CC BY
56
придется решать уже в ходе глобальных потрясений, которые, судя по всему, уже не за горами.
Написано специально для бюллетеня "Россия и мусульманский мир"
Ю.Синелина,
публицист
О ХАРАКТЕРЕ ПРОЦЕССА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ В РОССИИ
Среди исследований эволюции отношения к религии в России последних десять лет выделяются своей масштабностью исследования К.Каариайнена и Д.Фурмана. Эволюцию этого отношения в течение последних веков ученые представляют в виде движения маятника: от тотальной средневековой религиозности конца XVII в. к атеизму, ставшему официальной идеологией советского общества. Первые сознательные атеисты — Писарев, Чернышевский, Добролюбов, Бакунин — появляются в XIX в. А предельной своей высоты первый "ход маятника" достиг в хрущёвские времена. Вместе с ослаблением атеистических гонений появляются и первые признаки того, что "маятник" массового сознания начал движение в обратном направлении — снова к религии. Как и при первом ходе "маятника", первые заметные признаки его обратного движения — обращения в "противоположную официальной" веру отдельных представителей интеллигенции — А.Синявского, А.Солженицына, С.Аверинцева и других — "функциональных эквивалентов" Чернышевского и Добролюбова при первом движении. А уже в 1996 г. ход "маятника" замедлился и остановился на уровне 34% верующих (при положительном отношении к православию 88%), настоящих же "верующих", по Фурману, всего 4%. Маятник, совершивший мощный ход от тотального православия к почти тотальному атеизму, для обратного хода сил уже почти не имеет. Никто не верит и, почти несомненно, верить не будет. Впереди просматривается идейная и мировоззренческая неопределенность, духовная энтропия и эклектика. Мы не будем здесь касаться спорности методики Д.Фурмана при оценке им числа настоящих верующих. Но по итогам исследования Д.Фурмана и К.Каариайнена в 1999 г. оказалось, что рост числа верующих не только не прекратился, но и произошел достаточно резкий скачок вверх
(до 42%), которого авторы не ждали и причин которого они не понимают. В том же 1999 г. Д.Фурман и К.Каариайнен несколько иначе сформулировали вопросы в анкете, сразу поставив вопрос о конфессиональной принадлежности, и выяснилось, что 82% всех русских респондентов считают себя православными. Многим, знакомым с работами Д.Фурмана, "маятник" очень понравился своей образностью, но даже если принять эту модель движения от религии к атеизму все равно возникает масса трудностей.
Во-первых, время, которое отводится на ход маятника в одну и другую сторону, не поддается строгому обоснованию. Если "первый ход идеологического маятника" от религии к атеизму начался от времен Петра I и достиг своего пика только в 60-е годы XX столетия, то, следовательно, весь процесс занял около 260 лет. Первые признаки "религиозной волны" появились, по наблюдениям Д.Фурмана, в 70-х годах XX столетия, а уже в 1996 г., то есть по прошествии 20—25 лет, он делает вывод, что "ход российского маятника от атеизма к религии" замедляется и останавливается на довольно низкой отметке. Это несопоставимые промежутки времени. Уж очень мало времени дает Д.Фурман на "религиозное возрождение". Такое восприятие процесса вызвано временной аберрацией: все, что происходит сейчас и в дне вчерашнем, т.е. вблизи, воспринимается как окончательно оформившийся и дошедший до логического конца процесс, а то, что удалено и заняло длительный промежуток времени упрощается и сводится к примитивной схеме. При этом не надо забывать, что процесс отхода от религиозности и в эпоху Петра I, и при советской власти вовсе не носил естественного характера. Если уж говорить об этой проблеме в образе "идеологического маятника", то выходит, что чья-то рука толкала этот маятник в одну сторону и удерживала его от движения в другую.
Во-вторых, выбранные исторические точки отсчета перехода от религии к атеизму и, наоборот, от атеизма к религии весьма спорны. Нам кажется, не совсем корректным говорить о том, что переход от религии к атеизму в России начался с людей типа Д.Писарева, Н.Чернышевского, Н.Добролюбова. Как уже отмечалось, этот процесс в России имел гораздо более сложную и долгую историю. Представления о процессе изменения общественного религиозного сознания как о двух "ходах маятника" кажутся, по меньшей мере, сильно упрощающими реальную ситуацию.
В-третьих, определенные Д.Фурманом максимумы распространения атеизма и религиозности в обществе также ничем не обоснованы. Если следовать данным социологических опросов, то в 80-х годах верующих было меньше, чем в 60-х. И почему-то новым максимумом религиозности в обществе у Д.Фурмана стал 1996 г. (на уровне 4% настоящих верующих), и мы, зная данные опросов за 1999—2002 гг., можем констатировать, что ученый ошибся в своих прогнозах.
Следует отметить также некоторую несообразность в движении "идеологического маятника". Что это за маятник такой, который двигался между "религией" и "атеизмом", а потом вдруг остановился в некой третьей точке — идейной эклектике, существование которой, как и каких-либо других точек в промежутке между вышеозначенными, никак не обозначалось в этом процессе. Для того чтобы разобраться с тем, что происходит с мировоззрением людей в переломные эпохи, обратимся ко времени Петра I. Скажем несколько слов о религиозном мировоззрении самого Петра. Сведения тут крайне противоречивы. С одной стороны, по свидетельству А.К.Нартова, Петр был "истинный богопочитатель и блюститель веры христианской", ругавший "вольнодумцев" и "безбожников", почитавший "божественные законы" и любивший "чтение Священного Писания Ветхаго и Нового Завета". С другой стороны, всем известно глумление царя Петра над верой. Достаточно указать на кощунственные заседания и процессы сумасброднейшего, всепьянейшего всешутей-шего собора. Творимое Петром и его сподвижниками вполне сопоставимо с тем, что выделывали члены "Союза воинствующих безбожников" в 20-е годы XX в. В заседаниях этого Собора принимали участие все высшие чиновники государства. Это был первый переходный период от старой культуры к новой. Недаром под водительством Петра пьянство в среде "принимало" какие-то фантастические масштабы и чудовищные формы. Неудивительно, что среди населения страны была очень распространена легенда о "Царе-антихристе". И при всем том современники свидетельствуют, что царь Петр был человек набожный, скорбел о невежестве русского духовенства, чтил и знал церковный обряд, читал и пел в храме, любил служебное благолепие, держал посты. Ю.Самарин верно заметил о Петре: "К несчастью, Петр Великий понял религию только с ее нравственной стороны, насколько она нужна для государства... Со своей точки зрения он не понимал, что такое Церковь. Ибо сфера ее выше сферы практической, и потому он поступал, как будто ее не было, отрицал ее не зло-
умышленно, а скорее по неведенью". Петру родствен был утилитарный взгляд на роль религии в государственном деле. Ввиду своего протестантского уклона Петр не переносил обрядности, многое в церкви он считал суеверием и с ним боролся. Суеверий в церкви того периода и, правда, было немало, но вместе с водой выплескивали и ребенка. Слишком многое в православной вере воспринималось как суеверие, и под предлогом борьбы с ним наступали на саму веру и благочестие.
Ю.Лотман замечал, что государственная служба приобретала для Петра значение грандиозной, непрерывной литургии в храме государства. Работа была для него молитвой. И вся дворянская государственность этих лет настолько занята земными делами, что у нее просто не оставалось времени для размышления о "потусторонних" вопросах. Петровская эпоха была отмечена идеей группового бытия. Человек как бы растворялся в государстве, и забота о душе казалась незначительной перед лицом государственной жизни. Г.Флоровский так характеризовал первое петровское поколение: «Оно было воспитано на началах служилого утилитаризма. Новый культурный класс слагается из "обратившихся", т.е. принявших реформу. Именно этим приятием или признанием и определяется в то время принадлежность к новому "классу". И новые люди привыкают и приучаются все свое существование осмысливать в одних только категориях государственной пользы и общего блага. "Табель о рангах" заменяет и символ веры, и самое мировоззрение... Нравственная восприимчивость притупилась. Религиозная потребность заглохла». Люди правящего класса учились делу на ходу, без подготовки, не привыкнув вдумываться в общий план и его цели. После смерти Петра они почувствовали себя вдвойне свободными. Реформа вместе со старым платьем сняла с них и сросшиеся с этим старые обычаи, вывела их из чопорно-строгого древнерусского чина жизни. Такая эмансипация была для них большим нравственным несчастьем, потому что этот чин все же несколько сдерживал их дурные наклонности; теперь они проявляли беспримерную разнузданность.
Среди соратников Петра были люди очень разные. Много было авантюристов, беспринципных безнравственных людей типа А.Мен-шикова, Остермана, но были и люди, которые искренне восприняли призыв Петра трудиться на благо государства, такие как И.И.Неплюев, В.Татищев, М.П.Абрамов. Мы очень коротко коснемся их мировоззрения как примера распространенных в то время типов
религиозного самосознания людей, принявших активнейшее участие в реформах. Как правило, эти люди достаточно долго обучались за границей или направлялись туда с определенной миссией и в отличие от многих других получили там прочные знания и вполне почувствовали себя европейцами. Такие люди, как Неплюев, полностью воспринимали идеологию патриотизма, как "труд" и "общенародие", они были умелыми дельцами — знали свое дело, нужны были государству, потому что хорошо работали. Но в пылу служения государству жизнь духовная отступала на второй план, на нее не было времени, или она не воспринималась как важная часть жизни. Такие люди, как Неплюев, — слуга государя и государства, рядовой воин "века Просвещения", не знали сомнений, они были практиками. М.П.Аврамов был сторонником Петра. В 18 лет он оказался за границей и вполне успешно выполнял там дипломатические поручения. Пользовался большим доверием Петра, успешно делал карьеру. Аврамова увлекла атмосфера насыщенной событиями жизни, расшатывания всех запретов, простора для деятельности, соблазнительной беспринципности и вседозволенности, которые царили в узком кругу приближенных к императору. И до поры до времени его совесть это не мучило. Но произошли некоторые события в его жизни, которые заставили в корне переменить отношение к собственной деятельности. Он вдруг осознал, насколько противоречит его жизнь, дела, мысли, убеждения подлинному православию, вере отцов. Его пронзила мысль о греховности своей деятельности и существования. Он оценил этот период своей жизни как грехопадение. Он не порвал ни со службой, ни с Петром I, но начал носить под мундиром тяжкую власяницу, а на обедах с участием царя отказывался от спиртных напитков, ссылаясь на мнимую чахотку. Всю свою оставшуюся жизнь он положил на то, чтобы изменить положение, при котором церковь и церковное мировоззрение оказались в угнетенном состоянии, что вело, по его мнению, к "атеистическому житию", которым сатана уже "обольстил иностранцев". Остается только добавить, что за исповедуемые им взгляды и свою деятельность Аврамов был сослан и умер в тюрьме.
Новую форму общественной жизни, уже давно распространившуюся в Европе и появившуюся в высшем обществе России в начале XVIII в., можно словами дворцового крестьянина И.Т.Посошкова назвать — "светское житие". Люди "проводят время до полуночи, а то и до света в скакании и танцовании без сна; пьют с музыками и в карты играют". Посошков формулирует в одном месте
своих писаний такой практический "атеизм" — нет ни Бога, ни души, ни бессмертия, ни вечных мук, — на который могло бы опереться "светское житие". Оправдание такому "житию" дает Мартин Лютер. "По Мартиновому толкованию: еже есть на свете, то все чисто и свято, и они все святы, и греха ни в чем нет"; "все свои грехи причитают к Божьей вине, а не к своей, говоря: таковых-де нас Бог сотворил". П.Н.Милюков считал, что за "светским житием" стоял не "атеизм". Это было прямое следствие реформы. Люди, подчинившиеся этому факту добровольно или невольно, с охотой или с отвращением, чаще всего вовсе не думали, что изменяют старому мировоззрению и являются выразителями чего-то нового. Переходным мостом от старого к новому мировоззрению явился религиозный индифферентизм, то есть отсутствие потребности в каком бы то ни было цельном мировоззрении. При таком положении дела вовлеченная в новое культурное движение общественная масса в огромном большинстве вовсе не нуждалась и не могла усвоить себе новое мировоззрение, которое бы устраивало его отношение к новым основам жизни. Ей нужна была лишь скорейшая выработка и усвоение нового кодекса жизни, правил "житейского обхождения", — новых привычек, которые помогали бы выделиться из остальной массы и войти в привилегированный слой.
Теоретическое оправдание "светского жития" было найдено В.Н.Татищевым в теории "естественного закона" веры и жизни. В сочинении "Разговор о пользе наук и училищ" Татищев представил первую в России принципиальную защиту "светского жития". Он совсем не отвергал и "жития духовного", по крайней мере открыто. Он только защищал право светского жития на совместное с ним существование. Надо сказать, что Татищев в своей защите "светского жития" достаточно далеко ушел от православия того времени. Но не надо забывать, что вернувшийся из-за границы молодой Татищев был почти атеистом. И тем интереснее прослеживать эволюцию его взглядов. В своей "Духовной к сыну" (1734) Татищев практически возвращается в лоно церкви. Он требует, чтобы сын "никогда явно от церкви не отставал и веры не переменял". Татищев сделал все, что мог, чтобы примирить результаты своей критики с традиционными формами веры и жизни. Главное, что его в церкви огорчало — это суеверие. Таким образом, у представителей дворянства, вовлеченных в преобразования, традиционные формы веры, не приспособленные к новым формам жизни, отмирали мало-помалу, оставляя пустоту. Некоторые из них находили выход в возвращении к православию. А ос-
тальные? Не имея возможности представить здесь обзор разнообразия мировоззрений, исторически появлявшихся в России, воспроизведем таблицу В.Рябушинского. Она характеризует изменение мировоззрения высших слоев общества и интеллигенции в дореволюционной России.
Середина и конец XVIII в. Вольнодумство Рационализм Вольтерианство Середина и конец XIX в. Вольнодумство Материализм Социализм
Конец XVIII и начало XIX в. Смутная религиозность масонов и мистиков Конец XIX и начало XX в. Символизм Неоправославие
20-30-е годы XIX в. Возрождение православного чувства в барине 20-30-е годы XX в. Возрождение православного чувства в интеллигенте
Конечно, реальный исторический процесс был сложнее, многообразнее, но, по крайней мере, эта схема В.Рябушинского представляется более адекватным его отражением, чем "идеологический маятник" Д.Фурмана. Очевидно, что в государстве, взявшем при Петре I курс на европеизацию страны, образованное русское общество следовало главным образом различным европейским идеям. Произошел отрыв от собственной исторической, культурной и религиозной основы. При этом происходило разрушение духовных основ старой национальной культуры. Какой-то промежуток времени характеризовался полным отсутствием какой бы то ни было духовной культуры. А дальше шло встраивание в контекст европейской культуры, заключающееся в принятии и осмыслении тех философских и социальных идей, которые распространялись в Европе. Европейская культура была взята дворянством как образец, а собственная оставлена нижним слоям общества. Но в определенный момент, во многом благодаря осмыслению философско-исторического материала той же европейской культуры, происходит возвращение в собственную куль-
туру. Однако русская православная культура осмыслена с точки зрения пути, пройденного Европой, а с XIX в. и собственного исторического опыта. Европеизированная часть продолжала существовать в контексте европейской культуры, осваивая и развивая плоды ее интеллектуальной деятельности. Сначала дворянство и часть интеллигенции, затем средний слой общества и, наконец, рабочие и крестьяне проходят процесс европеизации. В силу того что отброшенная отечественная культура была прежде всего православной, возвращение к русской культуре означало возвращение к православию. Как уже говорилось, этот процесс проходили последовательно все слои русского национального целого. Причем процесс этот мог идти долго — на протяжении нескольких поколений, не совпадая у разных слоев общества. Благодаря этому социальные различия внутри русской нации углублялись различиями духовной культуры и внешних культурных привычек. С другой стороны, могли происходить некоторые пересечения и взаимовлияния в идеях различных слоев общества.
Дворянство входило в европейскую культуру во время распространения сначала теории естественного права, а затем идей энциклопедистов, среди которых был и атеизм. В 60-х годах XIX в. — в период реформ, сдвигов и переслаиваний в структуре русского общества состоялся массовый приход разночинцев, оказавшихся под влиянием идей развивающейся науки (естествознания), социализма, материализма, атеизма. И для этого времени — времени нигилизма — очень характерно резко отрицательное отношение к культуре, истории, любым объективным ценностям. В процессе своей европеизации эта "полуинтеллигенция", презиравшая устои старого национального быта, но в то же время ненавидящая все более высоко стоящие слои нации, успела усвоить некоторые упрощенные европейские идеи и начала пропагандировать их в народных массах. С периода революций начала XX в. началась европеизация основной части населения страны — крестьянства и пролетариата. Этот процесс шел на фоне очередного пришествия атеизма на этот раз в контексте марксизма, который и победил в силу некоторых особенностей того исторического периода. Всякий раз необходимость разрушения традиционной культуры объяснялась некой великой утилитарной идеей (построение великого государства при Петре I, благо народа для новой разночинной интеллигенции в 60-е годы XIX в., справедливое общество для счастья народа после революции 1917 г.). Кризис традиционной культуры сопровождался распространением различных форм вольнодум-
ства, на смену которым приходило увлечение разными европейскими философскими системами (немецкий идеализм).
Европеизацию можно представить как смену следующих этапов русская православная культура — утилитаризм — разные формы вольнодумства — идейная эклектика — православная культура или окончательная европеизация. Процесс секуляризации в России, начатый Петром I и тесно связанный с европеизацией, скорее можно рассматривать как циклический. Сначала его проходили высшие слои российского общества, находясь под сильнейшим влиянием европейской мысли, а затем постепенно в этот процесс включалось остальное население России. В истории страны видится три таких больших цикла: первый цикл — процесс секуляризации идет в дворянстве и части интеллигенции, второй — этот процесс идет в средних слоях общества (разночинцы), третий — в среде рабочих и крестьян. Но особый интерес представляет то, что каждый общественный слой в процессе секуляризации проходил через увлечение одними и теми же идеями, которые с течением времени, меняя исторический и философский подтекст, по сути своей оставались неизменными. Этот путь не был таким однозначным — от исторической религии к атеизму. На смену тотальной религиозности приходил религиозный индифферентизм, деизм или атеизм, от которого вскоре часть общества ударялась в мистицизм или то, что сейчас называют религиозным синкретизмом, выражавшимся, в частности в увлечении оккультизмом и магией. Например, в конце XVIII — начале XIX в. значительная часть тогдашнего культурного слоя была охвачена масонским движением, а в конце XIX — начале XX в. подобные настроения были распространены среди творческой интеллигенции. Но на определенном этапе какая-то часть того слоя общества, который проходил секуляризацию, возвращалась к церковному религиозному мировоззрению — к православию, часто через европейские философские идеи. В первой половине XIX в. проводниками этой тенденции были славянофилы, а в начале XX в. "веховцы". Это была уже не средневековая религиозность, а религиозное мировоззрение, приспособленное к новым условиям жизни. Другая же часть общественного слоя секуляризировалась.
В советское время идеология марксизма со своей составной частью — научным атеизмом в виду определенных обстоятельств, которых мы касаться не будем, стала квазирелигией, и в дальнейшем так и утверждалась. Это был не типичный ход развития секуляризации уже
потому, что установление атеизма, как государственной идеологии, произошло только в России. Секуляризация шла насильственным образом, как и при Петре I. Период бескультурья был страшным и кровавым. Об успехах насаждения атеизма можно говорить в основном в среде рабочих, вновь образующейся интеллигенции, прежде всего технической, но не крестьян. С началом советской эпохи, по понятным причинам, трудно доверять статистике. Но все равно победа атеизма весьма сомнительна. По данным В.Гараджи, в 1937 г. при проведении переписи населения был задан вопрос о вере и вероисповедании. Учитывая неанонимность анкеты, учитывая предшествующий период репрессий против духовных лиц и верующих — 50% граждан СССР заявили о своей религиозности (4,8 млн. человек уклонились от ответа). А уже со времен Великой Отечественной войны отношение к церкви стало меняться и у властей.
Д.Фурман убежден или очень хочет в это верить, что религия в России побеждена, что выход из "идейного маятника" может быть только в мировоззренческую неопределенность. Рискуем предположить, что фаза идейной и мировоззренческой эклектики уже пройдена в бывшем советском обществе. С либерализацией советского режима стали распространяться различные увлечения: Рерихи, йога, реинкарнация, астрология, инопланетяне — все то же самое, что есть и сейчас. В последние десять лет к ним прибавилось большое количество разнообразных сект. Про советских людей с 60—70-х годов трудно сказать, что все они были поголовными атеистами или православными, или еще какими-нибудь в смысле отношения к религии. Атеизм как мировоззрение, как правило, нигде, кроме как в советском обществе (по данным советской статистики) и в некоторых странах — сателлитах СССР, не был самым распространенным типом общественного умонастроения. Даже наоборот, он был пугалом во многих христианских странах, поскольку четко связывался с коммунистической идеологией. По данным опросов социологов, большинство респондентов в разных странах Европы и в США отвечает положительно на вопрос о вере в Бога и признает собственную религиозность. Другое дело, что стоит за заявленной религиозностью. Помимо принадлежности к конкретным конфессиям это может быть некий конгломерат верований и представлений, который трудно отнести к какой-либо конкретной исторической религии, но который респонденты определяют, тем не менее, как веру в Бога. Это может быть равнодушие к вопросам веры, отсутствие духовных интересов, реальная без-
религиозность, которая, на наш взгляд, и является наиболее распространенным последствием секуляризации. Но эта последняя не тождественна атеизму, поскольку атеизм предполагает достаточно активную позицию, декларацию того, что Бога нет. Проблема только в том, что этот религиозный индифферентизм очень трудно выявить посредством опросов. Сейчас в развитых странах получило распространение мнение, что человек может и должен сам выбирать себе какой-то индивидуальный набор верований и представлений, который способствует его духовному развитию. В этот набор может быть включено все, что угодно: элементы христианства, буддизма, теософии, оккультизма, астрологии, древних религий. Такое явление получило название New Age. И действительно, можно говорить о том, что этот религиозный синкретизм распространяется во всем мире. Недаром появились термины "постхристианство", "постхристианские страны", но они и не атеистические.
Ввиду всего вышесказанного не совсем понятно, почему именно атеизм выбран как какая-то конечная фаза эволюции отношения к религии. Ведь атеизм не является и не являлся убеждением большинства даже в советском обществе, а всего лишь одна из точек, пройденных человечеством в процессе секуляризации. Секуляризация не обязательно заканчивается атеизмом. И с другой стороны, атеизм не является высшей ступенью развития человеческого самосознания, каковым он признавался только в контексте марксистско-ленинской идеологии. Атеизм является крайним проявлением секуляризации общества, но он не является окончательным и навсегда установившимся, а сменяется в процессе эволюции общества другими формами человеческого самосознания. И именно потому, что трудно себе представить многообразный сложный процесс изменения мировоззрения как простое движение от истерической формы религии к атеизму, образ "идеологического маятника" не кажется нам убедительным. Он вполне приемлем только с точки зрения представителя школы научного атеизма. И наконец, последнее. Смену традиционного религиозного мировоззрения в процессе секуляризации-европеизации в России можно представить в виде определенной схемы. Начало секуляризации-европеизации, переход от старой культуры к новой сопровождается отрицанием традиционной культуры, антикультурными настроениями в обществе, кризисом духовных и религиозных ценностей, выражающимся в вольнодумстве одной из форм которого можно назвать атеизм. В то же время вырабатывается некая
утилитарная идея, утверждающая необходимость и назначающая цель смены культур — часто это некая квазирелигиозная утилитарная идея (построение великого государства при Петре I; благо народа для новой разночинной интеллигенции в 60-е годы XIX в.; построение нового справедливого общества для счастья народа после революции 1917 г.). Затем возникает потребность в духовной жизни — духовная жажда, которая не удовлетворяется приземленными утилитарными идеями, появляется разочарованность в них, из-за невозможности их реального осуществления. Тут, как правило, начинают распространяться мистические идеи разного толка, которые могут иметь самые невероятные источники — какие-то части христианства, буддизма, индуизма; теософию, астрологию и т.д. — возникает некий религиозный синкретизм. Но поскольку смесь разных истин в сумме истину не дает, и любая эклектика поверхностна — верить во все — значит, не верить ни во что, то те, кто действительно ищет настоящей духовности, в ком есть потребность веры, возвращаются в историческую религию, в нашем случае — в православие.
Приведенная схема не означает, что весь общественной слой, проходящий процесс секуляризации-европеизации дружными рядами идет в направлении православия. Значительная часть остается в безрелигиозной культурной традиции. Как правило, процесс сильно растянут во времени, и разные страты находятся на разных этапах общественного развития. И почти невероятно, чтобы кто-то прошел все вышеуказанные фазы. Это просто общественная тенденция. Наглядно эту общественную тенденцию можно увидеть в появлении проводников, тех, кто этот процесс начинает. Кроме того, остается значительное число людей религиозно равнодушных, не имеющих никаких духовных потребностей — такие люди были всегда и в обществах тотальной религиозности, и их число растет. Сегодня это, в частности, люди распространившейся потребительской культуры.
"Вопросы философии ", М., 2002 г., № 12, с. 220-227.
