А. С. Дыбовский,
кандидат филологических наук
О ПАРЛАМЕНТСКОЙ РЕЧИ В ЯПОНИИ
Парламентская речь привлекает внимание исследователя тем, что по ней можно судить о том, как говорит японская политическая элита, являющаяся составной частью элиты интеллектуальной. Консерватизм японского парламента как особого социального института, сосредоточение в нем лиц преимущественно зрелого и пожилого возраста, наличие довольно продолжительной истории парламентаризма обусловливают известную консервативность и даже архаичность парламентской речи. С этой точки зрения, японская парламентская речь представляет собой сферу языковой практики японцев, в которой сохранились уникальные языковые формы. Этика парламентской речи и формы парламентской риторики начали формироваться еще в эпоху Мэйдзи и до настоящего времени сохранили некоторые свои изначальные черты. Достаточно указать на суффикс вежливости кун, прибавляемый к фамилии (и имени) при наименовании парламентариями друг друга, или использование устаревших форм вежливого «глагола-суффикса» (А.А.Пашковский) масу — масуру, масурэ.
Парламент — место, требующее наибольшей официальности общения, максимального отвлечения от личных отношений политиков. Характерной особенностью парламентской речи является противоречие между устной формой осуществления и восприятия и ориентированностью на книжные (письменные) образцы речи, что связано в том числе и с необходимостью оглашать законопроекты, цитировать тексты законов, постановлений, международных соглашений, выступлений масс-медиа и высказываний самих депутатов и т.д.
Японский парламент — это институт с четко очертанными социальными функциями. Отчасти это обусловлено достаточно длительной историей парламентаризма в Японии, отчасти — жизненностью конфуцианских догматов, один из которых гласит: «Всему свое место». Как и вся жизнь японцев, деятельность парламента (в том числе и формы, в которых она протекает) строго регламентирована. Можно говорить и о стандарте парламентской речи, который, в свою очередь, определяется парламентской традицией и общими закономерностями публичной речи (см. предыдущую статью). Являясь носите-
лями парламентской традиции, депутаты пользуются приобретенными навыками парламентской риторики и за стенами парламента, в силу своего авторитета распространяя формы парламентской речи в качестве образцов ораторского искусства. Разумеется, существуют индивидуальные различия в речи депутатов, различия между речью представителей правительства и парламентариев, даже различия между речью членов палаты советников и членов палаты представителей. Так, речь представителей администрации в общем является более выдержанной, строгой, корректной, более вежливой, чем речь парламентариев. Депутаты палаты советников допускают больше вольностей, чем депутаты палаты представителей, что связано, вероятно, с их большей независимостью (срок их полномочий дольше). Японские парламентарии нередко обозначают членов правительства и даже премьер-министра не по должности, а при помощи местоимения аната, а члены правительства такой вольности себе, как правило, не позволяют: для обозначения депутатов они используют либо слова гиин «депутат» или иин «член комитета», либо слово сэнсэй. Сам премьер-министр, для обозначения которого существует специальное слово — со.ри (со:ридайдзин) «премьер-министр», выделяется среди прочих членов правительства только тем, что критикуется оппозицией более пристрастно. Его квалификация постоянно проверяется и поддерживается в ходе многочасовых ответов правительства на вопросы оппозиции во время традиционных слушаний по актуальным вопросам внутренней и внешней политики — сицуги (букв, «вопросы, запросы») в палатах парламента и их комитетах.
В общем парламентская речь в Японии характеризуется большой строгостью, правильностью, рутинным использованием наиболее вежливых оборотов речи. Постоянное повторение средств выражения вежливости (особенно в формах сказуемого) создает известную монотонность речи, делает последнюю чрезвычайно громоздкой, так как значительная часть речевого потока выполняет исключительно ритуальную функцию и не несет актуальной смысловой нагрузки. Простая мысль «я не знаю» принимает вид Ватакуси ва дзондзитэ ору вакэдэ годзаймасэн (22 февр., 95)1, «приложим все усилия» —Дзэн-рёку о цукуситэ маиру сёдзон дэ аримас (26 янв.,96), а «прошу рассказать о вашей решимости» по отношению к премьер-министру примет вид Сори но го-кэцуи но ходо о-кикасэ нэгаитай то омоимас (3 окт.,95). Другим примером стилистического усложнения речи, характерного не только для парламентской речи, но и для устной публичной речи вообще, является превращение слитных сочетаний имен с глаголом суру в обычные словосочетания глагола с прямым дополнением, скажем, кайсай-суру «проводить, устраивать, организовывать» превращается в кайсай о суру, где, глагол суру может быть заменен на свой вежливо-скромный эквивалент итасу, после чего словосоче-
тание приобретает вид кайсай о итасу. Примеры:... дзюмби но тамэно кайго: то иу но ва како: ёнкай кайсай о сарэтэ оримас (2 мар., 95) «Подготовительные встречи в прошлом проводились четыре раза»;..-ватакуси ва соко мадэ хааку о итаситэ оримасэн (Р.Хасимото, янв.,96) «Я не владею (информацией) до такой степени».
Смелый, оригинальный оратор — большая редкость: господство традиционных форм приглушает индивидуальность. И в этой области срабатывает доминанта японской культуры, в соответствии с которой поведение индивида ограничивается жесткими рамками традиции, которая требует от индивида быть таким, как все. Поэтому речь сильно обезличена, небогата всем тем, что может нести отпечаток индивидуальности — метафорами, сравнениями, аллегориями и т.п. На произвольно взятом 30-часовом отрезке видеозаписи парламентских дебатов нами было зафиксировано всего три образных выражения: снижение налогов накануне парламентских выборов было названо демонстрацией сладкого пряника (амай каси) перед глазами избирателей; действия правительства по решению проблемы обанкротившихся компаний (дзю:сэн), работавших в области финансирования жилищного строительства, описывались в терминах спасения реанимационного больного с использованием выражений типа «давать обезболивающее», «ставить грелки», «делать уколы» и т.д.; наконец, состояние и перспективы развития японского общества обсуждались в парадигме времени суток (нихон ва нандзи, нампун), в то же время шаблонная аргументация типа «это непонятно народу», «народ не сможет с этим согласиться», «народ будет радоваться», «слушайте голос народа» встретилась около 20 раз, а лексемы кан-со:, кимоти, связанные с чувственным восприятием происходящего, — 5
раз2.
Творчество наблюдается в направлении, соответствующем общей тенденции развития эстетических пристрастий, в частности в использовании западных заимствований, преимущественно американизмов. Если провести параллель с речью российских парламентариев, то можно сказать, что в парламентской речи Японии нет ни крайнего косноязычия (речь губернатора Приморья Е. Наздратенко), ни яркой индивидуальности (речь В.Жириновского, Г. Явлинского, В. Лукина). Для японского парламента характерны меньший разброс противоположностей, меньшая степень отклонения от стандарта официального публичного общения.
Архаичность японской парламентской речи проявляется в использовании элементов языка, ушедших на периферию и редко (или никогда не) встречающихся в других сферах применения японского языка. Из единиц грамматического уровня кроме восходящих к бунго элементов типа номинарадзу «не только, но и...»,...дзару о энай «не может не...»; иэдомо «несмотря на то, что... » в парламентской речи
довольно часто встречаются старые формы вежливого «глагола» масу— масуру, масурэ, которые начали выходить из употребления уже в эпоху Эдо3, но до сих пор изредка встречаются в официальной торжественной речи. Примеры: има мадэ но найкаку ни окимаситэ мо коннити ватакусидомо га ситэки итаситэ оримасуру мондай о мэй-мэй-хакухакуни ситэки о си, соситэ сэйфу но кэйкаку о кийтэ иру н дэс ё...(2 нояб., 95) «И при прежних кабинетах министров мы ясно и понятно очертывали проблему, о которой я говорю сейчас, и выслушивали (разъяснения) о планах правительства»; Токуни сангиин но ёсан иинкай дэ окимасуру има мо.симасита нинэн маэ но иинкай дэ дэс нэ...{2 нояб., 95) «В частности, на заседании Комитета по бюджету, заседании двухлетней давности, о котором я только что говорил...»; Сю:кё: но нака ни кивамэтэ хэйсатэкина, ару иттэй но синдзя, иттэй но моно сика ирэнай сисэцу мо аримасурэба дзиндзя но ё:на нидзю:ёдзикан дарэ га китэ мо ёросий то иу кивамэтэ хиракикитта сисэцу мо годзаймас (24 янв., 96) «Среди религизных организаций есть и чрезвычайно закрытые, не допускающие никого, кроме своих адептов, есть и подобные синтоистским храмам, в которые может приходить каждый двадцать четыре часа в сутки»; Ситагаимаситэ коно сэйхо.сей о тамотеру ё:на кэкка га дэмасурэба коно хэнко: га кано: то наримас га...(30 янв.,96) «Следовательно, если будут получены результаты, отражающие данную закономерность, то указанное изменение станет возможным» .
Достаточно архаичным представляется и значение суффикса вежливости кун, используемого при обозначении парламентариями друг друга. В некоторых новых словарях это парламентское кун не всегда строго отграничивается от суффикса кун разговорного языка4, поэтому представляется необходимым вкратце коснуться истории вопроса.
Традиция обозначать собеседника при помощи присоединяемого к фамилии суффикса кун существовала еще во времена сёгуната Токугава. Наряду с употреблением местоимений кими «ты» и боку «я» суффикс кун в значении, близком к современному, получил распространение у школяров первых лет Мэйдзи. В то же время суффикс кун стал употребляться в публицистике подобно современному си «г-н», что и вошло в анналы японского парламентаризма5. Интересно, что Дои Такако, бывшая председателем палаты представителей с августа 1993 г. по сентябрь 1996 г., избегала называть коллег-депутатов, при помощи этого специфического парламентского словечка. Возможно, причиной этого послужили современные ассоциации: в женской речи суффикс кун используется по отношению к лицу мужского пола только в том случае, если последний либо значительно младше по возрасту (учительница — школьник), либо младше по возрасту и занимает более низкое служебное положение. Преодолеть такие ас-
социации преставительнице «слабого» пола оказалось невозможным. Поэтому суффикс кун в речи Дои Такако был заменен на сан.
Наиболее заметна архаичность парламентской речи в употреблении лексики. Часто встречаются книжные труднопонятные без соответствующих иероглифов слова типа сёдзон «чья-то мысль, чье-то мнение»; сёкэн «мнение, взгляд»; хаймэй суру «получить назначение; кэнсан суру «изучать, серьезно заниматься»,а также связанные с выражением вежливости глаголы тамавару «быть удостоенным получения»; укэтамавару «слушать, слышать»; хайкэн-суру «с почтением смотреть» хайтё: суру «с почтением слушать» и прочие. Примеры: Кэцуи о ситэки сита то иу фу.ни го-рикай о тамаваритай то омоимасу (Т.Мураяма,9 мар., 95); ...го-сёкэн о укэтамаваривай (1мар., 96) «Хотелось бы услышать ваше мнение»; Конго то мо хисайся но дзю:таку какухо ни иссо: цутомэтэ маиру сёдзон дэ аримас (20 янв., 95) «Впредь будем прилагать еще большие усилия для обеспечения жильем пострадавших от стихийного бедствия».
К неязыковым знаковым архаизмам относится церемониал поклонов: выходя к трибуне, депутаты кланяются председателю и
залу6.
На другом полюсе словаря парламентской речи находятся западные заимствования, которые являют собой модерн в области японской языковой эстетики и начинают употребляться все шире и в парламентской речи, ср.: Сорэ о иппан симин ню.кинся га ню:сю дэкиру ё:на катати дэ дисукуро.дзя то иу моно ни субэки да то кангаэтэ оримасу (Р.Хасимото, 16 дек.,96) «Думаю, что (эту информацию) необходимо открыть в такой форме, чтобы она была доступна рядовым вкладчикам»;... кантан ни акусэ.судэкиру ка...(27 янв.,95) «Можно ли свободно получить доступ (к этой информации. — А.Д.)?»\...сэкай кэйдзай но бо.да.рэсука (Р.Хасимото, 24-25 янв.,97) «Выход экономики за пределы государственных границ»; Софуто рандингу о сасэ-накя икан то омоун дэсу (24-25 янв., 97) «Необходимо осуществить мягкую посадку (о выходе из кризиса, связанного с банкротством ряда крупных компаний. — А.Д.); О:му синрикё: о хитоцу но кэ:су сутади то ситэ ториагэта (нояб.,95) «Рассматривали секту «Аум» как один из прецедентов». Некоторые новые термины уже не имеют заменителей из китайского слоя лексики, ср.;консэнсасу «консенсу», попуризму «популизм».
Присутствие новых западных заимствований в речи расценивается как признак просвещенности, образованности и широты кругозора. Использование специальной терминологии из области внешней торговли, банковского дела, финансов, международных отношений воспринимается как показатель квалификации и компетентности того или иного политика. Частота употребления и широта распространения западных заимствований в парламентской речи все еще много меньше, чем в других сферах применения японского языка.
Для публичной речи в Японии издавна были характерны некатегоричность, неопределенность, расплывчатость, туманность, уклончивость. Несмотря на очевидное влияние европейской риторики, ставящей во главу угла лаконичность, логичность, простоту и понятность речи, традиция выражать свое мнение в некатегоричной, ненавязчивой, императивно смягченной, многословно-обтекаемой, синтаксически усложненной форме все еще сохраняется, ср.: Ватакуси ва коно мондай ва дэс нэ...Куринтон хо.нити но баай ни сакэтэ то:рэнай мондай ни наттэ китэ ору дэ ва най ка, корэ мадэ то ва тигау нитибэй канкэй то иу моно га ё:сэй сарэтэ ору дэ ва най ка то иу нинсики о итаситэ оримаситэ цуёку сэйфу ни мондай но тэйки, канки о ситэ окитай то дзондзимас (янв.,96) «Я думаю, что эту проблему никак не обойти в случае визита Клинтона в Японию, я осознаю, что настоятельно необходимы новые отношения между Японией и США, и хочу остро поставить эту проблему перед правительством»; Коно кинъю: сисутэму то иу моно о сайкэн си, синрай о кайфуку ситэ юкимас уэ ни ва фурё сисан но сёри то иу мондай ва сакэтэ то.рэнай кадай дэ аримас си, соно нака ни окэру сё:тё:тэкина мондай то ситэ но дзю:-сэн но сёри иу моно ва ватакусидомо ва корэ идзё: сакинобаси ни дэкиру мондай дэ ва най ка то кангаэтэ оримас. Соно нака ни окэру гиригири но сэнтаку иу моно га конкай го-тэйдзи о итасимасита кан-гаэката дэ ари, соно гирон но дзикан но кэйка но нака дэ дзё.хо: кайдзи га окурэмасита кото ва оваби о мо.сиагэмас си, сэйфу то ситэ ва коккай га кайсай сарэмас мадэ ни мо дэкиру кагири но сирё: но тэйсюцу ни цутомэтэ маитта цумори дэ аримас га, хо.тэкина си-кин о то.ню: итасимас идзё: соно мотомэрарэру сирё: то иу моно ни ва сайдайгэн варэварэ ва о.дзитэ ику сэкинин га аро: ка, соно ё:ни кангаэтэ оримас (Р.Хасимото, янв., 96) «С точки зрения перестройки финансовой системы и
восстановления доверия (к системе финансов Японии. — А.Д.), неизбежной проблемой является вопрос о приведении в порядок сомнительных финансовых обязательств (букв. — плохого имущества). Проблема ликвидации финансовых компаний, специализирующихся на жилищном строительстве, являющаяся квинтэссенцией вопроса, по нашему мнению, никак не может долее откладываться. В этот раз я уже изложил свои соображения относительно крайней ограниченности возможностей выбора при решении этой проблемы и приношу свои извинения парламентариям за то, что во время обсуждения проблемы произошли задержки с предоставлением необходимой информации. Вместе с тем, я полагаю, что правительство и до созыва парламента делало все возможное для предоставления необходимой информации, и поскольку на решение проблемы будут направлены бюджетные средства, то я считаю, что нашим долгом является максимально откликнуться на требования по предоставлению необходимых материалов. Вот каково мое мнение».
Кроме указанных моментов в последнем высказывании Р.Хасимото обращает на себя внимание частое повторение рутинно-речевого фрагмента то иу моно, выполняющего подчеркивающе-выделительную функцию.
Для парламентской речи характерно и присутствие специфических фигур бюрократического языка, когда отсутствие полноценного содержания скрывается за внешне приличными обтекаемыми выражениями. Например, выражение кэнто: суру «рассмотрим» употребляется в том случае, когда следовало бы сказать, что в данном направлении ничего предприниматься не будет, выражения тэккакуна со:ти о тору «принять надлежащие меры»; тэкисэцу ни тайо: суру «реагировать надлежащим образом» употребляются, чтобы не говорить, что конкретные меры для решения проблемы неизвестны, выражение то:бун но кан «в течение определенного периода времени» используется, когда конкретные сроки либо неизвестны, либо их вообще невозможно установить и т.д., наример: Ёрон но до.ко: ни тай-ситэ ватакуситати дзисоку ни, тэккакуни о:то суру но ва варэварэ-сэйдзика но цутомэ дэ ару мадзу кихонтэкини со: омоимас (ответ министра просвещения Симамуры в правительства Мураямы на вопрос о том, как правительство реагирует на изменения общественного мнения; 2 нояб., 95).
Парламентская речь довольно бедна выразительными средствами. Наиболее универсальными из них являются интонация, темп, смена тембра голоса, жесты, мимика и телодвижения. В качестве языковых средств выразительности часто используются повторы — слова, конструкции, формы сказуемого (за неимением места примеры опускаем).
В качестве специфически японского средства повышения выразительности речи можно назвать использование он-ного чтения иероглифа там, где в разговорной речи обычно используется кун-ное, ср.: Нитигин но сэкинин ва кивамэтэ дай то ивадзару о энай (14 окт.,96) «Приходится признать что ответственность Японского банка огромна» (дай вместо о:кий); Оссяру то:ри то.бун но кан ва маса ни то.бун но кан дэ накэрэба икэнай то иу фу: ни омоттэ иру вакэ дэ аримас (сент.,95)»Как вы говорите, выражение «временно» должно подразумевать именно «временно»(кан используется вместо айда)7. Был замечен также один случай последовательной редупликации морфем в атрибутивном слове китайского происхождения: мэйхаку-ни «ясно» — мэймэйхакухаку-ни «ясно и понятно». Как видим, в парламентской речи все еще активно применяются выразительные приемы, основанные на использовании элементов китайского происхождения.
Итак, парламентская речь представляет собой весьма специфическую сферу коммуникации на японском языке, в которой обнаруживается целый ряд своеобразных моментов в плане соотношения
архаики и модерна, употребления форм вежливости, рутинных языковых элементов, бюрократического жаргона, своеобразных риторических приемов. При всей ее консервативности и в парламентскую речь проникает все большее количество западных заимствований, начинают править бал императивы европейской риторики.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Материалом для настоящей статьи явились видеозаписи телевизионной трансляции заседаний японского парламента за 1995—1997 гг.
2 За термином кокумин (народ) скрывается своеобразная идеологема парла ментской риторики. Интересно, что ни парламентарии, ни правительство в это поня тие не включаются, этим понятием обозначаются избиратели, т. е. люди, непосред ственно политикой не занимающиеся, чьи интересы политики призваны представлять и защищать.
3 Коносима Масатоси. Кокуго дзёдо:си но кэнкю:// О:фу:ся// Токио, 1973.
С. 438-439.
4 Нихонго дайдзитэн//Второе издание//Ко:данся//Токио, 1995. С. 638.
5 Подробнее об этом см. Окуяма Рокуро. Нихондзин то кэйго/Докиодо://Токио,
1972, С. 135-139.
6 Те же поклоны забавно выглядят в программах новостей, когда ведущему кланяться приходится из положения сидя.
7 Это соответствует общей тенденции, в соответствии с которой китаизмы имеют более высокое стилистическое звучание, чем исконно японская лексика.
A.Dybovski
Some Notes about Parliamentary Speech in Japan
Abstract
Parliamentary speech is a very conservative part of communication in Japan and some archaic elements of Japanese Language can be found in it, such as the honorific suffix kun, corresponding to the modern si in public speech, old forms of honorific verb masu - masuru, masure, and forms of polite speech, as well as old character-based Chinese loan-words, that shifted to the periphery of the language in everyday speech, etc. On the other hand, even into this area penetrate some West-European loan-words, the use of which is commoly considered as a sign of enlightenment, high qualification, good education and wide range of interests.
Parliamentary speech is not rich in metaphorical sayings and rather poor in individual forms of expression. A lot of routine formal elements can be observed, as well as a high similarity in Diet Members' individual speech style. So, even in the speech of the most developed individuals of Japanese society there is a certain lack of personality, and we can say that the personality is sacrificed in favor of common values.
In spite of the borrowing of some European rhetorical elements, traditional speech features, called in Japanese aimai, can be found in frequent use of non-categorical forms, in long phrases with a very complicated syntactical structure of sentence and some routine speech forms.