CC BY
41
ретают статус центральных и происходит децентрализация смысла текста.
Повесть «Школа для дураков» стала одним из первых произведений русской литературы, в которых автор производит деконструкцию традиционной модели литературного произведения. Способ сюже-тостроения, замена вертикальных и иерархических связей горизонтальными и ри-зоматическими, отказ от идей линейности и метадискурсивности, от убежденности в возможности метакода, универсального языка, от мышления, основанного на бинарных оппозициях, и ряд других признаков позволяют говорить о постмодернистской стилистике творчества Саши Соколова.
Литература
Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: Сов. Россия, 1979.
Липовецкий, М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): монография / М. Липовецкий. Екатеринбург, 1997.
Соколов, Саша. Школа для дураков / Саша Соколов. Ann Arbor: Ardis, 1976.
Лотман, Ю. Культура и взрыв / Ю. Лот-ман. М.,1992. С. 120
М.М. РЯБИЙ (Ханты-Мансийск)
О НЕИЗВЕСТНОМ ПОСЛАНИИ Д.В. ВЕНЕВИТИНОВА И А.С. ХОМЯКОВА Ф.В. БУЛГАРИНУ
Исследуется неизвестное послание московских литераторов А.С. Хомякова и Д.В. Веневитинова петербургскому издателю Ф.В. Булгарину, что помогает в воссоздании картины журнальной борьбы середины 1820-х годов, без которой трудно представить литературный процесс.
К концу лета - ближе к осени 1825 г. Ф. Булгарин получил письмо из Москвы. Ему писали молодые московские поэты Д. Веневитинов и А. Хомяков. Это был их ответ издателю «Северного архива», «Русской Талии» и «Сына Отечества», а также «Литературных листков» и «Северной пчелы».
К сожалению, время не сохранило его письма, но можно предположить, что петербургский журналист прислал свежие номера своих изданий, где были помещены его критические статьи, посвященные современной поэзии.
Очевидно, Булгарин решил пригласить талантливых москвичей к более активному творческому сотрудничеству. Но главное - он выступал против «Московского телеграфа» братьев Полевых и рассчитывал заключить союз с их противниками -московскими «любомудрами» и их литературным наставником С. Раичем.
Вот что писали молодые люди в ответном послании, составленном по всем законам тогдашнего этикета: «Чувствительно обязаны мы, почтеннейший Фаддей Венедиктович, за вашу посылку и с искренностью, свойственной поэтам, особливо недозрелым, благодарим вас за доставленное нам удовольствие любоваться подвигами воина, пробив плохих наездников русского Парнаса. Наше знакомство не новое; мы уже давно привыкли любить:
Твой отважный налет,
Твое копье и твой аркан.
Но горе нам - и мы Поэты,
И нас не пощадит Улан».
(РГАЛИ. Ф. 1231. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л. 1)
Ни письма этого, ни вышеприведенных стихов не удалось обнаружить ни в собрании сочинений Д.В. Веневитинова, ни у А.С. Хомякова. Следовательно, перед нами находка, дающая возможность уточнить отношения поэтов Веневитинова и Хомякова с Булгариным в ту пору его деятельности, когда он еще не так истово сотрудничал с властями.
Итак, обстоятельства, заставившие Фаддея Венедиктовича обратиться к своим адресатам, ясны: Булгарину были нужны высокохудожественные произведения для его многочисленных изданий, которые повысили бы их тиражи, и он, скорее всего, не преминул об этом написать Веневитинову и Хомякову. При этом он мог льстиво возвести их до такого «парнасского» уровня, где находился один А.С. Пушкин. Косвенно такую гипотезу может подтвердить послание к самому Александру Сергеевичу, отправленное, возможно, на 4 - 5 дней позже: «Милостивый государь, Александр Сергеевич.
© Рябий М.М., 2008
Писал я к Вам на обертке Талии, а, наконец, решился написать на особой бумажке, и начинаю благодарностью за присылку стихов на зубок Пчеле. <...> - На нас ополчились в Москве, что мы ничего не сказали об Онегине. Бог видит душу мою, знает, как я ценю ваш талант - вы сами могли судить, сказал ли я что-либо, где-либо предосудительное или двусмысленное о вас, но если б вы знали все обстоятельства бедных журналистов, то бы пожалели, что они иногда должны промолчать. Не верьте, что вам будут писать враги мои, хотя близкие к вашему сердцу, верьте образцам чести - Бестужеву и Рылееву - они знают, как я вас ценю - а Жуковского всегда буду почитать, как человека, а поэтом плохим - подражателем Сутея. Вяземского добрым, умным, благородным - не поэтом. - А вас - ПОЭТОМ.
Прощайте, некогда <...> Ваш искренний почитатель Ф. Булгарин.
25. Апреля 1825.
NB. Уведомьте - регулярно ли получаете три наши журнала» (Булгарин 1937: 168).
Может возникнуть вопрос: почему письмо Булгарина к Пушкину и посылка с журналами Веневитинову и Хомякову (вероятнее всего, с приложенной запиской) были отправлены примерно в одно и то же время - в 20-х числах апреля 1825-го?
Дело в том, что 22 апреля 1825 г. официально вышел восьмой номер журнала «Сын Отечества», в нем Булгарин поместил «Разбор статьи о “Евгении Онегине”» Дмитрия Веневитинова. «Разбор...» явился ответом на статью Н.А. Полевого об «Евгении Онегине» в 5-м номере «Московского телеграфа».
Веневитинов выступает здесь с идейных позиций московских «любомудров» (Шевырев 1974: 156 - 164), считая, что необходимо понимать любое художественное произведение, прежде всего, исходя из его целостности, только тогда в нем можно будет обнаружить «полную мысль» художника. При этом Веневитинов призывает опираться на философию: «Не забываем ли мы, что в критике должно быть основание положительное, что всякая наука положительная заимствует свою силу из философии, что и поэзия неразлучна с философиею?
Если мы с такой точки зрения беспристрастным взглядом окинем ход про-
свещения у всех народов (оценяя словесность каждого в целом: степенью философии времени; а в частях: по отношению мыслей каждого писателя к современным понятиям о философии), то все, мне кажется, прояснится» (Веневитинов 1996: 269).
В июле того же года Веневитинов продолжает развивать эту мысль в письме к своему единомышленнику, «архивному юноше» А. Кошелеву, подчеркивая, что «степень философии времени» определялась тремя эпохами - эпической, лирической и драматической: «Первая живет воспоминаниями: тут первенствует не мысль человека, а видимый мир, получаемые впечатления. В этой первой эпохе жили древние <...>. Напротив того, мы живем в эпохе совершенно лирической; поэмы Клопштока, Байрона суть поэмы эпико-лирические. Это эпоха настоящего. Здесь мысль независимо от времени выливается из души поэта и распложается во всех явлениях. <...> Третья эпоха составится из этих двух <...>. В этой эпохе мысль будет в совершенном примирении с миром» (Веневитинов 1980: 353 - 354).
Пушкин высоко оценил статью Веневитинова: «Это единственная статья <...>, которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальное - или брань, или переслащенная дичь» (цит. по: Пятковский 1901: 125 - 126). Такая оценка, конечно же, была не в пользу булгаринского конкурента «Московского телеграфа», взявшего на себя роль оппонента Веневитинова. Поэтому издатель «Сына Отечества» и помог московскому «любомудру» с публикацией его статьи - и только-только вышедший номер, очевидно, передал со своим приятелем А. Бестужевым, вместе с К. Рылеевым участвовавшим в издательстве альманаха «Полярная звезда». Тот, в свою очередь, просто не мог не знать лично
А. Хомякова (по Петербургу, где тот служил до выхода в отставку) и Д. Веневитинова, поскольку в свой первый приезд в старую столицу (февраль - март 1823-го) Бестужев обратил на себя внимание моск-вичей-писателей, и тот же Раич, руководивший литературными четвергами для начинающих в словесности, не мог миновать с ним встречи вместе со своими литературными питомцами, которые к тому времени, по воспоминаниям М.А. Дмитриева, «читали свои произведения, судили о них и таким образом составляли небольшое литературное общество. На этих
вечерах бывали обыкновенно: С.П. Ше-вырев, Д.П. Ознобишин, А.И. Писарев, И.В. и П.В. Киреевские и ближайший друг хозяина, столь же скромный, как и он,
В.И. Оболенский, переводчик с греческого языка разговоров Платона и истории Геродиана. Бывали и другие» (цит. по: Арансон 2000: 133).
А.П. Пятковский в своих воспоминаниях подтверждает факт тесного общения Д.В. Веневитинова с членами литературного общества Раича: «Дружеские... беседы (в кружке любомудров) имели самый разнообразный характер: тут выводились на сцену все предметы человеческого видения, все затаенные движения человеческого сердца. Мыслящие юноши старались по всему провести свой философский контроль: подчинить разнородные познания одной стройной системе... Мы наверное знаем, что на этих дружеских сеймах последовательно вырабатывалась идея о необходимости такого журнала, который выполнял бы все условия русского периодического издания. Условия эти... высказаны в статье Веневитинова “Несколько мыслей в план журнала”, которая в виде программы была им прочтена на одном из литературных вечеров. Здесь же были прочтены Веневитиновым и другие прозаические отрывки: “Скульптура, живопись и музыка”, “Утро, полдень, вечер и ночь” и “Анаксагор”» (Там же: 138).
Кроме 8-го номера «Сына Отечества» молодые поэты могли получить и другие экземпляры этого журнала, например, 2-й номер за 1825 г., о котором П.А. Плетнев писал Пушкину из Петербурга: «Бранятся за Баратынского, как будто он в своей раме не совершенство, какого только можно желать. Бранятся за Жуковского, как будто не с него начался у нас чистый поэтический язык. Бранятся за Державина, как будто нельзя быть высочайшим поэтом, не попадая в золотый век. <... > У них на Парнассе толкучий рынок. Все для денег» (Пушкин 1937: 133 - 134).
Петербургские журналы вносили в литературную жизнь корыстолюбивую суетливость и скандальность, руководствуясь в оценке современной литературы исключительно политическим моментом или выгодой. Им ничего не стоило назвать белое черным и наоборот. Печально, что с мнением издателей «Сына Отечества» (Ф. Булгарина и Н. Греча) был согласен и А. Бестужев. Вот, например, что он писал Пуш-
кину за полтора месяца до своей поездки в Москву: «Что же касается до Бар<атын-ско>го - я перестал веровать в его талант. Он исфранцузился вовсе. Его Эдда есть отпечаток ничтожности, и по предмету и по исполнению, да и в самом Черепе я не вижу целого - одна мысль, хорошо выраженная, и только. Конец - мишура» (Там же: 149 - 150). Ему вторил о В.А. Жуковском и Г.Р. Державине К. Рылеев, тогда также писавший опальному поэту в Михайловское: «Не совсем прав ты и во мнении о Жуковском. Неоспоримо, что Жук. <овский> принес важные пользы языку нашему; он имел решительное влияние на стихотворный слог наш - и мы за это навсегда должны остаться ему благодарными, но отнюдь не за влияние его на дух нашей словесности, как пишешь ты. К не-счастию влияние это было с лишком пагубно: мистицизм, которым проникнута большая часть его стихотворений, мечтательность, неопределенность и какая-то туманность, которые в нем иногда даже прелестны, растлили многих и много зла наделали. Зачем не продолжает он дарить нас прекрасными переводами своими из Байрона, Шиллера и других великанов чужеземных. Это более может упрочить славу его» (Там же: 141 - 142); «Державина Мириамна никуда не годится» (Там же: 163).
После всего написанного и рассказанного в таком роде «любомудры» промолчать не могли. В стихах, посвященных адресату, они дают оценку себе и всей петербургской критике в лице Булгарина:
Но горе нам - и мы Поэты,
И нас не пощадит Улан.
Противопоставляя Поэтов «рубаке»-Улану, превратившему свое перо в «пику», Хомяков и Веневитинов не скрывают своей иронии. «Поэты», подчеркнем, написано с большой буквы, «Улан» - тоже. Это имя имеет два значения. Первое - переносное, относящееся к стилю булгарин-ской критики в «Сыне Отечества» - «галопирующей», поверхностной. Второе значение - прямое. О том, что Булгарин - в прошлом военный, все хорошо знали. Знали и о военных «подвигах» переметнувшегося когда-то на сторону Наполеона блудного сына Российской империи Ф. Венедиктовича (не забудем о том, что А. Хомяков еще недавно был кавалерийским офицером). От ветеранов службы он узнал немало интересного о «капитане француз-
ской армии в отставке». Однако об «улан-стве» Булгарина не только в критике, но и в журналистике было известно гораздо больше: например, от П.А. Вяземского, писавшего Пушкину: «Петербургская литература так огадилась, так исшельмова-лась, что стыдно иметь с нею дело. Журналисты друг на друга доносят, хлопочут только о грошах и то ищут их в грязи и в заходах» (цит. по: Пушкин 1937: 118).
И все же молодые люди не захотели портить отношений с проворным петербургским издателем и журналистом, о чем свидетельствует их ответное послание Булгарину. В сентябрьском письме к А. Кошелеву Веневитинов косвенно обозначает время своей встречи с Хомяковым, вышедшим в отставку в марте 1825 г., о чем, конечно, знали его литературные приятели (Бестужев и Рылеев, а от них и Булгарин, адресовавший свое послание Веневитинову и Хомякову): «Меня попеременно развлекали - то неожиданный приезд Хомякова, то дела, то собственные маранья, критика и пр.» (Веневитинов 1934: 308).
Таким образом, оценив предприимчивость своего адресата, Веневитинов, после совместного письма с Хомяковым, спустя некоторое время - 26 - 28 августа того же года, использовал его в своих целях, послав свою вторую статью в журнал «Сын Отечества». На этот раз он парировал новый выпад Н. Полевого в «Московском телеграфе». «Ответ» Веневитинова был опубликован 6 октября в 19-м номере петербургского журнала. Он писал А.И. Кошелеву и А.С. Норову в конце августа - начале сентября 1825-го: «Взгляните на “Телеграф” и имейте терпение прочесть длинную, мне посвященную статью, смотрите с какою подлостию автор во мне предполагает зависть к известности Пушкина, и судите сами, мог ли я оставить без ответа такое обвинение тогда, как все клянется Пушкиным и когда многие знают, что я писал статью на “Онегина”. Вы можете себе представить, что я, прочтя эту антикритику, пошагал в комнате, потер себе лоб, поломал пальцы и взялся за перо. В один день вылилась статья - увы! - предлинная и, кажется, убийственная для Полевого» (Веневитинов 1980: 356).
Так архивная находка - не известный до сих пор текст - добавил новые штрихи
к взаимоотношениям московских «любомудров» с Булгариным и его компанией. Это позволяет сделать вывод, что журнальная война, вскоре разразившаяся между Булгариным и «любомудрами», не была спровоцирована московской стороной.
Литература
Арансон, М. Литературные кружки и салоны / М. Арансон, С. Рейсер. СПб.: Акад. проект, 2000.
Булгарин, В.Ф. Письмо Пушкину А.С., 25 апреля 1825 г., Петербург / В.Ф. Булгарин // Полное собрание сочинений: в 16 т. Т. 13: Переписка, 1815 - 1827 / А.С. Пушкин. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1937.
Веневитинов, Д.В. Разбор статьи о «Евгении Онегине», помещенной в 5-м № «Московского телеграфа» / Д.В. Веневитинов // Пушкин в прижизненной критике, 1820 -1827 / Пушкинская комиссия РАН наук. СПб.: Гос. пушкинский театр. центр, 1996.
Веневитинов, Д.В. Письмо А.И.Кошелеву / Д.В. Веневитинов // Стихотворения. Проза. М., 1980.
Пушкин, А. С. Полное собрание сочинений: в 16 т. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1937 -1959.
Пятковский, А.П. Князь В.Ф. Одоевский и Д.В.Веневитинов / А.П. Пятковский. Спб., 1901.
РГАЛИ. Ф.1231. Оп. 2. Ед. хр. 2. Л.1.
Шевырев, С.П. Разговор о возможности найти единый закон для изящного / С.П. Шевырев // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. М., 1974. Т. 2.
Г.А. АМАНОВА (Москва)
РОЛЬ «ВЕСТНИКА ЗАПАДНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА» В СТАНОВЛЕНИИ СОВРЕМЕННОЙ КОРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Дан анализ влияния одного из первых в Корее литературно-художественных журналов -«Вестника западной литературы и искусства» на становление современной корейской поэзии.
В 1918 г. в Корее начал издаваться литературно-художественный журнал «Вестник западной литературы и искусства»
© Аманова Г.А., 2008
