CC BY
38
ным типам и видам коммуникации, целью которых является, прежде всего, получение новой информации. Указанные лингвопраг-матические условия предупреждения коммуникативных неудач действительно носят общий характер и могут быть применимы как
к формализованным, так и неформальным типам коммуникации, в том числе и к межличностной коммуникации. Эти условия, будучи реализованными в коммуникативном процессе, становятся надёжным фундаментом эффективного общения.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. — М.: «Едиториал УРСС», 2002. — 284 с.
2. Сидорская И. В. Условия эффективной коммуникации // Коммуникация в организациях. — Мн.: БГУ, 2002. — 91 с.
УДК 811.111
О. Г. Шевченко
О КОГНИТИВНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ НЕКОТОРЫХ ТИПОВ АНГЛИЙСКИХ ДОПОЛНЕНИЙ
Аннотация. В статье дается описание некоторых когнитивных характеристик английского дополнения. Анализируются особенности внутреннего и сложного дополнений с учетом их прототипических свойств.
Ключевые слова: прототип, периферия, внутреннее дополнение, сложное дополнение.
O. G. Shevchenko
ON COGNITIVE PECULIARITIES OF SOME TYPES OF ENGLISH OBJECTS
Annotation: The paper describes some cognitive characteristics of the English object. The prototypical peculiarities of the cognate object and the complex object are analysed.
Key words: periphery, compound predicate, object, adverbial modifier, double predicate, objective predicative.
В число актуальных проблем когнитивной лингвистики входит проблема исследования когнитивных оснований языковых, в том числе и грамматических, категорий и выявление принципов категоризации грамматических явлений.
Одна из отличительных особенностей когнитивного подхода к изучению языка — это принципиально новое решение проблемы категоризации. Приверженцы различных лингвистических течений следовали представлению о категории, сформировавшемуся еще в эпоху Аристотеля и, как замечает Дж. Ла-кофф, являющемуся «философским постулатом, сформированным на основе априорных рассуждений» и рассматриваемым «не как эмпирическая гипотеза, а как абсолютно бесспорная истина» [17, с. 145]. Хотя этот взгляд нельзя назвать полностью ошибочным, Дж. Ла-кофф предлагает отказаться от целого ряда положений традиционной теории категориза-
ции [17, с. 148]. В настоящее время категоризация понимается как «когнитивное расчленение реальности, сущность которой заключается в делении всего онтологического пространства мира на различные категориальные области. Это структурирование мира, акт отнесения слова / объекта к той или иной группе, способ установления иерархических отношений типа «класс — член класса» [18, с. 83].
Как отмечает В. В. Болдырев, без обращения к познавательным процессам, и в частности, без процесса категоризации невозможно описание языковых категорий. Категоризация входит в число первостепенных функций сознания человека, она является основой рече-мыслительной деятельности; благодаря этому процессу становится возможной организация системы языка. Изучение языковых категорий, ведущееся достаточно активно на протяжении последних десятилетий, приводит к выводу о том, что они представляют собой оп-
ределенные концептуальные структуры, или формы осмысления мира в языке. В нашем сознании формируются различные концепты, свойства которых присущи не какому-либо отдельному объекту, а характерны для целых классов объектов. Языковые категории оказываются формами концептуализации окружающего мира, или, иными словами, формами языкового сознания [3].
Исследуя языковые категории, Е. С. Куб-рякова отмечает их неравноценность и делит их на два типа. Первый тип — отражательно-ориентированный; эти категории позволяют произвести категоризацию неязыкового мира. Категории второго типа могут быть названы вербально-ориентированными, они структурируют свойства самого языка и его системы. Такие категории возникли вследствие необходимости объективизировать особый раздел знаний и мире, а именно знания о языке. Они отражают научные представления о языке. К таковым относятся, в частности, союзы, фонемы, морфемы и пр. [16, с. 314]. В эту же группу входят категории членов предложения.
В результате тщательного исследования когнитивной функции языка, которая тесно связана с функцией категоризации, была разработана теория прототипов и категорий базового уровня, основы которой были сформулированы Э. Рош. С помощью этой теории стало возможным по-новому описать процесс формирования естественных категорий, а также категорий базовых.
Одной из характерных черт новой теории категоризации является прототипический подход, согласно которому внутри категории выделяется центральный элемент — прототип — и другие элементы, являющиеся периферией данной категории. Прототипы характеризуются как единицы, которые в наибольшей степени демонстрируют черты, свойственные и другим элементам данной группы; а также как единицы, которые воплощают такие черты наиболее ярко и полно [15, с. 141], это — «наилучшие примеры категории» [17, с. 156].
Прототипичность, или прототипический эффект, проявляется в том, что прототипы обладают особыми когнитивными свойствами: они проще опознаются, легче усваиваются, чаще используются. С точки зрения теории прототипов, категории, вопреки царившему
прежде представлению об их сущности, не являются «вместилищами» с четко обозначенными границами, вследствие чего изучаемое явление непременно должно оказаться либо внутри данного вместилища, либо вне его. Согласно новому подходу, границам категорий присуща размытость; категории организованы в соответствии с прототипическим принципом [22, с. 10]. Это предположение влечет за собой представление о существовании различного рода промежуточных элементов, совмещающих в себе черты различных категорий.
В настоящее время фактически общепризнанным является тезис, согласно которому при формировании категорий какой-либо элемент занимает внутри нее центральное положение. Однако не до конца решен целый ряд более частных вопросов, а именно — проблема идентификации центра и периферии категории, определение категориальной принадлежности конкретного элемента и факторов, влияющих на его категоризацию [3].
Теория прототипов оказывается весьма эффективной при описании грамматического строя языка. По мнению В. В. Болдырева, грамматическим категориям в большей степени, чем лексическим, присуща прототипи-ческая структура. Это объясняется тем, что в грамматических категориях язык отражает наиболее устойчивые и регулярные, с точки зрения человека, свойства и характеристики окружающего мира, вследствие чего они, как правило, передаются при помощи языковых форм с большой степенью обязательности и повторяемости.
Именно грамматический строй наиболее адекватно отражает специфику онтологии языка. Грамматические значения, которые являются результатом абстрагирования от индивидуальных лексических значений слов, манифестируют внутреннюю сущность и законы функционирования языка [3].
С точки зрения прототипического подхода синтаксические категории членов предложения могут быть идентифицированы как градуальные. Различные представители любого из этих классов проявляют типичные качества в разной степени, и спектр характерных для данной категории признаков варьируется, вследствие чего можно констатировать суще-
PHILOLOGY О. в. БЬеусЬепко ствование как наиболее ярких представителей этого класса, так и единиц, в которых типичные признаки размыты, расплывчаты, наличествуют в малой степени или вовсе отсутствуют. Между этими двумя степенями проявления типичных признаков находятся члены категории, которым свойственны признаки, присущие данному классу синтаксических единиц в большей или меньшей степени.
Все то, что есть в языке, является результатом ментальной деятельности и творчества человека; оно создается носителями языка с определенной целью, в связи с определенной потребностью. По этой причине не представляется правомерным и целесообразным говорить о повторяющихся случайностях, нарушениях или аномалиях в языке [11, с. 3]. Это можно сказать и об элементах, не вписывающихся в строгие рамки какой-либо категории.
Согласно прототипическому подходу, в основе системы того или иного члена предложения находится представление о некотором наиболее ярком образце, вокруг которого находятся другие элементы, которые имеют с этим образцом некие сходные свойства. Члены предложения являются сложными и многоаспектными образованиями; достаточно вспомнить традиционную дефиницию любого из них, в которых отражены и собственно синтаксические, и морфологические черты. Эти черты характеризуются разнообразием, неравнозначностью, различной степенью выраженности; они могут присутствовать в равной степени или же вовсе отсутствовать. Данное обстоятельство является причиной существования центральных и периферийных элементов, а также нечеткости границ и наличия промежуточных зон между категориями.
Теория прототипов оказывается весьма эффективной при анализе членов предложения, в частности, при определении границ между второстепенными членами предложения. Известно, что при изучении, к примеру, дополнения возникает проблема отграничения его от определения, с одной стороны, и от обстоятельства, с другой. Вопросы такого рода неоднократно оказывались в центре внимания грамматистов на протяжении десятилетий; теория прототипов позволяет если не провести четкой дифференциации между членами пред-
ложения (что вряд ли возможно, ввиду богатства языка, а также вследствие неограниченности возможностей человеческого мышления и потребности выразить языковыми средствами самые разнообразные концепты), то объяснить причину сложности этой задачи и наметить иные пути решения проблемы.
Традиционно выделяемые второстепенные члены предложения — дополнение, обстоятельство, определение — представляют собой весьма многогранные явления, обладающие большим набором характеристик, присущих каждому из них. Поэтому их дефиниции в терминах традиционной лингвистики пространны и лишены конкретности. Так, дополнение — это второстепенный член предложения, относящийся к члену предложения, выраженному глаголом, существительным, субстантивным местоимением, числительным или наречием и обозначающим предмет, на который переходит действие, которое является результатом действия, по отношению к которому действие совершается или манифестируется свойство, или обозначающее действие как объект другого действия [10, с. 211]. Б. А. Ильиш, в труде которого приводится это определение, добавляет, что оно, тем не менее, недостаточно полное, поскольку в нем не упомянута способность дополнения обозначать исполнителя действия (в предложениях с глаголом-сказуемым в пассивном залоге). Анализ дополнения с когнитивных позиций дает возможность описать сущность этого члена предложения более кратко, с выделением его наиболее важной особенности: «Дополнение как синтаксическая категория обозначает тот элемент события, передаваемого предложением, на который направлено действие субъекта или который затрагивается или вовлекается в это действие тем или иным образом» [11, с. 269]. Упоминание в данном определении события, элемент которого обозначается дополнением, делает наглядной роль дополнения в отображении ситуации реальной действительности и подчеркивает его зависимость от глагола-сказуемого, входящего в состав пропозиции. В самой дефиниции данного члена предложения отражается сложность его исследования, поскольку при характеристике состава и структуры дополнения
необходимо принимать во внимание множество факторов, в число которых входят:
• лексико-грамматический тип объекта, который находится в прямой зависимости от лексико-грамматического типа предиката;
• семантическая роль, в которой объект выступает в предложении;
• тип синтаксической реализации объекта;
• семантика слова, выступающего в функции данного члена предложения. Полноценное и всестороннее описание дополнения может быть лишь результатом учета всех перечисленных факторов [13].
Пожалуй, ни один другой второстепенный член предложения не представлен таким богатым разнообразием типов, как дополнение, вследствие чего сама классификация дополнений является достаточно сложной проблемой, решавшейся по-разному в разные периоды развития лингвистики. В соответствии с этим выделяются разнообразные типы дополнений, как структурные, так и семантические. В число традиционно выделяемых типов дополнений входят предложное и беспредложное; прямое, косвенное и предложное — эта классификация широко используется в трудах отечественных лингвистов, в том числе и в грамматиках последних лет [7, с. 355; 20, с. 181]. Кроме того, в английском языке существуют особые типы, представляющие специфику английского грамматического строя: сложное дополнение, выраженное предикативными конструкциями с инфинитивом, причастием, герундием; формальное дополнение, внутреннее дополнение.
Выделение названных типов дополнений достаточно удобно для изучения соответствующей темы в курсе практической грамматики. Тем не менее, следует заметить, что для структурной классификации дополнений не найдено единого основания: в частности, прямое и косвенное дополнения дифференцируются по характеру участия их референтов в действии; предложное и беспредложное — по исключительно формальному признаку — наличию или отсутствию предлога. Вследствие этого нередко возникает вопрос определения статуса дополнения: так, в предложениях I know it и I know about it, при отражении одной и той же ситуации дополнения, с точки зрения традиционной грамматики, относятся
к противоположным разрядам (в первом предложении — прямое, во втором — косвенное).
Вместе с тем, неоднократно предпринимаются попытки предложить иные классификации дополнений, учитывающие не только их структурные, но и семантические особенности: так, Н. А. Кобрина описывает четыре типа дополнений: прямое, косвенное (реципиент и не-реципиент), внутреннее и сохраняемое (retained) [5, с. 355]. Г. Г. Почепцов выделяет дополнение объекта, дополнение адресата, дополнение деятеля, дополнение инструмента и родственное дополнение [19, с. 223-224].
Позиция того или иного типа дополнения в прототипической иерархии зависит от целого ряда факторов, среди которых синтаксические, лексико-грамматические, лексико-се-мантические и функционально-семантические характеристики данного члена предложения. Общим же прототипическим признаком для всех типов дополнений является «вовлеченность в предикативный признак, или компле-тивность предикативного признака в том смысле, что без объекта-дополнения предикативный признак остается семантически недостаточным» [11, с. 271]. Таким образом, оказывается, что степень прототипичности дополнения находится в тесной взаимосвязи с семантикой глагола. Исследователи отмечают, что в семантической структуре предложения объект и предикат образуют единый комплекс; глагол связывает событие не столько с субъектом, сколько с объектом, так как именно объект подвергается изменениям, происходящим в ходе описываемого события [11, с. 271].
Категория объекта обнаруживает целый ряд прототипических признаков, среди которых: 1) комплетивность; 2) инактивность, или пассивность; 3) претерпевание видоизменения, которое может быть конкретно-референтным, обобщенно-референтным или нереферентным [12, с. 154]. Среди них главная роль принадлежит признаку комплетив-ности, так как при его реализации значение глагола оказывается полным и законченным.
Прототипические признаки проявляются наиболее ярко у прямого дополнения, выраженного конкретным существительным, одушевленным или неодушевленным, которое
сопровождает переходный глагол, обладающий обязательной объектной валентностью. В терминах семантики оно может быть охарактеризовано как пациенс — инактивный участник, вовлеченный в событие и являющийся объектом воздействия, т. е. претерпевающий соответствующее изменение состояния [15, с. 369], или инактивный объект конкретного физического действия, подвергающийся воздействию со стороны субъекта и претерпевающий конкретно-референтное видоизменение [11, с. 273]. Исследователи полагают, что именно прямое дополнение выступает в роли прототипа категории данного члена предложения. Наглядным свидетельством про-тотипичности прямого дополнения является и его способность занимать синтаксическую позицию подлежащего предложения при пас-сивизации последнего: Violet changed her basket from one hand to the other (R. Pilcher) ^ Violet's basket was changed from one hand to the other.
Косвенным предложным дополнениям про-тотипичность свойственна в меньшей степени, ввиду значительной ограниченности применения по отношению к ним подобных трансформаций. Такие дополнения соответствуют на семантическом уровне инструменту, средству или локативу: She tried to hide a note, scratched on a piece of debris with a broken pencil (S. Meyer). Что же касается семантических ролей адресата, бенефактива, экспери-енцера, то предложения, в составе которых функционируют соответствующие косвенные дополнения, подвергаются пассивизации достаточно свободно, и это, по мнению исследователей, свидетельствует о близости таких дополнений к прототипическому ядру:
He brought me a great bunch of roses (R. Pilcher) ^ I was brought a great bunch of roses.
I had never felt such an emotion as this in all my lives (S. Meyer) ^ Such an emotion as this had never been felt by me in all my lives.
Некоторую сложность представляет анализ дополнений, выраженных неличными формами глагола или предикативными конструкциями. Представляется вряд ли возможным охарактеризовать их в терминах семантических функций-партиципантов, поскольку в семантической структуре такие дополнения со-
ответствуют предикатам или пропозициям. Эта особенность нередко присуща дополнениям, если они сопровождают глаголы пропозициональной семантики — помимо парти-ципанта, на семантическом уровне предикат, обозначаемый таким глаголом, во многих случаях сопровождается предикатом же или пропозицией. Любое из таких предложений можно представить как два (или более) простых:
I insisted on things having to be found. (C. Ahern) ^ I insisted. Things had to be found.
She saw the mechanic approach the door. (C. Ahern) ^ She saw the mechanic. The mechanic approached the door.
Дополнения такого рода, безусловно, не могут относиться к прототипу данного члена предложения; среди прототипических признаков им присуща лишь комплетивность.
Тем не менее, в сфере таких дополнений признаки прототипичности могут проявляться в разной степени. Несколько ближе к прототипу, чем другие предикативные конструкции, оказывается объектная инфинитивная или причастная конструкция, которая сопровождает глагол умственной деятельности или чувственного восприятия — такие предложения способны подвергаться пассивизации, манифестируя, таким образом, один из признаков прототипичности. Сравн.:
He had been known to say that a miracle had crossed his way and made him believe in miracles (I. Dinesen) ^ They knew him to say that a miracle had crossed his way and made him believe in miracles.
And at a distance two peasants were seen trying to get hold of the other [camel] (I. Dinesen) ^ People saw two peasants trying to get hold of the other.
Среди типов английского дополнения особое место принадлежит внутреннему, или родственному дополнению, выражающему семантически избыточный объект, который дублирует содержание глагола-сказуемого [11, с. 282]. Как правило, в состав такой структуры входит определение, чаще всего прилагательное, роль которого — уточнять качественную или временную характеристику понятия, обозначенного существительным: We lived long lives and loved long loves
(R. Bradbury). And she sniffed her usual sniff of displeasure (P. Traverse).
Существительное, выступающее в функции внутреннего дополнения, образовано от той же основы, что и глагол, и, безусловно, является пропозитивным, вследствие чего не представляется возможным описать его роль как партиципанта. С другой стороны, данный элемент и не может быть непосредственным участником ситуации, поскольку его суть не только не отвечает определению объекта, но и имеет иное предназначение — конкретизирует предикативное значение. С этой точки зрения внутреннее дополнение сближается с обстоятельством и находится в периферийной зоне. Аргументом в пользу такого предположения является возможность в целом ряде случаев перефразировать предложение, используя обстоятельство (образа действия или времени): We lived long lives ^ We lived long. And she sniffed her usual sniff of displeasure ^ She sniffed with displeasure, as usual. Дополнительным свидетельством в пользу пе-риферийности внутреннего дополнения является невозможность пассивизации таких предложений: Markham died a natural death from heart failure (M. Kaye) ^ * A natural death from heart failure was died by Markham.
Тем не менее, существуют разновидности внутреннего дополнения, которые в определенной степени приближают его к прототипу. В некоторых случаях допустима замена дополнения этого типа в последующем контексте местоимением it, и это в определенной степени отдаляет его от зоны обстоятельства: He lived a happy trouble-free life. He could live it because his wife took care of all the difficulties. Или: Tom fought a good fight. He fought it and defeated the opponent.
Таким образом, дополнению как синтаксической категории присущи разнообразные функциональные, структурные и содержательные характеристики, что создает сложную картину при его описании с позиций прото-типического подхода.
Как упоминалось выше, в английском языке существуют типы дополнений, оказывающиеся за пределами традиционной классификации — это формальное, внутреннее и сложное. В частности, Б. А. Ильиш отмечает, что дополнения, выраженные неличными форма-
1ТИВНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ НЕКОТОРЫХ ТИПОВ... ми глагола, невозможно квалифицировать как прямые или косвенные [10, с. 218]. Эта особенность распространяется и на предикативные конструкции с вербалиями, выполняющие функцию сложного дополнения. Такое положение представляется справедливым, если исходить из традиционной дефиниции, к примеру, прямого дополнения — это предмет или лицо, полностью вовлеченное и / или непосредственно подвергающееся действию, выраженному переходным глаголом [7, с. 355]. Сложное же дополнение представляет собой предикативную конструкцию, и ее денотатом выступает не предмет, даже в широком смысле слова, а событие, ситуация.
Концепт «объект события», который лежит в основе дополнения как второстепенного члена предложения, — понятие достаточно широкое и всеобъемлющее, которое предполагает как участника события, активного или пассивного, так и действие, и процесс, свойство, состояние, отношение. Это влечет за собой разнообразие типов дополнений, как структурных, так и семантических. В число традиционно выделяемых типов дополнений входят прямое и косвенное, предложное и беспредложное; также существуют иные классификации: в частности, Г. Г. Почепцов описывает дополнение объекта, дополнение адресата, дополнение субъекта [9, с. 198]. Кроме того, в английском языке выделяют сложное дополнение, выраженное предикативными конструкциями с инфинитивом, причастием, герундием; формальное дополнение, внутреннее дополнение. Для структурной классификации дополнений не существует единого основания: так, прямое и косвенное дополнения дифференцируются по характеру участия их референтов в действии; предложное и беспредложное — по исключительно формальному признаку — наличию или отсутствию предлога. Вследствие этого нередко возникает вопрос определения статуса дополнения: так, в предложениях I know it и I know about it, при отражении одной и той же ситуации с точки зрения традиционной грамматики дополнения относятся к диаметрально противоположным разрядам (в первом предложении — прямое, во втором — косвенное). Некоторую сложность представляет также определение статуса дополнений, выраженных неличными
PHILOLOGY O. G. Shevchenko формами глагола и содержащими их предикативными конструкциями. Прежде всего, относительно таких дополнений вряд ли корректно использовать термины «прямое» и «косвенное» [10, c. 217], которые применимы лишь к дополнениям, выраженным существительным или местоимением (а также субстантивированным прилагательным).
Следует заметить, что когнитивный подход не основывается на отрицании достижений предыдущих поколений лингвистов, опиравшихся в своих исследованиях на иные принципы. Это позволяет в рамках когнитивного подхода с успехом использовать понятия, а также термины, разработанные представителями других лингвистических течений. В частности, набор семантических функций, разработанный представителями семантического синтаксиса, позволяет учесть разнообразие и специфику значений, свойственных дополнению. Согласно этому подходу, среди семантических типов дополнений выделяются пациенс, инструментатив, экспериенцер, бе-нефактив, перцептив, квалификатив и т. д.
Позиция дополнения в прототипической иерархии зависит от целого ряда факторов, среди которых синтаксические, лексико-грам-матические, лексико-семантические и функционально-семантические характеристики данного члена предложения. Общим же про-тотипическим признаком для всех типов дополнений является «вовлеченность в предикативный признак, или комплетивность предикативного признака в том смысле, что без объекта-дополнения предикативный признак остается семантически недостаточным» [11, c. 271]. Таким образом, оказывается, что степень прототипичности дополнения находится в тесной взаимосвязи с семантикой глагола. Исследователи отмечают, что в семантической структуре предложения объект и предикат образуют единый комплекс; глагол связывает событие не столько с субъектом, сколько с объектом, так как именно объект подвергается изменениям, происходящим в ходе описываемого события [11, c. 271].
Эти характеристики касаются прежде всего прямого дополнения, выраженного конкретным существительным, одушевленным или неодушевленным, которое сопровождает переходный глагол, обладающий обязательной
объектной валентностью. С точки зрения семантического описания оно может быть охарактеризовано как пациенс — инактивный участник, вовлеченный в событие и являющийся объектом воздействия, т. е. претерпевающий соответствующее изменение состояния [15, c. 369], или инактивный объект конкретного физического действия, подвергающийся воздействию со стороны субъекта и претерпевающий конкретно-референтное видоизменение [11, c. 273]. Исследователи сходятся во мнении, что именно он является прототипом категории дополнения. Дополнительным свидетельством прототипичности данного типа дополнения оказывается его способность становиться подлежащим предложения при пас-сивизации последнего: We dropped the metal canteen to the sand. (S. Meyer) ^ The metal canteen was dropped to the sand.
Косвенные предложные дополнения характеризуются меньшей прототипичностью, ввиду значительной ограниченности применения подобных трансформаций. Такие дополнения соответствуют на семантическом уровне инструменту, средству или локативу: She tried to hide ... a note, scratched on a piece of debris with a broken pencil. (S. Meyer) Что же касается семантических функций адресата, бенефакти-ва, экспериенцера, то предложения, в составе которых функционируют соответствующие косвенные дополнения, подвергаются пасси-визации достаточно свободно, что, по мнению исследователей, свидетельствует о близости таких дополнений к прототипическому ядру: I had never felt such an emotion as this in all my lives (S. Meyer) ^ Such an emotion as this had never been felt by me in all my lives. They brought him back to me. (S. Meyer) ^ He was brought back to me.
Как отмечалось выше, одним из факторов, определяющим степень прототипичности дополнения является семантика глагола-сказуемого; так, дополнения при глаголах движения, которые могут обозначать способ, средство, сопутствующий ориентир, направление, цель движения представляются менее прототипичными [11, c. 276]. В результате возникает проблема их отграничения от обстоятельств, поскольку они, находясь на периферии дополнения, образуют переходную область между этими двумя членами предложения. Типичны-
ми обстоятельствами они не являются, поскольку демонстрируют признак комплетив-ности, прототипичный для дополнений: Еще наглядней эта особенность проявляется при отсутствии в составе структуры предлога, сравн.: 1) They walked along the district. 2) They walked the district. Предложная группа в первом предложении является обстоятельством места; статус второстепенного члена предложения во втором примере сложно определить однозначно.
В системе английских членов предложения особое место принадлежит внутреннему дополнению, выражающему семантически избыточный объект, который дублирует содержание глагола-сказуемого [11, с. 282]. Как правило, неотъемлемым компонентом такой структуры является наличие определения, чаще всего прилагательного, роль которого — уточнять качественную или временную характеристику понятия, обозначенного существительным: We lived long lives and loved long loves. (R. Bradbury) And she sniffed her usual sniff of displeasure. (P. Traverse) I'm going to go to court, and we'll fight a good fight. (D. Steel) Существительное, выступающее в функции дополнения, образовано от той же основы, что и глагол, и безусловно, является пропозитивным, вследствие чего не представляется возможным описать его роль как пар-тиципанта. С другой стороны, данный элемент и не может быть непосредственным участником ситуации, поскольку его суть не только не отвечает определению объекта, но и имеет иное предназначение — конкретизирует предикативное значение. С этой точки зрения внутреннее дополнение сближается с обстоятельством и находится в периферийной зоне. Аргументом в пользу такого предположения является возможность в целом ряде случаев перефразировать предложение, используя обстоятельство (образа действия или времени): We lived long lives ^ We lived long. And she sniffed her usual sniff of displeasure ^ She sniffed with displeasure, as usual. Дополнительным свидетельством в пользу пе-риферийности внутреннего дополнения является невозможность пассивизации таких предложений: Markham died a natural death from heart failure. (M. Kaye) ^ * A natural death from heart failure was died by Markham.
Тем не менее, существуют разновидности внутреннего дополнения, которые в некоторой степени приближают его к прототипу. В некоторых случаях допустима замена дополнения этого типа в последующем контексте местоимением it, что в определенной степени отдаляет его от зоны обстоятельства: He lived a happy trouble-free life. He could live it because his wife took care of all the difficulties. Или: Tom fought a good fight. He fought it and defeated the opponent.
В последнее время среди исследователей английского синтаксиса наблюдается возрастающее внимание к внутреннему дополнению, однако границы этого члена предложения до сих пор не определены однозначно. Прежде всего, лингвисты расходятся во мнениях относительно места внутреннего дополнения не только среди типов дополнения, но и всей системы второстепенных членов предложения. Внутреннее дополнение нередко характеризуется как повторяющее значение непереходного глагола [19, с. 224]. Наиболее типичными примерами внутреннего дополнения являются предложения следующей структуры: Finally, Jeb yawned a huge yawn that had me and Jamie doing the same (S. Meyer). She was afraid of the house where Eden's wife had died a horrible death (M. Kaye). Дополнения a huge yawn, a horrible death граничат по своему значению с обстоятельствами образа действия, поскольку фактически не обозначают объект действия, а дают характеристику действию, выраженному глаголом.
Эта особенность дополнений ярко демонстрирует прототипический характер системы второстепенных членов предложения, где внутри каждого из них можно обнаружить ядро и периферию; в области периферии наблюдаются образования, совмещающие в себе черты различных членов предложения. Именно сюда относятся «семантически избыточные объекты», как называет их Н. А. Кобрина [11, с. 282]. Исследователи отмечают, что to live a happy life и to live happily, безусловно, различаются оттенками передаваемых значений (конструкции типа to live a happy life более эмфатичны) [19, с. 223]. Кроме того, они выполняют определенное коммуникативное назначение, выражая ограничительную характеристику, а также ввиду недостаточного
PHILOLOGY O. G. Shevchenko количества наречий, способных передать качество действия (так, невозможно перефразировать сочетание to smile an evil smile, используя наречие, поскольку такого наречия в английском языке нет [11, с. 282.]
В исследованиях, посвященных внутреннему дополнению, границы этого члена предложения нередко обозначены не вполне четко. Нормативные грамматики, как правило, приводят типичные примеры, где глагол-сказуемое и существительное-дополнение имеют или одну и ту же основу: She smiled a slow grudging smile (Ph. Gregory), или близки этимологически (в этих случаях нередко данные слова имеют различное происхождение, будучи заимствованными из других языков): Tom ran a race (W. L. Chafe). И. И. Прибыток отмечает, что ввиду того, что глагол, будучи непереходным, не нуждается в дополнении, было бы логично квалифицировать такие конструкции как смешанное глагольно-именное сказуемое (подобно The moon rose red), однако этого не позволяет сделать то обстоятельство, что в предложении She died a dreadful death компоненты died и a dreadful death относятся к разным подлежащим, и это становится ясным при трансформации: She died. Her death was dreadful [19, с. 224].
С другой стороны, возникает вопрос, какие же образования следует отнести к сфере внутреннего дополнения. Согласно общеизвестным правилам, внутреннее дополнение сопровождается определением; кроме того, в единственном числе данному существительному предшествует неопределенный артикль [24, с. 89]. Однако изучение фактического материала свидетельствует о том, что нередко наблюдаются случаи, когда существительное в функции внутреннего дополнения используется с определенным артиклем; обычно это обусловлено ограничительным типом определения: It is you who will have to live the life you choose — none of us (Ph. Gregory). Кроме того, существительному может предшествовать притяжательное местоимение; его использование играет особую роль, так как описывается характерная черта, присущая лишь данному, конкретному лицу: And she sniffed her usual sniff of displeasure (P. Traverse). Richard smiled his angelic smile (Ph. Gregory). Наконец, определение при существительном
может вовсе отсутствовать: I was tumbling downwards into a madness where I could dream the dream in real life (Ph. Gregory). По мнению Г. А. Вейхмана, такое дополнение является средством передачи значения результата действия, обозначенного глаголом [4, с. 478].
Статус и место внутреннего дополнения среди различных типов данного члена предложения трактуется по-разному. Так, внутреннее дополнение нередко описывается как отдельный тип. В частности, И. И. Прибыток, основываясь на семантическом признаке, вслед за Г. Г. Почепцовым, перечисляет пять типов дополнений: объекта, адресата, деятеля, инструмента и родственное [19, с. 224]. Как особая разновидность данный тип описан и в грамматике Каушанской В. Л. и др. [6, с. 300]. Существует и иной подход к решению вопроса: Е. Г. Хомякова [7, с. 356] считает внутреннее дополнение разновидностью прямого, руководствуясь как семантическим, так и грамматическим принципами характеристики. Подобные разночтения, видимо, обусловлены тем фактом, что внутреннее дополнение обладает пограничной сущностью, поскольку, в отличие от типичного прямого дополнения, внутреннее дополнение не может стать подлежащим предложения при изменении залоговой формы сказуемого; кроме того, его нельзя заменить местоимением. Об этом пишет и Н. А. Кобрина, которая отмечает, что внутреннее дополнение занимает периферийное положение в составе категории данного члена предложения. Причиной этого является тот факт, что оно выражает семантически избыточный объект — аналогичные семы содержатся в структуре глагола, по отношению к которому существительное выполняет роль дополнения. Вместе с тем наличие внутреннего дополнения диктуется требованиями коммуникации — как полагает Н. А. Кобрина, «само существование таких дополнений обусловлено необходимостью выражения ограничительной характеристики (качественной или временной при выражении однократности), а также ограниченным количеством наречий, по сравнению с прилагательным» [11, с. 282].
Использование внутреннего дополнения может быть продиктовано и стилистическими причинами — стремлением придать выска-
зыванию особую выразительность: We lived long lives and loved long loves (R. Bradbury).
Пограничный характер внутреннего дополнения становится более очевидным при сравнении предложений, различающихся порядком слов: It [the dream] is living its life in my mind (Ph. Gregory) — в этом предложении its life, безусловно, является дополнением. Сравн.: All my life I have lived among his brothers but this one had been my friend (S. Fitzgerald). В данном примере лишь начальная позиция сочетания all my life позволяет трактовать его как обстоятельство времени. (Возможно также квалифицировать это сочетание как дополнение, занимающее нетипичную для этого члена предложения начальную позицию в целях его рематизации.) Если попытаться изменить порядок слов в этом предложении: I have lived all my life among his brothers but this one had been my friend, мы получим внутреннее дополнение. Таким образом, хотя структура этих двух вариантов предложения значительно различается с точки зрения набора второстепенных членов предложения, оба они выражают одну и ту же ситуацию реальной действительности.
Следует заметить, что число существительных, выступающих в функции внутреннего дополнения, весьма ограниченно. Одно из ограничений обусловлено тем, что эти существительные, неизменно будучи родственными глаголу и выражая действия, являются пропозитивными (life, dream, smile, sigh, death, love, fight, etc.). Названная особенность делает возможным существование вариантов предложений, описанных выше. В этом отношении внутреннее дополнение значительно отличается от других типов дополнений, в составе которых фигурируют обычно существительные конкретные, на семантическом уровне выполняющие функцию актанта.
Вместе с тем, бывает не всегда просто идентифицировать внутреннее дополнение. Так, в предложении Sam lived a happy life словосочетание a happy life является типичным примером такого рода. Что же касается дополнения a jolly dance в предложении Smith danced a jolly dance, оно принадлежит к разряду обычных прямых дополнений, так как вместо него можно подставить название любого танца [26, с. 192].
Как полагает М. Сэйлер, главный вопрос относительно внутреннего дополнения заключается в том, является ли оно адъюнктом или комплементом [26, с. 193]. М. А. Джоунз, считающий их адъюнктами, перечисляет следующие их свойства:
1) необходимость присутствия определения: Dan slept a *(peaceful) sleep.
При этом определение может быть выражено различными способами:
• And then I started dreaming a special dream. (Ph. Gregory) — прилагательное;
• He folded his arms and smiled a magician's smile. (R. Bradbury) — существительное;
• She smiled a slow grudging smile. (Ph. Gregory) — причастие;
• To her left stood the grill-covered windows of a bank, empty and sleeping the well-protected sleep that comes in the early hours of the morning. (D. Leon) — придаточное предложение;
2) возможность перефраза, в котором появляется обстоятельство образа действия: The doctor smiled a sleepy smile (S. Meyer) = The doctor smiled sleepily;
3) невозможность пассивизации предложений: *A sleepy smile was smiled by the doctor;
4) невозможность замены дополнения местоимением (отсутствие референции): *Mag-gie smiled a happy smile and then her brother smiled it;
5) необходимость использования неопределенного артикля: *Dan smiled the happy smile [30, с. 89-111].
Эмпирический материал предоставляет большое количество случаев именно такого, типичного употребления внутреннего дополнения:
• I'm going to go to court, and we'll fight a good fight (D. Steel).
• She was afraid of the house where Eden's wife had died a horrible death (M. Kaye). Однако в более поздних работах перечисленные признаки внутреннего дополнения были поставлены под сомнение: лингвисты обратили внимание на то, что существуют примеры, которые свидетельствуют о наличии у данного типа дополнений свойств противоположного характера:
1) I was tumbling downwards into a madness where I could dream the dream in real life
PHILOLOGY O. G. Shevchenko (Ph. Gregory). В составе внутреннего дополнения отсутствует определение.
2) I'll live the life of a country gentleman at last, with you and the children (D. du Maurier) — предложения вряд ли можно перефразировать, используя обстоятельство образа действия вместо внутреннего дополнения. Особенно наглядно это проявляется в предложениях, где в составе внутреннего дополнения отсутствует определение: I dream that dream over and over again (Ph. Gregory).
3) The last laugh has now been laughed. A smile was smiled somewhere [32, с. 193]. — В этих предложениях глагол имеет форму пассивного залога, а внутреннее дополнение трансформировалось в подлежащее.
4) Sometimes he woke up in the middle of the night, sweating, worried that after years of marriage to Allie he, too, would wind up editing his life, instead of simply living it (J. Picoult). Take your present life and live it (Ph. Gregory).
В этих и подобных примерах происходит замена слова life на местоимение it в заключительном фрагменте предложения.
5) I was tumbling downwards into a madness where I could dream the dream in real life (Ph. Gregory) — в составе внутреннего дополнения наличествует определенный артикль. В сходном значении может употребляться указательное местоимение: I dream that dream over and over again (Ph. Gregory).
Встречаются также примеры, в которых артикль отсутствует. Таким образом, одно и то же существительное может использоваться с неопределенным, определенным артиклем или без артикля:
We lived, at first, rather a busy life at Bleak House (Ch. Dickens).
It is you who will have to live the life you choose — none of us (Ph. Gregory).
... while trying to figure out how I felt about seeing this young woman living life as she had done for the past twelve years (C. Ahern).
Такие варианты возможны благодаря оттенкам значений, передаваемых подобными существительными: в случае выражения конкретного проявления данного абстрактного понятия существительное может принимать любой артикль, а также стоять в форме множественного числа: These ladies lived lonely and uncomfortable lives in lodgings (G. Raverat).
Если в роли определения выступает придаточное предложение, то выбор того или иного артикля зависит от типа этого предложения:
Finally, Jeb yawned a huge yawn that had me and Jamie doing the same (S. Meyer) — определительное описательное предложение;
It is you who will have to live the life you choose — none of us (Ph. Gregory) — определительное ограничительное предложение.
Помимо определенного артикля, существительному может предшествовать притяжательное местоимение, которое также конкретизирует значение дополнения: He smiled his sweet helpless smile (Ph. Gregory). And she sniffed her usual sniff of displeasure (P. Traverse).
Структура сочетания «глагол + внутреннее дополнение» способна подвергаться трансформации, в результате которой изменяется соотносительная значимость ее компонентов: если дополнение является зависимым от глагола, то в следующем предложении дополнение становится главным элементом сочетания, а глагол преобразуется в определение, выраженное инфинитивом: Save your brother, he is young, he still has life to live (M. Levy).
На основании вышесказанного можно сделать вывод, что существуют разновидности внутреннего дополнения, проявляющие различные свойства. В настоящее время достаточно широко распространена точка зрения, согласно которой существует два оттенка значений внутренних дополнений: The woman lived a happy life — здесь присутствует значение образа действия, и в этом случае мы имеем дело с адъюнктом; A happy life was lived by the woman — этот пример можно трактовать точно так же; кроме того, существует и другая трактовка, где life воспринимается как абстрактная сущность и в таком случае является аргументом.
Данные зарубежных исследований говорят о том, что подавляющее большинство конструкций с внутренним дополнением имеют структуру «неопределенный артикль + прилагательное +существительное»; пассивные же конструкции встречаются довольно редко. Хотя с синтаксической точки зрения все внутренние дополнения являются аргументами, необходимо различать их разновидности: 1) существительное с неопределенным
артиклем и определением; эта структура не пассивизируется; 2) второй тип более гибок как в отношении формы, так и синтаксически; сюда можно отнести все остальные варианты предложений [26, с. 196].
Более глубокое изучение вопроса показало, что характерные черты внутренних дополнений не всегда проявляются в полной мере. Так, около трети всех примеров не содержат определения, что ведет, с одной стороны, к предположению о том, что наличие определения не является обязательным, с другой — делает невозможным трансформацию, при которой дополнение преобразуется в обстоятельство образа действия. Если же определение и присутствует, то оно далеко не всегда представлено прилагательным — это может быть предложно-именная группа или придаточное предложение, что также делает затруднительной подобную трансформацию.
Изучая особенности структуры внутреннего дополнения и сочетаемость существительного, используемого в этой функции, лингвисты установили две разновидности данного члена предложения: 1) разновидность, воплощающая наиболее характерные черты данного члена предложения, обычно описываемые в грамматиках (основа, одинаковая для существительного и непереходного глагола, наличие определения и неопределенного артикля); 2) прочие разновидности, для которых общим является семантическая общность существительного и глагола; прочие характерные черты могут не проявляться.
Особую проблему представляет признак схожести смысла существительного и глагола. Статус примеров внутреннего дополнения, где наблюдается повтор основы, сомнений не вызывает. Однако довольно сложно оказывается квалифицировать дополнение как внутреннее при схожести семантики глагола и существительного, имеющих разные основы, поскольку трудно установить предел этой схожести. К примеру, She wept bitter tears (A. Maltz). С одной стороны, в этих предложениях проявляется один из основных признаков внутреннего дополнения — его использование с непереходными глаголами; с другой — переходность английского глагола не принадлежит к числе его постоянных характеристик, и в определенных контекстах мно-
гие глаголы могут функционировать то как переходные, то как непереходные. В ряде случаев сходство семантики практически не усматривается, хотя дополнение квалифицируется как внутреннее: He sighed approval and shifted his body (L. Fairstein) [4, с. 478].
Наконец, следует заметить, что сочетание глагола с существительным, образующим внутреннее дополнение, способно использоваться и в других синтаксических функциях, при этом глагол может становиться зависимым от существительного: But the English country life, as lived in the mansions of the great, has a powerful attraction for me (A. Christie), где life — подлежащее, lived — определение; Save your brother, he is young, he still has life to live (M. Levy) где life — прямое дополнение, to live — определение. Таким образом, отношения между компонентами подобных структур богаче и разнообразнее, чем зависимость дополнения от глагола.
Особыми когнитивными характеристиками обладает также сложное дополнение, которое, по сравнению с другими типами дополнения, имеет особый статус. Ввиду того, что ситуация реальной действительности — явление многослойное, далеко не все ее аспекты отражаются в речи. Какие именно аспекты ситуации найдут свое выражение на языковом уровне и какими средствами эта задача будет выполнена, находится в прямой зависимости от процессов человеческой когни-ции и коммуникативных целей. Английский язык располагает богатым набором различных синтаксических образований, призванных удовлетворять целям коммуникации, и среди них особая роль принадлежит предикативным конструкциям. Их специфика состоит в том, что с их помощью становится возможным «нанизывать новые ракурсы ситуации на заданный субъектно-предикатный стержень, структурно не сильно обременяя предложение, но делая его более весомым в информационном плане» [21, с. 285].
Существует ряд структурных разновидностей сложного дополнения; в зависимости от характера второго компонента соответствующих предикативных конструкций в их число входят: объектная инфинитивная, инфинитивная конструкция с предлогом for, герундиальные, объектная причастная. Выбор той или
PHILOLOGY O. G. Shevchenko иной конструкции, как правило, обусловлен типом глагола, по отношению к которому данная конструкция выступает в функции дополнения. Таким образом, налицо тесное взаимодействие между лексическими и грамматическими категориями.
Кроме перечисленных, существует немало пограничных образований, примыкающих к области сложного дополнения — это, в частности, образования с объектным предикативом: Ten more minutes and I'll find you safe in the car (J. Picoult). I think I'm going to make you a very happy man, and a very rich one (S. Sheldon). К ним близки варианты сложного дополнения, не содержащего глагола (после глагола умственной деятельности think, consider, find инфинитив to be может отсутствовать): He wanted to call Paola, but she believed him safely in bed in some small hotel, so he didn't (D. Leon).
Кроме того, в ряде случаев образования с неличной формой глагола можно трактовать двояко: A night maid found Akiro Iso's body hanging from a hook in a wardrobe chest (S. Sheldon). Сложно утверждать с полной категоричностью, имеем ли мы здесь дело с предикативной конструкцией или же причастие является определением существительного body.
Исследование, проведенное на материале романа современного американского писателя С. Шелдона "Are You Afraid of the Dark?" позволяет выявить некоторые тенденции использования сложного дополнения в художественном тексте. Сложное дополнение чаще всего представлено конструкциями с инфинитивом и причастием; что же касается герундиальных конструкций, их употребление в анализируемом тексте нетипично — (менее 2 % от общего количества). Наиболее частотна объектная инфинитивная конструкций (66 %), которая используется обычно после глаголов чувственного восприятия hear, feel, see, watch, а также после глаголов let, make, force, 'd like, want, expect.
Причастная конструкция встречается после глаголов hear, find, feel, see, watch, have, want, like, get, keep. После ряда глаголов возможны конструкции как с причастием, так и с инфинитивом; исследователи нередко возвращаются к вопросу о различиях между ними.
Еще один способ передачи данного значения — с помощью придаточного предложения. Существует несколько аргументов выбора в пользу одного из этих двух языковых средств — придаточного предложения или сложного дополнения: их взаимозаменяемость, особенности стиля, большее или меньшее соответствие норме [4, с. 385]. Автор исследуемого романа прибегает к использованию придаточного предложения главным образом после глагола watch, оно вводится при этом союзом as: She watched as the waiter went to their table, and they rudely waved him away. Следует заметить, что во многих предложениях с подобной структурой в придаточном предложении описывается более, чем одно действие: Kelly watched as Diane walked into the foyer and entered her apartment on the first floor. Kelly watched as Diane went to the telephone and called the number on the card that Tanner Kingsley had given her. Возможно, читателю было бы сложнее воспринимать более сжатую, свернутую структуру ( — Kelly watched Diane walk into the foyer and enter her apartment.)
Другой причиной использования придаточного предложения может являться обилие зависимых слов, определяющих именной компонент потенциальной предикативной конструкции: An hour later, Andrew watched as the army truck drove through the gates of Kingsley Group, escorted by two army staff cars, carrying armed soldiers.
Однако в таких случаях может наблюдаться дистантное расположение членов предикативной конструкции: Everybody looked up to see a young girl, no older than ten years old, with soft bouncing blonde curls and big blue eyes, walk into the room. (C. Ahern). From time to time she read in the paper of some family, setting out an innocent and enjoyable outing in the car, perhaps to see friends, or simply to enjoy the countryside, only to have their lives blown apart for ever by an accident (R. Pilcher).
Наибольший разброс наблюдается в группе глаголов чувственного восприятия. После глагола watch употребляется главным образом инфинитив (в 38 случаях, причастие — в 3), после hear (7 и 20), feel (5 и 10) — главным образом причастие I, после see — приблизительно в равной степени.
После глагола watch, по правилам нормативной грамматики, используется обе формы. Тем не менее, в проанализированном материале этот глагол в подавляющем большинстве случаев сопровождается инфинитивом. Видимо, это обусловлено лексическим значением глагола, которое предполагает некоторую протяженность действия во времени. Причастие использовалось лишь в трех случаях из 41, видимо, когда было необходимо подчеркнуть протяженность действия во времени: He was trembling with excitement, watching the tornado spinning up toward the plane. Однако в других контекстах этот фактор не играет особой роли.
Согласно распространенному мнению, причастный оборот подразумевает выполнение действия, а инфинитивный — возможность, потенциальность [8, с. 315], краткость, однократность, завершенность [7, с. 367], а также то, что говорящий был свидетелем того, как действие, выраженное инфинитивом, совершилось до конца, с причастием же этот оттенок отсутствует, и эта форма обозначает незаконченное действие [23, с. 168], длительность, развертывание [4, с. 367]. М. Суон разделяет эту точку зрения, добавляя, что форма причастия I может также выражать повторяемость действия [27, с. 243]. Но поскольку в целом ряде контекстов говорящий не ставит целью акцентировать тот или иной оттенок значения, ряд исследователей полагает, что практически между ними смысловое различие отсутствует, и они нередко являются взаимозаменяемыми [25, с. 126].
Г. А. Вейхман полагает, что при описании различий между инфинитивными и причастными сложными дополнениями необходимо учитывать, помимо общего значения, еще ряд факторов: стилистическую сферу употребления глагола, принимающего сложное дополнение, а также территориальную сферу употребления сложных дополнений с причастием или инфинитивом. По его наблюдениям, важно, является ли референтом именного элемента конструкции одушевленное или неодушевленное существительное (одушевленные способны сопровождаться и инфинитивом, и причастием; если же именным элементом сложного дополнения является неодушевленное существительное, обозначающее предмет,
не способный самостоятельно изменить состояние, в составе конструкции может быть только причастие I) [4, с. 369].
Что касается территориальных различий, то они наблюдаются, в частности, в составе конструкции после глаголов keep, look, have: в американском варианте инфинитив встречается чаще, чем причастие [4, с. 371]. Это подтверждается исследованным материалом, который свидетельствует и о том, что и причастие, и инфинитив используются достаточно часто: It's better that we tell them than have them hear about it on the evening news. I have Diane Stevens thinking that the Mafia killed her husband.
Выбор между инфинитивом и причастием зависит от того, является ли предшествующий конструкции глагол предельным или непредельным. Это особо важно для сохранения смысла предложений с предельными глаголами; так, в предложении A bellman saw them rush out of the hotel lobby. — при замене инфинитива на причастие ситуация меняется. He looked up and saw Andrew standing in the doorway — в данном случае разница между вербалиями несущественна, поскольку глаголы в личной форме являются непредельными.
При этом на выбор между этими двумя вариантами влияют и другие факторы; так, в предложении Kelly watched him walk out the door, carrying the magazine with him использование инфинитива улучшает стиль, поскольку за конструкцией следует обстоятельство, выраженное причастным оборотом. Другим фактором может оказаться состав предложения: с конструкциями, включающими однородные глагольные элементы, которые обозначают последовательные действия, употребляется инфинитив: Kelly watched Diane walk over to the radio and turn it off. They watched Kelly turn and leave.
Исследования А. К. Кравченко свидетельствуют о том, что корни различия в употреблении той или другой неличной формы глагола уходят в трактовку категории вида. Предпринимая попытку рассмотреть эту категорию с когнитивной точки зрения, данный автор считает, что ее содержание связано с контрастом между двумя основными концептами событий: глагольные референты способны подвергаться категоризации либо как собы-
PHILOLOGY O. G. Shevchenko тия, идентифицированные на основе наблюдения — в этом случае источник информации о глагольном референте является определенным, либо как события, идентифицированные на основе существующего знания — источник информации неопределенный, так как мы не можем конкретно его назвать [14, с. 133]. Категория вида, представленная таким образом, отражается в противопоставлении причастия и инфинитива. Инфинитив обозначает действие как обобщенное понятие (именно эта форма является базовой, исходной формой глагола); причастие же выражает действие как элемент определенной ситуации.
Референтом инфинитива является абстракция, которая не ограничена пространственно-временными параметрами. Инфинитивная конструкция оказывается одним из способов представления в языке структурального знания о мире. С другой стороны, причастие имеет своим референтом реальный фрагмент действительности и, таким образом, представляет феноменологический тип знания [14, с. 137].
Вместе с тем, в некоторых случаях использование инфинитива и причастия кажется совершенно идентичным: 1) Diane heard herself saying, "No. I'm fine. " And she heard herself say, "I would love to go." 2) Diane's heart began to pound, and she felt the blood rushing to her face. Diane could feel the blood rush to her head.
В ряде грамматик глагол find относят к глаголам чувственного восприятия [6]. Однако он обладает особыми комбинаторными свойствами — после него используется лишь причастие. Он обладает и особым лексическим значением, и некоторые авторы описывают его отдельно от глаголов чувственного восприятия, включая его в группу глаголов столкновения (verbs of encounter). Впрочем, следует заметить, что после этого глагола может следовать и инфинитив, но при этом глагол имеет особый оттенок значения — только если некий предмет (лицо) — референт компонента конструкции — обнаружен благодаря поискам. Если же нечто обнаружено случайно, допустимо лишь причастие [7, с. 271]. Другой отличительной особе нно-стью этого глагола является характер именного элемента конструкции, следующей за
ним; так, в нашем материале во всех обнаруженных примерах в этом качестве выступает возвратное местоимение: He found himself getting angry. Sonja found herself being lifted into the ambulance.
После каузативных глаголов (let, make, force) используется исключительно инфинитив, что находится в непосредственной связи с семантикой глаголов данной группы. Действия, выражаемые сложным дополнением, не являются элементами реального мира, поскольку обозначают желательные или обязательные.
Еще один вопрос — выбор между формой причастия II и пассивной формой причастия I для выражения пассивного значения. В практических грамматиках отмечается нетипичность использования формы пассивной формы причастия в составе сложного дополнения после глаголов чувственного восприятия [20, с. 678]. Однако такие примеры возможны: в исследованном материале употребление автором пассивной формы причастия подчеркивает одновременность действий, а также факт некой протяженности во времени действия, выраженного данной формой: From where they sat, Diane and Kelly could see windows being blown out of the room they had been occupying. По наблюдениям А. К. Кравченко, причастие I имеет референтом действие, напрямую наблюдаемое в данной ситуации, в то время как референт причастия II — это действие, находящееся за пределами непосредственно описываемой ситуации [14, с. 134].
Проявляя большое количество своеобразных характеристик, присущих лишь данному типу дополнений, сложное дополнение оказывается на периферии данного члена предложения. Основной же отличительной чертой его является особенность референта — ситуация, событие. С учетом этого обстоятельства в свете современных исследований дефиниция дополнения существенно отличается от традиционной — «элемент события, передаваемого предложением, на который направлено действие субъекта или который затрагивается или вовлекается в это действие тем или иным способом» [11, с. 269]. Само же событие «может быть представлено в языке и как действие, и как процесс, и как свойство, состояние или отношение» [11, с. 269]. Такое
широкое понимание сущности дополнения лее адекватным образом, позволяя включать
описывает данный член предложения наибо- в его сферу разнообразные языковые явления.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. — М.: Наука, 1976.
2. БлохМ. Я. Теоретическая грамматика английского языка. — М.: Высшая школа, 2002.
3. Болдырев В. В. Категории как форма репрезентации знаний в языке // Концептуальное пространство языка: сб. науч. трудов. — Тамбов: изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2005.
4. Вейхман Г. А. Грамматика текста: учеб пос. по английскому языку. — М.: Высшая школа, 2005.
5. Грамматика английского языка: Морфология. Синтаксис / Н. А. Кобрина, Е. А. Корнеева, М. И. Ос-совская, К. А. Гузеева. — СПб.: изд-во «Союз», 2002.
6. Грамматика английского языка. Пособие для студентов педагогических институтов / В. Л. Кау-шанская, Р. Л. Ковнер, О. Н. Кожевникова, Е. В. Прокофьева и др. — 6-е изд., испр. и доп. — М.: Айрис-пресс, 2012.
7. Грамматика современного английского языка: учебн. для студ. высш. учеб. завед. / О. В. Емельянова, А. В. Зеленщиков, Е. С. Петрова и др.; под ред. А. В. Зеленщикова, Е. С. Петровой. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2003.
8. Грамматика современного английского языка для университетов / Р. Кверк, С. Гринбаум, Дж. Лич и др. — М.: Высшая школа, 1982.
9. Иванова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. — М.: Высш. школа, 1981.
10.Ильиш Б. А. Строй современного английского языка. — Ленинград: Просвещение, 1971.
11. Кобрина Н. А. Теоретическая грамматика современного английского языка: учеб. пос. / Н. А. Кобрина, Н. Н. Болдырев, А. А. Худяков. — М.: Высшая школа, 2007.
12. Кочкина Е. Л. Метод прототипа в анализе категории объекта // Методологические проблемы современной лингвистики. Научное издание. — Воронеж, 2001.
13. Кочкина Е. Л. Категория объекта в современном английском языке в когнитивном и функциональном аспектах. — Автореферат канд. дисс. — Тамбов, 2002.
14. Кравченко А. К. Инфинитив и причастие в сложном дополнении (или что дает когнитивная теория) // Studia Linguistika — 8. Слово, предложение и текст как интерпретирующие системы. — СПб.: Три-гон, 1999.
15.Краткий словарь когнитивных терминов / Е. С. Кубрякова, В. З. Демьянков, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина // под общ. ред. Е. С. Кубряковой. — М.: МГУ, 1996.
16.Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Рос. академия наук. Ин-т языкознания. — М.: Языки славянской культуры, 2004.
17.Дж. Лакофф. Когнитивное моделирование [Из книги «Женщины, огонь и опасные предметы»] / Язык и интеллект. Сб. / пер. с англ. и нем. / пост. и вступ. ст. В. В. Петрова — М.: Изд. группа «Прогресс», 1995.
18.Маслова В. А. Современные направления в лингвистике. — М.: Изд.центр «Академия», 2008.
19. Прибыток И. И. Теоретическая грамматика английского языка = Theory of English Grammar: учеб. пос. для студ. лингв. вузов и фак. ин. языков. — М.: Издательский центр «Академия», 2008.
20. Резник Р. В., Сорокина Т. С., Казарицкая Т. А. Практическая грамматика английского языка. — М.: Флинта, Наука, 1998.
21. Серкина О. В. Когнитивный подход к изучению абсолютной конструкции в английском языке // Когнитивная лингвистика: Ментальные основы и языковая реализация. Ч. 1. Лексикология и грамматика с когнитивной точки зрения. Сб. статей к юбилею профессора Н. А. Кобриной. — СПб.: Тригон, 2005.
22. Скребцова Т. Г. Американская школа когнитивной лингвистики. — СПб, 2000.
23. Collins Cobuild Student's Grammar. — Harper Collins Publishers Ltd, 1991.
24. Jones, Michael Allen. Cognate Objects and the Case Filter // Journal of Linguistics 24 — 1988.
25.Murphy, Raymond. Grammar in Use. Reference and Practice for Intermediate Students of English. — Cambridge University Press, 1989.
26. Sailer, Manfred. The Family of English Cognate Object Constructions // Proceedings of the HPSG 10 Conference. Universite Paris 7, France. 2010. CSLI Publications. http://csli-publications.stanford.edu/
27. Swan, Michael. Practical English Usage. Third Edition. — Oxford University Press, 2005.
УДК 81
И. С. Янченкова
ФОРМЫ И СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ РЕЧЕВОГО АКТА ОСКОРБЛЕНИЯ
Аннотация. В статье рассмотрены приличная и неприличная формы оскорбления, прямое и косвенное выражение оскорбительных высказываний, контактный и дистантный способы оскорбления. Данное исследование выполнено на материале конкретных речевых ситуаций, предложенных для проведения судебных лингвистических экспертиз.
Ключевые слова: юрислингвистика, речевой акт, говорящий, адресат речи, оскорбление, литературное, приличное, неприличное, контактное оскорбление, дистантное оскорбление, адресованность, адресация, инвективное высказывание, инвектив.
I. S. Yanchenkova
FORMS AND WAYS OF EXPRESSING THE SPEECH ACT OF INSULT
Abstract: The article considers permissible and impermissible forms of insult, direct and indirect expression of insulting utterances, contact and distant ways of insulting. This research is carried out on the basis of material presented by definite speech situations offered for performing forensic linguistic examinations.
Keywords: juristic linguistics, speech act, speaker, addressee of speech, insult, bookish, permissible, impermissible, contact insult, distant insult, address, invective utterance, invective
Отличительной чертой современной коммуникации является вербальная агрессия, российское общество не является исключением. Под вербальной агрессией понимается инвек-тивное (обидное) общение; словесное выражение негативных эмоций, чувств или намерений в оскорбительной, грубой, неприемлемой в данной речевой ситуации форме [6, 9]. Агрессивное вербальное общение в современном российском обществе, на наш взгляд, имеет разные причины, однако наиболее распространёнными из них считаем следующие: демократизация российского общества на рубеже ХХ-ХХ1 веков, буквальное понимание свободы слова некоторыми носителями русского языка, утрата морально-этических ценностей поколением, воспитанным в 90-е годы XX века, отсутствие речевой культуры у отдельных граждан, элементарная невоспитанность.
Агрессивное вербальное общение может выступать как особое намерение говорящего — целенаправленное желание нанести ком-
муникативный вред адресату речи (унизить, оскорбить, высмеять и т. п.).
Инвективное общение реализуется в современной коммуникации в разных формах, как-то: насмешка, враждебное замечание, грубое требование, грубый отказ, оскорбление, угроза, ссора. Наиболее распространённой формой агрессивного вербального поведения коммуникантов является оскорбление — речевой акт, содержащий обидную характеристику адресата речи [6, 74]. Камчатский край в данном случае не является исключением, так как 90 % судебных лингвистических экспертиз посвящены анализу речевого акта оскорбления.
Обидная характеристика адресата речи может быть выражена в разной форме, литературными и нелитературными средствами. Сравним: Ты дурак (разговорная речь) и Ты козёл (разговорная речь). Оба речевых акта содержат инвективную (обидную) характеристику адресата речи. Так, лексема дурак в толковом словаре русского языка сопровождается пометой разговорное и выражает значение «глупый человек, глупец» [4, 178].
