АКСИОСФЕРА СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ //Polish Journal of Science. - 2021. - №. 36-2. - С. 49-51.; Egamberdieva, G. M. "About the Khorezm fairy tales recorded by AN Samoylovich." POLISH JOURNAL OF SCIENCE 36-2: 36.; Khatamova D.A Historical and cultural background od typological study russian and uzbek literature. Journal of critical reviews/ ISSN-2394-5125 VOL 7, ISSUE 10, 2020; Каминская Е.М. Новелла С.Д. Кржижановского «Сбежавшие пальцы» в аспекте теоретической триады «текст-контекст-метатекст»/ Филологический аспект-, 2020. - № 6 - С.130-138; Алимова Н. Х. План повествователя в новеллистике Р. Карвера //V Абаевские чтения. - 2018. - С. 333-337.; Екабсонс А.В. Концепт хронотопа в драматургии XX-начала XXI века// XIII Виноградовские чтения. - Екатеринбург - Ташкент, 2017. - С. 113-115; Балтабаева А.М. Притчевый характер повестей Сухбата Афлатуни // Polish journal of science., 2021. - № 36-2. - С.39-44.; Пулатова В.И. Антиутопическая концепция в творчестве Энтони Берджесса/^cience and technology research. - Петразаводск.,2021 - P.104-108.; Юлдашева О.Б. Этапы становления кавказского пленника в русской литертуре// Наука и образование, 2021. - № 2.4. - С.507-515; Ротанов А. Н. Пути дальнейшего совершенствования учебников по литературе для школы //Молодой ученый. -2020. - №. 20. - С. 606-608.; Зиганшина А.С. Понятие гипертекста в эстетике современной прозы// XVI Виноградовские чтения в Узбекистане.-Ташкент,2020. - С.107-109.; Akhmedova M.M. Image of The "New Man" In Modern Literature on The Example of The Work of Zakhar Prilepin// International Journal of Academic Multidisciplinary Research (IJAMR). - Vol. 4 - Issue 12,Pages, 43-45.
5. Конан Дойл А. Воспоминания и приключения//А. Конан Дойл. Собр.соч. в 12 томах. Т. 11. - М.: 1993
6. Кинг Н. Память, Повествование, Идентичность: Воспоминание себя. -Изд-во Эдинбургского университета, 2000.
7. О'Коннелл Дж. Интервью с Джулианом Барнсом. 13 марта 2008 г. URL:// http://www.timeout.com/london/books/features/4416/Julian_Barnes-interview. html
8. Энциклопедический словарь английской литературы XX века / отв. ред. А. П. Саруханян; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького РАН. - М.: Наука, 2005.
Нравственность как идеологический доминант в интертекстуальной системе исторической романистики
Петрухина Н.М.
УзГУМЯ, Ташкент
Morality as an ideological dominant in the intertextual system of historical
romanism
Petrukhina N.M.
UzSUMYa, Tashkent
Аннотация: в статье рассматривается проблема нравственности в исторической романистике 60-70-х годов ХХ века на материале романа Ю.Трифонова «Нетерпение», развивающего традиции Ф.М.Достоевского.
Ключевые слова: нравственно-психологический роман, историческая романистика, эмоциональный компонент, историософская концепция.
Abstract: The article examines the problem of morality in the historical novels of the 60-70s of the XX century based on the novel "Impatience" by Y. Trifonov, which develops the traditions of Fyodor Dostoevsky.
Key words: moral and psychological novel, historical romance, emotional component, historiosophical concept.
В 60-70-е годы ХХ столетия в художественной литературе возвращается интерес к проблеме нравственности народовольческого движения. Это было время восстановления исторической справедливости, переоценки ценностей и в литературе писатели стали делать акцент на изображении не той негативной роли, которую играла в истории та или иная Личность, а на тех заслугах и новациях, которые определили новый исторический поворот. Деяния героев «Народной воли» стали предметом в первую очередь художественного познания «героической нравственности» народовольческого движения в системе ценностно-этических координат, лежащих в основе современной историософской концепции. Видимо, этим объясняется акцент писателей на нравственные и психологические аспекты в изображении событий и людей, связанных с этим движением.
Кроме того, появление нравственно-психологического исторического романа в 60-70-е годы это добрая дань тыняновско-форшевской традиции, опосредованно развивающей в русской литературе традиции Ф.М. Достоевского в интертекстуальной системе исторической романистики.
Ярким примером служит роман Ю. Трифонова «Нетерпение», опубликованный в 1973 году в журнале «Новый мир». Рассматривая народничество как одну из ступеней в развитии российского революционного движения, Ю. Трифонов за основу сюжета «Нетерпение» берет конкретное историческое событие.
1 марта 1881 года в Петербурге свершается «суд справедливости»-убийство царя Александра Второго по приговору исполкома социал -революционной партии «Народная воля». Один из вдохновителей и организаторов «суда справедливости» - «казни» (не убийства, а «казни») царя -Андрей Желябов. Восторгаясь мужеством, осознанным личным жертвоприношением первомартовцев, Ю. Трифонов глубоко осуждает терроризм, ведущий в никуда. Нравственная несостоятельность народовольцев в конечном своем движении заключалась в том, что они «обменяли идею народной революции на идею террора», не понимая, что с помощью последней нельзя достичь истинных общественных целей.
Немецкий критик Р. Шредер в беседе с Ю. Трифоновым спросил: «Народовольцы пытались субъективно-волюнтаристки сверить то, что
объективно еще не созрело. А каково ваше отношение к этой проблеме?». Ю. Трифонов, понимая концепцию «человек и обстоятельства» как нравственную проблему права выбора, право на ошибку (вслед за Достоевским) особо подчеркнул, что человек при нравственном праве на выбор не всегда правильно оценивает свои возможности. Иногда он их недооценивает, иногда переоценивает. Порой случается, что человек предпринимает какие-то действия с субъективными намерениями и представлениями, а объективно они привносят другой характер. Например, так, как это произошло с Раскольниковым - субъективно оценивая своё бунтарство как «убийство во имя справедливости» он совершает преступление, которое при объективной оценке и приводит его к катарсическому раскаянию. «Мне кажется, - заключает Ю. Трифонов, -что подобное часто происходит при революционных акциях. Это, конечно, относится и к народовольцам»[1, С. 74].
Уже сама формулировка темы предполагает эмоциональный аспект ее разработки. Не говоря о том, что художественное произведение в силу своей принадлежности к искусству призвано эмоционально воздействовать на читателя, можно предположить, что нравственная оценка в отличие от оценки исторической, политической, научной, будет включать в себя эмоциональный компонент. Кроме того, нравственность -категория историческая, она изменяется. Нравственность и понятие о ней изменяется нередко в зависимости от политической конъюнктуры, сиюминутных потребностей культурной моды, жизненных условий индивида. Нравственность обусловлена нормами морали конкретного общества, конкретного исторического периода. Впрочем, в одном обществе разные социальные группы могут придерживаться, и часто придерживается, разных нравственных норм - в этом случае нравственная оценка одних людей может не только не совпадать, но и входить в противоречие с нравственной оценкой других. Иначе говоря, писатель, который решает воплотить тему, связанную с нравственными оценками общественных явлений, неизбежно затрагивает сферу миропонимания и мировосприятия, соотносящуюся с индивидуальной картиной мира человека, а следовательно, и его эмоциональным восприятием.
Деятельность русских революционеров-террористов неразрывно связана с нравственными представлениями о физическом устранении самодержавия, как эффективного метода политической борьбы, что собственно и явилось одной из причин отхода многих современников от народовольцев. Это были не только писатели «мирные » люди, но и сами революционеры. Раскол «Земли и воли» произошел сначала на личностно-этическом уровне осмысления такой формы борьбы как террор - его целесообразности и результативности и завершился на нравственном уровне, когда многие в «Народной воле» осознали терроризм явлением безнравственным. Это предопределило нравственно-психологическое освещение народовольческого движения в исторической романистике.
Интересно, что А. Камю особое внимание в своих размышлениях о проблеме свободе воли и праве личности уделял именно истории русского терроризма, рассматривая это явление не как политический акт личности, а именно как нравственную идею идеологов-личностей. Исследователи отмечают, что подходит Камю к этой проблеме именно в рамках традиции Достоевского: «Особое внимание Камю привлекает история русского терроризма, начавшаяся, по его словам, с выстрела Веры Засулич. Террористы 1905 г. вызывают его симпатию в той мере, в какой они признавали насилие неоправданным, хотя и необходимым: «необходимое и непростительное — таким представлялось им убийство». Эта тема, которой Камю стремится придать «всечеловеческий характер», и легла в основу его «русской» пьесы «Праведники» (1949). Исходя из круга идей Достоевского, Камю сталкивает в этой мировоззренческой трагедии два типа революционеров-террористов: «великомученика» Каляева и «нечаевца» Степана. Каляев — это в некотором роде Алеша Карамазов, пришедший в революцию. Он отвергает убийство невинных детей, мучается сомнениями в праве посягать вообще на человеческую жизнь. Герой считает, что пришел к революцию, потому что любит жизнь, любит тех, кто живет сегодня па той же земле. Он борется ради них, ради них согласен умереть. Его концепция жить не ради далекого счастливого града, в котором он еще не уверен и поэтому не станет усугублять живую несправедливость ради справедливости мертвой». Ожесточившись в политической борьбе, Степан настаивает на необходимости пожертвовать жизнью детей, племянников великого князя, чтобы сделать «счастливыми миллионы русских детей, которые обречены умирать от голода еще годы и годы». Oн пришел в революцию, чтобы «убить человека, а не возлюбить его». «Ничто не запрещено из того, что может послужить нашему делу», — говорит он»[2, С.105].
Деятельность народовольцев в романе Ю. Трифонова - это все-таки не массовое революционное движение, а локально обособленное от народа действия определенной группы людей, направляемых Исполнительным комитетом «Народной воли», изолировавшего себя от возможных и назревших народных волнений в стране. Герои своими жесткими решениями, свободными от понятий христианской нравственности, пытались насильственно менять ход истории, радикальнейшим образом изменить самодержавную суть общественного строя. По этому поводу справедливо заметил исследователь И. Скачибо: «Не являясь людьми во всем совершенными, революционеры прошлого служили, тем не менее, нравственным идеалом для своих современников, людей передовых, демократических убеждений»[3, С.75]. При всей противоречивости нравственных оценок их деятельности, при явном осуждении потомками их бесплодных террористических актов, народничество, тем не менее, сыграло свою положительную роль в рождении нового поколения людей, мыслящих категорией «свобода для всех» - а это концепт нравственного императива «всечеловечества» Ф.М.Достоевского.
Литература:
1. Вопросы литературы. - 1982. - №5
2. Достоевский в зарубежных литературах. - Л.: Наука, 1978
3. Скачибо И. Герой и история. - М., 1988
Способы толкования термина «антиутопия» в англоязычной справочной
литературе
Пулатова В.И.
НУУз, Ташкент
Ways of interpretation of the term «dystopia» in referential literature in English
Pulatova V.I.
NUUz, Tashkent
Аннотация. Целью данной статьи является анализ рецепции термина «антиутопия» в специальной справочной литературе на английском языке. Достижение этой цели позволит конкретизировать содержание данного термина, а также определить недостатки существующих дефиниций.
Ключевые слова: антиутопия, жанр, утопия, мениппея
Abstract. The aim of this article is to analyze perception of the «dystopia» term in the specialized referential literature in English. Achievement of this aim will enable the term's contents to be defined concretely, as well as to identify deficiencies of the definitions exist.
Kew words: dystopia, genre, utopia, menippean satire
Сегодня понятие «антиутопия» (др.-гр. anti «против, напротив», utopia) вновь приобретает актуальность и широко употребляется во многих сферах общества. Не только ученые, но и журналисты, аналитики, государственные деятели оперируют данным термином. При этом определение «антиутопический» нередко применяется в качестве крайне отрицательной оценки явлений, событий и т.д. Примером может служить понимание антиутопии радикальными активистами защиты окружающей среды в Германии: как способа описания нынешнего общества и цивилизации -потребительского образа жизни и чрезмерной эксплуатации природы, которые неизбежно приведут к коллапсу окружающей среды [11]. Как отмечает автор, сегодня антиутопия стала мощным политическим аргументом, использующимся в целях создания картин нежелательных и даже пугающих мест или сценариев будущего, избежать которые необходимо любой ценой [11, с. 51]. Наиболее значимо понимание антиутопии в философском плане. Согласно Новой философской энциклопедии, антиутопия отрицает возможность достижения социальных идеалов и установления справедливого общественного строя, а также, как правило, исходит из убеждения, что любые попытки воплотить в жизнь заранее спрограммированный, справедливый общественный строй превращаются в насилие над социальной