Особый интерес для исследования представляют древнерусские перфектные формы, а именно один из их компонентов - причастие на -л. Следует отметить, что формант -л не используется в формах прошедшего времени ни в одном из ностратических языков; наличие его можно лишь отметить в имперфектных формах енисейских языков, где -l- выражает длительное действие или состояние в прошлом. Этот же показатель может иметь значение результата действия [Поленова, 2002: 77].
Применительно к русскому языку причастные формы на -л- также можно рассматривать как видовые, поскольку по своему значению они выражали состояние, наблюдающееся в момент речи и являющееся результатом совершенного в прошлом действия. Такое совмещение в одной глагольной форме значений результата действия и состояния способствовало, как нам представляется, закреплению и абсолютному проникновению рассматриваемой формы во временную парадигму прошедшего.
Таким образом, грамматическая категория времени в ходе своего развития претерпевает серьезные изменения в плане морфологического выражения. В процессе становления категория времени проходит путь от элементарного использования дейктических частиц до образования сложных аналитических конструкций. Временная система древнерусского языка отчетливо хранит следы образования временных форм, общие для многих индоевропейских языков, а также присущие некоторым ностратическим и палеоазиатским языкам. Древнерусский язык содержит большое количество временных форм (основы, аффиксы и т.п.), по своему образованию совпадающих с индоевропейскими и даже с некоторыми ностратическими временными формами.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев. Историческая грамматика русского языка. М.: Высшая школа, 1981. 359 с.
2. Лопушанская С.П. Развитие и функционирование древнерусского глагола: учеб. пособие. Волгоград: Изд-во ВПИ, 1990. 114 с.
3. Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.: УРСС, 2007. 509 с.
4. Обнорский С.П. Образование глагольных форм третьего лица настоящего времени в русском языке // Изв. АН. Отд. лит-ры и языка. 1941. № 3. С. 29-48.
5. Поленова Г.Т. Происхождение грамматических категорий глагола (на материале енисейских языков). Таганрог: Изд-во Таганрог. гос. пед. ин-та, 2002. 202 c.
6. Савченко А.Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. М.: УРСС, 2003. 410 с.
7. Селищев А.М. Старославянский язык. М.: УРСС, 2004. 552 с.
8. Семереньи О. Введение в сравнительное языкознание. М.: Прогресс, 1980. 407 с.
9. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. Семиологическая грамматика. М.: Изд-во ЛКИ, 2007. 360 с.
Р.Ф. Смирнова О КОГЕРЕНТНОСТИ В ЯЗЫКЕ И РЕЧИ
Термин «когерентность» используется в теории психосистематики Г. Гийома в значении «симметрия» (coherence от латинского cohaerentia - сцепление, связь). Наряду с этим термином для характеристики системы языка и ее взаимодействия с системой речи в речевой деятельности даются другие обозначения («порядок» - ordre, «беспорядок» - desordre, «рациональность, «нерациональность»).
Известно, что язык - это система элементов, находящихся в определенных отношениях, а речь - это текст, в котором языковые элементы получают свою реализацию. Система описывается как многоярусное построение, в котором ярусы, или уровни, находятся в иерархических отношениях. Возникает статичная картина системы, имеющей свою структуру. Предполагается, что эта система приходит в движение в речевой деятельности, где языковые элементы из неподвижных и заданных им вариантов превращаются в речевые контекстные варианты, и, таким образом,
статика языка сменяется динамикой речи. Однако в некоторых направлениях лингвистических исследований считается, что динамический аспект выступает не только как характеристика речи, но и как свойство языковой ситстемы. Это школы функциональной лингвистики и психосистематики. Первая обращается к коммуникативному аспекту языка и выдвигает понятие о языке как саморазвивающейся функциональной системе (Пражская лингвистическая школа, 1929). Вторая известна под именем «Школы Гийома». Основатель школы Г. Гийом (1883-1960) рассматривает язык как динамическое образование, сохраняющее свой динамизм и в состоянии относительного покоя вне ситуации говорения.
Что же мы видим в языке и речи? Застой или движение? Порядок или беспорядок? Попытаемся ответить на заданный вопрос, опираясь на положения теории психосистематики.
Психосистематика - это теория строения и функционирования языка, которая призвана раскрыть систему языка и системы в языке как потенцию речетворчества. Среди отечественных лингвистов интерпретация довольно сложной теории Г. Гиойма принадлежит, прежде всего, профессору Л.М. Скрелиной и ее многочисленным ученикам [1].
Последовательно изучая грамматическое означаемое, Гийом занимался изучением динамической структуры значения. Уточняя положения Ф. де Соссюра о соотношении языка и речи, Гий-ом рассматривает речевую деятельность не как сумму язык (langue) плюс речь (parole), а как интеграл, который объединяет в себе предшествующий факт языка и последующий факт речи (говорения). Объединенные в акте речевой деятельности язык и речь разъединяются гипотетическим пространством о п е р а т и в н о г о времени (temps operatif). Это - ключевое теоретическое понятие психосистематики. Оно трактуется как материальный субстрат речемыслительной деятельности говорящих, временное пространство, в пределах которого развертываются операции оформления языковой единицы, т.е. их актуализация в речи. Руководит работой этого механизма подсознательная сила лингвистической интуиции (visee - целевое устремление). Противопоставленность языка и речи дается также в связи с тем, что за языком закреплена область представления («идея» знака), а за речью - область выражения. Область языкового образует глубинную структуру - означаемое (effet de puissance), а область речевого - поверхностную - означающее (effets de sens). Содержание языка определяется Гийомом как объединение ментального (психического - psychique) и формального (физического - semiologique). Язык у Гийома есть система и множество систем, образованных единством означаемых и означающих. Кинетизм системы и динамизм означаемого и означающего в их единстве и поддерживает симметрию (порядок) в языке и речи.
Но если лингвист, - считает Г. Гийом, - является только сторонником непосредственного наблюдения фактов в речи и сводит их к констатации (не обращаясь к теории), то ему покажется, что язык - это огромный беспорядок, огромная бессистемность, где мысль теряется безвозвратно.
Однако, кажущийся «беспорядок» в языке благодаря форме выглядит как «порядок», охватывающийся беспорядок: "... la matière, pourrait-on dire, est désordre, la forme est l'ordre saisissant le désordre". Вырисовываясь со стороны формы, система проявляется тогда, когда мысль для остановки самой себя (saisie) прибегает к мыслительным операциям «вычленения» (saisie réductrice) или включения (saisie généralisatrice): "Le système réside non pas dans le contenu qui est, hors système, tout ce qui peut se penser, mais dans la saisie généralisatrice et réductrice sous laquelle ce contenu se présente" [2, 39-40].
Истина, скрытая за видимостью языковых фактов, - убежден ученый, - состоит в том, что в языке царит порядок: различные данные, полученные на материале разных языков, это доказывают. Все частные, единичные, неожиданные факты, порожденные случаем (как ньютоново яблоко), которому они обязаны своим существованием, остаются зависимыми (хотя это и незаметно на первый взгляд) от небольшого числа общих фактов высшего уровня, менее заметных, но и являющихся основными структурными фактами. Именно они, - говорит Гийом, - остаются дольше всего неизвестными, поскольку они мало заметны, a priori [3, 44-46].
Итак, небольшое число фактов высшего уровня управляет всеми остальными. Факты высшего уровня, которые подчиняют себе множество частных фактов, немногочисленны. Можно сказать, что подчинение, существующее между большим количеством конкретных фактов и малым числом общих, и обеспечивает когеренцию в системе и между системами.
Приведем несколько примеров из работ Г. Гийома, которые могут быть использованы в практике преподавания лингвистических дисциплин на специальных факультетах. Гийом пишет, что индоевропейские языки с самого древнего состояния представлены в том виде, который сильно облегчает их изучение, в виде языков с законченным оформлением слов. В словах этих языков к корню R по горизонтали прибавляется морфология. Схема имеет вид: Корень + морфема - часть речи. Гийом приводит пример с глаголом bharami (санскр.) - несу в десяти языках (санскрит, армянский, английский, албанский, немецкий, русский, греческий, латинский, готский, ирландский), и обнаруживает их сходство по тому факту, что во всех приведенных словах сохраняется о с е в а я согласная "r", которая выполняет функцию разделителя корня и следующей за ним морфемы. Осевая согласная отделяет понятийное поле (т.е. лексический компонент), связанное с базовой группой фонем bher, oт транспонятийного поля (грамматический компонент), состоящего одновременно, но в разных пропорциях у разных языков из унаследованного и реконструированного (это касается не только семиологического и физического, но и ментального и нефизического компонентов языка) [4, 40-41].
Замеченное сходство позволяет понять то, что в транспонятийном поле, т.е. в грамматическом компоненте, представляет собой ментальная конструкция, т.е. грамматическое означаемое. Сходство ведет также к сохранению связи этой мыслительной психосистематической конструкции, т.е. грамматической морфемы, с расположением в языке знаков, предназначенных для передачи внешнего выражения морфологической системы. В плане семиологии (т.е. означающего), такая работа может быть проведена на материале любого индоевропейского языка, так как она постоянно приводит к выявлению важности для структурной семиологии осевой согласной. Надо отметить, что осевой согласной может быть и другая согласная, не только "r".
Так, например, Гийом смог доказать, что с семиологической точки зрения все спряжение французского глагола основано на консервативном изменении осевой согласной, которое происходит между корневой основой и слышимой флексией. Перед слышимой флексией выпадения осевой согласной не происходит. Осевая согласная, в которой систематически появляется необходимость, везде восстанавливается, если произошли ее выпадения. Приведем несколько примеров: 1) Присутствуя в инфинитиве глагола lire, где она представлена фонемой [r], она отсутствует во всех формах, не относящихся к будущему времени. Перед слышимыми окончанчаниями осевая согласная, в соответствии с фонологической системой востанавливается в виде [s] : nous lisons, ils lisent, ils lisaient. 2) В rendre осевая [d] сохраняется во всем спряжении. Регулярность здесь исключительная. 3) В prendre осевая согласная d сохраняется в инфинитиве и не сохраняется в формах спряжения. Нет такой формы, как "nous prendons", хотя Гийом слышал такую конструкцию от ребенка, построенную им самостоятельно в силу его собственной возможности мыслительного рече-творчества. Многие употребляют осевую согласную и в других формах (mouru, il est mouru). Подобные ошибки, - говорит ученый, - раскрывают ту работу, которую проделывает ребенок для понимания процессов построения языка. Это работа по угадыванию. Ребенок знает язык, если он понимает механизм его построения и может его использовать... К этим примерам можно добавить глаголы типа partir, которые в единственном числе настоящего времени теряют конечную согласную основы: je pars [par], tu dors [dor], а во множественном числе ее восстанавливают: nous partons, vous partez, ils partaient, подобно глаголу lire. Почти все французские неправильные глаголы ведут себя подобным образом, пытаясь «быть правильными», обрести порядок в системе глагола.
Рассуждая о симметрии и рациональности в языке, Л.М. Скрелина подчеркивает роль мыслящего субъекта (Moi, pensant) как «строителя» языка, стремящегося к симметрии. Она справедливо замечает, что в разных языках симметрия достигалась разными способами, при этом форма и системы могли быть рациональными и нерациональными [5, 3-5]. Так, несмотря на то, что французский глагол в настоящем времени, объединяя две частицы - футуральности и претериальности, допускает, таким образом, нерациональность, а английский глагол этой нерациональности не допускает: его настоящее время имеет природу непрошедшего времени и противопоставляется прошедшему, т.е. оно является рациональным, это не мешает глагольно-временной системе в каждом из языков быть симметричной.
Менталистская теория Гийома отвечает тем запросам, которые формируются в исследованиях языкового знака. Гийом занимался анализом означаемого, обращаясь к структуре означающего как той стороне знака, которая приспосабливается более или менее успешно к структуре означаемого.
Раскрытие роли осевой согласной и последствий ее постоянного восстановления указали ученому на существование столь тонко устроенной семиологии (плана выражения), что пришлось серьезно подумать, чтобы понять психосистематику (план содержания).
Что же происходит в структуре речевой деятельности? В ней просто поддерживается порядок, некий закон когерентности физического и психического или означающего и означаемого: ". закон, царящий в систематизации на психическом уровне заключается в достижении максимальной когерентности, тогда как закон, царящий в систематизации на семиологическом уровне, заключается в достижении наилучшего выражения..." [6, 76]. При этом, если глубинные структуры подчиняются закону наибольшей когерентности (la plus grande coherence possible), т.е. их означаемые выстраиваются в упорядоченные когерентные ряды, как, к примеру, глагольно-временная система французского языка, система артикля, спряжение неправильных глаголов, то означающие как предмет психосемиологии таковых не образуют, отсюда и асимметрия в грамматике. Не следует, однако, думать, что в семиологии царит произвол. Напротив, в ней самой формируется когерентность, так как семиология (область означающего) чтобы быть действенной (opérante) вынуждена «прилаживаться» в той или иной степени к систематике (epouser, reproduire suffisamment le psychisme). Иными словами, семиология стремится "повторить" в себе когерентность психосистематики и подчиняется закону д о с т а т о ч н о с т и.
Языком пользуется человек, и импровизированный характер его речи связан не тольк с выражением, но и выразительностью [7, 87]. Вот почему всякий выбор означающего будет подчиняться закону наилучшей экспрессивной достаточности (la meilleure suffisance expressive), и в речи, таким образом, обеспечивается обоюдная аккомодация (accomodation reciproque). Покажем это на примере такой морфологической единицы как глагольная форма имперфекта с ее морфемой [E]. Функционирование имперфекта как квазисинонима претерита (passé simple) в значении завершенности действия не случайно. Реализация семы "déjà" связана с ведением в контекст специальных указателей, свидетельствующих об использовании имперфекта для выражения завершенного действия: 1) Il bourrait une pipe, retournait à la fenêtre, plus ferme, une petite flamme dans les yeux. (G. Simenon) - Он набил трубку, повернулся к окну, решительно, с огоньком в глазах.
Ситуация, контекстное окружение, выражение мгновенного жеста (une petite flamme dans les yeux) передают значение быстроты движений персонажа. Таким образом, обеспечивается когерентность означаемого (deja) и означающего. 2) Puis après un soupir, il allait enfin ouvrir la porte du bureau voisin. (G. Simenon. - Затем, вздохнув, он пошел, наконец, открыть дверь соседнего офиса. Присутствие обстоятельства времени (enfin), выражение краткого действия (après un soupir) обе-печивают когерентность означаемого (его семы "deja") и означающего. 3) Le téléphone sonnait. L'homme dans sa petite voiture sourcillait, regardait l'appareil, puis, le commissaire. (G. Simenon) - зазвонил телефон. Мужчина повел бровью, посмотрел на телефон, потом на комиссара. Становится понятной ситуация, где имели место быстрые, мгновенные действия персонажа: однородные сказуемые (глаголы) и существительные. Когерентность налицо.
Прежде чем показать взаимную аккомодацию означаемого и означающего на других примерах, обратимся к теории Г. Гийома об инварианте и вариантах. В лингвистике Г. Гийома языковые единицы определяются по своей позиции в системе, (у Ф. де Соссюра - по своим оппозициям с другими элементами): каждой языковой форме свойственна своя системная позиция, своя значимость, позволяющая различные контекстные вариации. Но как бы разнообразны ни были эти контекстные употребления, ни одно из них, по Г. Гийому, не противоречит фундаментальному значению формы. Таким образом, можно говорить о ее первичном языковом значении и веерообразных раскрывающихся вторичных речевых значениях. Задача исследователя - понять и объяснить это значение, единичное в языке, и разнообразное в речи, учитывая при этом, что языковое системное значение предопределяет его речевые употребления. Так в теории психосистематики решается вопрос об инварианте и вариантах. В основе их соотношения лежит поиск минимального
в плане языка и максимального в плане говорения (речи), что является проявлением закона экономии языковой системы [8, 32].
Можно спорить по этому вопросу. Но можно принять и следующую операцию рождения и оформления смысла. Переход языковой единицы в речь принято называть актуализацией. В процессе актуализации формируется означаемое (речевое). Оно рождается из языкового означаемого-представления, того целого инварианта или идеи знака с его широким, расплывчатым, но подвижным, благодаря кинетизму системы, и означаемого в речи, того изменяющегося в объеме виртуального (системного) инварианта, который заранее приспособлен к изменению в процессе актуализации в зависимости от ее ступени (ранняя, средняя, поздняя).
В основе психосистематики и лежит такое положение, что в сознании человека есть система языка (в его лингвистическом подсознании). При переводе в речь означаемое может сужать свой объем, расширять его, и даже «перекачивать» его «доли» внутри целого, что наблюдается, прежде всего, в синтаксисе.
Так, например, местоименные элементы qui - кто? Que - что? и его ударная форма quoi разбросаны в практической грамматике по разным разрядам местоименных слов: они фигурируют в разделе неопределенных, вопросительных и относительных местоимений. Что это? Омонимия? Какая? - Как следствие разрыва многозначности? В теории психосистематики предлагается другое решение омографов qui, que, quoi в местоименной системе и в их функционировании в речи. Использование их говорящими в разных типах фраз есть результат различной ступени актуализации, механизм которой может быть изображен с помощью бинарного тензора. В системе языка эта парадигма местоименных слов представлена одним "гибким" (flechi) местоимением с его фундаментальной значимостью (valeur basiale, по Ж. Муанье) [9, 169]. Конкретные употребления этих слов решаются лишь в финальной стадии речевого акта в момент построения фразы. Означаемое qui как мысленное представление (инвариант) определяется как формальное существо (l'etre formel), лишенное какой-либо конкретной референции и получающее вещественное содержание в ситуации речи.
Каким же образом происходит процесс актуализации этого системного значения? Случайно ли, что речевые знаки qui 1, qui 2, qui 3 функционируют в речи как неопределенные, вопросительные или относительные местоимения? - Нет, это не случайно. Благодаря кинетизму системы и динамике означаемых наш инвариант (l'etre formel, virtuel) разлагается в процессе актуализации на части, которые получают более конкретное содержание в речевой деятельности. Значение неопределенности (d'un indefini - qui 1) рождается на ранней ступени актуализации при движении мысли от широкого к узкому, где оно остается близким к значению своего инварианта с его максимальной виртуальностью (или неопределенностью): qui que vous soyez; quoi que vous fassiez; qui dort, dine. Пристособление означающего к означаемому маркируется формой сюбжонктива. Значение вопросительности (d'un interrogatif - qui 2) рождается на средней ступени актуализации, где оно оказывается в семантической солидарности с инвариантным значением интеррогативной фразы (ее архисемой «дубитативности») [10, 58]. Значение относительности (d'un relatif - qui 3) - на поздней ступени актуализации, где его неопределенность сводится к нулю.
1. Etre virtuel Etre actuel
U1 qui 1 qui 2 qui 3 S1 S2 celui, je, tu..., le mien, quelqu'un U2
Qui находится в области потенциального, гипотетического, а указательные, личные, притяжательные, неопределенные местоимения находятся в области актуального (негипотетического). Такое распределение отражает логику мыслительных операций построения слов и предложений, при которой потенциальное логически предшествует реальному: (avant - apres) или (гипотеза -утверждение).
Переход мысли на вектор II (от узкого к широкому) S 2 - U 2 связан с формированием более конкретных местоименных значений: указательных, личных, притяжательных, «актуально-неопределенных» (celui, je, tu, le mien, quеlqu'un) и т.д.. Восходя в плане языка к одной виртуаль-
ной «идее знака» (инварианта), речевые значения qui - агенса и que - патиенса оказываются производными, а вся система местоимений предстает как естественно иерархическая на пути мыслительного движения от общего к частному U 1 - S 1 и обратно S 2 - U 2.
Каким же образом между означаемым и означающим достигается когерентность в языке и речи? В своем самом «неопределенном» значении на ранней ступени актуализации максимальная неопределенность qui и que чаще всего сопровождается формами сюбжонктива (сослагательного наклонения), которые передают значения из области "возможного": qui que vous soyez; quoi que vous fassiez; либо употребляются в пословицах, содержащих обобщения qui dîne, dort.
Налицо "прилаживание" означающего (расплывчатые формы сюбжонктива) к означаемому. В речи нет произвола: в ней самой формируется когерентность или "семантическая солидарность" компонентов: семиология стремится повторить в себе когерентность психосистематики и подчиняется закону достаточности. Выбор означающего в речи обеспечивает обоюдную аккомодацию, плана выражения и плана содержания.
1. U - universel, S - singulier, particulier. Схема передает движение человеческой мысли от общего к частному, U1 - S1 и обратно S2 - U2.
Вот несколько примеров функционирования qui:
1. Qui va a la chasse perd sa place. Qui 1
2. Qui va a la chasse avec moi? Qui 2
3. Qui va a la chasse avec moi, sera recompense. Qui 3
Виртуальность qui подвижна, на пути движения от широкого к узкому она идет с уменьшением.
То, что человесческий язык есть явление рациональное, не бессистемное доказывают примеры на всех его уровнях. Так, положения психосистематики о кинетизме системы, о динамике означаемого и его декомпозиции, о соотношении инварианта и вариантов, о стремлении означающего «прилаживаться» к означаемому наблюдаются не только в фонологии и морфологии, но также и в синтаксисе и даже в сверхпредложенческих единицах. [11; 13-14] Например, использование элемента "si" в ответе на вопрос в отрицательной форме. Сравним: L'avez-vous dit? - Oui. Ne l'avez-vous pas dit? - Si. Отрицание ne ... pas во втором комплексе придает содержанию противоречивый характер: под внешней вопросительной оболочкой скрывается модус говорящего (либо некоторое нетерпение, либо удивление), а "si" выступает не столько как ответное «да», сколько как показатель лишнего (de trop) в означаемом вопроса. Этим лишним было отрицание, которое передавало изменение смысла означаемого, делало его более выразительным для говорящего. Но в отличие от морфологического означаемого, подвижность которого характеризуется расширением или сужением его объема, в сверхпредложенческой единице (вопросно-ответном диалогическом единстве) идет процесс «перекачки» долей означаемого из вопроса в ответ и обратно ("com-penetration" - взаимопроникновение). Ответное "si" во втром комплексе служит маркером приспособляемости означающего знака (речевого) к означаемому. В первом комплексе доли вопросного и ответного равны. Во втором комплексе баланс нарушается, происходит перераспределение долей означаемого: в вопросной части добавляется «утвердительного» из ответа, а в ответной части доля «утвердительного» убавляется. "Si" производит в ответе опровержение (refut), «отодвигает» гипотезу, высказанную в отрицательной форме, которую говорящий мог бы и не высказывать. "Отрицая" (опровергая отрицание в вопросной части), "si" фактически утверждает, т.е. сохраняет ответ первого комплекса. Собственно-утвердительный ответ передается наречием "oui" (да), а опровержение мысли, высказанной во втором комплексе, - наречием "si". При этом сам механизм опровержения, который часто смешивается с механизмом отрицания негативной гипотезы (Вы этого не сказали?), развивается не между non (нет) и oui (да), а между non (нет) и si (да нет, же), т.е. да. Опровергая лишнее в вопросе, "si" способствует сохранению смысла всего сверхразового единства: по содержанию комплексы эквивалентны.
На поставленный в начале работы вопрос, есть ли порядок в языке, можно ответить утвердительно: в языке царит порядок. Это доказывают данные разных языков (примеры с осевой со-
гласной в германских и романских языках, система значений временных форм, система значений местоименных слов, система артиклей и т.п.). Стремление системы и систем к симметрии характеризует все ярусы (уровни) языковой системы. Означающее стремится приспособиться к означаемому, находя способы выражения при его малейших изменениях. Есть факты речи и факты языка. В языке как и в речи существует связь и соответствие (когерентность) факта речи и факта мысли. За многочисленными фактами речи скрываются немногочисленные факты языка, такие мыслительные механизмы, которые подчиняют себе факты речи. Г. Гийом писал, что «в действительности психосемиологический механизм, т.е. план выражения, только тогда хорошо виден, когда за ним просматривается психосистематический, т.е. план содержания, физической калькой которого он стремится стать. И наоборот, психосистематический механизм хорошо виден только тогда, когда различают покрывающий его психосемиологический механизм. Одно знание помогает добывать другое [12, 42-43].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Скрелина Л.М. С концепцией Г. Гийома можно ознакомиться по работам: Об одном направлении во французской лингвистике (школа Г. Гийома) // НДВШ. Филологические науки. 1971. № 2. Теория частей речи и понятие инциденции. Иностранные языки в школе. 1977. № 6. Систематика языка и речевая деятельность. Лекция. Л.: ЛГПИ им. А.И. Герцена. 1980, 1981. Лингвистика XX века: школа Гийома (психосистематика): Учеб. пособие к курсу «История лингвистических учений и методов анализа». СПб., 2002.
2. Guillaume G. Lecons de linguistique de G.Guillaume (1948-1949). Grammaire particulière générale. (publié par R. Valin). Série C. III. Québec: Presses de l'Université Laval, Paris, 1973. C. 39-40.
3. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. Пер. с фр. яз. Послесловие и комментарии Л.М. Скре-линой. М.: Прогресс-Культура, 1992. С. 44-46.
4. Гийом Г. Принципы ... Цит. соч. С. 40-41.
5. Скрелина Л.М. Психосистематика о симметрии и рациональности в языке // Язык в синхронии и диахронии. Петрозаводск, 2001. С. 3-5.
6. Гийом Г. Принципы ... Цит. соч. С. 76.
7. Гийом Г. Принципы ... Цит. соч. С. 87.
8. Скрелина Л.М. Грамматическая синонимия: Учеб. пособие к спецкурсу. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1987. С. 32.
9. Moignet G. Etudes de psychosystematique francaise. Paris, 1974. P. 163-183.
10. Смирнова Р.Ф. Вопросительное предложение в вопросно-ответном комплексе (на материале французского языка XVII - XX веков). Дис. ... канд. филол. наук. Л., 1979. С. 58.
11. Смирнова Р.Ф. Об изменении семантического объема означаемого в компонентах комплекса «вопрос-ответ» // Французский язык в пространстве и времени. Вологда, 1997. С. 13-14.
12. Гийом Г. Принципы ... Цит. соч. С. 42-43.
О.Н. Хованская
ЭТИКЕТНЫЕ КОММУНИКЕМЫ В РЕЧИ МЛАДШИХ ШКОЛЬНИКОВ
Вся речевая деятельность человека регламентируется определенными правилами, поддерживаемыми разнообразными синтаксическими конструкциями, в частности формулами речевого этикета, которые являются одной из разновидностей коммуникем, т.е. «коммуникативных непредикативных единиц синтаксиса, представляющих собой слово или сочетание слов, грамматически нечленимых, характеризующихся наличием модусной пропозиции, нерасчлененно выражающих определенное непонятийное смысловое содержание (т.е. не равное суждению), не воспроизводящих структурных схем предложения и не являющихся их регулярной реализацией, лексически непроницаемых и нераспространяемых, по особым правилам сочетающихся с другими высказываниями в тексте и выполняющих в тексте реактивную, волюнтативную, эмоционально-оценочную, эстетическую и информативную функции» [Меликян, 2001: 31]. Этикетные коммуникемы обслуживают сферу деятельности субъекта речи с точки зрения морально-этических норм поведения [Меликян, 1999: 25].