CC BY
6НАУЧНАЯ СТАТЬЯ / ORIGINAL ARTICLE УДК 179.6
DOI 10.25257/KB.2023.3.18-27
О моральном статусе подвига: к постановке проблемы
^ш
On the moral status of the feat: towards the formulation of the problem
Г. В. ЕЛАГИНА1
1Академия ГПС МЧС России, Москва, Россия
G.V. ELAGINA1
1 State Fire Academy of EMERCOM of Russia, Moscow, Russia
Статья посвящена проблеме прояснения морального статуса действий, которые в повседневной жизни оцениваются положительно, но при этом не включаются в моральные теории на том основании, что расходятся с основными принципами классической морали: взаимностью, универсальностью, свободой воли. Предельным выражением такого действия является подвиг как акт самопожертвования ради блага другого без мотива личной выгоды.
Исследовательский акцент статьи ставится на поиске подходов, альтернативных аналитической моральной философии, в рамках которой зародилась подобная дискуссия, поскольку, при существенном вкладе в прояснение языка морали, данное направление остается скорее дескриптивным, нежели императивным.
Ключевые слова: подвиг, героизм, самопожертвование, мораль, свобода воли, ответственность
Abstract: The article is devoted to the problem of clarifying the moral status of actions, which in everyday life are evaluated positively, but at the same time are not included in moral theories on the grounds that they diverge from the basic principles of classical morality: reciprocity, universality, and free will. The ultimate expression of such action is the feat as an act of self-sacrifice for the good of another without the motive of personal gain. The research focus of the article is on finding alternative approaches to analytic moral philosophy, within the framework of which this discussion originated, because, despite its significant contribution to the clarification of the language of morality, this direction remains descriptive rather than imperative.
Key words: feat, heroism, self-sacrifice, moral philosophy, free will, responsibility
ВВЕДЕНИЕ
Феномен героизма имеет длительную историю, свидетельством чего являются социально укоренившиеся архетипы подвигов -мифологические, религиозные, военные, гражданские, интеллектуальные, профессиональные и другие. Реалии времени добавляют к сложившимся архетипам огромный массив фактов, который еще только предстоит осмыслить.
Векторы концептуализации подвига столь разнородны, что его обобщающих определений не так много.
Одно из наиболее показательных содержится в отечественном словаре по этике, вышедшем в 1981 г. Подвиг определяется как «акт героизма, поступок, требующий от человека предельного напряжения воли и сил, связанный с преодолением необычайных
трудностей, общественно-полезный результат которого превосходит по своим масштабам результаты обычных действий» [1]. Подвиг характеризуется как «необычный» поступок, выходящий за рамки общепринятых нравственных требований, потребность в котором часто возникает в исключительных обстоятельствах повседневной жизни, периоды войн, революций и пр.
В том же словаре героизм определяется как «особая форма человеческого поведения, которая в нравственном отношении представляет собой подвиг» [1], а моральные коннотации героизма подчеркиваются через его соотнесение с понятиями ответственности и обязанности: герой «возлагает на себя большую меру ответственности и обязанностей, чем предъявляется к людям в обычных условиях общепринятыми нормами поведения» [1].
Несмотря на явные моральные коннотации подвига, это расхождение в степени свободы и «меры ответственности и обязанностей», так и не было прояснено в отечественной этической мысли. Подвиг включался в пространство морали скорее «по умолчанию», будучи имплицитным следствием признания приоритета коллективных интересов над личными, с одной стороны, и общего «панморализма» (В. В. Зеньковский) русской философии, - с другой.
В силу означенных обстоятельств, проблемы квалификации морального статуса подвига, несмотря на отдельные работы [2-7], так и не перешли на уровень значимых дискуссий, а обсуждение проблемы героизма вплоть до настоящего времени в отечественном исследовательском поле балансирует скорее на грани идеологической и эстетической составляющих.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Для европейской и англосаксонской моральной философии включение подвига в моральные теории более полувека представляет существенную проблему, связанную со следующими обстоятельствами.
Моральный дискурс по природе императивен, то есть предполагает не описание мира, а руководство поведением. Ответ на главный моральный вопрос - «что я должен делать?» -подразумевает, что «Я» - это автономный субъект, обладающий свободой воли. Обратной стороной свободы воли является ответственность субъекта и понимание морального обязательства как «обязательства для всех».
Понимание «свободы воли» в морали неоднозначно. Оно может исходить из понятия воли как способности разума к самоопределению и порождению причинности особого рода, что позволяет нам действовать в соответствии с намеченными целями (Аристотель). Свобода воли может пониматься как независимость от внешнего типа причинности, и только в силу этого как способность к самоопределению (И. Кант) [8, с. 12-19]. Или же интерпретироваться как подконтрольность и возможность предвидеть результаты собственных действий (утилитаризм).
Однако подвиг не перестает быть подвигом от того, что герой гибнет не достигая результата. Люди, совершившие героические поступки, часто говорят, что действовали «как во сне», их «как будто что-то вело», а роль форс-мажорных обстоятельств, «вынуждающих» к подвигам, сложно отрицать.
Современные исследования героизма, представленные в рамках американского проекта «Героическое воображение» и преследующие цель создания междисциплинарного фундамента «науки о героизме», выделяют в дискуссиях о героизме четыре сквозных типа оппозиций [9, с. 9]:
1. Ситуацианизм/диспозиционизм героизма, роль естественной предрасположенности и воспитания в героическом поведении.
2. Социальная составляющая героизма и дискуссии относительного того, предшествует ли героизм просоциальным настроениям, или же является их результатом.
3. Дискуссии относительно возможности усвоения концепций и мысленных образов героизма или же признание их жесткой запрограммированности.
4. Рассмотрение героического поведения как результата глубокой рефлексии, либо как поверхностного и часто автоматического мыслительного процесса, близкого к инстинктивному.
Независимо от частной исследовательской позиции, можно видеть, что соответствие героического поведения критериям «свободы воли» является, как минимум, проблематичным. Соответственно, подвиг не является действием, совершение которого может быть предписано каждому.
Означенные трудности моральной интерпретации героизма параллельно выявляют проблемы несовершенства самих критериев классической моральной оценки.
Императивность морального дискурса подпадает под две основные категории. Аксиологическую и деонтическую. Аксиологическая традиция, заложенная Аристотелем, в качестве категориального аппарата морали оперирует такими понятиями как добродетель, благо, хорошо, плохо и т.п. Деонтическая традиция, связанная, прежде всего, с именем И. Канта, оперирует понятиями долга, обязательства, обязанности, справедливости и т. п. Соответственно, аксиологическая оценка относится к положению дел и характеристикам самого человека. Тогда как деонтическая - к поступкам. То есть, мир без войны оценивается как «хороший», мужественный человек как «добродетельный», но воровство - это запрещенное действие, а, к примеру, требование отдавать долги оценивается как действие обязательное.
Классическая схема моральной оценки делит действия на разрешенные (хорошие), запрещенные (плохие) и морально нейтральные (безразличные). Спектр оценок можно выразить в следующих вариациях [10]:
- действия, которые хорошо делать и плохо не делать;
- действия, совершать которые ни плохо, ни хорошо;
- действия, которые плохо делать и хорошо не делать.
Как показывает феномен героизма, такая классификация является не полной,
поскольку не включает действия, которые хорошо делать, но не плохо (морально не предосудительно) не делать. Эта неполнота не может быть проигнорирована в моральных исследованиях, поскольку к этой категории действий относится не только героизм, но и многочисленные повседневные проявления внимания, участия, благотворительности, заботы о другом, проявленные сверх того, что окружающие могли бы от нас ожидать или требовать.
С учетом того, что категориальный аппарат морали фактически формируется на стыке аксиологического и деонтического подходов, -для обозначения подобного типа действий лучше подходит смешанная терминология. Это те действия, совершать которые хорошо, но не обязательно. В чистом виде они не относятся к добродетелям, и, за редким исключением моральных требований, сформированных в отдельных профессиях, не являются долгом.
Находясь на стыке аксиологического и деонтического подходов, данная проблематика долгое время фактически не обсуждалась ни в одном из них. Тем самым, теоретическое обоснование перехода к подобным действиям в отчетливом виде тоже сформулировано не было.
Ключевой в постановке проблемы морального статуса героизма и последующих масштабных дискуссий на эту тему в аналитической моральной философии стала статья «Святые и герои» 1958 г. британского философа Дж. О. Урмсона [11]. Автор выделяет три специфически моральных контекста употребления термина «героизм».
Героизм может быть случаем долга, исполненного в силу чрезвычайного самоконтроля в тех обстоятельствах, в которых большинство людей уклонилось бы от его выполнения по причине страха или стремления к самосохранению. Сюда, к примеру, можно отнести действия медицинского персонала, напуганного, но, тем не менее, оставшегося со своими пациентами в охваченном эпидемией или же войной городе.
Героизмом могут быть действия, аналогичные предыдущим, но совершенные без
усилий. Например, действия дочери, оставшейся ухаживать за овдовевшим и больным отцом в ущерб личной жизни.
С моральной классификацией таких действий особых проблем не возникает, поскольку они могут быть отнесены либо к категории долга, либо рассмотрены с точки зрения добродетельного поступка.
Однако есть и третий тип героизма. Он выходит далеко за пределы долга и обязательств, которые люди могут совершать как с усилием, так и без. Это, к примеру, действие военнослужащего, бросающегося на готовую разорваться гранату, с целью спасения жизней сослуживцев. То есть к третьему типу относятся те случаи, когда от соображений самодисциплины и исполнения долга мы переходим к самоотверженной жизни ради служения другим.
Дж. Урмсон считает поиски или адаптацию моральных теорий, включающих в себя третий тип героических действий, актуальной предстоящей задачей, видя наибольший потенциал ее решения в теориях утилитаристского типа, основанных на принципе максимального блага для максимального числа людей. Однако проблема и по сей день далека от решения.
Проблема героизма, затронутая Дж. Урм-соном, с одной стороны, вызывает масштабную дискуссию, связанную с вышеозначенной неполнотой критериев моральных оценок. С другой, - является частью более масштабной критики деонтических моральных теорий, развернувшейся в британской моральной философии со второй половины 20 века. Тон дискуссии задает ученица Л. Витгенштейна, Э. Энском [12], полагая, что понятия морального долга и обязательства утрачивают сколь-нибудь значимый смысл с утратой понятия «абсолютного законодателя» и религиозного контекста, в котором они создавались. В связи с чем актуализируется интерес к реанимации этики добродетели и разработкам в области моральной психологии.
Чтобы закрыть лакуну несовершенства моральной оценки, в 6о-е гг. 20 в. для
обозначения морально положительных, но необязательных к исполнению действий в аналитическую философию морали был введен специальный «технический термин» -суперэрогация (supererogation), популяризации и детализации которого способствовал Д. Хейд.
Признаки суперэрогативного действия по Д. Хейду следующие: 1) его совершение не обязательно и не запрещено; 2) его несовершение не является неправильным и не влечет санкции и критику; з) действие, как в силу предполагаемых последствий, так и в силу мотива, превосходит границы обязанностей и долга; 4) действие совершается добровольно ради чужого блага и заслуживает одобрения [13].
Как можно видеть, термин «суперэрогация» применим к широкому спектру альтруистических действий. Подвиг в рамках этого термина не специфицируется, по сути, являясь, частным выражением альтруизма.
С другой стороны, существенным результатом аналитической моральной философии применительно к квалификации героизма представляется сама проблематизация связи свободы воли и моральной ответственности, традиционная для европейского морального сознания.
В 1979 г. выходит эссе Т. Нагеля, в котором он вводит понятие «моральная удача» [14, с. 176], по сути подтверждающее, что любая моральная теория сталкивается с последствиями «урезания» моральной ответственности до добровольной. Это выражается в специфическом способе моральной оценки, связанном с тем, что людей часто морально осуждают или одобряют за действия, которые обусловлены неподконтрольными людям факторами.
Нагель Т. обращает внимание, что как бы ни старались моральные системы декларировать свободу воли в качестве исходного условия моральной оценки, есть существенная разница между попыткой спасения человека из горящего дома и падением спасаемого из окна двенадцатого этажа; между небрежностью водителя, не проверившего исправность
автомобиля перед поездкой, и той же самой небрежностью, приведшей к гибели пешехода. Хотя мотив действия спасателя и небрежность водителя в обоих случаях были одними и теми же, а падение спасаемого и появление пешехода на дороге были этим людям неподконтрольны, их моральная биография уже не будет той же, как если бы они не попали в подобные ситуации.
Концепт «моральной удачи» показывает, как декларируемая в качестве исходного условия моральной оценки свобода воли приводит к эрозии моральных суждений. При ближайшем рассмотрении оказывается, что свобода агента сводится к маленькой точке. И, тем не менее, мы не отказываемся от самой идеи моральных оценок. По мнению Т. Нагеля, это происходит потому, что человеку внутренне более близка позиция, согласно которой события окружающего мира происходят при его непосредственном участии, а не просто с ним «случаются».
Тем самым, проблема придания подвигу морального статуса не только подразумевает его соотнесение с главным критерием «агентскости» - свободой воли, но и по-новому ставит проблемы вины и ответственности в моральных теориях, по сути, отвязывая их от понятия свободы воли.
Речь начинает идти не столько о разнице между поступком добровольным и недобровольным, сколько о поступке совершенном или не совершенном. Противоположностью героя оказывается вовсе не злодей, а сторонний наблюдатель. Обстоятельства же из реальности, не пересекающейся с моральной, становятся частью нашей моральной биографии и влияют на самоидентификацию, которая выстраивается уже не с позиции автономного субъекта, но скорее по формуле, предложенной еще в начале 20 в. испанским философом Х. Ортега-и-Гассетом: «Я есть я и мое обстоятельство, и если я не спасаю его, то не спасаю и самого себя» [15, с. 28].
К настоящему времени одно из наиболее масштабных морально-психологических исследований феномена героизма инициировано американским психологом Ф. Зимбардо,
наиболее известным в нашей стране как автор Стэнфордского тюремного эксперимента 1971 г., подтвердившего вывод Х. Арендт о «банальности зла».
Спустя 35 лет после «тюремного эксперимента» Ф. Зимбардо обращается к исследованию его «обратной стороны» - феномену героизма, и совместно с коллегами проводит серию экспериментов, позволяющих сделать аналогичный вывод о «банальности героического», его потенциальном присутствии в каждом.
Согласно выводам Ф. Зимбардо граница между морально положительным и отрицательным поступком является довольно тонкой. Люди могут пересекать ее туда и обратно, поскольку большинство из нас находится в состоянии, в котором злодейство и героизм почти в равной степени «банальны».
Признание «банальности» этих двух феноменов к 2010 году при поддержке ученых Стэнфордского университета приводит к созданию масштабного научно-образовательного проекта «Героическое воображение» (HIP), действующего в 20 странах мира и реализующего цель популяризации и актуализации героического поведения в повседневной жизни. Учредители проекта выражают уверенность в том, что «необычные» поступки совершают обычные люди.
В качестве мотива героизма, в обобщающей статье 2011 года [23] Ф. Зимбардо выделяет нацеленность на заботу о нуждах других или сохранение нравственного идеала в ситуации осознания и принятия существенного личного риска и вне мотива ожидания награды.
В той же статье Ф. Зимбардо уже непосредственно указывает на моральное измерение героизма, отделяя его от таких «морально признанных» феноменов как альтруизм и сострадание. Альтруизм - это облегченный вариант героизма, далеко не всегда сопряженный с серьезным риском. Он связан с идеей бескорыстной помощи другим, тогда как в героизме к ней добавляется идея личного самопожертвования. Сострадание же -это добродетель, которая может привести к героизму, но делает это далеко не всегда.
В более ранней статье 2006 г. Ф. Зим-бардо в соавторстве с З. Франко поясняет, что ожидаемые личные жертвы или риск могут быть связаны как с угрозой собственной физической безопасности, так и с социальным риском осуждения или остракизма, а сам героический поступок может быть не только активным действием, но и пассивным сопротивлением. Кроме того, героизм может быть как мгновенной реакцией на ситуацию, так и чем-то более длительным, предполагающим серию продуманных действий на протяжении нескольких дней, месяцев или всей жизни [17].
Выделение в качестве специфицирующего признака героического действия готовности к личному самопожертвованию ради другого является наиболее дилемматич-ным моментом в моральной квалификации подвига в силу его расхождения с принципом равноценности моральных субъектов, на котором основано большинство максим поведения, от «золотого правила нравственности» до утилитаристкого принципа максимизации блага.
ВЫВОДЫ
Что показывает проделанный экскурс?
Героизм рассматривается преимущественно в двух аспектах. Первый условно можно назвать эстетическим. Он связан с оценкой героических действий «со стороны». В эстетическом плане подвиг относится к категории «возвышенного» [18, с. 224-242], противоречиво сочетающей в себе прекрасное и ужасное, восхищение и тревогу, деятельное возбуждение и подавленность. Испытывая чувство искреннего восхищения и благоговения перед героями, мы одновременно испытываем чувство облегчения от того, что нам не пришлось оказаться на их месте.
Второй аспект - деятельный. Он связан непосредственно с совершением подвига. Подвиг исходит из расширенного понимания ответственности, выходящей за пределы того, что герой планировал, предвидел, желал. Это ответственность за сам факт
поступка, а не за его содержание, урезанное до «добровольности».
Между эстетическим и этическим аспектами героизма существуют множественные переходы, зависимые подчас от малозначительных факторов.
Соответственно, моральная теория, позволяющая включать в себя подвиги, должна акцентировать внимание не столько на мотиве или результате действия, сколько на самом переходе к действию, проблеме «первого шага», и работать с этим скорее в аксиологическом, нежели деонтическом ключе.
Ни одна теория сама по себе обеспечить такой переход не может. Поэтому, помимо поиска адекватной теории, речь должна идти и о практиках. К примеру, созвучных античным (стоическим, аристотелианским, неоплатоническим и пр.) и «осовремененных» П. Адо в понятиях «духовного упражнения» и «культуры себя», или же М. Фуко в понятиях «техники себя» и «эстетики существования». Либо о практиках психологических, в частности, работающих с воображением и чувством благоговения [19,20].
Обзор литературы о героизме склоняет к выводу, что катализатором перехода к подвигу будет отнюдь не мысленный эксперимент, подобный различным версиям кантов-ского категорического императива, а некая способность, позволяющая схватывать целое раньше частей и действовать сообразно ситуации. У этой способности есть своя логика, позволяющая компенсировать недостаток времени и информации для принятия решения.
Какой-то общепринятой терминологии в академическом сообществе для ее обозначения пока не сложилось. Наиболее ранним термином вероятно можно считать «фро-незис», о котором Аристотель говорит как о житейской, практической мудрости.
Существенный интерес здесь, на наш взгляд, представляет понятие «креативного уточнения», введенное немецким социологом Х. Йоасом [21] в ходе исследований в области возникновения ценностей. «Креативное уточнение» подразумевает акцент на том, что переход к действию всякий раз
осуществляется через сопоставление нашей моральной ориентации с эмпирическими знаниями конкретной ситуации [22, с. 116]. Такая креативность нетождественна творческому порыву и не предполагает отождествления с волюнтаризмом ницшеанского плана или виталистским посылом философии жизни в целом. Скорее она исходит из прагматической традиции (Д. Дьюи), дающей инструменты решения проблем, созданных не нами, и в перспективе позволяющей работать с понятием ответственности вне свободы.
Не менее плодотворными представляются концепты «участного мышления», «абсолютного себя-исключения», «невозможности невыбора», «не-алиби в бытии», «собственно нравственной ответственности», обозначенные М. М. Бахтиным [23] в не законченном очерке 1920-х гг., впоследствии озаглавленном издателями «К философии поступка». В этой работе М. М. Бахтин намечает масштабную, но так и не реализованную задачу построения «архитектоники бытия-события», частным моментом решения которой предполагалось прояснение характера различия между эстетической и этической деятельностями с акцентом на переходе к последней за счет принципиальной ценностной разнозначности Я и Другого.
Сюда можно отнести и ряд других проектов, обозначить которые даже бегло не позволяет объем статьи. Акцент в них делается не столько на ориентацию поступка на сферу отвлеченных «высших ценностей», сколько на «придвинутости» поступка «краями к бытию» (М. Бахтин).
Одним из направлений, позволяющих работать в означенном русле, с последней трети 20 века становится прикладная этика, если понимать под ней подход, акцентирующий внимание на поступке как уникальном и каждый раз единственном акте. Однако предмет изучения прикладной этики - открытые междисциплинарные проблемы, дискутируемые в публичных сферах жизни, по поводу моральной квалификации которых нет общепринятой позиции -до недавнего времени не включал в себя героизм. Сюда относились, к примеру, проблемы трансплантологии, эвтаназии, смертной казни и пр.
Как мы попытались показать, в настоящее время феномены подвига и героизма становятся той «открытой проблемой», которая нуждается в обсуждении в отечественном исследовательском поле и ждет своих возможных решений.
Поскольку готовность к самопожертвованию ради другого является существенной и наиболее дилемматичной чертой героизма, значительный интерес здесь представляют те предметно ориентированные виды деятельности, в которых готовность к самопожертвованию является их неотъемлемой частью. Это ситуации ведения военных действий, ликвидации последствий стихийных бедствий, техногенных катастроф и пожаров, - равно как и опыт их теоретического осмысления, отраженный в военной этике, этике сотрудников системы МЧС и других разновидностях отраслевой и профессиональных этик.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Словарь по этике. Под ред. Кон И. С. 4-е издание. М.: Политиздат. 1981 г. 430 с.
2. Боранецкий П. С. О достоинстве человека. Основания героической этики. Париж, 1950. 768 с.
3. Вехи; Интеллигенция в России (сост. Н. Казакова). Сб. ст. 1909-1910. М.: Молодая гвардия. 1991. 462 с.
4. Волкогонов Д. А. Феномен героизма. О героях и героическом. М.: Издательство политической литературы,1985. 263 с.
5. Грот Н. Я. Устои нравственной жизни и деятельности // Вопросы философии и психологии. М., 1895. Год VI, кн. 2 (27). С. 145-168.
6. Матвеев П. Е. Поступок самопожертвования (опыт этического анализа) // Этическая мысль. 2013. № 13. С. 199-211.
7. Мейер А. А. Заметки о смысле мистерии (Жертва). Философские сочинения. Париж.1982. С. 105-166.
8. Столяров А. А. Свобода воли как проблема европейского морального сознания. Очерки по истории: от Гомера до Лютера. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина. 1999. 208с.
9. Allison T., Goethals R., Kramer M. Handbook of Heroism and Heroic Leadership. 2017. Р. 9.
10. Chisholm R. Supererogation and Offence: A Conceptual Scheme for Ethics / Ratio. 1963. 5: 1-14.
11. Urmson J. Saints and Heroes /Essays in Moral Philosophy. Melden A. (ed.). Seattle: University of Washington Press, 1958.
12. Энском Э. Современная философия морали // Логос 1 (64). 2008. Пер. с англ. А. Черняка. С. 70-91.
13. Heyd D. Supererogation. Its status in ethical theory. Cambridge University Press. 1982.
14. Нагель Т. Моральная удача. Пер. c англ. А.Черняка // Логос 1(64) 2008. С. 176.
15. Ортега-и-Гассет Х. Размышления о «Дон Кихоте». СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1997. 332 с.
16. Zimbardo P. What Makes a Hero? // Greater Good. 2011. Режим доступа: https://greatergood.berkeley.edu/article/item/what_makes_a_hero
(дата обращения 10.09.2023).
17. Franco Z, Zimbardo P. The Banality of Heroism. 2006. Режим доступа: https://greatergood.berkeley.edu/article/item/the_banality_of_heroism (дата обращения 10.09.2023).
18. Лиотар Ж.-Ф. Возвышенное и авангард // Метафизические исследования. 1997. Вып. 4. Культура. Спб., С. 224-242.
19. Suttie J. How a Sense of Awe Can Inspire Us to Confront Threats to Humanity. 2022. Режим доступа: https://greatergood.berkeley.edu/article/item/how_a_ sense_of_awe_can_inspire_us_to_confront_threats_to_humanity
(дата обращения 10.09.2023).
20. Адо П. Духовные упражнения и античная философия. Пер. с фр. СПб.: Степной ветер, 2005. 448 с.
21. ЙоасХ. Возникновение ценностей. Пер. с нем. Тимофеева К. Г. СПб.: Алетейя, 2013. 312 с.
22. Йоас Х. Действие - это состояние, в котором существуют люди в мире. // Социологическое обозрение. 2010. № 8. С. 112-122.
23. Бахтин М. М. К философии поступка. Собр. соч.: в 7 т. Т. 1. М.: Яз. славян. культуры, 2003. С. 7-68.
REFERENCES
1. Slovar po etike. Pod red. Kon I. S. 4-e izdanie [Dictionary of Ethics. Ed. Kon I. S. 4th edition]. Moscow, Politizdat Publ., 1981, 430 p. (in Russ.).
2. Boranetsky P.S. O dostoinstve cheloveka. Osnovaniia geroicheskoi etiki [On the dignity of man. The foundations of heroic ethics]. Paris, 1950, 768 p. (in Russ.).
3. Vekhi; Intelligentsiia v Rossii (sost. N. Kazakova). Sb. st. 1909-1910. [Milestones; Intelligentsia in Russia (comp. N. Kazakov). Collection of articles 1909-1910]. Moscow, Molodaia gvardiia Publ., 1991, 462 p. (in Russ.).
4. Volkogonov D.A. Fenomen geroizma. O geroiakh i geroicheskom
[The phenomenon of heroism. About heroes and the heroic]. Moscow, Publishing House of Political Literature, 1985. 263 p. (in Russ.).
5. Grot N.Ya. The foundations of moral life and activity. Voprosy filosofii i psikhologii - Questions of philosophy and psychology. Moscow, 1895. Year VI, book 2 (27), pp. 145-168 (in Russ.).
6. Matveev P. The act of self-sacrifice (ethical analysis). Eticheskaia mysl -Ethical thought. 2013, no. 13, pp. 199-211 (in Russ.).
7. Meyer A.A. Zametki o smysle misterii (Zhertva)/ Filosofskie sochineniia [Notes on the meaning of the mystery (Sacrifice). Philosophical writings]. Paris.1982, pp. 105-166 (in Russ.).
8. Stolyarov A.A. Svoboda voli kakproblema evropeiskogo moral'nogo soznaniia. Ocherki po istorii: ot Gomera do Liutera [Freedom of will as a problem of European moral consciousness. Essays on history: from Homer to Luther]. Moscow, The Greek-Latin cabinet of Yu.A. Shichalin. 1999. 208 p. (in Russ.).
9. Allison T, Goethals R., Kramer M. Handbook of Heroism and Heroic Leadership. 2017. P. 9. (in Eng.).
10. Chisholm R. Supererogation and Offence: A Conceptual Scheme for Ethics / Ratio. 1963. 5: 1-14. (in Eng.).
11. Urmson J. Saints and Heroes /Essays in Moral Philosophy. Melden A. (ed.). Seattle, University of Washington Press, 1958. (in Eng.).
12. Enskom E. Modern philosophy of morality. Logos - Logos. 2008, no. 1 (64), pp. 70-91 (in Eng.).
13. Heyd D. Supererogation. Its status in ethical theory. Cambridge University Press. 1982 (in Eng.).
14. Nagel T. Moral luck. Translated from the English by A. Chernyak. Logos Logos - Logos. 2008, no. 1 (64), p. 176. (in Eng.).
15. Ortega y Gasset H. Razmyshleniia o «Don Kikhote» [Reflections
on "Don Quixote"]. Saint-Petersburg, Saint-Petersburg University Press Publ., 1997. 332 p. (in Russ.).
16. Zimbardo P. What Makes a Hero? Greater Good. 2011. Available at: https://greatergood.berkeley.edu/article/item/what_makes_a_hero (accessed September 10, 2023).
17. Franco Z., Zimbardo P. The Banality of Heroism. 2006. Available at: https://greatergood.berkeley.edu/article/item/the_banality_of_heroism (accessed September 10, 2023) (in Eng.).
18. Liotar J.-F. The Sublime and the avant-garde. Metaphysical studies. Issue 4. Culture. 1997. Saint-Petersburg, pp. 224-242 (in Russ.).
19. Suttie J. How a Sense of Awe Can Inspire Us to Confront Threats to Humanity. 2022. Available at: https://greatergood.berkeley.edu/ article/item/how_a_sense_of_awe_can_inspire_us_to_confront_ threats_to_humanity (accessed September 10, 2023). (in Eng.).
20. Ado P. Spiritual exercises and ancient philosophy. Saint-Petersburg, Steppe wind Publ., 2005. 448 p. (in Fr.).
21. Joas H. The emergence of values. Saint-Petersburg, Aleteya Publ., 2013. 312 p. (in Germ.).
22. Joas H. Action is the state in which people exist in the world. Sotsiologicheskoe obozrenie - Sociological Review. 2010, no. 8, pp. 112-122 (in Russ.).
23. Bakhtin M.M. Towards the philosophy of action. Sobr. op.: in 7 vols, vol. 1. Moscow, Yaz. Slavs. Culture Publ., 2003. pp. 7-68 (in Russ.).
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Галина Викторовна ЕЛАГИНА И Кандидат философских наук, доцент кафедры философии, Академия ГПС МЧС России, Москва, Российская Федерация SPIN-код: 1519-8234 Author ID: 1122629 ORCID ID: 0009-0001-2900-2291 И elaginag@gmail.com
Galina V. ELAGINA H PhD in Philosophy,
Associate Professor of the Department of Philosophy,
State Fire Academy of EMERCOM of Russia,
Moscow, Russian Federation
SPIN-rafl: 1519-8234
Author ID: 1122629
ORCID ID: 0009-0001-2900-2291
H elaginag@gmail.com
Поступила в редакцию 12.09.2023 Принята к публикации 21.09.2023
Для цитирования:
Елагина Г. В. О моральном статусе подвига: к постановке проблемы // Культура и безопасность. 2023. № 3. С. 18-27. 00!:10.25257/КВ.2023.3.18-27
Received 12.09.2023 Accepted 21.09.2023
For citation:
Elagina G.V. On the moral status of the feat: toward a statement of the problem. Kultura i bezopasnost -Culture and safety. 2023, no. 3, pp. 18-27 (in Russ.). DOI:10.25257/KB.2023.3.18-27
