CC BY
12
Научная статья УДК 008
DOI 10.52070/2542-2197_2022_8_863_152
О некоторых аспектах идентичности военнослужащих в культуре России Х1Х-ХХ1 веков
И. В. Леонов1, И. В. Кириллов2
1,2Санкт-Петербургский государственный институт культуры, Санкт-Петербург, Россия
1ivaleon@mail.ru
2os84@yandex.ru
Аннотация. Культурная идентичность, будучи многогранным явлением, находит свое проявление в различных
социокультурных слоях и локациях. Одной из сфер, устойчиво определяющих формы идентичности, является военная культура. Семиосфера военной идентичности содержит ряд маркеров, включая военно-событийные, которые формируют ее основу. Указанные маркеры достаточно четко проявляются в военной культуре Нового и Новейшего времени и продолжают проявляться в наши дни.
Ключевые слова: идентичность, морфология идентичности, военная культура, военно-событийные маркеры идентичности, Российская армия
Для цитирования: Леонов И. В., Кириллов И.В. О некоторых аспектах идентичности военнослужащих в культуре России Х1Х-ХХ1 вв. // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022. Вып. 8(863). С. 152-159. DOI 10.52070/2542-2197_2022_8_863_152
Original article
On Some Aspects of the Identity of Military Personnel in the Culture of Russia of the 19th-21st Centuries
Ivan V. Leonov1, Igor V. Kirillov2
1,2St. Petersburg State Institute of Culture, St. Petersburg, Russia
1ivaleon@mail.ru
2os84@yandex.ru
Abstract.
Keywords: For citation:
Cultural identity, being a multifaceted phenomenon, finds its manifestation in various socio-cultural layers and locations. One of the spheres that steadily form the corresponding forms of identity is military culture. The semiosphere of military identity contains a number of markers that form its basis, including military event markers. These markers have been quite stable in military culture during the New and Modern times, including our days.
identity, morphology of identity, military culture, military event markers of identity, Russian army
Leonov, I. V., Kirillov, I. V. (2022). On some aspects of the identity of military personnel in the culture of Russia of the XIX-XXI centuries. Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 8(863), 152-159. 10.52070/2542-2197_2022_8_863_152
ВВЕДЕНИЕ
В последние годы в рамках отечественной социо-гуманитарной науки наблюдается интерес к изучение феномена военной культуры. Природа войн и иных вооруженных конфликтов существенно противоречит ценностно-смысловым установкам культуры в ее аксиологической интерпретации, между тем вооруженные конфликты выступают чрезвычайно устойчивым аспектом истории и значимым проявлением человеческой активности, - в связи с чем изучение указанного явления представляется весьма актуальным. Под «военной культурой» авторы статьи понимают «сложный феномен, основанный на особых мировоззренческих, ценностно-смысловых и поведенческих установках, сложившихся в конкретных историко-культурных обстоятельствах бытования того или иного социума, связанного с войнами и вооруженными конфликтами» [Леонов, Прокуденкова, Кириллов, 2020, с. 74].
Проблематика военной культуры анализируется в рамках многих дисциплин, в частности в рамках истории (включая военную историю), антропологии (в том числе в рамках такого формирующегося направления,как военная антропология), культурологии, социологии, психологии, политологии, конфликтологии, этнографии и этнологии и др. Сложность объекта изучения также предполагает использование инструментария различных теоретико-методологических подходов.
Вопрос об идентичности чрезвычайно важен для всех членов общества, в том числе и для военнослужащих. Идентичность является многомерным и структурно сложным явлением, выступающим в качестве смыслообразующего центрального элемента личности и социума. «Идентичность обусловлена психологической потребностью человека в упорядочивании представлений о себе и своем месте в картине мира, подсознательном стремлении к преодолению разрыва первоначального синкрезиса, к обретению тождества с окружающим миром, которое достигается в замещенных формах <...> посредством интеграции в культурно-символическое пространство локальных образований» [Малыгина, 2005, с. 4]. Обретая военную идентичность, индивидуум включается в военное сообщество на основе осуществления соответствующей деятельности и начинает устойчиво идентифицировать самого себя как составляющую конкретной воинской части, рода войск, вида вооруженных сил, к которым он принадлежит, и армии в целом. Стоит также отметить, что пребывание в военной среде требует от человека выработки определенных ментальных установок и личностных качеств.
Все «слои» военной идентичности - уровень конкретных воинских частей, соединений
и объединений, уровень родов войск (пехота, кавалерия, артиллерия, воздушно-десантные войска и др.), уровень видов вооруженных сил (сухопутные войска, военно-морской флот, авиация), уровень вооруженных сил в целом - имеют определенные маркеры, которые закрепляются в семиосфере военной культуры. Семиосфера военной культуры конкретного государства содержит множество зна-ково-символических аспектов, которые зачастую глубоко укоренены в соответствующей национальной культуре и почитаемы ее носителями. К подобным знакам, например, относятся воинские знамена (которые выступают в качестве объединяющего и идентификационного знака и имеют сакральное значение), военные марши, форменная одежда со знаками различия, ордена, медали и иные награды. Семиотически окрашены различные воинские ритуалы, например ритуал принятия присяги.
Ряд маркеров военной идентичности весьма многообразен и включает, в частности, маркеры, обозначающие принадлежность к определенной локации; выступающие в роли маркеров специфические элементы униформы, не привязанные к конкретным событиям (голубые береты ВДВ, краповые береты внутренних войск) и т. п. Помимо прочего, в качестве значимых структурных компонентов военной семиосферы выступают военно-событийные маркеры, которых могут появиться у отдельных воинских частей и соединений вследствие их боевых достижений и проявленной храбрости в конкретных сражениях либо военных кампаниях. Указанные маркеры, в частности, могут выражаться в присвоении части статуса гвардейской, что ставит ее выше «ординарных» армейский полков; в особенностях наименования частей и соединений (в нашей стране широко распространена практика присвоения отличившимся полкам и дивизиям почетных наименований); в особенной униформе, присвоенной части либо соединению в качестве награды, и т. п. Данные маркеры могут выражаться и в неформальных аспектах военной культуры (полковые традиции, различные истории и мифы, связанные с конкретной частью, и т. д.). Военно-событийные маркеры в рамках европейских военных культур (в том числе и российской военной культуры) выступают как аспект идентичности тех или иных воинских частей и соединений («Все таковые отличия имеют одно общее качество - они объединяют всех в армии» [Орлов, 1914, с. 43]).
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Один из самых известных в отечественной истории военно-событийных маркеров идентичности
воинской части - павловские гренадерки. История этих шапок такова. В 1807 году, после неудачного сражения с войсками Наполеона Бонапарта под Фридландом, Павловский полк на протяжении многих часов под шквальным огнем неприятеля прикрывал отход русской армии и проявил при этом исключительный героизм и самопожертвование. Чтобы отметить мужество павловцев, император Александр I повелел «в почесть оного полка ныне состоящие в нем шапки оставить в нем в том виде, в каком сошел он с места сражения, хотяб некоторые из них были повреждены; да пребудут они всегдашним памятником отменной его храбрости» [Об оставлении шапок Павловского гренадерского полка ... 1830, с. 29]. Позже царь приказал вычеканить «на простреленных шапках имена тех нижних чинов, кои вынесли их с собою с поля сражения <...> для сохранения навсегда памяти сих заслуженных воинов.» [О вычеканении в Павловском гренадерском полку ... 1830, с. 1268]. С той поры и вплоть до революционных потрясений начала XX века простреленные гренадерские шапки (числом 532) хранились в Павловском полку и стали его отличительным знаком. Несколько павловских гренадерок уцелели до наших дней, их можно увидеть в Петербурге в экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи и в Государственном мемориальном музее А. В. Суворова, а также в Пермском краеведческом музее. Гренадерки не только бережно сберегались в полковом музее, но и являлись - при всех переменах в обмундировании полка - частью его парадной формы (в обычной жизни полка использовались их копии).
Павловские шапки стали одним из символов русской гвардии, они были воспеты А. С. Пушкиным в поэме «Медный всадник»:
Лоскутья сих знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.
Павловские гренадерки выступали объектом исторического мифотворчества - бытовала легенда, что Наполеон, потрясенный мужеством русских солдат, повелел собрать на поле боя простреленные гренадерские шапки и впоследствии торжественно передал их русскому императору. Павловцы с большим пиететом относились к своим «шрами-рованным» гренадеркам, украшенным двуглавыми орлами на щитах, вензелями государей, андреевскими звездами и знаками «За отличие»: «Каждый павловец всякий раз, надевая историческую шапку, невольно вспомнит своих боевых предков, товарищей и начальников, как и тех, кто нашел в бою под Фридландом славную смерть свою, равно и тех,
кто в таких же гренадерских шапках в эту памятную ночь "сходил с поля сражения", уступая с боя каждый шаг, вызывая удивление и восторг своих и противников. Есть что вспомнить; есть тут, что стоит гордости: воспоминания славные, гордость законная.» [Орлов, 1914, с. 7].
Простреленные гренадерки выделяли павловцев из общей массы русской гвардейской пехоты. Вот описание парада 1904 года на Марсовом поле в Санкт-Петербурге: «Монотонность черных барашковых шапок нарушена: идет лейб-гвардии Павловский полк в своих столетних гренадерских шапках, медные щиты которых, многие - простреленные, видели поля сражений у Чарнова, Насельска, Пултуска, Прейсиш-Эйлау, Линденау, Фридланда, Клястиц, Смоленска, Полоцка, Бородина, Тарутина, Малоярославца, Красного, Люцена, Бауцена, Дрездена, Кульма, Госсы, Лейпцига, Ла-ротьера и одинаково сияли в бою под Парижем и при вступлении союзных войск в столицу Франции, а позже и под стенами осажденной Варны и мятежной Варшавы» [Потоцкий, 1967, с. 10]. Примечательно, что павловские шапки повлияли на Строевой устав русской армии, создав в нем «узаконенное исключение»: «После того, как Павловскому полку пожалованы были гренадерки, в этом полку утвердился обычай на всех парадах и смотрах при прохождении церемониальным маршем держать ружья «на руку», как держали их павлов-цы под Фридландом, действуя и при отступлении больше штыком и прикладом» [Орлов, 1914, с. 50]. Этот обычай также отличал павловцев от других полков: «Однообразие форм нарушал только Павловский полк, проходивший в конусообразных касках эпохи Фридриха Прусского и по традиции, заслуженной в боях, с ружьями наперевес» [Игнатьев, 1951, с. 92].
Дореволюционная русская армия обладала развитой системой коллективных наград, которые присуждались воинским частям за отличия в боях и в ряде случаев выступали как значимые маркеры идентичности той или иной части. Эта система включала, в частности, «наградные знамена и штандарты, наградные трубы, особые металлические знаки с почетными надписями на головные уборы офицеров и нижних чинов, золотые петлицы на офицерские мундиры в отличившихся артиллерийских подразделениях» [Дуров, 1987, с. 557]. Также отличившийся армейский полк мог быть преобразован в гренадерский (а заслуженный гренадерский полк - в гвардейский); полку могло быть пожаловано право использовать во время прохождения торжественным маршем особого гренадерского барабанного боя [Дуров, 1987]; почетными полковыми шефами могли быть назначены члены российского императорского
дома либо монархи союзных государств и т. д. Старые заслуженные полки Русской императорской армии (такие, например, как Апшеронский полк) обладали к началу 1917 года впечатляющим количеством коллективных наград [Богуславский, 1892, с. 27]. Одной из таких наград у апшеронцев были красные отвороты на голенища сапог - в память Ку-нерсдорфского сражения (1759), во время которого апшеронцы буквально стояли по колено в крови.
Следует отметить, что для военной культуры Новейшего времени характерна тенденция на нивелирование как отдельных военнослужащих, так и целых частей и соединений. Указанная тенденция проявлялась, например, в стирании внешних различий в униформе, в стремлении одеть всех солдат в одинаковые шинели (в то время как еще в XIX веке в европейский армиях зачастую каждый полк имел оригинальную униформу, хотя бы парадную), снарядить одинаковыми винтовками и предметами амуниции, в установке на стирание имен собственных у частей и соединений и преобладание различных форм нумерации и т. п. Но человеческая природа упорно сопротивлялась подобной унификации; представители военной сферы неизменно пытались индивидуализировать себя. Во многих случаях и высшее государственное руководство обращало внимание на данные аспекты, понимания их важность. В нашей стране военно-событийные маркеры идентичности у отдельных воинских частей и соединений продолжали появляться и в XX веке.
Октябрьская революция 1917 года стала для отечественной военной культуры настоящим потрясением. Старая русская армия была ликвидирована. В последующие десятилетия в военной сфере (подобно иным отраслям культуры) происходили радикальные перемены, которые порой принимали тектонические масштабы. Вновь образованная Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА) не позиционировала себя как правопреемницу прежней армии и в первые десятилетия своего существования стремилась дистанцироваться от многих элементов российской воинской традиции. Указанная тенденция проявлялась и на уровне знаков и символов. Были расформированы все полки старой русской армии со свойственными им отличиями и коллективными наградами.
Однако уже в 1918 году, в первые же месяцы существования РККА, начинает формироваться советская наградная культура, в том числе появляются и коллективные награды, первой из которых стало Почетное революционное Красное знамя. В 1918-м же году первое соединение Красной Армии получило почетное наименование - речь идет о присвоении Симбирской пехотной дивизии наименовании «Железная» (впоследствии 24-я мотострелковая
Самаро-Ульяновская, Бердичевская ордена Октябрьской Революции, трижды Краснознаменная, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железная дивизия - одно из наиболее заслуженных соединений Советской Армии). Наименование «железная», помимо прочего, можно «считывать» и как отсылку к дореволюционной военной культуре, к 4-й стрелковой дивизии Русской императорской армии, которая имела такое же почетное название (неофициальное, но очень устойчивое и широко известное в военной среде и в обществе в целом). Также следует упомянуть легендарную 25-ю стрелковую дивизию им. В. И. Чапаева. Имевшееся у этого соединения почетное наименование отсылало не только к персоне легендарного красного командира, но и к определенным событиям Гражданской войны, широко известным носителям советской культуры, а потому это наименование вполне может быть -хотя и с некоторой долей условности - причислено к военно-событийным маркерам. (Указанный пример показывает, что приведенные выше типы маркеров военной идентичности носят сложный характер, и далеко не всегда конкретное явление может быть однозначно отнесено к одной из групп.)
С 1918 до 1941 год многие части и соединения РККА получали почетные наименования, которые индивидуализировали их, но в большинстве случаев это были маркеры политико-идеологического свойства, не привязанные к конкретным военным событиям и не свидетельствующие о заслугах полка или дивизии (так, 1-я кавалерийская Запорожская дивизия Червонного казачества получила имя французской компартии, 4-я стрелковая Смоленская дивизия стала дивизией «имени германского пролетариата», 30-я Иркутская территориальная дивизия - дивизией имени ВЦИК и т. д.)
Советская наградная культура (в том числе и культура коллективных наград) получила развитие в годы Великой Отечественной войны, в ходе которой многие части и соединения РККА и РККФ проявили воинское мастерство и героизм. В 1941 году в Красной Армии появился институт гвардии. С 1943 года соединения и части действующей армии и Военно-морского флота награждали орденами. Возникли (и получили распространение и развитие) и иные способы поощрения войск [Штеменко, 1975, с. 448-459] - поздравительные приказы Верховного Главнокомандующего (с упоминанием в них наиболее отличившихся частей и соединений и их командиров) и салюты в честь крупных военных успехов и добившихся их войск. Также в 1943 году появилась практика присвоения частям и соединениям, отличившимся при взятии того или иного населенного пункта, почетных наименований в честь этого города. Так
в Красной Армии появились дивизии: Воронежские, Курские, Харьковские, а впоследствии и Варшавские, и Берлинские. До сих пор в Вооруженных силах РФ существуют части и соединения, которые сохранили боевые отличия, полученные в годы Великой Отечественной войны - назовем, к примеру, 45-ю артиллерийскую Свирскую ордена Богдана Хмельницкого бригаду большой мощности; легендарную 150-ю мотострелковую Идрицко-Берлин-скую ордена Кутузова дивизию (ту самую, бойцы которой подняли знамя Победы над рейхстагом); 90-ю гвардейскую танковую Витебско-Новгород-скую дважды Краснознаменную дивизию; 80-ю Витебскую Краснознаменную, ордена Александра Невского бригаду управления; 61-ю отдельную Киркенесскую Краснознаменную бригаду морской пехоты Северного флота. Подобные соединения есть и в вооруженных силах некоторых других государств постсоветского пространства, например в Белоруссии (19-я отдельная гвардейская механизированная Николаевско-Будапештская Краснознаменная, ордена Суворова бригада; 116-я гвардейская Радомская Краснознаменная штурмовая авиационная база) и Киргизии (8-я гвардейская мотострелковая Режицкая ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Суворова дивизия имени Героя Советского Союза генерал-майора И. В. Панфилова). До недавнего времени части и соединения, имеющие отличия, полученные в советское время, сохранялись и в вооруженных силах Украины, однако в 2015 году они были лишены всех этих «атавизмов»1.
Для современного Российского государства характерна установка на историко-культурную преемственность разных эпох. Указанные тенденции проявляются и в наградной сфере, в том числе и в обасти коллективных наград. В высшей степени показательно, что одновременно с восстановлением ордена Св. Георгия Победоносца (и награждением им военнослужащих, начиная с 2008 года) возобновились и награждения орденами Суворова, Кутузова, Нахимова и, в частности, состоялось награждение ими некоторых частей, соединений и объединений Вооруженных сил РФ, например: 76-я гвардейской десантно-штурмовой Черниговской Краснознаменной дивизии2; Рязанского гвардейского высшего воздушно-десантного дважды Краснознаменного командного училища
1 Указ Президента Украни в!д 18.11.2015 № 646/2015 «Про вне-сення зм!н до Указу Президента УкраТни вщ 30 жовтня 2000 року № 1173». URL: https://zakon.rada.gov.ua/laws/show/646/2015
2 Указ Президента РФ от 18.08.2014 г. № 571 «О награждении орденом Суворова 76 гвардейской десантно-штурмовой Черниговской Краснознаменной дивизии». URL: http://www.special.kremlin.ru/acts/ bank/38822.
им. генерала армии В. Ф. Маргелова3; 393-й авиабазы армейской авиации4; тяжелого атомного ракетного крейсера «Пётр Великий»5.
О преемственности в отечественной военной культуре уместно упомянуть и в контексте рассмотрения военно-событийных маркеров идентичности отдельных кораблей Российского военного флота. До 1917 года в России бытовали практики награждения боевых кораблей георгиевскими знаменами, георгиевскими рожками, награждения флотских экипажей знаками отличия на головных уборах. А два российских боевых корабля удостоились специальных наград. Речь идет о линейном корабле «Азов», который отличился в Наварин-ском сражении (1827) и первым во всем российском флоте был награжден георгиевским кормовых флагом и вымпелом. Впоследствии в память о нем три других корабля дореволюционного флота носили имя «Память Азова» [Тереханова, 2004]. В 1998 году традиция нахождения в составе отечественного военно-морского флота корабля под именем «Азов» была восстановлена - это имя получил большой десантный корабль Черноморского флота, ранее известный как «БДК-54». Схожая судьба была у брига «Меркурий», который в 1829 году вышел победителем из неравного боя с двумя турецкими линейными кораблями. «Дабы память безпримернаго дела сего сохранилась до позднейших времен», Николай I повелел всегда иметь в составе флота корабль с таким именем: «Мы желаем, дабы память знаменитых заслуг команды брига «Меркурий» и его никогда во флоте не исчезала а переходя из рода в род на вечныя времена, служили примером потомству» [О пожаловании флотского экипажа 18-пушечному бригу «Меркурию» ... 1830, с. 549]. Указанная традиция в XX - начале XXI века дважды прерывалась, но есть надежда на то, что она будет восстановлена: в ближайшее время планируется ввод в строй боевого корабля (корвета проекта 20380) с таким именем.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В последние десятилетия отдельные исследователи, прежде всего западные, ставят вопрос об
3Указ Президента РФ от 14.11.2013 г. № 842 «О награждении орденом Суворова ФГК ВО УВПО «Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище (военный институт) им. генерала В. Ф. Маргелова» МО РФ». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/37800)
4Указ Президента РФ от 12.06.2012 г. № 807 «О награждении орденом Кутузова 393 авиационной базы армейской авиации». URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/35498
5 Указ Президента РФ от 28.07.2012 г. № 1079 «О награждении орденом Нахимова тяжелого атомного ракетного крейсера «Петр Великий». URL: http://kremlin.ru/acts/bank/35834
умалении героического начала в культуре (в том числе и в военной) и даже о полном его исчезновении, характеризуя современные западные и ве-стернезированные общества как «постгероические» [Мюнклер, 2018]. Невзирая на все социокультурные преобразования и несмотря на то, что «грамматика войны» изменилась коренным образом, это утверждение представляется довольно спорным, а применительно к российскому обществу - и вовсе неверным. Есть основания утверждать, что концепт подвига по-прежнему остается одним из ментальных «кодов» отечественной культуры; российская идентичность (и идентичность общенациональная, и идентичность отдельных сообществ, в том числе воинских частей и соединений) по-прежнему во многом строится на памяти о героических событиях прошлого, о ратниках Куликова поля, петровских гренадерах, защитниках Бородина и Осовца, красноармейцах 1941 года и на священном волнении, с которым большинство наших соотечественников относится к потрепанному шелку гвардейских знамен. «Нация, как и индивидуумы, это результат продолжительных усилий, жертв и самоотречения. Культ предков - самый законный из всех; предки сделали нас такими, какими мы являемся в настоящее время. Героическое прошлое, великие люди, слава (но истинная) - вот главный капитал, на котором основывается национальная идея. Иметь общую славу в прошлом, общие желания в будущем, совершить вместе великие поступки, желать их и в будущем -вот главные условия для того, чтобы быть народом» [Ренан, 1902, с. 100]. Это известное суждение Э. Ренана представляется достаточно актуальным и применительно к реалиям XXI века. Для сохранения и стабильной межпоколенной трансляции системообразующих ценностно-смысловых установок отечественной культуры исключительно важно внимательное и почтительное отношение к собственному прошлому, включая и его военную составляющую. Не следует забывать и о совсем недавнем прошлом. Военные свершения и сопровождавшие их героические эпизоды, имевшие место во время военных кампаний, которые Российская армия вела
в последние десятилетия, - например, подвиг 6-й роты 2-го батальона 104-го гвардейского десант-но-штурмового полка 76-й гвардейской десант-но-штурмовой Черниговской Краснознаменной, ордена Суворова дивизии, - также служат основой для возникновения сакрально-значимых «мест памяти» (в терминологии П. Нора [Нора, 1999]); и в том числе они могут стать основанием для создания новых формальных и неформальных военно-событийных маркеров идентичности отдельных воинских подразделений, частей и соединений. Данные маркеры и в XXI веке не утратили своей актуальности. И в наши дни военнослужащим хочется принадлежать к славному полку с большой историей (подтверждаемой, помимо прочего, военно-событийными маркерами), а не к обезличенной войсковой части с шифром и без «лица необщего выраженья».
Память о предках и их свершениях значима для всего социума, но для военнослужащих важна в особенности. Военным в силу специфики их служения требуется особенная психоэмоциональная устойчивость, дополнительная мотивация. Для добросовестного выполнения профессионального долга и следования высоким этическим стандартам солдатам и офицерам необходимо осознание того, что они являются продолжателями многовековой и славной традиции. В этой связи представляется чрезвычайно важным проведение в Вооруженных силах РФ и правоохранительных органах взвешенной и научно-обоснованной политико-воспитательной работы с применением богатого арсенала коммеморативных практик.
Приведенные выше обстоятельства указывают на повышенную значимость научного осмысления различных аспектов военной культуры и военной истории, в том числе и в рамках культурологии, одним из свойств которой является высокая степень генерализации частно-дисциплинарного уровня изучения той или иной проблематики. Представляется, что научные исследования в данной сфере могут сыграть большую практическую роль и весьма важны для полноценной реализации государственной культурной политики РФ.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Леонов И. В., Прокуденкова О. В., Кириллов И. В. Семантика военной коммуникации посредством боевой техники и поражающих элементов (сообщения между «своими»). Статья 1 // Вестник Санкт-Петербургского государственного института культуры. 2020. № 3 (44). С. 73-81.
2. Малыгина И. В. Этнокультурная идентичность: Онтология, морфология, динамика: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. М., 2005.
3. Орлов Ф. Ф. Павловские и екатерининские гренадерки и лейб-гвардии Павловский полк: историческая справка. Варшава: тип. Русского общества в Варшаве, 1914.
4. Об оставлении шапок Павловского гренадерского полка всегда в том виде, в каком оне остались при оставлении места сражения // Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. Том XXX. 1808-1809. СПб. : Типография II отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1830. С. 28-29.
5. О вычеканении в Павловском гренадерском полку на простреленных шапках имен тех нижних чинов, кои вынесли их с собой с поля сражения // Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. Т. XXX. 1808-1809. СПб. : Типография II отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1830. С. 1267-1268.
6. Потоцкий А. В. Майский парад // Военная быль. 1967. № 84. С. 6-17.
7. Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю: в 2 т. Молотов : Молотов ГИЗ, Т. 1. 1951.
8. Дуров В. А. Русские военные награды эпохи Отечественной войны 1812 года // Герои 1812 года / под. ред. А. Афанасьева, В. Левченко. М. : Молодая гвардия, 1987. С. 557-607.
9. Богуславский Л. А. История Апшеронского полка: в 3 т. СПб., 1892. Т. 1.
10. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны: в 2 т. М. : Воениздат, 1975. Т. 1.
11. Тереханова А. А. О коллективных наградах Российского военно-морского флота (XVNI-XX вв.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. История. 2004. Вып. 1-2. С. 19-25.
12. О пожаловании флотского экипажа 18-пушечному бригу «Меркурию» за славные подвиги флага с Георгиевским знаменем // Полное собрание законов Российской империи: в 55 т. Т. IV. СПб. : II отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. С. 548-549.
13. Мюнклер Г. Осколки войны. Эволюция насилия в XX и XXI веках. М. : Кучково поле, 2018.
14. Ренан Э. Что такое нация // Собр. соч. : в 12 т. Т. 6. Киев : типография М. М. Фиха, 1902. С. 87-102.
15. Нора П. [и др.]. Между памятью и историей. Проблематика мест памяти / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок // Франция-память ; пер. с фр. Д. Хапаевой ; науч. конс. пер. Н. Копосов. СПб. : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1999. С. 19-52.
REFERENCES
1. Leonov, I. V., Prokudenkova, O. V., KiriUov, I. V. (2020). Semantics of military communication through military equipment and striking elements (messages between «their own»). Article 1. Vestnik Sankt-Peterburgskogo gosudarst-vennogo instituta kul'tury, 3(44), 73-81. (In Russ.)
2. Malygina, I. V. (2005). Etnokul'turnaya identichnost': Ontologiya, morfologiya, dinamika = Ethno-cultural identity: Ontology, morphology, dynamics: abstract of Senior Doctoral thesis in Philosophy. Moscow. (In Russ.)
3. Orlov, F. F. (1914). Pavlovskie i ekaterininskie grenaderki i lejb-gvardii Pavlovskijpolk: istoricheskaya spravka = Pavlovsky and Catherine grenadier hats and Life Guards Pavlovsky Regiment: historical reference. Varshava: tip. Russkogo obshchestva v Varshave. (In Russ.)
4. Ob ostavlenii shapok Pavlovskogo grenaderskogo polka vsegda v tom vide, v kakom one ostalis' pri ostavlenii mesta srazheniya (1830) = About leaving the hats of the Pavlovsk Grenadier regiment always in the form in which they remained when leaving the place of battle. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii s 1649 goda (vol. XXX. 1808-1809, pp. 28-29). St. Petersburg: Tipografiya II otdeleniya sobstvennoj ego imperatorskogo velichestva kancelyarii. (In Russ.)
5. O vychekanenii v Pavlovskom grenaderskom polku na prostrelennyh shapkah imen tekh nizhnih chinov, koi vynesli ih s soboj s polya srazheniya (1830) = About the stamping in the Pavlovsk Grenadier regiment on the shot-through caps of the names of those lower ranks who took them with them from the battlefield. Polnoe so-branie zakonov Rossijskoj imperii s 1649 goda (vol. XXX. 1808-1809, pp. 1267-1268). St. Petersburg: Tipografiya II otdeleniya sobstvennoj ego imperatorskogo velichestva kancelyarii. (In Russ.)
6. Potockij, A. V (1967). Majskij parad = May Parade. Voennaya byl', 84, 6-17. (In Russ.)
7. Ignat'ev, A. A. (1951). Pyat'desyat let v stroyu = Fifty years in the ranks (vol. 1): in 2 vols. Molotov: MolotovGIZ. (In Russ.)
8. Durov, V. A. (1987). Russkie voennye nagrady epohi Otechestvennoj vojny 1812 goda = Russian military awards of the Patriotic War of 1812. In A. Afanas'ev, V. Levchenko (eds.), Geroi 1812 goda (pp. 557-607). Moscow: Molodaya gvardiya. (In Russ.)
9. Boguslavskij, L. A. (1892). Istoriya Apsheronskogo polka = History of the Absheron regiment (vol. 1): in 3 vols. St. Petersburg, b/i. (In Russ.)
10. Shtemenko, S. M. (1975). General'nyj shtab v gody vojny = The General Staff during the war (vol. 1): in 2 vols. Moscow: Voenizdat. (In Russ.)
11. Terekhanova, A. A. (2004). O koUektivnyh nagradah Rossijskogo voenno-morskogo flota (XVIII-XX vv.) = About collective awards of the Russian Navy (XVIII-XX centuries). Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Istoriya, 1-2, 19-25. (In Russ.)
12. O pozhalovanii flotskogo ekipazha 18-pushechnomu brigu «Merkuriyu» za slavnye podvigi flaga s Georgievskim znamenem (1830) = About the award of the naval crew to the 18-gun brig «Mercury» for the glorious feats of the flag with the St. George banner. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii (vol. IV, pp. 548-549): in 55 vols. SPb.: II otdelenie Sobstvennoj Ego Imperatorskogo Velichestva kancelyarii. (In Russ.)
13. Myunkler, G. (2018). Oskolki vojny. Evolyuciya nasiliya v XX i XXI vekah = Fragments of the war. The evolution of violence in the XX and XXI centuries. Moscow: Kuchkovo pole. (In Russ.)
14. Renan, E. (1902). Chto takoe naciya = What is a nation. In Renan, E., Sobranie sochinenij (vol. 6, pp. 87-102): in 12 vols. Kiev: tipografiya M. M. Fiha. (In Russ.)
15. Nora, P. (1999). Mezhdu pamyat'yu i istoriej. Problematika mest pamyati = Between memory and history. Problems of memory locations. In P. Nora, M. Ozuf, ZH. de Pyuimezh, M. Vinok, Franciya-pamyat' (pp. 19-52), transl. from French by D. Hapaeva, N. Koposov. St. Petersburg: Izdatel'stvo Sankt-Peterburgskogo universiteta. (In Russ.)
информация об авторах
леонов иван владимирович
доцент, доктор культурологии, доцент кафедры теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного института культуры
Кириллов игорь викторович
магистрант кафедры теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного института культуры
information about the authors
Leonov Ivan Vladimirovich
Doctor of Culturology, Associate Professor, Associate Professor at the Department of Theory and History of Culture of St. Petersburg State Institute of Culture
Kirillov Igor Viktorovich
Master's student of the Department of Theory and History of Culture of St. Petersburg State Institute of Culture
Статья поступила в редакцию 11.05.2022 одобрена после рецензирования 14.06.2022 принята к публикации 11.07.2022
The article was submitted 11.05.2022 approved after reviewing 14.06.2022 accepted for publication 11.07.2022
