CC BY
22
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
О. В. Блинова
О ДЕФОРМАЦИИ ГРАММАТИКИ В ФОРМУЛАХ (НА МАТЕРИАЛЕ ГРАМОТОК XVI — НАЧАЛА XVIII в.)
Известно, что тексты старорусских деловых и бытовых памятников (в том числе грамоток, или частных писем) отличаются высокой степенью воспроизводимости. Так, зачины и концовки грамоток по сути дела обычно состоят исключительно из ряда формул с лексическим составом, в котором переменными являются только наименования адресата и адресанта. Оценить соотношение «константного» и «переменного» в той части письма, которую следовало бы назвать в содержательном отношении основной и которая располагается между зачином и концовкой, пока не представляется возможным; однако необходимо подчеркнуть, что зачастую этой части письма вовсе нет, т. е. отправитель грамотки сообщает получателю, что он «жив и здоров», и только. Приведенный ниже текст является достаточно типичным для грамотки XVII в.:
Гсдрю моему батюшку Ивану Василевичу сншка твог 1вашка благословения просит и челом бьет, Многолетно гсдрь батюшка блгополучно о Христе здраствуи на многие и неизчетные лета, А про меня сншка своево млстию своею пожалуешь изволишъ вос-помянуть и я на службе великих гсдреи под Козловым на реке Воронеже в полку столника воеводы кнзя Михагла Федоровича Шедякова твоими гсдря своево ... молитвами г молениями жив а впред бгь волен (II, 50)1.
Активно используемое применительно к грамоткам понятие «формула» основывается на устойчивости некоторого словесного комплекса, т. е. мотивировано прежде всего постоянством лексического состава. Исследователи, занимающиеся документами и бытовыми памятниками XVI-XVII вв., пользуются также термином «трафарет» («формуляр»), означающим определенный состав и последовательность формул2. Для данной статьи важны выводы, сделанные Н. И. Тарабасовой относительно основного «императива» авторов грамоток, которые в первую очередь стремились к соблюдению трафарета: «А. И. Безобразов при написании письма мог пренебречь орфографией, пропускал буквы, слоги, но для него было важно соблюдение словесной точности формуляра»3.
Задачи, поставленные в данной статье, касаются исследования грамматической составляющей наблюдаемых в текстах грамоток устойчивых сочетаний, или формул. Понятие «устойчивого словосочетания» связано прежде всего с фактором воспроизводимости. Считается, что, в отличие от фразеологического сочетания, в устойчивом сочетании нет идиоматических наслоений на сумму значений элементов, т. е. устойчивое сочетание является неидиоматичным и несвободным4.
© О. В. Блинова, 2009
С точки зрения порождения устойчивое сочетание характеризуется как синтаксическое целое со статическим, нединамическим отношением компонентов5. Пояснить это положение можно следующим образом: если, как И. И. Ревзин, гипотетически принять наличие некоторого синтезирующего устройства, то в случае устойчивых словосочетаний это устройство порождало бы не словоформы, а словосочетания целиком. Такой способ порождения характерен для бытового общения, газетной, деловой речи, которые «отличаются сравнительно малым запасом слов и высокой степенью устойчивости сочетаний»6. При таком способе порождения «отдельные элементы речи и синтагматические отношения не выплывают в светлое поле сознания»7. В. М. Живов и А. Тимберлейк формулируют это явление как «воспроизведение речевых формул, повторяемых в своей целостности, и потому не требующих... морфологического синтеза»8.
Итак, в данной статье рассматриваются такие встретившиеся в текстах грамоток примеры, которые могут свидетельствовать о пониженном внимании к грамматике внутри формулы. А именно: случаи нарушения грамматического согласования, примеры с усечением словоформ (когда в результате усечения флексии словоформа лишается собственных грамматических показателей), а также примеры с пропуском словоформ внутри формулы (причем в расчет берутся только случаи, которые можно квалифицировать как аномальные, к примеру, когда в атрибутивном сочетании пропущено опорное существительное).
Разумеется, выявление всевозможных ошибок, нарушений, деформаций и отклонений должно производиться относительно нормы. Как представляется, для рассматриваемого материала круг нормативных или ненормативных явлений можно определить лишь условно, скорее можно говорить о сложившемся узусе, или практике употребления языковых средств. Однако нашим материалом являются примеры с нарушениями определенных и наиболее общих принципов, действующих при оформлении предложения. Таким принципом и является требование грамматической согласованности между подлежащим и сказуемым или между членами атрибутивного сочетания9.
Рассмотрим формулу челобитья, обычно располагающуюся в зачине письма. Формула включает наименование пишущего, того, кому адресуется грамотка и собственно челобитье — «челом бьет», «премного челом бьет» и т. п. Часто в этой формуле допускается рассогласование между подлежащим и сказуемым.
Достаточно велико количество примеров, в которых при одиночном несобирательном подлежащем в форме единственного числа наблюдается сказуемое в форме множественного: гсдрю моему племяннику 1вану 1вановичу Михаило Вышегоров челомь бьють (I, 81), а я за твою гсдря моего млсть sа все плателщикь да чело бьют кумушка Арина на гостинце твоемь (II, 160).
Иногда в грамматическое противоречие вступают не подлежащее и сказуемое, а однородные сказуемые10: по семь тебе гсдрю челом бьем мало пишу (I, 310), за сем у тебя гсдря млсти прошу и стократно челом бьем (III, 64).
Дополнительного комментария требует грамматическая интерпретация предложений, где подлежащее распространяется рядом предложно-падежных форм. Для современного русского языка употребление сказуемого множественного числа при группе, выраженной словосочетанием из существительного и ряда предложно-падежных форм в творительном падеже с предлогами с, вместе с является нормой (отец с братом пришли). Если исходить из этих положений, то примеры типа: Лаврентишко Аничьков з женишком г з детишками челомь бьем (I, 88) не содержат грамматических нарушений в соответствии значений числа подлежащего и сказуемого11.
Однако примеры аналогичного строения, но с личным местоимением единственного числа в роли подлежащего, как, например, в рассматриваемом материале: аз s женишкою и s детми усердна челом бьем (II, 156), однозначно трактуются как недопустимые12. Это связано с особенностями личных местоимений, в которых значения лица и числа напрямую определяют участие лексемы в высказывании и являются гораздо более «влиятельными» при согласовании местоимения, чем, например, при согласовании существительного.
В следующей формуле чаще всего встречается как раз множественное число сказуемого при подлежащем — личном местоимении 1-го лица единственного числа: и я генваря по ЕІ день до воли бжиі живы а впреди его ж создателя ншего воля (I, 222), причем подлежащее может быть как одиночным, так и сопровождаться рядом дополнений: и я з женою ноября вь ИІ де живы (II, 156), и я в Торжке маия по АІ де с княгинею и с князь Іваном живы (II, 195), и я... с племянницею твоею а своею женишкою до воли бжиеи живы (I, 52), и я. с матушкаю и с Оедосею и з детми бгъ далъ живы (I, 56), и я с сестрами своими вевраля КО де еще живы (I, 114), и я с Пелагеею и с Васильем сентября по Л число живы до волі бжиі (III, 91), и я на Москве и з детми августа въ КБ де до воли бжиі живы (IV, 21), и я у себя в дрвне... с Маремьянои и сробеночком с Пронюшкою... до воли божи живы (IV, 42).
Представляется, что примеры типа аз s женишкою и s детми усердна челом бьем (II, 156) возникли в результате эквивалентности конструкций, содержащих сочиненный ряд однородных подлежащих (А{им.п} и В{им. п.} и С{им. п.} челом бьем) и конструкции, содержащей подлежащее и дополнения (А{им. п.} с В{тв. п.} с С{тв. п.} челом бьем13. Последняя из перечисленных конструкций в случае, если подлежащим является личное местоимение 1-го и 2-го лица единственного числа, может квалифицироваться как содержащая нарушения грамматики. Такие случаи можно назвать семантическим согласованием, причем применение стратегии семантического согласования в данном случае затруднено участием личного местоимения единственного числа в группе, с которой происходит согласование сказуемого.
Эти соображения можно и отнести к формуле я з женою ноября вь ИІ де живы (II, 156), где принцип неразличения упомянутых конструкций с применением стратегии семантического согласования проявляется более последовательно.
Следующая группа примеров интересна тем, что грамматически нормативное согласование внутри нее менее частотно, чем ненормативное.
При одиночном подлежащем — несобирательном существительном или личном местоимении вне зависимости от родовых характеристик подлежащего в подавляющем большинстве примеров наблюдается средний род сказуемого: крстьянин твои Елшарко здорово (I, 24), і матушка на Москве октября по А де дал бгъ sдорово (I, 51), крестьяня твои все здорово (II, 155), а Проковеи зят Савелевич... дал бгъ здорово (I, 66), и я на службе городе дал бгъ здорово (I, 54), и я на Москве при гсдрских пресветлыхъ очах июля по Л число млстию бжию дал бгъ здорово (I, 150), и я на Москве прсветлых очах августа въ ЗІ де дал бгъ здорово @,151), я на службе великово гсдря ... дал бгъ здорово (III, 16), и я на Угоцких железных заводах... милостию бжию здорово (III, 104).
Конструкция с несколькими сочиненными подлежащими чаще всего также реализует схему согласования по среднему роду. Существенно, что сказуемое в рассматриваемой ситуации должно было бы принять форму множественного числа, чего не происходит: в дому ево дал бгъ sдорово невеска и детки (II, 165), дядюшка Аврамъ Тимовеевич и тетушкаМаря Григорьевна и братецъ Оеоктистъ Аврамовичь и сестрицы по се число дал бгъ здорово
(I, 84), а гсдрыня моя Татьяна Івановна і гсдарыня моя кнгня Овдотья Івановна и дети и в дому твоемъ долъ богъ здорово (I, 139). Интересен случай, где несколько возможных родочисловых вариантов подлежащего нейтрализовались в среднем роде сказуемого: тетушка Огавья Тимавеевъна здарова и Матрена сестъра и Оленушка здарава и въсе наши приятели здорова и тетушькаМатрена Тиханавъна дал бгъ здарова (I, 86).
Возможно, такое оформление сказуемого связано с расплывчатым частеречным статусом лексемы «здорово», которая исходя из имеющейся грамматической конструкции должна квалифицироваться как краткое прилагательное (со всеми присущими ему формами словоизменения) в предикативной функции. Возможно, в результате омонимии с наречной лексемой и под ее влиянием (в таких контекстах как Івашко довесъ все дал бгъ здорово (III, 62), а члвкъ твои полякъ Оедор пришол от тебя здорово (I, 24) и наблюдается преимущественное употребление формы среднего рода единственного числа в сказуемом14.
Для следующей формулы в имеющейся выборке не замечено ни одного случая грамматически корректного согласования. Речь идет об атрибутивном сочетании с действительным причастием. При женском имени, точнее при составном наименовании, состоящем из существительного, обозначающего статус отправительницы («сестра», «женишка», «доч») и имени собственного, наблюдается причастие мужского рода: за сем писавьіі Марва Тимовеева доч (I, 28), писавыи женишка твоя Оекла челом бет (I, 155), писавы сестра твоя Гровена челомъ бьетъ (II, 116).
По всей видимости, формула, традиционная для концовок грамоток, воспроизводилась «автоматически», менялось лишь имя отправителя. Вообще же адресантами (и адресатами) грамоток в основном являлись лица мужского пола («женских» писем на несколько порядков меньше), и вполне естественно, что в такой ситуации причастие с женской флексией становится грамматическим изыском.
Еще одним частотным видом деформации грамматических характеристик словоформ в составе формулы в грамотках является сокращение, усечение. Методы такого сокращения отличаются от методов титловых сокращений: можно сказать, что при титловом сокращении основа слова сводится к консонантному ряду, при этом флексия часто не усекается вовсе. В данном случае, напротив, сокращению подвергается именно флексия или часть флексии, а основа словоформы чаще остается неизменной. При этом во всех имеющихся в выборке примерах грамматические характеристики усеченной словоформы можно восстановить либо исходя из согласуемых форм в составе атрибутивного сочетания, либо исходя из грамматических характеристик членов однородного ряда, в который входит усекаемая словоформа: здравствуі гсдрь моі... на многие лета со всем своимъ праведным дом (II, 174), со всем праведным дом (I, 90), со всемь своим благадатны домъ (II, 111); женишка твоя Агавьица з детишка твоими челом бьет (ІІ, 100), буді гсдрь моі sдоровъ сожителницею своею и з детушь на многие лета (II, 136). В случае со словоформой «детушки» усечение флексии может быть связано с наблюдаемой в текстах грамоток конкуренцией морфологических вариантов: с детушки (тв. п.) и с детушками (тв. п.) и сложностью выбора для пишущего между этими вариантами.
Достаточно часто усечению подвергается этикетное самоназвание автора письма «сирота». Существовал ряд обязательных для письма самоназваний: «раб», «холоп» и «сирота», но регулярная деформация наблюдается только в последнем случае: бьеть чалом и плачетьца сира вашь села Елиць (II, 205), гсдрни ... бьет челом и платетца сира твоі крестъянишка и старастиска ... Сенка Лукянов жалоба мне сира твоему на Казму Курандина (II, 202), а са мною сира твоим пошол sадворныи твои (III, 58)15.
Вероятнее всего, усечение флексии связано с противоречием, которое возникает между формами а-склонения существительного, ассоциирующихся со значением женского рода, и согласуемых форм адъективов, которые в тексте фигурируют с показателями мужского рода.
Наконец, радикальным случаем воспроизведения формулы как целостного «знака» с пониженным вниманием к компонентам являются случаи с пропусками целых словоформ. В выборке встретились только неполные формулы, в которых опущено определяемое в атрибутивном сочетании, например: здравствуи гсдрь Киприян Василевичь и с праведнымь своимь на множество леть (I, 263) (полная формула: здравствуи с праведным своим домом), а ко мне свет мои прикажи писать про свое многолетное (IV, 18), прикажи про свое многолетное писать (I, 23) (полная формула: прикажи писать про свое многолетное здоровье). В этих формулах определяемое восстанавливается, так сказать, интертекстуально, а его грамматические характеристики — исходя из грамматических характеристик согласуемых форм в составе атрибутивного сочетания.
Итак, можно подтвердить, что при воспроизведении формул пишущим присуща меньшая степень грамматической рефлексии, чем при написании «свободного» текста.
1 Принцип цитации следующий: при выдержке приводится сначала присвоенный порядковый номер источника, обозначаемый римской цифрой, а затем номер страницы цитируемого издания: (I, 151). В выборку вошли все тексты писем, содержащиеся в приведенных изданиях.
2 Напр., Н. П. Панкратова рассматривает состав зачина следующим образом: I. Обращение в дат. или им. падеже, II. Челобитье автора письма в уничижительной форме, III. Пожелание здоровья адресату, IV. Просьба сообщить о здоровье автору письма, V. Сообщение автора письма о себе (Панкратова Н. П. Из истории частной переписки на Руси // Изучение русского языка и источниковедение. М., 1969. С. 138).
3 ТарабасоваН. И. Явления вариативности в языке московской деловой письменности XVII в. М., 1986.
С. 17.
4 «... в естественной речи любое словосочетание более или менее связано фразеологически (причем степень свободы определяется в первую очередь статистически» (Ревзин И. И. Метод моделирования и типология славянских языков. М., 1967. С. 268; см. также: Плунгян В. А. Насколько регулярны грамматические категории, или о проникновении лексики в грамматику // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. Владимир, 1995. С. 140 и ст.: Апресян Ю. Д. О работах И. Е. Аничкова по идиоматике // Вопросы языкознания. 1989. № 6. С. 104-119).
5 Павлов В. М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Л., 1985. С. 54.
6Ревзин И. И. Метод моделирования и типология славянских языков. М., 1967. С. 268.
7Ревзин И. И. Метод моделирования и типология славянских языков. М., 1967. С. 267.
8Живов В. М., Тимберлейк А. Расставаясь со структурализмом (тезисы для дискуссии) // Вопросы языкознания. М., 1997. № 3. С. 9.
9 Необходимо отметить, что рассмотрение вопроса особенностей природы устойчивых (воспроизводимых) сочетаний велось с опорой на словосочетание, причем преимущественно словосочетание атрибутивное, тогда как на материале грамоток пришлось столкнуться в большей степени с устойчивыми сочетаниями, содержащими нарушения грамматических связей между членами, связанными предикативными отношениями, т. е. между подлежащим и сказуемым. Вопрос о том, следует ли называть отношение подлежащее—сказуемое «согласованием», является активно обсуждаемым в научной литературе. Не останавливаясь на этом моменте подробно и полностью отдавая себе отчет в особости этой связи, являющейся
двунаправленной, примем, что сказуемое управляет именительным падежом подлежащего и согласуется с ним в одноименных грамматических категориях (см.: БелошапковаВ. А. Заметки о синтаксической связи между подлежащим и сказуемым // Вопросы русского языкознания. М., 1979. С. 14; Иомдин Л. Л. Автоматическая обработка текста на естественном языке: модель согласования. М., 1990).
10 В первом из приведенных примеров адресант один, во втором письмо подписано братьями. Необходимости восстановления в таких контекстах подлежащего-местоимения нет, как такового рассогласования подлежащего и сказуемого не наблюдается. Однако восстановление подлежащего возможно, и, хотя грамматические взаимоотношения между однородными членами предложения не входят в круг рассматриваемых здесь вопросов, представляется, что круг примеров без выдержек, приведенных выше, был бы неполным.
11 Если сказуемое является глаголом в личной форме, необходимо обратить внимание также на соотношение показателей лица глагола-сказуемого и лица подлежащего. Если воспринимать любое существительное как форму 3-го лица и наблюдать за значениями личных местоимений, то можно заметить, что в грамотках очень частотно употребление формы сказуемого 1-го лица при подлежащем — существительном или группе существительных, напр.: Бориско Голицын челом бью (IV, 24). Этот явление, которое можно квалифицировать как нарушение согласования в лице, неоднократно фиксировалось исследователями грамоток. При всем этом в письмах строго соблюдается соответствие показателей лица глагола — сказуемого и значений подлежащего — личного местоимения.
12 См., напр.: Грамматика русского языка. Т. 2. Синтаксис. Ч. 1. М., 1960. С. 499; Русская грамматика. Т. II. Синтаксис. М., 1980. С. 244.
13 Некоторые современные грамматики (напр.: Грамматика русского языка. Т. 2. Синтаксис. Ч. 1. М., 1960) производят атрибуцию группы существительного с соположенным рядом словоформ в творительном падеже двояким образом в зависимости от наблюдаемой в тексте формы сказуемого: если сказуемое принимает форму единственного числа, то группа распадается на подлежащее и дополнения, если сказуемое имеет форму множественного числа, то группа целиком квалифицируется как подлежащее. Русская грамматика (Т. II. Синтаксис. М., 1980. С. 244) в данном случае, если в группу входит местоимение 1-го или 2-го лица, избегает разбора по членам предложения и именует группу «группой со значением совместности».
14 Несколько иная картина наблюдается с участием прилагательного «здоров» в составе сказуемого в повелительном наклонении: буди гсдрь мои здорово (IV, 28), многолетно буди здравы гсдрь со всемъ своим праведным домом (I, 216), буди гсдрь моі здорова на многие лета (II, 189).
15 Все приведенные примеры извлечены из грамоток от разных адресантов.
Источники:
1. Грамотки XVII — начала XVIII в. / Под. ред. С. И. Коткова. М., 1969. (I).
2. Котков С. И., Панкратова Н. П. Источники по истории русского народно-разговорного языка XVII — начала XVIII века. М., 1964. (II).
3. Памятники русского народно-разговорного языка XVII столетия. М., 1965. (III).
4. Московская деловая и бытовая письменность XVII в. М., 1968. (IV).
5. Каштанов С. М. Частное письмо 1536/37 г. // Лингвистическое источниковедение. М., 1963. С. 140-143. (V).
6. СумкинаА. И. Письма П. В. Постникова (конец XVII—начало XVIII в.) // Изучение русского языка и источниковедение. М., 1969. С. 173-191. (VI).
7. Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Подложные письма московского холопа XVII в. // Памятники русского языка. Исследования и публикации. М., 1979. С. 99-104. (VII).
8. ПанкратоваН. П. Письмо Д. Ларионовой (XVII в.) // Изучение русского языка и источниковедение. М., 1969. С. 252-257. (VIII).
