CC BY
21
УДК: 82+82.01+821.124+82-6
О. В. БУДАРАГИНА
Санкт-Петербургский государственный университет
О ЛИТЕРАТУРНЫХ ВЗГЛЯДАХ ФРОНТОНА (ELOQ. 1, 2)
В статье рассматривается пассаж из книги М. Корнелия Фронтона «De eloquentia» (1, 2), адресованной, по всей вероятности, его ученику Марку Аврелию: «In poetis <aut>em quis ignorat ut gracilis sit Lucilius, Al-bucius aridus, sublimis Lucretius, mediocris Pacuvius, inaequalis Accius, En-nius multiformis?» В работе делается попытка выяснить, являются ли определения поэтов указанием на особенности литературной манеры или их нужно понимать в контексте литературных стилей. Автор приходит к выводу, что gracilis, sublimis и mediocris являются техническими терминами и обозначают разновидности genera dicendi, тогда как aridus следует считать не самостоятельным стилем, а разновидностью «простого». Определения inaequalis и multiformis также нужно рассматривать в контексте использования стилей.
Ключевые слова: римская литература, М. Корнелий Фронтон, риторика, литературные стили, genera dicendi, эпистолярный жанр.
O. V. BUDARAGINA
St Petersburg State University
ON THE LITERARY JUDGMENT OF FRONTO (ELOQ. 1, 2)
The paper deals with a passage from the book "De eloquentia" (1, 2) by M. Cornelius Fronto that is most probably addressed to his pupil Marcus Au-relius. The author discusses attributes given by Fronto to four Latin poets: "In poetis <aut>em quis ignorat ut gracilis sit Lucilius, Albucius aridus, sublimis Lucretius, mediocris Pacuvius, inaequalis Accius, Ennius multiformis?" The article is to answer the question whether these adjectives denote special features of the poets or are they to be understood in terms of genera dicendi. The author comes to a conclusion that gracilis, sublimis and mediocris refer to the three main styles of oratory while aridus is rather a defect of the plain style. Inaequalis and multiformis are also to be seen in the context of employment of genera dicendi.
Keywords: Latin literature, M. Cornelius Fronto, rhetoric, literary styles,
genera dicendi, epistolary genre.
Книга М. Корнелия Фронтона «О красноречии» («De eloquen-tia») состоит из пяти писем, обращенных, по всей вероятности, к Марку Аврелию1, уже в его бытность императором. Сомнения связаны с тем, что начало текста утрачено, а существующее название условно и восходит к изданию Б. Г. Нибура 1816 г. [Niebuhr, 1816]. В качестве альтернативного адресата А. Маи, а затем и Э. Хаулер предлагали младшего брата Марка Луция Вера [Hout, 1988, p. LIII], с которым Фронтон также занимался риторикой. В отношении датировки мы склонны присоединиться к тем, кто считает «О красноречии» поздним сочинением: так, Э. Чемплин [Champlin, 1980, p. 135] и вслед за ним М. ван ден Хаут [Hout, 1999, p. 313] датируют его промежутком 161-167 гг. Это время, когда Марк все более углубляется в философию, и Фронтон предпринимает последнюю попытку вернуть его в лоно риторики, поскольку считает это необходимым условием достижения мудрости, столь важной для правителя2.
Дополнительным аргументом в пользу того, что книга написана именно для Марка, как кажется, свидетельствует то, что Фронтон, приведя вначале примеры из сферы изобразительного искусства и литературы, говорит далее, что его адресат, вероятно, их осудит, а потому переходит к примерам из области философии (Eloq. 1, 3)3. А в четвертом письме книги автор прямо утверждает, что его ученик оставил занятия красноречием и обратился к философии: «Ibi tu mihi videre mor<e iuven>ali et laboris taedio defes-sus eloquentiae studium reliquisse, ad philosophiam devertisse» (Eloq. 4, 5).
1 Таково мнение последнего издателя сочинений Фронтона М. ван ден Хаута [Hout, 1988, p. LIII; 1999, p. 313]. Ранее эту же точку зрения осторожно высказывал К. Р. Хейнс [Haines, 1920, p. 47].
2 Подробнее об этом см.: [Champlin, 1980, p. 122-125] и [Hatch, 2005, p. 165-166].
3 Нумерация приводится по изд.: [Hout, 1988].
В начале дошедшей части письма Фронтон говорит о том, что не готов вопреки природе идти против течения4, — так, не нужно требовать от живописцев и скульпторов5 делать что-то им несвойственное (в частности, Апеллесу рисовать монохромные произведения, а Фидию ваять безделки, Eloq. 1, 1). Далее приводятся примеры поэтов, историков, ораторов и, наконец, философов, причем каждый из них имеет некую особенность, отличающую его от других (при этом не обязательно похвальную). Во второй части послания (Eloq. 1, 4), которая сохранилась плохо, а конец и вовсе утрачен, Фронтон меняет тему и высказывается в пользу тщательного отбора слов, что является для него одним из важнейших принципов вообще, но в чем Марк, судя по всему, усомнился.
Теперь рассмотрим более пристально суждение Фронтона о поэтах:
«In poetis <aut>em quis ignorat ut gracilis sit Lucilius, Albucius ari-dus, sublimis Lucretius, mediocris Pacuvius, inaequalis Accius, Ennius multiformis?» (Eloq. 1, 2)
«Среди поэтов кто не знает, как прост Луцилий, Альбуций сух, высок Лукреций, Пакувий умерен, неровен Акций, Энний многообразен?»
Вопрос, который будет интересовать нас, — можно ли считать определения поэтов указанием на индивидуальные особенности авторов (как далее в тексте Фронтон характеризует историков, ораторов и философов), или же автор имеет в виду разновидности стилей. Впервые (и весьма решительно) предположение о том, что Фронтон здесь использовал четыре определения, описывающих стиль, выдвинул в конце XIX в. американский филолог У. Минтон ^м.: [Minton, 1894, p. XLII-XLIII]). Чтобы проверить эту гипотезу, рассмотрим вначале взгляды оратора на теорию стилей.
4 Судя по записи на полях рукописи, как кажется, речь идет о том, что Фронтон не может в силу возраста и желания изменить свой стиль.
5 В вопросах искусства Фронтон был, скорее, дилетантом, обладая знаниями книжного характера. Несколько из упомянутых произведений он, по всей вероятности, никогда не видел [Hout, 1999, p. 314].
Напрямую по этому поводу Фронтон высказывается только один раз в письме к Марку (Ad M. Caes. III, 17, 2), которое датируется началом 140-х годов [Hout, 1999, p. 131], когда обучение будущего привителя риторике было в самом разгаре. Фронтон говорит о больших успехах ученика, несмотря на юный возраст, но в то же время слегка пеняет ему на отсутствие усердия (Ad M. Caes. III, 17, 1). Марк взялся за составление речи в эпидейктическом, т. е. самом трудном, по мнению учителя, стиле (Ad M. Caes. III, 17, 2). Далее в письме приводится традиционная трехчастная классификация стилей:
«Denique cum aeque tres quasi formulae sint orationis, io/vov, це-oov, áSpóv, prope nullus in epidicticis тф io/vrâ locus, qui est in dicis multum necessarius» (Ad M. Caes. III, 17, 2).
«И поскольку сходным образом6 есть три стиля речи — простой, средний, высокий, — то простому, который очень необходим в суде, нет места в эпидейктической речи».
Строго говоря, слов iaxvóv, ^eaov, áSpóv в тексте нет, и они являются записью на полях так называемой manus secunda (m2), относимой к 500 г. Тем не менее все издатели включают перечень стилей в текст, поскольку ниже эти же слова употребляются в кос -венных падежах. Нас едва ли должно удивлять отсутствие латинского аналога этого перечня у Фронтона, поскольку он предпочитает использовать риторические термины на греческом языке.
Каким же образом стили обознаются в латинском языке у других авторов? Как показывают примеры, у большинства преобладает трехчастное деление:
— grave, mediocre, extenuatum (Rhet. Her. IV, 8, i i) (adtenuatum, IV, ii, 16);
— grandiloquum, tenue, medium (Cic. Orat. 20 ss.); grave, tenue, temperatum (53); grande (grave, copiosum), tenue (subtile, breve), medium (Opt. gen. or. 2); grave, subtile, medium (De orat. III, 177); plenum, tenue, mediocre (III, 199);
6 Выше речь шла о трех разновидностях красноречия: судебном, совещательном и эпидейктическом.
— «Namque unum subtile, quod ioxvov vocant, alterum grande at-que robustum, quod äSpov dicunt, constituunt, tertium alii medium ex duobus, alii floridum (namque id ävB^pov appellant) addiderunt» (Quint. Inst. XII, 10, 58);
— «Et in carmine et in soluta oratione genera dicendi probabilia sunt tria, quae Graeci xapaKT%aq vocant nominaque eis fecerunt äSpov, ioxvov, ^.eoov. Nos quoque, quem primum posuimus, 'uberem' uocamus, secundum 'gracilem', tertium 'mediocrem'. Uberi dignitas atque amplitu-do est, gracili uenustas et subtilitas, medius in confinio est utriusque modi particeps» (Gell. VI, 14, 1-3);
— а) «Genera ... characterum äSpov, id est amplum sive sublime, ioxvov, id est tenue sive subtile, ^eoov, id est mediocre sive modera-tum»; б) «ioxvro generi elocutionis quid est contrarium? aridum ac sic-cum» (Fortunatianus7 (III, 9 = Halm, 125)).
Таким образом, видно, что строгой и единообразной системы обозначения стилей в латыни не существовало, при этом один и тот же автор мог использовать различные слова. Что же до четырех-частной системы, то ее пример есть в греческом варианте в трактате, условно приписываемом Деметрию:
Eioi 8е теттарЕ^ oi änXoi xaPaKT^P£?> laxvöq, ЦЕуаХоярея^^, Y^apvpoq, Ssivoq, ка! Xoinov oi ¿к xomrov ^lyv^evoi (Demetr. Eloq. 36).
Именно такое более редкое четырехчастное деление предлагает видеть в пассаже Фронтона его последний издатель и комментатор ван ден Хаут [Hout, 1999, 134 и 316] , по мнению которого латинские слова должны соответствовать: gracilis ~ iaxvo^, aridus ~ ^ц-po^, sublimis ~ mediocris ~ цесто^. При очевидной невоз-
можности доказать прямое влияние Деметрия ван ден Хаут выдвигает гипотезу о заимствовании системы у греческих учителей Фронтона — стоика Антенодота и Дионисия [Hout, 1999, p. 316
7 C. Chirius Fortunatianus — автор трех книг «Ars rhetorica», время его жизни неизвестно. Сочинение дошло в довольно многочисленных цитатах Кассиодора [Halm, 1863, p. 79].
8 Эта же версия (без дополнительной аргументации) принята и в: [Gar-cea, Lomanto, 2005, p. 43, n. 2].
и 43]. Однако, к сожалению, эта версия практически так же недоказуема, как и предыдущая.
При этом нам встретилось еще одно упоминание о четырех разновидностях стилей — на этот раз в латиноязычной традиции. О них пишет Макробий в «Сатурналиях» со ссылкой на одного из участников беседы — некоего ритора Евсевия, сведущего и в греческой и римской риторике (Macr. Saturn. I, 2, 7):
«Quattuor sunt, inquit Eusebius, genera dicendi: copiosum, in quo Cicero dominatur: breve, in quo Salustius regnat: siccum, quod Frontoni as-cribitur: pingue et floridum in quo Plinius Secundus quondam et nunc nul-lo veterum minor noster Symmachus luxuriatur. Sed apud unum Maronem haec quattuor genera repperies» (Macr. Saturn. V, 1, 7).
По совпадению, в этом тексте именно Фронтон является характерным представителем одного из стилей. Возможно ли перенесение риторической теории пятого века на середину второго? Ответ на этот вопрос дать непросто, однако нам кажется, что в данном случае следует все-таки опираться на мнение самого Фронтона, который, как было показано выше, говорит о трехчастной системе. Таким образом, если предположить, что некоторые из определений в рассматриваемом пассаже действительно обозначают принадлежность поэтов к тому или иному стилю, то этих стилей должно быть, скорее, не четыре, а три.
Прежде чем перейти к детальному рассмотрению каждого из слов, заметим, что за исключением sublimis и mediocris остальные определения встречаются у Фронтона по одному разу. Мы считаем, что шесть поэтов в этом перечне разделены попарно: в пользу этого свидетельствует хиастическое расположение прилагательных в первой и последней паре, тогда как в средней прилагательные предшествуют существительным9. Косвенным образом такое деле-
9 Попытка объединить авторов по смысловому критерию (трое последних — поэты-трагики) и таким образом разделить их на две группы представляется менее удачной, поскольку в этом случае, во-первых, для первых трех авторов (Луцилий, Альбуций и Лукреций) такого критерия нет, а во-вторых, нельзя недооценивать для Фронтона роли стилистического фактора, в данном случае — порядка слов.
ние подтверждается и попарным распределением историков в следующей фразе10.
Gracilis Lucilius
Помимо разбираемого пассажа, Г. Луцилий упоминается еще один раз в раннем письме Марку (Ad M. Caes. IV, 4, 3) в ряду латинских авторов, умеющих отбирать слова11, — способность, которая очень ценима нашим автором.
Как было отмечено, ни gracilis, ни его производные у Фронтона больше не встречаются. В целом, это слово характерно, преимущественно, для специальной литературы: так, у Плиния Старшего и Колумелы оно используется для обозначения неплодородной земли и тощего скота. Самый ранний пример употребления этого слова отмечается у Теренция («тонкие девушки», Eunch. 314), однако для архаической литературы слово, скорее, редкость. В литературе I в. до н. э. постепенно начинают распространяться новые значения gracilis: 'изящный' и 'скромный, непретенциозный' .
Однако у Квинтилиана и Геллия (а на деле, как мы увидим ниже, уже у Варрона) слово становится термином, описывающим разновидность стиля («простой») или манеру письма . Примеча-
10 Среди них антипода не имеет только Сизенна, однако в этом случае ряд издателей предполагают исчезновение имени из списка [Hout, 1999, p. 318-319].
11 Письмо Фронтона — единственное свидетельство об особенностях словоупотребления Луцилия.
12 См., например: «Nec quererer, quod sol graciles exureret artus, I Laederet et teneras pussula rupta manus» (Tib. II, 3, 9-10). Сходную картину переноса значений можно наблюдать на примере прилагательного tenuis.
13 См., например: «<Amor> gracilis» (Prop. II, 13, 3) или «Dum tamen in rebus temptamus carmina parvis, I materiae gracili sufficit ingenium» (Ov. Ex Pont. II, 5, 25-26).
14 «Nam ut inter gracile validumque tertium aliquid constitutum est, ita horum intervalla sunt atque inter haec ipsa mixtum quiddam ex duobus medium est, quo-niam et subtili plenius aliquid atque subtilius et vehementi remissius atque vehe-mentius inuenitur, ut illud lene aut ascendit ad fortiora aut <ad> tenuiora summit-titur» (Quint. XII, 10, 66, о разнообразии видов красноречия).
15 «Nam quis dubitat alia lenius alia concitatius, alia sublimius alia pugnacius, alia ornatius alia gracilius esse dicenda: gravibus, sublimibus, ornatis longas mag-
тельно, что у Геллия, автора следующего за Фронтоном поколения и лично знакомого с ним в юности, из пяти употреблений gracilis и gracilitas четыре отчетливо использованы для обозначения типа стиля. Все они сконцентрированы в пассаже, где автор рассуждает о трех стилистических регистрах, употребляющихся не только в прозаической, но и поэтической речи . Он приводит названия стилей по-гречески и по-латыни, а далее называет представителей каждого со ссылкой на Варрона: «Vera autem et propria huiuscemodi formarum exempla in Latina lingua M. Varro esse dicit ubertatis Pacu-uium, gracilitatis Lucilium, mediocritatis Terentium» (VI, 14, 6-7). Таким образом, Пакувий ассоциируется с высоким стилем, Луцилий с простым, а Теренций, соответственно, со средним.
Учитывая сказанное, gracilis и у Фронтона должно, как кажется, обозначать принадлежность к определенному стилю.
Albucius aridus
Именно так имя поэта читал в рукописи Маи, в то время как Хаулер склонялся к варианту Alburcius. Поскольку мы не можем достоверно идентифицировать личность этого человека, то вопрос Фронтона «Quis ignorat?» по отношению к нему звучит почти иронически.
Нам известно о двух Альбуциях — во-первых, это T. Albucius, оратор-эпикуреец, живший около 100 г. до н. э. [Klebs, 1893]. Цицерон упоминает его грекофильство17 и неодобрительно высказывается об ораторской манере (ND I, 33, 93; Brut. 131). В других сочинениях он цитирует Луцилия, устами Сцеволы упрекающего Альбуция за излишнее старание при составлении речей (Or. 149) и его любовь к греческому (Fin. I, 9, 2-9). М. Шанц предположил,
is syllabas convenire, ita ut lenia spatium, sublimia et ornata claritatem quoque vo-calium poscant?» (Quint. Inst. IX, 4, 130, речь идет о составлении проэмиев).
16 «Et in carmine et in soluta oratione genera dicendi probabilia sunt tria, quae Graeci /аракт^ра^ vocant nominaque eis fecerunt áSpóv, ía/vóv, |j.éaov» (VI, 14, 1-2).
17 «Doctus etiam Graecis T. Albucius vel potius paene Graecus. Loquor, ut opinor; sed licet ex orationibus iudicare. Fuit autem Athenis adulescens, perfectus Epicureus evaserat, minime aptum ad dicendum genus» (Brut. 131).
что Альбуций, помимо сочинения речей, мог быть автором дидактической поэмы, посвященной эпикурейской философии [Schanz, 1927, S. 224], и в этом случае его появление в ряду поэтов было бы оправдано. Слабость этой версии, однако, заключается в том, что исследователь основывается только на месте из Фронтона. Второй Альбуций — C. Albucius Silus, оратор и преподаватель риторики из Цизальпийской Галлии. Его жизнеописание сохранилось у Свето-ния (Gram. et Rhet. 30), а манера живо описана у Сенеки Старшего (Contr. 7, 1 ss.). При этом вновь нет никаких упоминаний о том, что Альбуций сочинял стихи. В нашем случае было бы соблазнительно принять конъектуру, предложенную Минтоном [Minton, 1894, p. XLIII], — L. Abucius. Тогда речь бы шла о поэте-сатирике I в. до н. э., ученость которого и сочинения «Luciliano charactere» упоминает Варрон, сопоставляя его с Луцилием (RR III, 2, 17), — это кажется вполне правдоподобной парой к сатирику, названному ранее.
Для прилагательного aridus хорошо засвидетельствованы примеры, когда оно используется — при этом неодобрительно — для обозначения индивидуальной манеры ораторов, пишущих сухо и безжизненно18. Однако есть, по меньшей мере, один случай, когда слово может быть понято как термин применительно к разновидности стиля, — это процитированный выше отрывок из Фортуна-
тиана, противопоставляющего aridus и ia%vôç . При этом речь,
20
скорее, идет не об отдельном стиле, а изъяне «простого» стиля . Во взятом вне контекста словосочетании «Albucius aridus» определение вполне могло бы трактоваться как отличительная особенность Альбуция, однако, поставленное в пару с gracilis, это слово, как нам представляется, дает более обобщенную характеристи-
18 См., например, Cic. De orat. II, 159; Sen. Contr. II, praef. 1; Quint. Inst. XII, 10, 14; Tac. Dial. 18.
19 «ia/vrô generi elocutionis quid est contrarium? aridum ac siccum» (III, 9 = %. 125, НаХц). Близок к терминологическому употреблению и пассаж из «Риторики к Гереннию»: «Qui non posuunt in illa facetissima verborum attenuatione commode versari, veniunt ad aridum et exangue genus orationis, quod non alienum exile est nominari» (Rhet. Her. IV, 16).
20 Так, Г. Лаусберг относит aridus к «vitia genus subtile» [Lausberg, 1990, § 1079, ig].
ку творчества поэта, а именно, принадлежность к определенному стилю.
Sublimis Lucretius
Лукреций почитаем Фронтоном и упоминается им трижды, причем два раза именно в книге «О красноречии». Еще раз речь о нем заходит в полушутливом сочинении «О каникулах в Альсии» , где наставник советует Марку читать Лукреция для «отдохновения» («Lucretio delenires») наряду с Плавтом, Акцием и Эннием (De Fe-riis Alsiensibus 3, 1).
Прилагательное sublimis и его производные встречаются у Фронтона семь раз, причем в той же книге «О красноречии» слово является одним из эпитетов, определяющих высокое дарование Марка Аврелия: «Tibi, Caesar, ut cui maxime, sublime et excelsum et ampli-ficum ingenium ab dis datum est» (Eloq. 4, 4)22.
Р. Пуано в работе о ссылках на Лукреция у Квинтилиана, Фронтона и Геллия по поводу нашего места утверждает, что в отсутствии контекста невозможно решить, идет ли речь об определении высокого стиля или возвышенного вдохновения и мыслей [Poignault, 1998, p. 181-182]. Последнее, безусловно, имеет в виду Овидий, упоминающий Лукреция в каталоге значимых для него поэтов:
Сarmina sublimis tunc sunt peritura Lucreti,
exitio terras cum dabit una dies (Ov. Am. I, 15, 23-24).
Sublimis как термин для обозначения стиля в латыни встречается не часто, но примеры все же есть: во-первых, у Квинтилиана, который, рассуждая о стилях проэмиев, говорит, что высокому стилю больше соответствуют долгие слоги: «Gravibus, sublimibus, or-natis longas magis syllabas convenire» (Inst. IX, 4, 131). При этом нам кажется важным, что он ставит sublimis рядом с gravis, а это слово
21 Фронтон назвал сочинение «Каникулами» иронически, поскольку в действительности Марк отправился в этот этрусский городок, чтобы в течение нескольких дней интенсивно работать [Hout, 1999, p. 509].
22 Ср. также более позднее письмо к Марку: «Unum tibi periculum fuit, Antonine, idem quod omnibus qui sublimi ingenio extiterunt, ne in verborum copia et pulchritudine clauderes» (Ad M. Anton. Caes. I, 2, 4).
у Квинтилиана и других авторов хорошо засвидетельствовано как определение стиля. Второй пример встречается у Фортунатиана, который, переводя греческое áSpó^, использует синонимы amplus и sublimis (III, 9 = p. 125, Halm).
Подводя итог, попробуем не согласиться с Пуано в том, что в пассаже Фронтона невозможно без контекста уточнить значение sublimis, — как кажется, роль такового и выполняют соседние определения, т. е. прилагательное должно с большей вероятностью указывать на то, что Лукреций сочинял в «высоком» стиле.
Mediocris Pacuvius
Это, пожалуй, самое неожиданное определение в ряду прочих. Действительно, если взглянуть на свидетельства о Пакувии в римской литературе, то они в своем большинстве отрицательны: так, например, у Цицерона он и Цецилий названы «male locutos» (Cic. Brut. 258, 9), у Марциала Пакувий с Акцием «изрыгают» свои стихи («vomunt», Mart. XI, 90, 6). Гораздо реже его хвалят за весомость слов и мыслей («Accius atque Pacuvius clarissimi gravitate sententia-rum, verborum pondere», Quint. Instit. X, 1, 97)23. В том же духе высказывается и Геллий, находящий в языке автоэпитафии Пакувия «изящную серьезность» («elegantissima gravitate», I, 24, 4). Однако никто не высказывается об этом авторе нейтрально.
Имя Пакувия у Фронтона встречается только единожды, поэтому у нас нет возможности уточнить его мнение об этом авторе. По счастью, сохранилось внешнее свидетельство Геллия, который, вспоминая о вечере, проведенном на вилле Фронтона, говорит о том, что хозяин дома охотно («libens») припомнил три строчки Пакувия («versus ... iucundissimi», Gell. II, 26, 13). По всей видимости, этому указанию следует доверять (в целом Геллий подробнее рассказывает о поведении Фронтона в кругу друзей, чем он сам), и, скорее всего, оратор относился к Пакувию благожелательно, как, впрочем, и вообще к писателям архаической эпохи.
Вышесказанное, однако, едва ли помогает понять определение mediocris применительно к Пакувию. Как же предлагалось решать
23 Но тот же Квинтилиан пеняет на неудачно составленный композит «incurvicervicum pecus» (Instit. I, 5, 67).
этот вопрос? Наиболее радикальный вариант предложил Уоррен, который буквально применил классификацию Варрона в изложении Геллия к нашему месту: «Vera autem et propria huiusce modi formarum exempla in Latina lingua M. Varro esse dicit ubertatis Pacu-uium, gracilitatis Lucilium, mediocritatis Terentium. Sed ea ipsa genera dicendi iam antiquitus» (VI, 14, 1), посчитав, что в тексте выпало имя Теренция, который был бы mediocris, а перед Пакувием следует добавить uber [Minton, 1894, p. XLII]. Это смелое предложение дало бы, конечно, некий приемлемый смысл, однако нам кажется, что подобная «имплантация» невозможна хотя бы потому, что во фразе нарушается парное членение24.
Р. Мараш, исходя из числа упоминаний, полагал, что Пакувий менее значим для Фронтона, чем Акций. Определение mediocris он связывает со стилем и видит здесь противопоставление Лукрецию, который для Фронтона «un très grand poète» [Marache, 1952, p. 160]25. Исследователь считает, что Фронтон не мог ценить автора, которого многие критиковали и который не обладал языковым совершенством. Здесь, как кажется, Мараш допускает нелогичность: он смешивает mediocris как определение стиля, которое должно быть само по себе нейтрально, и оценочное значение слова.
Но действительно, не может ли это mediocris быть в нашем случае оценочным эпитетом?26 Исходя из примеров в «Thesaurus Linguae Latinae», «посредственной» называется обычно категория людей: так, «средними» бывают ораторы или поэты . Нам
24
При этом некоторые современные ученые не решаются принять окончательного решения относительно права на существование этой конъектуры: так, Г. Манувальд считает определение mediocris примечательным («markant»), или, если принимать конъектуру Минтона, можно, с ее точки зрения, читать uber [Manuwald, 2003, S. 18-19).
25 В тексте Фронтона он видит указание на три стиля: gracilis, sublimis, mediocris.
26 Так переводит его, например, в своем издании Хейнс (mediocre — 'посредственный').
27 «Tantum inter summos oratores et mediocres interesse» (Cic. Inv. I, 75). «<...> mediocribus esse poetis I non homines, non di, non concessere columnae» (Hor. Ars. 372-373). Ср. также с Фронтоном, пишущим о великих и средних ораторах: «Hoc enim distat summus orator a mediocribus, quod ceteri facile con-
удалось найти всего один пример, когда то же относится и к конкретным людям: Цицерон приводит имена двух ораторов и говорит, что они «mediocres» («Erat in aliquo numero etiam M. Fulvius Flaccus et C. Cato Africani sororis filius, mediocres oratores», Brut. 108 , 9)28.
Думается, что определение mediocris в данном случае не является отрицательно-оценочным: во-первых, потому что нельзя сбрасывать со счетов свидетельства Геллия об уважении Фронтона к Па-кувию; а во-вторых, трудно себе представить, чтобы «посредственность» могла быть чьей-либо отличительной чертой, поскольку ее суть как раз в отсутствии особенностей. По-видимому, слово нужно понимать как «относящийся к среднему стилю» (и в этом смысле Пакувий в самом деле стоит чуть ниже Лукреция, которого автор относит к «высокому»). Подход Фронтона к творчеству Паку-вия действительно выделяется на общем фоне и, согласимся с ван ден Хаутом, мог быть итогом самостоятельной классификации [Hout, 1999, 317].
Inaequalis29 Accius
Последняя пара (Акций — Энний) как будто выпадает из предыдущего ряда характеристик, поскольку ни inaequalis, ни multi-formis не употребляются как обозначения разновидностей стиля.
Акций упоминается нашим автором еще два раза. В раннем письме к Марку30 (Ad M. Caes. IV, 3, 2) речь идет о том, что полузнание хуже полного незнания. По мысли Фронтона, это касается и занятий философией, и отбора слов. Поскольку не все древние авторы уделяли достаточно внимания их подбору, он приводит комплиментарный список тех, кто этим занимался, — в их числе оказывается и Акций. Второй раз имя Акция появляется в сочинении
tenti sunt verbis bonis, summus orator non est bonis contentus, si sint ulla melio-ra» (Ad Marc. I, 2, 7).
28 При этом нам не встретилось случаев, когда конкретный человек был бы назван посредственным поэтом.
29 В рукописи написание m1 «inaesualis», над ним исправление m2 «i(n) al(io) [sc. codice] inaequalis», т. е. это означает, что исправление было сделано по другому списку, находившемуся в распоряжении редактора.
30 Ван ден Хаут датирует письмо 139 г. [Hout, 1999, p. 150].
«De orationibus» (16),31 где говорится о том, что он, наряду с Плав-том, Саллюстием, а изредка и Цицероном употребляет определен-
32
ные слова , которые у всех на устах.
Прилагательное inaequalis еще не встречается у Цицерона, но у Сенеки Старшего и Квинтилиана отчетливо используется в риторическом контексте, указывая на некий недостаток литературного произведения. Так, например, Сенека, рассказывая о Севере Кассии, который был, по его мнению, прекрасным оратором, но слабым составителем декламаций, называет их «неровными» с изъянами в композиции33. В другом месте он дает определение Сек-стилию Эне, сочинителю из Испании, «inaequalis poeta», поскольку тот был, скорее, талантлив, нежели образован и местами звучал грубо («pingue»)34. Квинтилиан советует избегать перенасыщенности языка и стремиться к умеренному тону, чтобы отдельные находки не выбивались из общего целого, иначе они создадут «неровную и бугристую поверхность» («inaequalia tantum et velut con-fragosa», Inst. III, 8, 60). Ту же «неравномерность» он осуждает и в более специальной сфере, а именно произнесении речей, называя ее чертой, противоположной «aequalitas», но призывая при этом не путать «inaeqaulitas» с «разнообразием» тона («varietas», Inst. XI, 3, 43).
На фоне общих требований «соразмерности» диссонансом звучит апология Марциала, защищающего свое право писать «неровные стихи» :
31 «Poculum in ore plebis ad hoc pervolgatum est usque hoc genus verborum; Accius, Plautus, Sallustius saepe numero, etiam raro Tullius <adhibet>».
32
О какой именно категории слов идет речь, не вполне ясно из-за расположенной выше лакуны.
33 «Declamationes eius inaequales erant, sed ea quae eminebant, in quacum-que declamatione posuisses, inaequalem eam fecissent. Conpositio aspera et quae vitaret conclusionem, sententiae vivae. Iniquom tamen erit ex his eum aestimari quae statim subtexam; non enim haec ille optime dixit, sed haec ego optime te-neo» (Sen. Contr. III, praef. 18).
34 «Sextilius Ena fuit homo ingeniosus magis quam eruditus, inaequalis poeta et plane quibusdam locis talis quales esse Cicero Cordubenses poetas ait, <pingue> quiddam sonantis atque peregrinum» (Sen. Suas. VI, 27).
Iactat inaequalem Matho me fecisse libellum: Si verum est, laudat carmina nostra Matho. Aequales scribit libros Calvinus et Umber: Aequalis liber est, Cretice, qui malus est (Mart. VII, 90, 1).
«Матон носится с тем, что я сочинил неровную книжку. Если это так,
то он хвалит мои стихи. Ровные книги сочиняет Кальвин и Умбр. Ровная книга — дурная книга».
Однако перед нами единственная в своем роде попытка оправдать принцип неравномерности [Vioque, Zoltowski, 2002, p. 482], которая, конечно, только подтверждает эстетические установки эпохи.
Как же предлагали понимать inaequalis применительно к Акцию у Фронтона? Р. Клуссманн, не желавший смириться с пейоративным определением, предложил конъектуру aequalis [Klussmann, 1S74, p. 134]. Это решение представляется нам не вполне удачным, поскольку в этом случае нарушается общая тенденция в парах, где один элемент в чем-то уступает другому. Ван ден Хаут, опираясь на известный рассказ Геллия о встрече Пакувия и Акция (Gell. XIII, 2), когда молодому поэту было указано на то, что в его сочинении есть «звучное и величественное» («sonora ... et grandia»), но в то же время «грубоватое и резкое» («duriora paulum et acerbiora»), видел здесь указание на «взлеты и падения» в трагедиях Акция35. Минтон посчитал ход мысли Фронтона непонятным, поскольку в других местах тот высказывается о трагике с уважением [Minton, 1S94, p. XLIII]. Мараш, кажется, довольно наивно предположил, что это определение относится не к стилю, а к содержанию, так как трагедии Акция «полны разнообразных бурных
чувств»36.
Думается, верно это место истолковала Р. Дельи Инноченти Пиерини, которая считает inaequalis указанием на «некую стилистическую вариативность» и невозможность отнести Акция к определенному стилю — в противоположность Пакувию и Лукрецию,
35 «Accius had his ups and downs in his tragedies» [Hout, 1999, p. 317].
36 «<. > Les tragédies sont animées de sentiments variés et tumultueux» [Marache, 1952, p. 159].
имеющим точные определения37. При этом с выводом, к которому приходит исследовательница, согласиться трудно: с ее точки зрения, для «аттициста Фронтона» inaequalitas была «положительной чер-той»38, хотя на деле Фронтон заботился прямо о противоположном. Так, С. Тимпарано справедливо спорит с ней по этому пункту, отмечая у Фронтона порой «тошнотворное» («stucchevole») стремление к aequalitas [Timpanaro, 1982, p. 264]. Любопытно при этом, что Дельи Инноченти Пиерини оказалась не единственной, кто хотел видеть в указании Фронтона положительную оценку: много лет назад О. Риббек [Ribbeck, 1875, S. 603, Anm. 5] также предположил, что перед нами похвала за то, что Акций избегал монотонно -сти при написании трагедий.
Однако представляется, что Фронтон не должен кардинально менять значение слова: ведь именно за непривычное словоупотребление он, например, упрекает Марка в сочинении «О речах» (De orat. 13-16). Таким образом, inaequalis в нашем месте не стоит рассматривать как похвалу, а недостаток следует видеть не просто в наличии удачных и неудачных мест в трагедиях Акция, но трактовать inaequalis как «неровный» в отношении стиля, т. е. смешивающий элементы разных стилей, а потому не подходящий ни под одну категорию. Наиболее близкий к нашему случаю внешний пример обнаруживается у Сенеки Старшего, обсуждающего ораторскую манеру Альбуция, который будто бы достигал внешнего блеска, благодаря «неровности» («Inaequalitatem in illo mirari lice-bat. Splendidissimus erat», Contr. 7, 3) и использованию в декламациях «низкой» лексики («<...> res dicebat omnium sordidissimas», Contr. 7, 3), однако по-настоящему хорошим оратором его назвать было нельзя, поскольку эти приемы только портили речь. То, что Фронтон был чувствителен к соблюдению стилистического единства в пределах одного жанра, видно, в частности, из советов, которые он дает Луцию Веру по поводу разного подхода к написа-
37 Она не соглашается с толкованием Мараша и считает определение Фронтона «una certa alternanza stilistica, ad una imposibilitá forse di essere classificato in uno stile determinate» [Degl'Innocenti Pierini, 1980, p. 31].
38 «Sostanzialmente pero l'inaequalitas per atticista Frontone é un giudizio positivo» [Degl'Innocenti Pierini, 1980, p. 31].
нию писем и истории (Ad Verum Imp. II, 15). Попробуем предположить, что при оценке Акция Фронтон также мог иметь в виду
39
невыдержанность стилистического регистра .
Ennius multiformis
В поэтическом каноне Фронтона Энний безусловно стоит на первом месте, а вслед за учителем его так же любит и Марк — этот автор чаще других цитируется и называется в переписке. Эн-ний составляет их круг чтения: в посланиях неоднократно упоминаются «Анналы», трагедии, и даже перевод фривольного текста «Sota», выполненный поэтом40.
Композит multiformis (аналог лоМцорфо<;) не является словом из поэтического словаря [Lindner, 1996, S. 11S], а самый ранний пример засвидетельствован у Цицерона (Acad. I, 26), причем уже у него прилагательное выступает в комбинации с varius, что будет неоднократно наблюдаться и позднее. Слово могло использоваться как нейтрально41, так и оценочно — при этом не только одобрительно (Gell. IX, 5, 7), но и осуждающе (Sen. Epist. 120, 22; Quint. Instit. XII, 1, 7, и позднее у Апулея Met. X, 2S, 24; X, 34, 15).
О каком же многообразии в данном случае может идти речь? По крайней мере до Фронтона multiformis никогда не описывало стиль того или иного автора. Тем не менее И. Фален осторожно предположил, что, принимая во внимание разнообразие жанров, в которых работал Энний, Фронтон хотел указать на способность поэта использовать разные стили в различных сочинениях42. Соглашаясь Фаленом, добавим, что возможность владения несколькими стилями рассматривается Фронтоном даже в пределах одного произве-
39 Так, позднее Иероним будет писать о «неровности» и «чрезмерности» языка Арнобия («Arnobius inaequalis et nimius», Hier. Epist. 58, 10, 2).
40 Марк пишет о том, что Фронтон возвратил ему роскошно переписанную копию книги Энния «Sota» (Ad M. Caes. IV, 2, 6). Любопытно, что нам точно известно только о двух книгах (а не эксцерптах), которыми обменялись учитель и ученик [Johnson, 2010, p. 155].
41 Так, например, Плиний Младший описывает букс (Epist. V, 6, 17).
42 «Quae proprietas stili Enniani qua re maxime contineatur dubium est, nisi forte illud dicit Ennium, qui multa multumque dissimilia genera poesis tractavit, multas formas orationis coluisse» [Vahlen, 1928, S. LXXIII].
дения. В этом отношении он разделяет традиционную, хотя отчасти и парадоксальную, точку зрения, что начатки риторики были уже у Гомера, а его герои в речах использовали разные «стили»43. Так и Фронтон во втором письме книги «О красноречии» напутствует Марка, уже императора, что нужно небезразлично относиться к форме, в которую облечены слова правителя: ведь речи, произнесенные словами Терсита, Менелая или Улисса, будут иметь в сенате разный вес (De eloq. 2, 6). Трудно сказать, распространял ли Фронтон подобные представления и на творчество любимого латинского поэта, однако, по всей вероятности, определение multi-formis по отношению к Эннию действительно нужно рассматривать не как «многообразный» (в широком понимании), а «владеющий разными стилями».
Подведем итоги. Четыре прилагательных из рассматриваемого перечня могли — чаще или реже — применяться для обозначения стилей речи. Именно так, как нам кажется, они использованы и у Фронтона. Два последних (inaequalis и multiformis) также, по всей видимости, нужно рассматривать в контексте стилей, а именно — более или менее успешного их использования. Мы также полагаем, что у Фронтона не стоит усматривать четырехчастную систему стилей: скорее, он приверженец традиционного тройного деления, а aridus лучше считать разновидностью «простого» стиля. Судя по всему, Фронтон приводит имена поэтов, которые у него наиболее ярко ассоциируются с тем или иным стилем, что в данном перечне и является особенностью каждого автора.
ЛИТЕРАТУРА
Champlin E. Fronto and Antonine Rome. Cambridge, Mass. ; London : Harvard University Press, 1980. Degl'Innocenti PieriniR. Studi su Accio // Quaderni dell'Instituto di filologia classica "G. Pascuali" dell'universita degli studi di Firenze 1. Firenze : CLUSF — Cooperativa Editrice Universitaria, 1980.
43 Plato (Phaedr. 261 b). У римлян в крайней форме эта мысль выражена у Геллия: «Sed ea ipsa genera dicendi iam antiquitus tradita ab Homero sunt tria in tribus: magnificum in Vlixe et ubertum, subtile in Menelao et cohibitum, mixtum moderatumque in Nestore» (VI, 14, 7).
Garcea A., Lomanto V. Gellius and Fronto on Loanwords and Literary Models : Their Evaluation of Laberius // Aulus Gellius and his Worlds / ed. by L. Holford-Strevens, A. Vardi. Oxford : Oxford University Press, 2005.
Haines C. R. (ed., transl.) The Correspondence of Marcus Cornelius Fronto with Marcus Aurelius Antoninus, Lucius Verus, Antoninus Pius, and Various Friends : in 2 vols. Vol. 1. London : William Heinemann ; New York : G. P. Putnam's Sons, 1919. Vol. 2. 1920 (Loeb Classical Library).
Halm C. (ed.) Rhetores Latini minores. Lipsiae : Teubneri, 1863.
Hatch G. L. Marcus Cornelius Fronto // Classical Rhetorics and Rhetoricians : Critical Studies and Sources / ed. by M. Ballif, M. G. Morgan. Westport ; London : Praeger, 2005. P. 163-167.
Hout M. P. J. van den (ed.) M. Cornelii Frontonis Epistulae. Lipsiae : Teubneri, 1988.
Hout M. P. J. van den. A Commentary of the Letters of M. Cornelius Fronto. Leiden ; Boston ; Köln : Brill, 1999 (Mnemosyne: Bibliotheca classica Batava Supplementumro T. 190).
Johnson W. A. Readers and Reading Culture in the High Roman Empire : A Study of Elite Communities. New York ; Oxford : Oxford University Press, 2010.
Klebs R. Albucius (2) // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. Bd IA. S. l., 1893. P. 1330-1331.
Klussmann R. Emendationes Frontonianae. Berolini : Calvary, 1874.
Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik : Eine Grundlegung der Literaturwissenschaft. 3. Aufl. Stuttgart : Steiner, 1990.
Lindner T. Lateinische Komposita : Ein Glossar vornemlich zum Wortschatz der Dichtersprache. Innsbruck : Institut für Sprachwissenschaft der Universität Innsbruck, 1996 (Innsbrucker Beiträge zur Sprachwissenschaft. Bd 89).
Manuwald G. Pacuvius, summus tragicus poeta : Zum dramatischen Profil seiner Tragödien. München : K. G. Saur, 2003.
Marache R. La critique littéraire de langue latine et le développement du goût archaisant au IIe siècle de notre ère. Rennes : Plihon, 1952.
Minton W. On a Literary Judgment of Fronto // Transactions of the American Philological Association. 1894. Vol. 25. P. XLII-XLIII.
Niebuhr B. G. (ed.) M. Cornelii Frontonis reliquiae ab Angelo Maio / primum editae meliorem in ordinem digestas suisque et Ph. Buttmanni, L. F. Hein-dorfii, ac selectis A. Maii animadversionibus instructas iterum edidit. Be-rolini : G. Reimer, 1816.
Poignault R. Les référence à Lucrèce chez Quintilien, Fronton et Aulu-Gellu // Présense de Lucrèce : Actes du colloque tene à Tours (3-5 décembre
1998) / ed. par R. Poignault. Tour : Centre de recherches A. Piganiol, 1998. P. 177-198.
Ribbeck O. Die römische Tragödie im Zeitalter der Republik. Leipzig : Teub-ner, 1875.
Schanz M. Geschichte der römischen Literatur bis zum Gesetzgebungswerk des Kaisers Justinian. Bd 1. 4. Aufl. München : C. H. Beck, 1927.
Timpanaro S. «Studi su Accio» Rita Degl'Innocenti Pierini // Gnomon. 1982. Bd 54. H. 3. P. 262-265.
Vahlen I. (ed.) Ennianae poesis reliquiae. 2. Aufl. Lipsiae : Teubneri, 1928.
Vioque G. G. (comm.), Zoltowski J. J. (transl.) Martial. Book VII : A Commentary. Leiden ; Boston ; Köln : Brill, 2002.
REFERENCES
Champlin E. Fronto and Antonine Rome. Cambridge (Mass.); London, Harvard University Press, 1980.
Degl'Innocenti Pierini R. Studi su Accio. Quaderni dell'Instituto di filologia classica "G. Pascuali" dell'universita degli studi di Firenze 1. Firenze, CLUSF — Cooperativa Editrice Universitaria, 1980.
Garcea A., Lomanto V. Gellius and Fronto on Loanwords and Literary Models: Their Evaluation of Laberius. Aulus Gellius and his Worlds, ed. by L. Holford-Strevens, A. Vardi. Oxford, Oxford University Press, 2005.
Haines C.R. (ed., transl.) The Correspondence of Marcus Cornelius Fronto with Marcus Aurelius Antoninus, Lucius Verus, Antoninus Pius, and Various Friends, in 2 vols. Vol. 1. (Loeb Classical Library). London, William Heinemann; New York, G. P. Putnam's Sons, 1919. Vol. 2. 1920.
Halm C. (ed.) Rhetores Latini minores. Lipsiae, Teubneri, 1863.
Hatch G.L. Marcus Cornelius Fronto. Classical Rhetorics and Rhetoricians: Critical Studies and Sources, ed. by M. Ballif, M.G. Morgan. Westport; London, Praeger, 2005. Pp. 163-167.
Hout M.P.J. van den (ed.) M. Cornelii Frontonis Epistulae. Lipsiae, Teubneri, 1988.
Hout M.P.J. van den. A Commentary of the Letters of M. Cornelius Fronto. (Mnemosyne: Bibliotheca classica Batava Supplementumro T. 190). Leiden; Boston; Köln, Brill, 1999.
Johnson W. A. Readers and Reading Culture in the High Roman Empire: A Study of Elite Communities. New York; Oxford,: Oxford University Press, 2010.
Klebs R. Albucius (2). Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. Bd IA. S. l., 1893. Pp. 1330-1331.
Klussmann R. Emendationes Frontonianae. Berolini, Calvary, 1874.
Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik: Eine Grundlegung der Literaturwissenschaft. 3. Aufl. Stuttgart, Steiner, 1990.
Lindner T. Lateinische Komposita: Ein Glossar vornemlich zum Wortschatz der Dichtersprache (Innsbrucker Beiträge zur Sprachwissenschaft. Bd 89). Innsbruck, Institut für Sprachwissenschaft der Universität Innsbruck, 1996.
Manuwald G. Pacuvius, summus tragicus poeta: Zum dramatischen Profil seiner Tragödien. München, K.G. Saur, 2003.
Marache R. La critique littéraire de langue latine et le développement du goût archaisant au IIe siècle de notre ère. Rennes, Plihon, 1952.
Minton W. On a Literary Judgment of Fronto. Transactions of the American Philological Association. 1894. Vol. 25. Pp. XLII-XLIII.
Niebuhr B. G. (ed.) M. Cornelii Frontonis reliquiae ab Angelo Maio, primum editae meliorem in ordinem digestas suisque et Ph. Buttmanni, L.F. Hein-dorfii, ac selectis A. Maii animadversionibus instructas iterum edidit. Be-rolini, G. Reimer, 1816.
Poignault R. Les référence à Lucrèce chez Quintilien, Fronton et Aulu-Gellu. Présense de Lucrèce: Actes du colloque tene à Tours (3-5 décembre 1998), éd. par R. Poignault. Tour, Centre de recherches A. Piganiol, 1998. P. 177-198.
Ribbeck O. Die römische Tragödie im Zeitalter der Republik. Leipzig, Teub-ner, 1875.
Schanz M. Geschichte der römischen Literatur bis zum Gesetzgebungswerk des Kaisers Justinian. Bd 1. 4. Aufl. München, C.H. Beck, 1927.
Timpanaro S. «Studi su Accio» Rita Degl'Innocenti Pierini. Gnomon. 1982. Bd 54. H. 3. Pp. 262-265.
Vahlen I. (ed.) Ennianaepoesis reliquiae. 2. Aufl. Lipsiae, Teubneri, 1928.
Vioque G. G. (comm.), Zoltowski J. J. (transl.) Martial. Book VII: A Commentary. Leiden; Boston; Köln, Brill, 2002.
Бударагина Ольга Владимировна
кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета
E-mail: o.budaragina@gmail.com o.budaragina@spbu.ru
