CC BY
206
А. К. АБДИНА,
доктор философских наук, профессор,
Казахский агротехнический университет им. Сакена Сейфуллина, г. Астана, Казахстан
О НАЦИОНАЛЬНОЙ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ БЕЛАРУСИ И КАЗАХСТАНА
В статье проводится сравнительный анализ национальной и государственной идентичности Беларуси и Казахстана. Десятилетия сосуществования в границах одной страны позволяют выделить наиболее явные общие черты национальной и государственной идентичности - это толерантность, присущая как казахстанцам, так и белорусам, и двуязычное пространство.
Ключевые слова: этническая, национальная и государственная идентичность, самоопределение, межнациональная толерантность, национальный язык, религия, культура.
Интерес к национальной и государственной идентичности Беларуси и Казахстана вызван не только необходимостью осмысления происходящих социально-политических и культурных преобразований на постсоветском пространстве, но также и схожестью некоторых моментов развития независимых Беларуси и Казахстана. Проблема национальной идентичности в Советском Союзе если и возникала, то только как регионально-этническая, но ни в коем случае как общегосударственная, поскольку государство было явлением наднациональным, или, как было принято в советской терминологии, «интернациональным». Союзные и автономные республики являли собой форму и образ национальной государственности, поскольку были основаны на этно-территориальном принципе. Соответственно, подобного рода идентичности носили в первую очередь этнический характер и именно на основе этнических идентичностей формировались «социалистические нации». Исследователи утверждают, что «интересы СССР носили глобальный, а не национальный характер, т. к. были связаны с реализацией глобального всемирно-исторического проекта, альтернативного западному, впрочем, столь же глобальному -в пространстве и во времени - проекту» [1, с. 13]. Национальный образ жизни, культурная идентичность утонули в глобальном коммунистическом проекте. Сегодня в мире «...идет «битва идентичностей». В этой конкурентной борьбе пощады нет никому. И выигрывают те государства, чья идентичность имеет большую историческую, культурную, этническую и политическую глубину и силу. Государства, слабые в этом отношении, вынуждены лишь наблюдать, как их национальные идентичности стремительно и неизбежно растворяются в процессах глобализации» [1, с. 12].
У Казахстана в вопросах национального самоопределения и поиска национальной идентичности много общего с Беларусью, основанного на многолетнем сосуществовании в границах одной страны. Кроме того, одновременное обретение национальной независимости с распадом СССР и самостоятельная государственная политика при наличии мощного фактора - русского языка (как официального наряду с собственно государственным - казахским в Казахстане, а в Беларуси - государственного наряду с белорусским), а также толерантность, которая, на наш взгляд, является неотъемлемой частью развития как казахстанского, так и белорусского общества.
Проблема формирования межнациональной толерантности на сегодняшний день особенно актуальна на постсоветском пространстве, поскольку идеи интернационализма и дружбы народов остались под обломками Советского Союза, а культурно-цивилизационные процессы современности стали сопровождаться, в качестве побочного эффекта, ростом нетерпимости, терроризма, религиозного экстремизма, обострением межнациональных отношений и прочими негативными явлениями. В соответствии с Декларацией принципов толерантности, принятой ЮНЕСКО в 1995 г., толерантность - это ценность и социальная норма гражданского общества, проявляющаяся в праве всех индивидов гражданского общества быть различными, обеспечении устойчивой гармонии между различными конфессиями, политическими, этническими и другими социальными группами, уважении к разнообразию различных мировых культур, цивилизаций и народов, готовности к пониманию и сотрудничеству с людьми, различающимися по внешности, языку, убеждениям, обычаям и верованиям. «Толерантность является одной из ключевых аутостереотипных характеристик белорусской нации. Как показывают результаты проведенных нами исследований, толерантность занимает одно из первых мест по числу упоминаний при ответе на открытый вопрос о том, какие три черты респондент считает наиболее характерными для своей нации» [2, с. 88].
Исследователи толерантности белорусской нации считают, что вопрос об идентичности нации в межнациональном взаимодействии связан с проблемой соотношения идентичности нации и индивидуальных национальных идентичностей. «Когда идет речь о разрыве в национальной истории, имеет место разрыв между идентичностью нации и национальными идентичностями ее представителей. Таким образом, вопрос о толерантности для своего решения требует замены представления о нации как о коллективном субъекте моделью, которая учитывала бы всю сложность реального соотношения идентичности нации и национальной идентичности, что, в конечном счете, выводит на необходимость пересмотра идеи и механизмов функционирования демократии» [2, с. 91].
В данном исследовании, на наш взгляд, встает проблема соотношения этнической и национальной идентичности. Если исходить из формулы «на-
циональная идентичность - это идентичность нации», то национальную идентичность в формулировке авторов исследования правильнее называть этнической идентичностью. Соответственно, проблема частично решается, поскольку снимается противоречие, но вопрос о толерантности остается не менее сложным и требующим пристального внимания, поскольку формирование толерантного пространства в обществе на данном этапе времени набирает свои обороты. Учитывая диалектику этнической и национальной идентичности, предполагающую различную степень их обусловленности (выбор национальной идентичности обусловлен политическими и экономическими предпочтениями индивидов, что делает его ситуационным, подвижным, этническая же идентичность характеризуется признаком постоянства, так как основана на общности культуры и происхождения, которые являются более устойчивыми), можно сделать следующий вывод - толерантность основывается на этнической идентичности и в то же время выступает как основополагающий фактор национальной идентичности. Национальная идентичность не является продуктом развития этнических общностей. Она имеет свое собственное основание идентификации в виде политических сообществ граждан. Ни одна из появившихся наций не обладала на момент своего появления общностью культурных признаков (традиции, обычаи и т. д.). Нации всегда представляют собой поликультурные и полиэтничные образования. «Что из себя представляет модель национальной идентичности, которую пытается формировать и навязывать гражданам в Беларуси власть?» - задается вопросом один из исследователей национальных проблем [3].
Автор утверждает, что в конструировании идентичности сыграл определенную роль эволюционный характер развития белорусского общества и выстраивания государственности, способствовавший отсутствию острой критики к предшествовавшей системе. Подобный вывод следует из сравнения с постсоветскими государствами, в которых происходила «символическая революция», приведшая к радикальному разрыву с советским наследием. Соответственно, именно эволюционное развитие стало причиной неизменности главного принципа, «ради которого когда-то создавались идентичности в рамках СССР - лояльность существующей властной системе».
У власти есть все ресурсы, чтобы сохранять относительное равновесие общественного сознания и предлагаемой модели идентичности. В первую очередь - средства массовой информации и сфера образования. Главное, демонстрировать лояльность власти, во всех остальных сферах жизни создается иллюзия полной свободы, «в рамках которой мало кого волнуют споры об идентичности». Возникает другой вопрос - насколько устойчива и долговременна данная модель идентичности? История показывает нам примеры того, что иллюзии разрушаются, что общество не всегда довольствуется «сытой» и размеренной жизнью. Рано или поздно человек начинает искать свои корни, мотивацию своей деятельности, духовные основания собственного существования. И здесь модель оказывается бессильна. Ведь изначальная установка -
лояльность власти - не содержит в себе фундаментальных основ человеческого и общественного бытия - истории, языка, духовности. Возьмем, к примеру, национальный язык. «Неизменной темой исследований национальной идентичности последних четырех десятилетий было определяющее значение языка в ее формировании» [4, с. 95]. В Беларуси языковая ситуация - «ахиллесова пята», самое уязвимое место государственной власти. После установления независимости в 1991 г. усиление белорусской национальной идентичности проявлялось также в виде продвижения национального языка во всех сферах деятельности. «Белоруссификация должна заменить политику русификации, проводившуюся советскими руководителями и выражавшуюся в исчезновении образования на белорусском языке: в конце 1980-х гг. лишь 0,2% школьников, получавших среднее образование, обучались в школах, где языком преподавания был белорусский. Законом о языках, принятым Верховным Советом Белоруссии в 1990 г., белорусский язык провозглашался единственным официальным языком в стране» [5].
Продвижение белорусского языка вызывает сопротивление со стороны части политической элиты и большинства населения, являющихся русскогово-рящими. Поэтому итоги референдума 1995 г., одним из ключевых моментов которого является вопрос о придании русскому языку равного статуса с белорусским, вполне предсказуемы - 83,1% голосующих ответили положительно. Несмотря на это, белорусский язык не потерял своей значимости в обществе. В 2009 г. совместными усилиями проекта «Будзьма разам!», лаборатории ак-сиометрических исследований NOVAK и Белорусского института стратегических исследований BISS было проведено социологическое исследование «Национальная идентичность глазами белорусов: кто мы и какими мы будем?» [6]. Исследование ставило следующие вопросы: Почему белорусы так редко используют язык своих предков в повседневной жизни? Как гражданские объединения могут способствовать популяризации белорусского языка и национальной культуры? Для ответов на эти вопросы необходимо знать, кто он, современный житель Беларуси, какую роль в его сознании играют нация, язык, страна. Что значит для него «быть белорусом»? Белорусами себя считают 87% опрошенных. Критериями «белорусскости» выступают при этом территория (родился и живу в Республике Беларусь), этнос (родители белорусы) и страна (гражданин Республики Беларусь). Знаменитая «тутэйшасць» также нашла отражение в опросе - около 70% отметили, что в большой или максимальной степени осознают себя «местными» (уроженцами определенного региона). Проведенное исследование выявило рост числа жителей республики, чье самосознание определяется их религиозной принадлежностью - 58,7% респондентов отметили, что сознают себя представителем своей конфессии в большой или максимальной степени. Еще в 2004 г. по данным Института социологии АН Республики Беларусь, самоидентификация по религиозному признаку стояла на одной из самых низких позиций. За последние 5 лет усилилась «европейская» составляющая белорусской идентичности и обогнала
«советскую» ее часть (11% против 16% в 2004 г. и 15% против 12% по последним данным).
На вопрос «Кого в первую очередь можно считать белорусом?» только 4,4% ответили «того, кто говорит по-белорусски». А потому не приходится удивляться, что при 87%, считающих себя белорусами, на вопрос «Как вы оцениваете свой уровень знания белорусского языка?» менее половины (47%) ответили «хорошо» и «очень хорошо». Около трети утверждают, что владеют языком свободно: говорят, читают, пишут, думают. 42% - затрудняются использовать белорусский язык активно (говорить и писать), но не испытывают трудностей при понимании на слух и чтении. Совершенно не понимают белорусский язык 2,3%. Постоянно пользуются «мовай» в быту менее 6%, часто -14%, иногда - 26,3% и совсем не пользуются 23%. Среди причин, по которым белорусы предпочитают русский язык в качестве языка повседневного общения, были названы «подстраиваюсь под русскоязычное окружение» (49,4%) и «знаю язык недостаточно хорошо» (33,5%). Складывается парадоксальная ситуация: почти половина респондентов указывает на влияние окружения как на причину отказа от белорусского языка. При этом, решись все они перейти на родной язык, окружение оказалось бы как раз белорусскоязычным, и влияло бы противоположным образом. 45,8% респондентов считают язык предков «национальным достоянием», а 35,5% - «национальным символом», что показывает высокую значимость белорусского языка в системе ценностей.
Таким образом, межэтническая толерантность и отношение к национальному языку являются одними из важных определяющих моментов белорусской идентичности. При том, что дискурс интеллектуальной элиты по данному вопросу до сих пор остается очень острым, большинство исследователей сходятся в мнении, что модель национальной идентичности Беларуси должна носить открытый характер, предполагающий включение разных групп белорусского общества. Кроме того, «новая модель национальной идентичности белорусов должна быть ориентирована на постнациональную реальность современного мира, в которой мы живем, на возможность нашего включения в контекст, выходящий за рамки локального, но не отрицающий локального, а критически его перерабатывающий. Нам еще только предстоит достигнуть согласия по поводу содержания этой «постнациональной» идентичности и механизмов ее функционирования, но происходить это должно принципиально иначе, чем сегодня» [3].
Анализ национальной и государственной идентичности Беларуси помогает по-новому взглянуть на проблемы национального вопроса в Казахстане. Во-первых, очевидна непосредственная связь между национальной идеей и национальной идентичностью. Во-вторых, необходима ясная и четкая трактовка понятия «национальная идентичность», которая по содержанию является гораздо шире «этнической идентичности». В-третьих, между национальной и государственной идентичностью на современном этапе развития человечества, сопровождаемого глобализационными и цивилизационными процесса-
ми, необходимо провести определенные параллели, поскольку государство является несущей конструкцией национальной идентичности, что позволяет предотвратить вызовы глобализации, стирающие национальные рамки и границы. И наконец, на примере Беларуси становится очевидным, что формирование национальной идеи и национальной идентичности - процесс, завершенность которого еще нельзя констатировать.
Глобализация бросает вызов национальной идентичности современных культур, современных государств. С. Хантингтон, в ответ на такие явления, как новая волна иммигрантов из Азии и Латинской Америки, растущая популярность доктрин мультикультурализма и диверсификации в интеллектуальных и политических кругах, распространение испанского в качестве второго языка на территории США и испанизация части американского социума, утверждение групповых идентичностей, основанных на понятиях расы, этноса и пола, растущее влияние диаспор, крепнущая приверженность элит космополитизму и транснациональным идентичностям - предлагает различные варианты дальнейшего развития Америки: 1) религиозная Америка, утратившая свой историко-культурный стержень и объединяемая лишь приверженностью американскому кредо; 2) бюрократическая Америка, имеющая два официальных языка - английский и испанский - и две культуры - англопротестантскую и испанскую; 3) «отделившаяся» Америка, вновь рассуждающая о народах и расах и отвергающая либо подчиняющая тех, кто не принадлежит к белым европейцам; 4) возрожденная Америка, восстановившая свою англопротестантскую культуру и религиозные ценности и объединенная конфронтацией с враждебным миром; 5) некая комбинация перечисленных выше, а также оставшихся неупомянутыми возможностей [7, с. 17]. Попытка проведения аналогии современных реалий Казахстана с идеями Хантингтона выявляет следующее. Доктрина мультикультурализма органично вписывается в современные политические и экономические процессы Казахстана, так что можно констатировать - полиэтничный Казахстан живет в мультикультурной среде. Двуязычие в Казахстане также не ново, и гораздо проблематичнее, чем в Америке, так как государственный язык в применении значительно уступает языку межнационального общения. С групповыми идентичностями дело обстоит примерно так же, как в Америке. Конечно, масштабы не те, но содержание примерно одинаковое. Возможно ли применение ответов Хантингтона на вызовы глобализации в полиэтничном и мультикультуральном Казахстане?
Итак, первый сценарий - религиозный Казахстан. Вполне вероятная картина мира, учитывая активизацию мирового мусульманского сообщества по отношению к населению Казахстана. Если Хантингтон в религиозном варианте развития Америки ссылается на приверженность американскому кредо, то, к сожалению, ни о каком казахстанском кредо применительно к религии мы говорить пока не можем, хотя бы потому, что соотношение язык и религия, как в западном варианте, у нас не проходит, не говоря уже и о других моментах этого, в высшей степени непростого и деликатного, вопроса. Правда, ка-
захстанские религиоведы активно смакуют сочетание «ханафитский мазхаб» в описании наших религиозных реалий, но даже при успешном применении данной модели религиозной идентичности понятно, что почти треть населения Казахстана останется за ее пределами. На сложность и непредсказуемость религиозного вопроса указывает и неоднозначный резонанс, вызванный предложенным на обсуждение законопроектом «О религиозной деятельности и религиозных объединениях». Актуальность законопроекта диктуется, прежде всего, желанием оградить государство от религиозного экстремизма и терроризма, захлестнувшего весь мир. Во все времена государство как аппарат насилия пыталось решать подобные проблемы путем запрета, сокращения, ликвидации, в лучшем случае - упорядочения религиозных организаций. Тем самым достигался обратный эффект. Примеров в истории множество - становление и развитие протестантизма в Европе, существование неофициальных религиозных структур в СССР и т. д. Каковы бы ни были мотивы, вызвавшие необходимость нового законопроекта «О религиозной деятельности и религиозных организациях», вопросы и проблемы должны решаться в рамках правового поля. Казахстан, согласно Основному Закону, светское государство, поэтому вариант «религиозный Казахстан» уже по определению не проходит и не подходит для описания современных казахстанских реалий.
Второй сценарий - бюрократический Казахстан. Это, скорее всего, сценарий настоящего, а не будущего. Перед научным сообществом и политиками высшего ранга нужно ставить вопрос об избежании подобного сценария, поскольку исторический опыт советского бюрократизма имеет скорее отрицательный, чем положительный, характер. Но этот сценарий имеет гораздо более проблематичную сторону - язык, на котором осуществляется не только бюрократический механизм, но и реализуется духовная составляющая казахстанской государственности. Во-первых, языковая проблема - самая насущная из проблем формирования национальной и государственной идентичности. Во-вторых, языковое информационное пространство в стране - не одно, а с компьютеризацией и интернетизацией страны - даже не два. В-третьих, проблема языка очень часто используется политиками не для реального ее решения, а для продвижения и осуществления второстепенных задач - пробуждения нестабильности в обществе, стремления к власти (за неимением более конструктивных идей) и т. п. Попытка примирения различных, порой весьма противоположных точек зрения на роль казахского языка в развитии казахстанской государственности предполагает весьма толерантную позицию, опирающуюся на эволюционное, а не революционное освоение казахским языком культурного, экономического, политического и информационного пространства.
Сравнительный анализ с языковой ситуацией в Беларуси также указывает на то, что при активном использовании большей частью населения русского языка статус белорусского языка в системе ценностей белорусов остается весьма высоким. Белорусский язык, несмотря на языковую политику в стране, продолжает оставаться «национальным символом» Беларуси. Казахский язык
обретет полноценный социально-экономический и политический статус только тогда, когда это станет общенациональной задачей, т. е. будет разделяться всеми членами общества без исключения. Но предварительно общество должно быть сплочено единой политической идеей, которой, несомненно, является развитие полноценных демократических институтов.
По второму - «бюрократическому» - сценарию, с точки зрения С. Хантингтона, развитие должно происходить на основе двух официальных языков и двух культур - англо-протестантской и испанской. В нашем варианте, в силу географических и ментальных особенностей, Казахстан раздирается не двумя, а несколькими культурами. Модели развития юго-восточной Азии, западного либерализма, евразийского пространства, мусульманского Востока, тюркской цивилизации и прочие сценарии неизбежны при рассмотрении ближайшего будущего Казахстана.
Третий сценарий, предлагаемый С. Хантингтоном, - «отделившаяся» Америка, вновь рассуждающая о народах и расах и отвергающая либо подчиняющая тех, кто не принадлежит к белым европейцам. Попытка примерить этот сценарий к современным казахстанским реалиям вызывает множество вопросов. От кого должен отделиться Казахстан? От гипотетического внешнего врага или от части собственных граждан? Кого он должен отвергнуть или подчинить? В казахстанском варианте подобный сценарий не срабатывает однозначно, и здесь речь идет не только о несоответствии американских и казахстанских масштабов, но еще и о ментальности казахского народа, всегда толерантного к иному по принципу «Все лучшее - гостю». Вся история развития казахстанской государственности является примером успешного развития принципа толерантности. Другое дело, когда «в плохом доме гость становится хозяином». Такое может случиться, если получат развитие сценарии национальной и государственной идентичности Казахстана, основанные на религиозных и бюрократических моделях.
Четвертый сценарий С. Хантингтона - возрожденная Америка, восстановившая свою англопротестантскую культуру и религиозные ценности и объединенная конфронтацией с враждебным миром. Мы сегодня много говорим об обретении Казахстаном независимости, о новом мусульманском ренессансе, но здесь основная мысль Хантингтона заключается в «конфронтации с враждебным миром». Поиск внешнего врага для объединения страны не раз использовался в мировой практике, но история показывает, что подобная конструкция не выдерживает критики и не имеет будущего. Есть смысл «воевать» с реальным внешним врагом, когда речь идет о защите родины, о реальной угрозе национальной безопасности страны (Великая Отечественная война объединила народы Советского Союза в борьбе с общим врагом - фашистами). Но искусственно создавать конфронтацию, чтобы потом «успешно» ее преодолевать - слишком сложная и многоходовая комбинация с непредсказуемыми последствиями. 11 сентября 2001 г. объединило американский народ, вызвало у него дух патриотизма, стремление идентифицировать себя с духом
американской нации, но, как оказалось, ненадолго. Тот же Хантингтон приводит пример с национальными флагами, которые вывесили 80% американцев после трагедии 11 сентября. «Флаги стали зримым свидетельством единого и драматического осознания американцами национальной идентичности» [7, с. 23]. Однако «изобилие американских флагов после 11 сентября, вполне возможно, явилось не столько свидетельством возросшего осознания национальной идентичности, сколько признаком неуверенности в собственной сути, признаком колебаний в ответе на вопрос, а кто мы такие. Ощущение национальной идентичности, безусловно, может нарастать и ослабевать под влиянием внешней угрозы, а вот сущность этой идентичности подвержена колебаниям в значительно меньшей степени; она формируется гораздо медленнее, нежели отличительные особенности того или иного народа, складывается из многочисленных, зачастую конфликтующих между собой социальных, экономических и политических трендов. Сущность Америки, какой она была 10 сентября 2001 года, не слишком изменилась на следующий день» [7, с. 29-30]. Таким образом, поиск внешнего врага для внутренней консолидации нации также не может служить основанием для формирования национальной и государственной идентичности.
Наконец, пятый сценарий, предлагаемый Хантингтоном, представляет собой некую комбинацию перечисленных выше, а также оставшихся неупомянутыми возможностей.
Различные сценарии формирования национальной идентичности предлагаются многими казахстанскими исследователями. Одним из оригинальных видится нами предложение сформировать бренд «Казахстан» [8]. Автор данного предложения ратует за создание органа, отвечающего за бренд Казахстана. Включая в себя лучших представителей интеллектуальной элиты казахстанского общества, данный орган должен дистанцироваться от власти, «быть вне временных и политических рамок». Приоритетами для работы такого органа должны стать «культивация национального консенсуса, кристаллизация национальной идентичности, ее ключевых ценностей». Для того, чтобы процесс кристаллизации национальной идентичности не погряз в бесконечных непродуктивных дебатах и спорах (что и происходит сейчас), группа видения должна выступить в качестве главного координатора, который, кроме дебатов, приведет в движение также масштабные социологические и маркетинговые исследования имиджа страны, существующих позитивных и негативных восприятий Казахстана внутри страны и за ее пределами среди важных аудиторий (США, Россия, Европа, Китай и т. п.).
На основе сформированной ключевой идеи национальной идентичности группа видения сможет приступить к разработке «позитивных элементов идентичности бренда: логотип, слоган, визуальный язык, используемый в каждом контексте, корпоративные цвета, звук, форма упаковки или материалы упаковки, архитектура и т. д.». Позитивные элементы идентичности, в свою очередь, позволят вычленить позиционирование страны на мировой арене. За-
дача - сверхсложная, но выполнимая. Представление Казахстана, как некоего бренда, нуждающегося в рекламе, маркетинге, продвижении - идея вполне актуальная и отвечает потребительскому духу времени. Кроме того, многое из предлагаемой идеи уже воплощается на практике, например события регионального и мирового уровня, проводимые в Астане, архитектура будущего, украшающая нашу столицу. Визуальность, дизайн, доступность, открытость -это внешние, формальные элементы, необходимые, но не достаточные для осознания национальной идентичности. Автор, как и большинство казахстан-цев, задается вопросами: в чем заключается сущность «казахстанцев», где лежат корни «казахскости»? На каких ценностях и идеалах воспитывать своих детей? Кто они - герои сегодняшнего времени? За кем идти и кому поклоняться? За что испытывать национальную гордость? Эти вопросы упираются в поиски более глубинных пластов национальной идентичности, содержательных характеристик и смыслового наполнения национальной идеи. Проблемы национальной и государственной идентичности Казахстана являются не только предметом бесконечных и непродуктивных дебатов, но и активно апробируются в действительности в различных вариантах. Нашей целью является не критика существующих моделей, а попытка вычленить наиболее приемлемые варианты дальнейшего формирования национальной и государственной идентичности Казахстана в эпоху глобализационных процессов.
Как мы выяснили, национальная политика СССР была направлена на смывание границ (культурных, национальных, этнических, каких угодно еще), для достижения глобальной цели - создания интернационального народа, т. е. глобализация начала влиять на национальную идентичность советских республик не в связи с глобализационными процессами конца ХХ в., а гораздо раньше, с образованием Советского Союза и, как было отмечено выше, с началом глобального противостояния коммунизма и капитализма. В конструировании идентичности сыграл определенную роль эволюционный характер развития общества и выстраивания государственности, способствовавший отсутствию острой критики к предшествовавшей системе. Подобный вывод следует из сравнения с постсоветскими государствами, в которых происходила «символическая революция», приведшая к радикальному разрыву с советским наследием. Соответственно, именно эволюционное развитие стало причиной неизменности главного принципа, ради которого когда-то создавались идентичности в рамках СССР - лояльность существующей властной системе. Учитывая диалектику этнической и национальной идентичности, предполагающую различную степень их обусловленности, можно сделать следующий вывод - толерантность основывается на этнической идентичности и в то же время выступает как основополагающий фактор национальной идентичности. Как было отмечено выше, неизменной темой исследований национальной идентичности последнего времени было определяющее значение языка в ее формировании. Можно рассмотреть различные концепции, утверждающие или отвергающие роль языка в конструировании национальной идентичности,
но неизменным на сегодняшний день остается одно - модели идентичности, предполагающие значимую роль языка, образуют матрицу, на которой выстраивается вся конструкция национальной идентичности современности. Учитывая динамичность современных глобализационных процессов, а также сложность и вариативность проблем национальной и государственной идентичности, есть смысл опираться на мировую практику формирования нации в полиэтнических государствах, не замахиваясь на революционный скачок в «светлое будущее». И в завершении, о четырех факторах, которые должны быть заложены в основу национальной идеи Казахстана. «Первое - это национальное единство. Второе - сильная конкурентоспособная экономика. Третье -интеллектуальное, созидающее общество. Четвертое - построение Казахстана как уважаемого во всем мире государства» [9].
Литература
1. Кортунов, С. В. Национальная идентичность: Постижение смысла / С. В. Кортунов. -М.: Аспект Пресс, 2009. - 589 с.
2. Фабрикант, М. С. (Ин)толерантность к интолерантности: неразрешенное противоречие белорусской национальной идентичности / М. С. Фабрикант // Молодежная галактика. - 2010. -№ 6. - С. 87-92.
3. Браточкин, А. Как власть в Беларуси конструирует национальную идентичность//www. n-europe. eu/.. ,/kak_vlast _v_belarusi_ konstruiruet_ natsionalnu...
4. Joseph, John. Language and Identity: National, Ethnic, Religious / John Joseph. - Houndmills; Basingstoke; Hampshire & New York: Palgrave Macmillan, 2004. - Р. 92-125.
5. Гужон, А. Национализм и идентичность в Белоруссии / А. Гужон // www. centre-fr. net/ IMG/pdf/ Almanach1GoujonRU. pdf.
6. Борисова, В. «Национальная идентичность глазами белорусов: кто мы и какими мы будем?» / В. Борисова // www. euramost. org
7. Хантингтон, С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности / С. Хантингтон. - М.: АСТ, 2008.
8. Касенов, А. Брэнд «Казахстан» http://www. arba. ru/article/451
9. http://www. bnews. kz/ru/news/post/21820/
A. K. ABDINA
ON THE NATIONAL AND STATE IDENTITY BELARUS AND KAZAKHSTAN
Summary
The comparative analysis of national and state identity of Belarus and Kazakhstan is conducted in the article. The decades of coexistence within bounds of one country allow to distinguish the most obvious general lines of national and state identity is tolerance, inherent to both Kazakhstan and Be-laruss, and bilingual space.
Key words: ethnic, national and state identity, self-determination, ethnic tolerance, the national language, religion and culture.
Поступила 18.10.2011 г.
