CC BY
99
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
для агитации, пропагандирующей исключительность, превосходство либо неполноценность граждан по признаку социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности, их отношения к религии, в том числе посредством сообщения обучающимся недостоверных сведений об исторических,
0 национальных, религиозных и культурных традициях народов, а также для побуждения обучающихся к действиям, противоречащим Конституции Российской Федерации». Статья 92 подтверждает возможность государственной аккредитации образовательных организаций, учредителями которых являются религиозные организации.
Но все перечисленные положения, по сути, отменяются статьей 87 «Особенности изучения основ духовно-нравственной культуры народов Российской Федерации. Особенности получения теологического и религиозного образования». О том, насколько широки возможности трактовки первых трех ее пунктов можно прочитать на сайтах1. Приведем эти пункты полностью.
«1. В целях формирования и развития личности в соответствии с семейными и общественными духовнонравственными и социокультурными ценностями в основные образовательные программы могут быть включены, в том числе на основании требований соответствующих федеральных государственных образовательных стандартов, учебные предметы, курсы, дисциплины (модули), направленные на получение обучающимися знаний об основах духовно-нравственной культуры народов Российской Федерации, о нравственных принципах, об исторических и культурных традициях мировой религии (мировых религий), или альтернативные им учебные предметы, курсы, дисциплины, (модули).
2. Выбор одного из учебных предметов, курсов, дисциплин, включенных в основные общеобразовательные программы, осуществляется родителями (законными представителями) обучающихся.
3. Примерные основные образовательные программы в части учебных предметов, направленных на получение обучающимися знаний об основах духовно-нравственной культуры народов Российской Федерации, о нравственных принципах, об исторических и культурных традициях мировой религии (мировых религий), проходят экспертизу в централизованной религиозной организации на предмет соответствия их содержания вероучению, историческим и культурным традициям этой организации в соответствии с ее внутренними установлениями».
Казалось бы, справедливо требование, чтобы специалисты принимали участие в обсуждении содержания учебников, но современная практика такова, что веротерпимость не свойственна наиболее многочисленным религиозным организациям России. Нетрудно представить, как будет скорректирована информация об оппонентах, как приукрашена собственная история. В связи с этим приведу пример. Настоятель католического храма, получивший теологическое образование в Латинской Америке, признался, что об инквизиции узнал, приехав в Россию.
Справедлив вопрос ученых философского факультета МГУ: «Может ли быть вообще одобрен учебник, который будут рецензировать представители разных религиозных течений: христиане, иудеи, буддисты, мусульмане? И как быть с древними религиями?»2. При этом далеко не все современные конфессии допускаются к экспертизе. Напомним и о том, что в последние годы антикультизм становится все более агрессивным3.
Показательны комментарии к закону руководителя Юридической службы Московской Патриархии инокини Ксении (Чернега): при подготовке законопроекта ко второму чтению в ГД «некоторые депутаты всерьез утверждали, что в России государственная школа якобы отделена от Церкви и поэтому изучение в российских школах основ религиозной культуры недопустимо. Однако принцип отделения школы от Церкви давно и безвозвратно ушел в прошлое вместе с утратившим силу Декретом СНК от 23 января 1918 года и «верной» этому Декрету Конституцией СССР»4.
Так со школьной скамьи закладываются основы межконфессиональных и этнических конфликтов. В своих границах Россия может сохраниться только как светское государство. Но корпоративные интересы РПЦ превыше всего.
Кабанов П.А., профессор кафедры криминологии Нижегородской академии МВД России, доктор юридических наук, доцент — «О качестве правовой дефиниции «антикоррупционный мониторинг» в современном российском региональном антикоррупционном законодательстве»
Скоротечное создание правовой базы и организационных механизмов национальной государственной политики в сфере противодействия коррупции в современном российском обществе сформировало многоуровневую систему противодействия коррупции, которая со значительными издержками начинает действовать и приносить свои скромные плоды. Однако последовательное, системное и результативное противодействие коррупции невозможно без оценки результативности принимаемых антикоррупционных
1 Зиганшина Н., Загвоздина Д. Учебник от Бога. 11Р1_: http://www.gazeta.ru/ Боаа! /2013/02/07/4956985.зМт1
2 Учебники по религиоведению философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова должны будут проходить экспертизу в религиозных организациях. 11Р_: //http://www.msunews.rU/forum/read/1 /12845/
3Иваненко С.И. Обыкновенный антикультизм. СПб., 2012.
4 Инокиня Ксения (Чернега): Закон открывает новые возможности для религиозного образования. 11Р_: http://ruskline. ru/news_rl/2012/12/27/inokinya_ kseniya_chernega_zakon_otkryvaet_novye_vozmozhnosti_dlya_religioznogo_obrazovaniya/
мер на различных уровнях организации власти. Поэтому отечественными специалистами, вырабатывавшими систему антикоррупционного законодательства, в качестве одного из измерительных инструментов результативности антикоррупционной деятельности было предложено создание системы антикоррупционного мониторинга как деятельности по наблюдению, анализу, оценке и прогнозу коррупционных правонарушений, коррупциогенных факторов, а также мер реализации антикоррупционной политики1. Впоследствии предложенная российскими специалистами дефиниция антикоррупционного мониторинга была заимствована в Модельный закон СНГ «Об основах законодательства об антикоррупционной политике»2 и более поздний Модельный закон СНГ «О противодействии коррупции»3 с незначительными и непринципиальными изменениями. Однако в Российской Федерации в Федеральном законе «О противодействии коррупции» обязанность субъектов антикоррупционной политики осуществлять антикоррупционный мониторинг результативности противодействия коррупции не была закреплена, как и не было предложено правовой дефиниции этого измерительного средства4. Вместе с тем, в отдельных федеральных нормативных правовых актах, не связанных напрямую с вопросами противодействия коррупции, предлагается организовывать и осуществлять отдельные специальные виды антикоррупционного мониторинга — мониторинга исполнения должностных обязанностей федеральными государственными служащими и работниками государственных корпораций, деятельность которых связана с коррупционными рисками5.
В отличие от федерального антикоррупционного законодательства большинство субъектов Российской Федерации в своих нормативных правовых актах предусмотрели организацию и осуществление антикоррупционного мониторинга, закрепив этот инструмент в региональном антикоррупционном законодательстве и иных нормативных правовых актах, хотя в отдельных региональных антикоррупционных законах антикоррупционный мониторинг как инструмент антикоррупционной политики отсутствует. Согласно полученным и обработанным нами действующим региональным специальным антикоррупционным законам, из 83 субъектов РФ только в 18 из них (21,7%) не предусмотрены правовые меры организации и проведения регионального и/или муниципального антикоррупционного мониторинга.
На момент проведения нами исследования (февраль 2013 года) не были предусмотрены нормы об организации и проведении регионального антикоррупционного мониторинга в антикоррупционном законодательстве следующих субъектов Российской Федерации: г. Москве6, Магаданской7, Сахалинской8, Московской9, Омской10, Орловской11, Тюменской12, Рязанской13иБелгородской14областях, Республики Адыгея15,
1 ЛопатинВ.Н. О системном подходе в антикоррупционной политике // Государство и право. 2001. № 7. С. 26.
2 Основы законодательства об антикоррупционной политике: модельный закон: принят в г. Санкт-Петербурге 15 ноября 2003 года на пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ // Международноправовые основы борьбы с коррупцией и отмыванием преступных доходов: сборник документов / сост. В.С. Овчинский. М., 2004. С. 398—430.
3 О противодействии коррупции (новая редакция): модельный закон: принят на тридцать первом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ: в ред. постановления № 31-20 от 25 ноября 2008 г.) // Информационный бюллетень. Межпарламентская Ассамблея государств —участников Содружества Независимых Государств. 2008. № 43. С. 429—446.
4 О противодействии коррупции: федеральный закон от 25 декабря 2008 года № 273-03 // СЗ РФ. 2008. № 52, ч. 1, ст. 6228.
5 Об основных направлениях совершенствования системы государственного управления: указ Президента Российской Федерации от 7 мая 2012 года № 601 // СЗ РФ. 2012. № 19, ст. 2338.
6 О внесении изменений в отдельные законы города Москвы в целях противодействия коррупции: закон г. Москвы от
16 сентября 2009 года № 34 // Ведомости Московской городской Думы. 2009. № 10. Ст. 268; О внесении изменений в отдельные законы города Москвы в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции: закон г. Москвы от 4 апреля 2012 года № 7 // Ведомости Московской городской Думы. 2012. № 4. Ст. 42.
7 О профилактике коррупции в Магаданской области: закон Магаданской области от 4 марта 2008 года № 979-оз // Магаданская правда. 2008. 12 марта.
8 О мерах по предупреждению коррупции в Сахалинской области: закон Сахалинской области от 1 августа 2008 года № 85-3О // Губернские ведомости. 2008. 8 августа.
9 О мерах по противодействию коррупции в Московской области: закон Московской области от 10 апреля 2009 года № 31/2009-оз // Ежедневные Новости. Подмосковье. 2009. 22 апреля.
10 О противодействии коррупции в Омской области: закон Омской области от 28 апреля 2009 года № 1154-О3 // Ведомости Законодательного собрания Омской области. 2009. № 2 (61), ч. I, ст. 3996.
11 О противодействии коррупции в Орловской области: закон Орловской области от 10 апреля 2009 года № 893-О3 // Орловская правда. 2009. 18 апреля.
12 О противодействии коррупции в Тюменской области: закон Тюменской области от 25 февраля 2009 года № 6 // Тюменская область сегодня. 2009. 27 февраля.
13 О противодействии и профилактике коррупции в Рязанской области: закон Рязанской области от 15 июля 2010 года № 70-О3 // Рязанские ведомости. 2010. 20 июля.
14 О противодействии коррупции в Белгородской области: закон Белгородской области от 7 мая 2010 года № 338 // Белгородские известия. 2010. 28 мая.
15 О противодействии коррупции: закон Республики Адыгея от 27 октября 2009 года № 286 // Советская Адыгея. 2009.
3 ноября.
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Карачаево-Черкесской Республики1, Ненецкого2, Ямало-Ненецкого3 и Чукотского4 автономных округов, Приморского5, Хабаровского6 и Камчатского7 краев, а также Еврейской автономной области8.
Поиск правовой дефиниции антикоррупционного мониторинга в региональном антикоррупционном законодательстве привел к тому, что в значительной доле региональных законов оно не сформулировано. Только в 35 действующих региональных антикоррупционных законах или в 42,2% от их общего количества, сформулировано определение антикоррупционного мониторинга как правовой категории.
Проведенный нами сравнительно-правовой анализ регионального антикоррупционного законодательства показал, что содержание термина «антикоррупционный мониторинг» в большинстве региональных нормативных правовых актах излагается, как правило, так же как и в Модельном законе СНГ: «Антикоррупционный мониторинг — наблюдение, анализ, оценка и прогноз коррупционных правонарушений, коррупциогенных факторов, а также мер реализации антикоррупционной политики»9. Данное определение встречается в антикоррупционном законодательстве Республики Татарстан10, Республики Марий Эл11, Республики Дагестан12, Республики Тыва13, Кабардино-Балкарской Республики14, Республике Ингушетия15, Саратовской16 и Липецкой17 областей. Этим же содержанием термина «антикоррупционный мониторинг» пользуются и современные специалисты в области противодействия коррупции18, уточняя при этом, что антикоррупционный мониторинг — это единая государственная система регулярных наблюдений, оценки и прогноза состояния коррупции и противодействия ее проявлениям19.
Следует отметить, что имеются и другие варианты интерпретации содержания антикоррупционного мониторинга как правовой категории в региональном антикоррупционном законодательстве. В одних субъектах Российской Федерации дается не полное определение антикоррупционного мониторинга с нарушением законодательной техники. Например, в статье 1 3акона Республики Мордовия «О противодействии коррупции в Республике Мордовия» антикоррупционный мониторинг рассматривается как «наблюдение, анализ, оценка и прогноз коррупциогенных факторов, а также мер реализации антикоррупционной политики», а дальше в статье 10 указывается, что «антикоррупционный мониторинг включает
1 Об отдельных вопросах по противодействию коррупции в Карачаево-Черкесской Республике: закон Карачаево-Черкесской Республики от 13 марта 2009 года № 1-РЗ // День Республики. 2009. 21 марта.
2 О противодействии коррупции в Ненецком автономном округе: закон Ненецкого автономного округа от 1 июля 2009 года № 53-03 // Сборник нормативных правовых актов Ненецкого автономного округа. 2009. 3 июля.
3 О противодействии коррупции в Ямало-Ненецком автономном округе: закон Ямало-Ненецкого автономного округа от
4 марта 2009 года № 10-3А0 // Красный Север. 2009. 5 марта.
4 О профилактике коррупции в Чукотском автономном округе: закон Чукотского автономного округа от 16 апреля 2009 года № 34-03 // Ведомости. 2009. 24 апреля.
5 О противодействии коррупции в Приморском крае: закон Приморского края от 10 марта 2009 года № 387-К3 // Приморская газета. 2009. 13 марта.
6 О предупреждении коррупции в Хабаровском крае: закон Хабаровского края от 30 сентября 2009 года № 269 // Собрание законодательства Хабаровского края. 2009. 12 ноября.
7 О противодействии коррупции в Камчатском крае: закон Камчатского края от 18 декабря 2008 года № 192 // Официальные ведомости. 2008. 30 декабря.
8 О профилактике коррупции в Еврейской автономной области: закон Европейской автономной области от 25 февраля 2009 года № 526-О3 // Биробиджанер штерн. 2009. 5 марта.
9 Основы законодательства об антикоррупционной политике: модельный закон: принят в г. Санкт-Петербурге 15 ноября 2003 года Постановлением 22-15 на пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участ-ников СНГ) // Информационный бюллетень. Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств. 2004. № 33. С. 225—260.
10 О противодействии коррупции в Республике Татарстан: закон Республики Татарстан от 4 мая 2006 года № 34-3РТ // Ведомости Государственного Совета Татарстана. 2006. № 5. Ст. 1464.
11 О противодействии коррупции в Республике Марий Эл: закон Республики Марий-Эл от 28 апреля 2007 года № 9-з // Собрание законодательства Республики Марий Эл. 2007. № 5, ст. 210.
12 О противодействии коррупции в Республике Дагестан: закон Республики Дагестан от 7 апреля 2009 года № 21 // Собрание законодательства Республики Дагестан. 2009. № 7, ст. 275.
13 О мерах по противодействию коррупции в Республике Тыва: закон Республики Тыва от 7 июля 2008 года № 856 ВХ-2 // Тувинская правда. 2008. 21 августа.
14 О профилактике коррупции в Кабардино-Балкарской Республике: закон Кабардино-Балкарской Республики от 19 июня 2007 года № 38-Р3 // Кабардино-Балкарская правда. 2007. 22 июня.
15 О противодействии коррупции в Республике Ингушетия: закон Республики Ингушетия от 4 марта 2009 года № 8-Р3 // Ингушетия. 2009. 12 марта.
16 О противодействии коррупции в Саратовской области: закон Саратовской области от 22 декабря 2006 года № 155-3СО // Саратовская областная газета. 2007. 23 января.
17 О предупреждении коррупции в Липецкой области: закон Липецкой области от 7 октября 2008 года № 193-О3 // Липецкая газета. 2008. 17 октября.
18 Бикеев И.И., БикмухаметовА.Э., Газимзянов P.P. Коррупция и антикоррупционная политика: терминологический словарь / под общ. ред. Г.И. Райкова, П.А. Кабанова, Д.К. Чиркова. 5-е изд., перераб. и доп. М., 2010. С. 12.
19АстанинВ.В. Антикоррупционная политика России: криминологические аспекты: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2009. С. 9—10.
мониторинг коррупции, коррупциогенных факторов и мер антикоррупционной политики». Несогласованность положений первой и десятой статей регионального антикоррупционного закона очевидна — разработчики закона в первой статье при формировании правовой дефиниции «антикоррупционный мониторинг» в силу правотворческой неряшливости «забыли» указать один из объектов антикоррупционного мониторинга — коррупционные правонарушения. Аналогичные правотворческие юридические ошибки, вызванные «заимствованием» термина «антикоррупционный мониторинг» из антикоррупционного законодательства у других субъектов Российской Федерации, встречаются в региональном антикоррупционном законодательстве довольно часто. Они имеются в законодательстве Пензенской1, Ульяновской2, Брянской3, Нижегородской4, Амурской5, Тульской6, Новосибирской7 областей, Чувашской8 и Чеченской9 республик.
Встречаются случаи, когда в региональном антикоррупционном законодательстве при формировании правовой дефиниции антикоррупционного мониторинга из совокупности объектов антикоррупционного мониторинга непонятным образом «выпадает» и «мониторинг причин коррупции (коррупционных или коррупциогенных факторов)». Например, в статье 9 3акона Республики Хакасия «О противодействии коррупции в Республике Хакасия» предусмотрено проведение только мониторинга коррупции и мер реализации антикоррупционной политики10, в статье 10 3акона Архангельской области «О противодействии коррупции в Архангельской области»11 антикоррупционный мониторинг включает мониторинг проявлений коррупции и мер реализации антикоррупционной политики.
Более того, в статье 1 ранее действовавшего Ленинградского областного закона «О противодействии коррупции в органах государственной власти Ленинградской области и органах местного самоуправления Ленинградской области» было указано, что антикоррупционный мониторинг — это деятельность по выявлению коррупциогенных факторов12. В действующем антикоррупционном законодательстве Ленинградской области эта правотворческая ошибка устранена, а термину «антикоррупционный мониторинг» дано его традиционное содержание как деятельности органов государственной власти Ленинградской области, иных государственных органов Ленинградской области, органов местного самоуправления Ленинградской области по наблюдению, выявлению, анализу, оценке и прогнозу коррупции, коррупциогенных факторов, а также реализации мер по противодействию коррупции и повышению ее эффективности13.
Довольно распространены случаи, когда в региональных антикоррупционных законодательных актах происходит перечисление различных видов антикоррупционного мониторинга без пояснения правового содержания этого инструмента антикоррупционной политики. Например, в статье 5 Областного закона Новгородской области «О противодействии коррупции в органах государственной власти Новгородской области»14, статье 10 Областного закона Ростовской области «О противодействии коррупции в Ростов-
1 О противодействии коррупции в Пензенской области: закон Пензенской области от 14 ноября 2006 года № 1141-3ПО // Ведомости 3аконодательного собрания Пензенской области. 2006. № 36. Ч. 1. С. 81.
2 О противодействии коррупции в Ульяновской области: закон Ульяновской области от 5 июня 2007 года № 77-3О // Ульяновская правда. 2007. 9 июня; О противодействии коррупции в Ульяновской области: закон Ульяновской области от 20 июля 201 2 года № 89-О3 // Ульяновская правда. 2012. 24 июля.
3 О противодействии коррупции в Брянской области: закон Брянской области от 11 июля 2007 года № 105-з // Брянский рабочий. 2007. 20—27 июля.
4 О противодействии коррупции в Нижегородской области: закон Нижегородской области от 7 марта 2008 года № 720-3 // Нижегородские новости. 2008. 20 марта.
5 О мерах по противодействию коррупции в Амурской области: закон Амурской области от 8 апреля 2009 года № 191-оз // Амурская правда. 2009. 15 апреля.
6 Об отдельных мерах по противодействию коррупции в Тульской области: 3акон Тульской области от 12 ноября 2008 года № 1108-3ТО // Тульские известия. 2008. 20 ноября.
7 О мерах по профилактике коррупции в Новосибирской области: закон Новосибирской области от 27 апреля 2010 года № 486-О3 // Советская Сибирь. 2010. 30 апреля.
8 О противодействии коррупции: закон Чувашской Республики от 4 июня 2007 года № 14 // Собрание законодательства Чувашской Республики. 2007. № 5, ст. 253.
9 О противодействии коррупции в Чеченской Республике: закон Чеченской Республики от 21 мая 2009 года № 36-Р3 // Вести Республики. 2009. 10 июня.
10 О противодействии коррупции в Республике Хакасия: закон Республики Хакасия от 4 мая 2009 года № 28-3РХ // Вестник Хакасии. 2009. 8 мая.
11 О противодействии коррупции в Архангельской области: закон Архангельской области от 26 ноября 2008 года № 626-31-О3 // Волна. 2008. 9 декабря.
12 О противодействии коррупции в органах государственной власти Ленинградской области и органах местного самоуправления Ленинградской области: областной закон Ленинградской области от 26 декабря 2007 года № 194-оз // Вестник Правительства Ленинградской области. 2007. 29 декабря.
13 О противодействии коррупции в органах государственной власти Ленинградской области и органах местного самоуправления Ленинградской области: областной закон Ленинградской области от 8 февраля 2010 года № 1 -оз // Вестник Правительства Ленинградской области. 2010. 13 февраля.
14 О противодействии коррупции в органах государственной власти Новгородской области: областной закон Новгородской области от 11 июля 2007 года № 128-О3 // Новгородские ведомости. 2007. 17 июля.
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
ской области»1, статье 12 3акона Костромской области «О противодействии коррупции в Костромской области»2, статье 11 3акона Пермского края «О противодействии коррупции в Пермском крае»3, статье 9 3акона Республики Коми «О противодействии коррупции в Республике Коми»4 указаны лишь основные виды антикоррупционного мониторинга, но при этом не дано его определение, к тому же имеется региональное антикоррупционное законодательство, в котором имеется лишь упоминание о таком инструменте противодействия коррупции, как антикоррупционный мониторинг, однако не предлагается его дефиниция, не указываются его основные виды, направления и механизмы применения5.
В отдельных субъектах Российской Федерации законодательные (представительные) органы значительнее уже трактуют понятие антикоррупционного мониторинга, сводя его лишь к наблюдению за антикоррупционной деятельностью. Например, в статье 1 3акона Томской области «О противодействии коррупции в Томской области» указано, что «антикоррупционный мониторинг — наблюдение за реализацией мер по профилактике коррупции в Томской области, обобщение и анализ результатов такого наблюдения»6. Сходное определение предложено законодателями Свердловской области в 3аконе «О противодействии коррупции в Свердловской области», где указано «антикоррупционный мониторинг — наблюдение за реализацией мер по профилактике коррупции в Свердловской области, обобщение и анализ результатов такого наблюдения»7. Аналогичное определение антикоррупционного мониторинга закреплено в 3ако-не Челябинской области «О противодействии коррупции в Челябинской области»8. Такое же положение содержится в региональном антикоррупционном законодательстве Курской области9. В несколько иной интерпретации предлагается аналогичное правовое определение антикоррупционного мониторинга в 3а-коне Республики Бурятия «О противодействии коррупции в Республике Бурятия», где указано «антикоррупционный мониторинг — наблюдение, анализ и оценка мер по противодействию коррупции»10.
Из общего набора дефиниций антикоррупционного мониторинга, используемых в региональном антикоррупционном законодательстве, выделяется определение, предусмотренное антикоррупционным законодательством Ставропольского края. В соответствии с положениями статьи 5.1. 3акона «О противодействии коррупции в Ставропольском крае» мониторинг применения нормативных правовых актов государственных органов представляет собой наблюдение, обработку и анализ данных о реализации действующих нормативных правовых актов государственных органов в целях предупреждения коррупционных правонарушений11. Очевидная своеобразность содержания антикоррупционного мониторинга в этом региональном антикоррупционном законе подчеркивает лишь основное направление мониторингового исследования — мониторинг правоприменения в антикоррупционных целях, а, следовательно, ограничивает использование антикоррупционного мониторинга как диагностического инструмента в этом субъекте Российской Федерации.
На фоне однообразной, а чаще искаженной трактовки антикоррупционного мониторинга в региональном антикоррупционном законодательстве встречаются и оригинальные по содержанию правовые дефиниции этого инструмента региональной антикоррупционной политики. Например, в статье 6 3акона Ханты-Мансийского автономного округа — Югры «О мерах по противодействию коррупции в Ханты-Ман-
1 О противодействии коррупции в Ростовской области: областной закон от 12 мая 2009 года № 218-3С // Наше время. 2009. 13 мая
2 О противодействии коррупции в Костромской области: закон Костромской области от 10 марта 2009 года № 450-4-3КО // СП — нормативные документы. 2009. 13 марта.
3 О противодействии коррупции в Пермском крае: закон Пермского края от 30 декабря 2008 года № 382-ПК // Собрание законодательства Пермского края. 2009. № 2, ч. 2.
4 О противодействии коррупции в Республике Коми: закон Республики Коми от 29 сентября 2008 года № 82-Р3 (в ред. 11.05.2010 № 42-Р3) // Ведомости нормативных актов органов государственной власти Республики Коми. 2008. № 9, ч. 1, ст. 405.
5 О противодействии коррупции в Республике Башкортостан: закон Республики Башкортостан от 13 июля 2009 года № 145-з // Ведомости Государственного Собрания — Курултая, Президента и Правительства Республики Башкортостан. 2009. № 17 (311), ст. 1087; О противодействии коррупции в Астраханской области: закон Астраханской области от 28 мая 2008 года № 23/2008-О3 // Сборник законов и нормативных правовых актов Астраханской области. 2008. № 27. 5 июня; О противодействии коррупции в Республике Калмыкия: закон Республики Калмыкия от 27 июня 2008 года № 18-1У-3 // Хальмг Унн. 2008. 1 июля.
6 О противодействии коррупции в Томской области: закон Томской области от 7 июля 2009 года № 110-О3 // Томские новости. 2009. 16 июля.
7 О противодействии коррупции в Свердловской области: закон Свердловской области от 20 февраля 2009 года № 2-О3 // Собрание законодательства Свердловской области. 2009. № 2, ст. 84.
8 О противодействии коррупции в Челябинской области: закон Челябинской области от 29 января 2009 года № 353-3О // Южноуральская панорама. 2009. 13 февраля.
9 О противодействии коррупции в Курской области: закон Курской области от 11 ноября 2008 года № 85-3КО // Курская правда. 2008. 19 ноября.
10 О противодействии коррупции в Республике Бурятия: закон Республики Бурятия от 16 марта 2009 года № 701 -IV // Бурятия. 2009. 17 марта.
11 О противодействии коррупции в Ставропольском крае: закон Ставропольского края от 4 мая 2009 года № 25-кз // Сборник законов и других правовых актов Ставропольского края. 2009. № 14, ст. 8301.
сийском автономном округе — Югра» определено, что антикоррупционный мониторинг — это деятельность по диагностике коррупции, анализу эффективности мероприятий антикоррупционной политики и выработке предложений по ее корректировке»1. В статье 7 3акона Мурманской области «О противодействии коррупции в Мурманской области» указано, что антикоррупционный мониторинг — это деятельность по диагностике коррупции, анализу эффективности мероприятий антикоррупционной политики и выработке предложений по ее корректировке2, в более поздней редакции этого 3акона словосочетание «антикоррупционный мониторинг» законодателями заменено термином «мониторинг коррупции»3. В этом правовом определении антикоррупционного мониторинга не рассматривается деятельность по анализу и учету причин коррупции и/или коррупциогенных факторов (мониторинг коррупциогенных факторов), а лишь выделяются два вида антикоррупционного мониторинга — мониторинг коррупции и мониторинг мер реализации антикоррупционной политики. При внешней структурной и сущностной ущербности данного правового определения необходимо отметить, что в нем указана диагностическая функция антикоррупционного мониторинга, чего нет в других официальных дефинициях. Следовательно, здесь антикоррупционный мониторинг при формировании и реализации антикоррупционной политики используется как измерительный диагностический инструмент, отражающий состояние коррупции, причины, ее порождающие, и адекватность (эффективность или результативность) принимаемых мер противодействия коррупционному поведению в обществе.
При проведении нами исследования правовой дефиниции «антикоррупционный мониторинг» регионального антикоррупционного законодательства наибольшую озабоченность вызывает то обстоятельство, что в большинстве законов в дефиницию изначально закладывается неточное наименование одного из объектов антикоррупционного мониторинга — причин коррупционного поведения. Этот объект даже в модельном антикоррупционном законодательстве СНГ определен как «коррупциогенные факторы». Однако следует оговориться, что в российском федеральном антикоррупционном законодательстве дается правовое определение коррупциогенным факторам. В соответствии с частью 2 статьи 1 Федерального закона «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов» коррупциогенные факторы — это положения нормативных правовых актов или проектов нормативных правовых актов, которые устанавливают для правоприменителя необоснованно широкие пределы усмотрения, возможность необоснованного применения исключений из общих правил либо содержат неопределенные, трудновыполнимые и (или) обременительные требования к гражданам и организациям и тем самым создающие условия для проявления коррупции4. Следовательно, коррупциогенный фактор в этом 3аконе рассматривается в узком понимании как правовой фактор, создающий условия для проявления коррупции. Хотя общеизвестно, что коррупцию порождают не только и не столько правовые факторы, но целые группы (комплексы), состоящие из экономических, социальных, организационно-управленческих, идеологических, психологических и иных факторов. Поэтому ограничение объекта регионального антикоррупционного мониторинга поиском лишь правовых коррупциогенных факторов и забвение не менее коррупциогенных экономических, организационно-управленческих, психологических, социальных, идеологических и иных факторов может привести к искажению реального положения дел при диагностике причин коррупции и принятию мер по их устранению (нейтрализации, ликвидации, локализации). В связи с этим в региональном антикоррупционном законодательстве при описании содержания антикоррупционного мониторинга необходимо указывать на причины коррупции либо оговаривать содержание антикоррупционных факторов в широком смысле этого слова как любого внешнего или внутреннего фактора, способствующего проявлению и/или распространению коррупции.
Проведенный нами сравнительно-правовой анализ правовой дефиниции «антикоррупционный мониторинг», используемой в региональном антикоррупционном законодательстве, позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, его появление в региональном антикоррупционном законодательстве субъектов Российской Федерации связано с принятием модельного антикоррупционного законодательства СНГ, где этот инструмент противодействия коррупции был рекомендован к использованию, дано его правовое определение и предложены основные направления его применения. Во-вторых, в процессе принятия регионального антикоррупционного законодательства в силу низкой профессиональной квалификации отдельных региональных разработчиков законопроектов, правовой категории «антикоррупционный мониторинг» стал придаваться иной смысл, не соответствующий ее содержанию, поэтому современные
1 О мерах по противодействию коррупции в Ханты-Мансийском автономном округе — Югре: закон Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 25 сентября 2008 года // Собрание законодательства Ханты-Мансийского автономного округа — Югра. 2008. № 9, ст. 1394.
2 О противодействии коррупции в Мурманской области: закон Мурманской области от 26 октября 2007 года // Мурманский вестник. 2009. 1 декабря.
3 О внесении изменений в отдельные законодательные акты Мурманской области в связи с принятием федеральных законов в сфере противодействия коррупции: закон Мурманской области от 23 ноября 2009 года № 1153-01-3МО // Ведомости Мурманской областной Думы. 2010. № 102. С. 39—42.
4 Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов: федеральный закон от 17 июля 2009 года № 172-Ф3 // С3 РФ. 2009. № 29, ст. 3609.
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
Межвузовский научно-практический круглый стол «Качество современного российского законотворчества: состояние и пути повышения»
правовые дефиниции антикоррупционного мониторинга, используемые в региональном антикоррупционном законодательстве нуждаются в совершенствовании и это, — в-третьих.
На наш взгляд, для повышения качества правового регулирования регионального антикоррупционного мониторинга и создания эффективной национальной системы антикоррупционного мониторинга необходимо принять федеральный подзаконный нормативный правовой акт, регулирующий его организацию и проведение, где закрепить понятие «антикоррупционный мониторинг», что, несомненно, повлияет на качественное изменение регионального антикоррупционного законодательства.
Кузнецов А.П., профессор кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права Нижегородской академии МВД России, заведующий кафедрой государственно-правовых дисциплин Нижегородского института менеджмента и бизнеса, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, заслуженный деятель науки Российской Федерации — «Коллизии уголовного законодательства как фактор снижения его качества»
Введение в проблему. Рассмотрение заявленной на круглом столе проблемы следует начинать с уяснения понятия «коллизия». В филологии «коллизия» (лат. collision) — столкновение противоположных взглядов, стремлений, интересов, каких-либо противоположных сил1. В юридических источниках «коллизия» — расхождение между отдельными законами одного государства или противоречие законов, судебных решений различных государств; взаимное несоответствие правовых норм, регулирующих одинаковые общественные отношения2. Таким образом, коллизия — это закрепленное в правовом акте противоречие, затрудняющее применение закона и требующее разрешения.
Коллизия как правовой феномен в уголовном праве занимает особое место. Доктрина уголовного права исходит из того, что наличие коллизий существенно влияет на качество закона, снижает его эффективность в процессе правоприменения. В этой связи задача законодателя состоит в том, чтобы исключить коллизии в законе. При построении уголовно-правовой системы он должен в едином нормативном акте обеспечить внутреннюю связь, согласовать основные положения друг с другом, а также учесть правовые предписания, сформулированные в других отраслях права. Несоблюдение указанных юридико-технических правил подорвет конституционные основы уголовного закона, приведет к утрате гарантий его охранительных функций.
Отметим, что в теории права разработаны основные правила разрешения коллизий законов. Согласно этим правилам в случае:
— если имеются расхождения между актами, изданными одним и тем же правотворческим органом, то применяется акт, изданный позднее;
— если расходящиеся по содержанию нормы находятся в актах, принятых разными органами, то применяется норма, принятая вышестоящим органом;
— при возникновении расхождения между общим и специальным актом преимущество отдается специальному акту. Однако данные положения не всегда срабатывают в уголовном законе в процессе правоприменения. Проводимое исследование показало, что в результате несоблюдения юридико-технических правил в процессе конструирования уголовно-правовых предписаний законодатель допускает рассогласованность между правовыми актами, именуемые внутриотраслевыми коллизиями. Подтверждением этому могут служить коллизии положений Общей и Особенной частей УК РФ.
Коллизия 1. Институт соучастия в системе уголовно-правовых институтов является одним из наиболее дискуссионных в теории и сложных в правоприменительной практике. До настоящего времени ученые не нашли наиболее рациональные основы его познания и не пришли к единому мнению. В свою очередь правоприменительная практика не отличается однообразием, в связи с чем возникают определенные затруднения.
Поэтому не случайно институт соучастия получил законодательное закрепление в действующем уголовном законе, то есть законодатель создал уголовно-правовую основу ответственности за совместное умышленное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. Соучастие как целостный институт уголовного права структурировал предписание Общей и Особенной частей УК РФ в единую систему, таким образом, была создана нормативная модель, опирающаяся на конституционные положения. В структуре Общей части соучастие закрепляется в главе 7 «Соучастие в преступлении», а так же в статьях 63 «Обстоятельства, отягчающие наказание» и 67 «Назначение наказания за преступления, совершенные в соучастии». Предписание о соучастии в Особенной части содержится в статьях 208—210 УК РФ, а также в статьях 28 0 , 28 21, 28 22 УК РФ, устанавливающих ответственность за организацию, создание и участие в преступных группах, повышающих общественную опасность. Исследование указанных уголовно-правовых предписаний показало, что законодатель допустил ряд юридико-технических ошибок, приведших к рассогласованию в трактовке базовых криминообразующих понятий.
1 См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. 3-е изд. / под ред. академика С.П. Обнорского. М., 1953. С. 248.
2 См.: Словарь иностранных слов. 14-е изд., испр. М., 1987. С. 236; Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия / под ред. М.Ю. Тихомирова. М., 1997. С. 202.
