. При исполнении адресат должен точно совершать те действия, которые предписаны ему правовой нормой, то есть точно реали-зовывать программу поведения, изложенную в законодательном тексте. При использовании адресат наделяется правом действовать или не действовать по своему усмотрению. Следует обратить внимание, что как только
адресат воспользуется предоставленной ему возможностью, автоматически меняется его поведенческая установка: с использования -на исполнение. При соблюдении адресат не совершает действия, которые запрещены законом («соблюдает закон»). Соблюдение можно назвать «пассивным исполнением», поскольку адресат исполняет закон, не выполняя определённые действия, то есть бездействуя.
Поведенческая установка на исполнение закона может быть мотивирована информацией о потенциальном, реальном или совершившемся наказании за какие-либо действия (штрафе, конфискации имущества, лишении звания, лишении свободы и др.). По мысли Д. Б. Низовцева, задачей наказания является «приближение поведения» адресата к определённому стандарту, при этом решается такая задача «помимо воли индивида» [10, с. 53].
Степень влияния на волю и сознание адресата может зависеть от стимулирующей функции, то есть от того, как посредством законодательного текста будут сформированы материальные и духовные стимулы поведения адресата (С. С. Алексеев, Е. Н. Лебедева, А. В. Малько и др.). К материальным стимулам относятся различные виды поощрений: заработная плата, пенсии, награждение почётной грамотой, присвоение государственных наград и т. д. В основе духовных стимулов - постановка личностно значимой или социально значимой цели: публичное признание заслуг, формирование патриотизма, развитие этноязыковой культуры и др. Благодаря стимулирующей функции обеспечивается контроль над поступками и поведением адресатов. По мнению Е. Н. Лебедевой, в качестве теоретической основы стимулирующей функции выступают такие философские категории, как «возможность», «дозволение», «свобода», которые создают у адресата заинтересованность в результате [7, с. 118].
Проблема восприятия законодательных текстов заключается, безусловно, и в том, что большинство людей, не имеющих отношения к юридической сфере, не видят разнообразных подтекстов закона (юридического, политического, экономического и др.), не воспринимают законодательный текст как правовой феномен, его сущностную основу и цель - построение определённой модели поведения в различных ситуациях юридического дискурса. Поэтому, например, объём информации, воспринимаемой адресатом, не обладающим юридическими знаниями, и объём информа-
ции, воспринимаемой специалистом в области права, различны. В этой связи приведём высказывание О. А. Крапивкиной о том, что «лицо, находящееся за пределами дискурсивного сообщества, не имея общего с субъектом-юристом контекста интерпретации, не может правильно раскрыть содержания» законодательного текста [6, с. 139].
Но даже несмотря на сформированные у адресата умения толковать законодательный текст, нет гарантии точного и однозначного понимания законодательного текста. В процессе восприятия адресатом законодательного текста может произойти преломление воспринимаемой информации и трансформация правовой семантики. Адресат, как неюрист, так и юрист, может не только «сузить» содержание текста и пределы применения правовой нормы, но и, наоборот, «расширить» это содержание, привнести новый смысл, которого не было в замысле законодательного текста, но который необходим адресату для создания полноты воспринимаемой правовой информации, завершённости и целостности коммуникативной ситуации в соответствующей сфере общественных отношений. При этом значимая с точки зрения адресанта законодательного текста информация может быть воспринята адресатом в качестве не имеющей определённой значимости, и, наоборот, менее значимая информация может быть воспринята в качестве наиболее значимой.
Заключение. Рассмотренные в статье виды и функциональные роли адресантов и адресатов законодательного текста, а также их обусловленность субъектным, объектным и процессуальным параметрами юридического дискурса вносят вклад в комплексное изучение мировоззренческих оснований создания и восприятия законодательных текстов. Показано, что с помощью языка как главного средства производства определённого правового содержания не только выражаются функциональные связи законодательного текста и юридического дискурса, но и формируется правовая идеология и правовое сознание российского общества.
Важные моменты, отмечаемые при рассмотрении темы исследования, могут быть учтены и способны оказать многообразное воздействие на экспертное лингвистическое сопровождение процесса законотворчества. В связи с чем проблема, рассмотренная в статье, актуальна не только для лингвистической и правовой теории, но и для формирующейся в настоящее время прикладной области знания - юридической лингвистики.
Список литературы
1. Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. Т. 1. М.: Юрид. лит., 1981. 360 с.
2. Батюшкина М. В. К вопросу о корреляции правовых и лингвистических знаний как основе формирования междисциплинарных экспертных установок, направленных на развитие правовой культуры (на примере экспертной деятельности, осуществляемой в рамках законодательного процесса) // Юридическая техника. 2016. № 10.
3. Бельдиян В. М., Батюшкина М. В. Введение в языковедение. Омск: ОТИИ, 2007. 298 с.
4. Золотарева А. Б. Отечественный законодатель срывает корпоративную вуаль // Право и экономика. 2015. № 2. С. 29-34.
5. Карасик В. И. Интерпретация дискурса: топик, формат, модус // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. 2015. № 1. С. 73-79.
6. Крапивкина О. А. Две грани дискурса - две ипостаси субъекта // Сиб. филол. журн. 2016. № 1. С. 137-143.
7. Лебедева Е. Н. Юридические поощрения в стимулирующей функции права // Право и управление. XXI век. 2015. № 3. С. 118-123.
8. Михайлов В. К. Должен ли федеральный законодатель определять основы правового статуса и деятельности регионального омбудсмена? // Российская юстиция. 2016. № 1. С. 58-61.
9. Нагога О. В. Особенности структуры законодательных текстов как форма выражения содержания правовых норм (на материале немецкого языка) // Вестн. Сарат. гос. юрид. акад. 2015. № 5. С. 237-242.
10. Низовцев Д. Б. Проблема власти в работах Мишеля Фуко // Вестн. Северного (Арктического) федер. ун-та. Сер. Гуманитарные и социальные науки. 2015. № 4. С. 49-57.
11. Парламентское право России / А. И. Абрамова, В. А. Витушкин, Н. А. Власенко [и др.]; под ред. Т. Я. Хабриевой; Государственная Дума Федерального Собрания РФ; Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. М.: Изд. Гос. Думы, 2013. 400 с.
12. Усков О. Ю. Качество закона обратно пропорционально скорости его принятия. Вниманию законодателя! // Законы России: опыт, анализ, практика. 2007. № 5. С. 88-97.
13. Юртаева Е. А. Язык закона и техника законотворчества в дореволюционной России // Журн. рос. права. 2009. № 11. С. 106-120.
Источники
14. Конституция Российской Федерации [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.duma.gov.ru/ analytics/publication-of-legal-department/2015/20_tri-08-15.pdf (дата обращения: 02.06.2016).
15. Основы законодательства Российской Федерации о культуре: утв. ВС РФ 09.10.1992 г. № 3612-1: в ред. закона от 01.12.2014 г. № 419-ФЗ // Рос. газ. 1992. 17 нояб. № 248.
16. О референдуме Российской Федерации: федер. конституционный закон от 28.06.2004 г. № 5-ФКЗ: в ред. закона от 06.04.2015 г. № 2-ФКЗ // Рос. газ. 2004. 30 июня. № 137-д.
17. Гражданский кодекс Российской Федерации: в ред. закона от 23.05.2016 г. № 146-ФЗ // Рос. газ. 1994. 8 дек. № 238-239.
18. Налоговый кодекс Российской Федерации: в ред. закона от 01.05.2016 г. № 130-ФЗ // Рос. газ. 1998. 6 авг. № 148-149.
19. Трудовой кодекс Российской Федерации: в ред. закона от 30.12.2015 г. № 434-ФЗ // Рос. газ. 2001. 31 дек. № 256.
20. О языках народов Российской Федерации: закон Российской Федерации от 25.10.1991 г. № 1807-1: в ред. закона от 12.03.2014 г. № 29-ФЗ // Ведомости СНД и ВС РСФСР 1991. 12 дек. № 50. Ст. 1740.
21. О несостоятельности (банкротстве): федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ: в ред. закона от 29.12.2016 г № 407-ФЗ // Рос. газ. 2002. 2 нояб. № 209-210.
22. О государственных языках Удмуртской Республики и иных языках народов Удмуртской Республики: закон Удмуртской Республики от 06.12.2001 г № 60-РЗ: в ред. закона от 10.04.2015 г № 15-РЗ // Изв. Удмуртской Республики. 2001. 18 дек. № 196.
23. О языках в Республике Саха (Якутия): закон Республики Саха (Якутия) от 16.10.1992 г № 1170-Х11: в ред. закона от 27.11.2015 г № 615^ // Якутия. 1992. 5 нояб. № 215.
24. О Регламенте Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации: постановление ГД ФС РФ от 22.01.1998 г. № 2134-11 гД: в ред. постановления от 26.02.2016 г. № 8391-6 ГД // Собр. законодательства РФ. 1998. № 7. Ст. 801.
Статья поступила в редакцию 11.10.2016; принята к публикации 15.02.2017
Библиографическое описание статьи -
Батюшкина М. В. Законодательный текст, его адресант и адресат // Гуманитарный вектор. 2017. Т. 12, № 2. С. 70-78. DOI 10/21209/1996-7853-2017-12-2-70-78.
Языковая картина мира
Marina V. Batyushkina,
Senior Consultant of the Department of Linguistic Expertise and Legislation Systematization, Legislative Assembly of Omsk Region (1 Krasny Put' st., Omsk, 644002, Russia), e-mail: [email protected]
Тext of Law, its Addresser and Addressee
The article focuses on the discussion of the terms "addresser" and "addressee" of the law text within the structure and the content of the juridical discourse. Special attention is given to the analysis of the relation between the concept of discourse, juridical discourse, legislative discourse, law enforcement discourse. The author expresses her point of view on the definition of discourse, juridical discourse, legislative discourse, law enforcement discourse. The text of law is defined as an intellectual form of interaction between the addresser and the addressee. The discursive status of the categories "the addresser" and "the addressee" is in question and their use in the juridical discourse as a means of influence on the audience is underlined. The main emphasis is laid on the fact that the specific communicative trend of juridical discourse is conditioned by particular addresser's and addressee's functions of the text of law. The article studies the main indications of subjectivity category in the law text. Moreover, it considers linguistic means for presentation of these indications, the language place in the course of creation of law is defined. Methodological base of the research is the provision of the theory of discourse, the theory of speech and the thought process. The set objectives were solved through the analysis of the effective legislation of the Russian Federation. The article analyses certain provisions of the Constitution of the Russian Federation. The provisions of the Constitution of the Russian Federation, affecting the formation of juridical discourse, are analyzed. Scientific article aims to discuss the problems posed by teachers, graduate and students. The conclusions reached by the author of scientific article can be used to conduct further research on this issue.
Keywords: juridical discourse, legislative discourse, law enforcement discourse, draft laws, addresser, addressee
References
1. Alekseev S. S. Obshchaya teoriya prava: v 2 t. T. 1. M.: Yurid. lit., 1981. 360 s.
2. Batyushkina M. V. K voprosu o korrelyatsii pravovykh i lingvisticheskikh znanii kak osnove formirovaniya mezhdistsiplinarnykh ekspertnykh ustanovok, napravlennykh na razvitie pravovoi kul'tury (na primere ekspertnoi deyatel'nosti, osushchestvlyaemoi v ramkakh zakonodatel'nogo protsessa) // Yuridicheskaya tekhnika. 2016. № 10.
3. Bel'diyan V. M., Batyushkina M. V. Vvedenie v yazykovedenie. Omsk: OTII, 2007. 298 s.
4. Zolotareva A. B. Otechestvennyi zakonodatel' sryvaet korporativnuyu vual' // Pravo i ekonomika. 2015. № 2. S. 29-34.
5. Karasik V. I. Interpretatsiya diskursa: topik, format, modus // Izv. Volgogr. gos. ped. un-ta. 2015. № 1. S. 73-79.
6. Krapivkina O. A. Dve grani diskursa - dve ipostasi sub»ekta // Sib. filol. zhurn. 2016. № 1. S. 137-143.
7. Lebedeva E. N. Yuridicheskie pooshchreniya v stimuliruyushchei funktsii prava // Pravo i upravlenie. XXI vek. 2015. № 3. S. 118-123.
8. Mikhailov V. K. Dolzhen li federal'nyi zakonodatel' opredelyat' osnovy pravovogo statusa i deyatel'nosti regional'nogo ombudsmena? // Rossiiskaya yustitsiya. 2016. № 1. S. 58-61.
9. Nagoga O. V. Osobennosti struktury zakonodatel'nykh tekstov kak forma vyrazheniya soderzhaniya pravovykh norm (na materiale nemetskogo yazyka) // Vestn. Sarat. gos. yurid. akad. 2015. №5. S. 237-242.
10. Nizovtsev D. B. Problema vlasti v rabotakh Mishelya Fuko // Vestn. Severnogo (Arkticheskogo) feder. unta. Ser. Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2015. № 4. S. 49-57.
11. Parlamentskoe pravo Rossii / A. I. Abramova, V. A. Vitushkin, N. A. Vlasenko [i dr.]; pod red. T. Ya. Khabrievoi; Gosudarstvennaya Duma Federal'nogo Sobraniya RF; Institut zakonodatel'stva i sravnitel'nogo pravovedeniya pri Pravitel'stve RF. M.: Izd. Gos. Dumy, 2013. 400 s.
12. Uskov O. Yu. Kachestvo zakona obratno proportsional'no skorosti ego prinyatiya. Vnimaniyu zakonodatelya! // Zakony Rossii: opyt, analiz, praktika. 2007. № 5. S. 88-97.
13. Yurtaeva E. A. Yazyk zakona i tekhnika zakonotvorchestva v dorevolyutsionnoi Rossii // Zhurn. ros. prava. 2009. № 11. S. 106-120.
Istochniki
14. Konstitutsiya Rossiiskoi Federatsii [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www.duma.gov.ru/analytics/ publication-of-legal-department/2015/20_tri-08-15.pdf (data obrashcheniya: 02.06.2016).
15. Osnovy zakonodatel'stva Rossiiskoi Federatsii o kul'ture: utv. VS RF 09.10.1992 g. № 3612-1: v red. zakona ot 01.12.2014 g. № 419-FZ // Ros. gaz. 1992. 17 noyab. № 248.
16. O referendume Rossiiskoi Federatsii: feder. konstitutsionnyi zakon ot 28.06.2004 g. № 5-FKZ: v red. zakona ot 06.04.2015 g. № 2-FKZ // Ros. gaz. 2004. 30 iyunya. № 137-d.
17. Grazhdanskii kodeks Rossiiskoi Federatsii: v red. zakona ot 23.05.2016 g. № 146-FZ // Ros. gaz. 1994. 8 dek. № 238-239.
18. Nalogovyi kodeks Rossiiskoi Federatsii: v red. zakona ot 01.05.2016 g. № 130-FZ // Ros. gaz. 1998. 6 avg. № 148-149.
19. Trudovoi kodeks Rossiiskoi Federatsii: v red. zakona ot 30.12.2015 g. № 434-FZ // Ros. gaz. 2001. 31 dek. № 256.
20. O yazykakh narodov Rossiiskoi Federatsii: zakon Rossiiskoi Federatsii ot 25.10.1991 g. № 1807-1: v red. zakona ot 12.03.2014 g. № 29-FZ // Vedomosti SND i VS RSFSR. 1991. 12 dek. № 50. St. 1740.
21. O nesostoyatel'nosti (bankrotstve): federal'nyi zakon ot 26.10.2002 № 127-FZ: v red. zakona ot 29.12.2016 g. № 407-FZ // Ros. gaz. 2002. 2 noyab. № 209-210.
22. O gosudarstvennykh yazykakh Udmurtskoi Respubliki i inykh yazykakh narodov Udmurtskoi Respubliki: zakon Udmurtskoi Respubliki ot 06.12.2001 g. № 60-RZ: v red. zakona ot 10.04.2015 g. № 15-RZ // Izv. Udmurtskoi Respubliki. 2001. 18 dek. № 196.
23. O yazykakh v Respublike Sakha (Yakutiya): zakon Respubliki Sakha (Yakutiya) ot 16.10.1992 g. № 1170-XII: v red. zakona ot 27.11.2015 g. № 615-V // Yakutiya. 1992. 5 noyab. № 215.
24. O Reglamente Gosudarstvennoi Dumy Federal'nogo Sobraniya Rossiiskoi Federatsii: postanovlenie GD FS RF ot 22.01.1998 g. № 2134-II GD: v red. postanovleniya ot 26.02.2016 g. № 8391-6 GD // Sobr. zakonodatel'stva RF. 1998. № 7. St. 801.
Received: October 11, 2016; accepted for publication February 15, 2017
Reference to the article -
Batyushkina M. V. Тext of Law, its Addresser and Addressee // Humanitarian Vector. 2017. Vol. 12, No. 2. PP. 70-78. DOI 10/21209/1996-7853-2017-12-2-70-78.
